Тата Алатова
Тэсса на краю земли
Глава 2
Камила Фрост, главный редактор и единственный сотрудник ежедневного издания «Расследования Нью-Ньюлина», который она лично печатала на цветном принтере в сорока экземплярах, не была склонна к ранним пробуждениям.
Однако в это утро она проснулась задолго до полудня от того звенящего напряжения, которым всякий раз наполнялся воздух, когда Фанни собиралась завыть.
От воя Фанни не было спасения, но Камила все равно потянулась к тумбочке, чтобы взять оттуда беруши.
У каждого жителя деревни они всегда были под рукой.
Они не спасали от ужаса, который охватывал при вое, но голова на следующий день болела чуть меньше.
Плотно засунув в уши беруши, Камила накрыла голову одеялом, свернулась клубочком и пообещала себе положить несколько фунтов в коробочку с надписью «Сбор денег на грудь для Фанни», если Фанни сейчас заткнется.
Однако прошло уже несколько минут, но вокруг было по-прежнему тихо. А под одеялом становилось все жарче.
Тогда Камила высунула голову из кокона и прислушалась.
Из открытого окна было слышно жужжание насекомых в саду, где-то далеко пролетел крохотный самолет, везущий туристов к островам Силли, тяжело и ровно вздыхало море.
Тэсса Тарлтон, стало быть, вовремя засунула Фанни в голубой плед.
По крайней мере, последние два раза ей весьма ловко удавался этот трюк.
Наверняка это что-то инквизиторское.
В целом Тэсса была способна на удивительные поступки.
Например, она смогла сделать невозможное – впервые со дня основания Нью-Ньюлина собрать всех его жителей в одном месте и в одно время.
Они покинули свои уютные дома и вышли на улицу, чтобы написать петицию против Тэссы Тарлтон.
О том, что совет графства собирается прислать им инквизитора, пусть даже и бывшего, первой прознала невыносимая Бренда Ловетт, немолодая вдова, у которой в администрации работала какая-то подруга.
А когда люди узнали, что это не просто какой-то инквизитор, а та самая Тэсса Тарлтон, наславшая безумие на Лондон, Нью-Ньюлин вышел из берегов.
Дебора и Билли Милн, чей дом, по слухам, был полон самыми разными сокровищами, заявили о том, что надо писать обращение в совет графства.
Владелец единственного магазина Кевин Бенгли целую неделю ходил полупрозрачным – он всегда становился невидимкой от испуга.
– Инквизитор, а? – тревожно спрашивал он каждого покупателя, переступавшего порог магазинчика «У Кенни».
Даже отшельник Эрл Дауни покинул свой уединенный домик на холме, чтобы спуститься в деревню и поставить подпись на петиции.
К слову сказать, эту петицию совет графства перенаправил обратно в Нью-Ньюлин, и она стала первым документом, который открыла Тэсса Тарлтон, прибыв на новое место службы.
Камила, зевая, встала с кровати и, чертыхаясь, побрела на кухню, чтобы сварить себе кофе.
Сегодняшний номер «Расследований Нью-Ньюлина» уже был распечатан и стопкой лежал на кухонном столе.
«Пора ли включать мелодраму для Одри?» – гласил крупный заголовок на единственной странице издания. Так главный редактор (она же верстальщик, дизайнер, фотограф и журналист) приглашала жителей деревни к обсуждению.
Лето выдалось жарким, и дождя давно не было, но на случай засухи у них была Одри.
Щелкнув зажигалкой, Камила закурила и велела себе просыпаться быстрее.
Пора было наведаться в управление и узнать, что же так разволновало Фанни этим утром.
Тэсса ждала, что вот-вот появится Камила Фрост – та никогда не упускала случая раздобыть контент для «Расследований Нью-Ньюлина», но, к ее досаде, на пороге управления образовалась невыносимая Бренда Ловетт.
Она была в ярком цветочном платье, которое, как мешок, прятало ее круглое сдобное тело, в соломенной шляпе с широкими полями, из-под которой воинствующе сверкали круглые совиные глаза. Этот взгляд не предвещал ничего доброго.
Из карманов Бренды торчали садовые перчатки.
– Вот дерьмо, – одними губами прошептала Тэсса Фрэнку Райту, который по-прежнему сидел в кресле напротив.
До этого он добрых пять минут в полном молчании таращился на нее, как на диковинную зверушку, а Тэсса таращилась на него, потому что делать ей все равно особо было нечего.
Инквизиторский орден был очень закрытым – никаких пресс-конференций, пресс-релизов, прозрачности и отчетности. Поэтому слухов о нем плодилось великое множество, и к таким взглядам Тэсса давно привыкла. Однажды она с большим интересом прочитала статью в интернете, где говорилось, что у инквизиторов каждое полнолуние отрастали новые конечности.
– А рога? – спросила она тогда у своего куратора. – А копыта? А хвост?
Бренда Ловетт сделала несколько шагов вперед и увидела Фрэнка Райта. К новичкам в Нью-Ньюлине традиционно относились как к прокаженным, которые приносили с собой болезни и проклятия, поэтому Тэсса поспешила ее успокоить.
– Это постоялец, – сказала она, – он приехал навестить брата и надолго у нас не задержится. Доброе утро, Бренда. Вы пришли к мэру или шерифу?
– И к тому, и к другому, – сразу утратив интерес к Фрэнку, ответила Бренда свирепо. – Я пришла написать жалобу на Джона Хиченса и потребовать правосудия.
– Какое же злодеяние он совершил на этот раз? – оживилась Тэсса.
Невыносимая Бренда Ловетт и сварливый Джон Хиченс были, как и всякие соседи, смертельными врагами. Их супруги мирно покоились на кладбище Вечного утешения, но вот уже больше года их никто не навещал. Живые были заняты сварами.
В прошлом месяце, например, Джон Хиченс обвинял Бренду в том, что она под покровом ночи передвинула их общий забор на целых полтора дюйма.
Так Тэсса и обнаружила, что в Нью-Ньюлине нет никаких планов межевания, а границы земельных участков не установлены и не занесены в кадастр. Жители просто занимали тот кусок суши, который им казался наиболее симпатичным.
И следующие несколько недель ее можно было увидеть с рулеткой и лазерным дальномером, что вызвало у нью-ньюлинцев бурную волну раздражения и даже негодования.
Камила Фрост развернула в своем издании яростную полемику о том, что свободная деревня оказалась во власти неуместной бюрократии и опасного крючкотворства.
Джон Хиченс, из-за кляузы которого все это и началось, целых три дня не выходил из дома, но прокисшее молоко и вой тринадцати кошек выгнали его наконец в магазинчик «У Кенни».
– Значит, двигаем заборы, да? – приветствовал его тогда Кевин Бенгли, всегда чутко выражавший настроение всего Нью-Ньюлина.
И сейчас Тэсса, ни на миг не утратившая ощущения пронзительного взгляда Фрэнка Райта на себе, ждала: что же опять приключилось между невыносимой Брендой и сварливым Джоном.
– Джон Хиченс отравил моих кур, – сообщила Бренда голосом, исполненным трагизма и ярости.
Фрэнк Райт ухмыльнулся немного издевательски.
Серьезно, спрашивал его ехидный взгляд, вот чем теперь занята Тэсса Тарлтон?
Дохлыми курами?
Она ни за что бы в этом не призналась, но где-то в глубинах ее души рос робкий росток признательности к невыносимой Бренде и сварливому Джону.
Без них жизнь в Нью-Ньюлине была бы куда скучнее.
– Что же, Фрэнк, – Тэсса выключила компьютер и поднялась, – было приятно с вами познакомиться. Если ночью вам понадобится помощь для извлечения вашего брата из могилы, то мой дом прямо рядом с кладбищем. И добро пожаловать в Нью-Ньюлин.
Бренда оглушительно фыркнула.
Кевин Бенгли печально смотрел на свое отражение в зеркале.
Снова он немного просвечивал. Совсем чуть-чуть, читать сквозь него газету не получилось бы, но очертания полок с продуктами за спиной можно было увидеть.
Нельзя быть таким трусом, огорченно сказал себе Кевин.
Еще больше удручало то, что степень его трусости мог увидеть каждый.
Когда он был еще мальчиком, папа частенько говорил о том, что проблемы с прозрачностью пройдут, как только Кевин станет взрослым.
И вот, посмотрите, ему уже целых двадцать три года, а на месте физиономии просвечивает банка с томатами. Белокурый ангелочек с самой трусливой душой на свете.
В эту минуту дверь в магазинчик «У Кенни» хлопнула, Кевин подпрыгнул и увидел Камилу Фрост, редактора «Расследований Нью-Ньюлина».
Она казалась сонной, утро не было ее любимым временем, но даже сейчас Камила щеголяла полным макияжем, аккуратной укладкой и широкой улыбкой.
Она была безупречной, но Кевину всегда становилось холодно рядом с ней.
В руках Камила держала стопку листов – новый выпуск «Расследований».
Магазинчик «У Кенни» был к тому же почтовым отделением и центром всех коммуникаций Нью-Ньюлина. Сюда доставляли онлайн-покупки, отсюда раздавался интернет.
Эллиот Новелл, молочник, почтальон и любовник, от которого Камила вот уже второй год пыталась избавиться, позже должен будет забрать «Расследования» и разнести их по почтовым ящикам.
– Фанни-то? – приветствовал Камилу Кевин, все еще испытывая сильное беспокойство по этому поводу.
– Обошлось, – успокоила его Камила, делая вид, что не замечает легкой прозрачности Кевина, и он был ей за это благодарен.
– Хм, – Кевин посмотрел на заголовок издания – «Пора ли включать мелодраму для Одри?», – тебе не кажется, что мы относимся к девочке чересчур потребительски?
– Каждый должен приносить пользу обществу, – прохладно ответила Камила, которая недолюбливала Одри, считая ее бездельницей.
– Да, но прошлый раз нам пришлось включать для нее «Титаник», – он поежился, не желая вспоминать о том, что и сам в тот вечер рыдал как дитя.
– Как ты думаешь, что случилось сегодня с Фанни? – перевела тему Камила.
– О, что угодно, – мягко рассмеялся Кевин, – ты же знаешь, какая она.
– Зря Тэсса Тарлтон дала ей жилье и работу, – поморщилась Камила, – глядишь, Фанни и не задержалась бы здесь надолго.
Кевин изумленно уставился на нее. Для него Нью-Ньюлин стал безопасным убежищем, и он верил в то, что и для других тоже.
– Ты ведь не всерьез это говоришь! – воскликнул он расстроенно.
– Боже, – досадливо воскликнула Камила, не желая ссориться с Кевином, – ну, разумеется, нет. Фанни ведь такая милая!
Он сделал вид, что не заметил ее сарказма.
Стоя на коленях перед дохлыми курицами, Тэсса старательно принюхивалась.
– Гадость, – оценила ее усилия невыносимая Бренда.
Сварливый Джон Хиченс топтался здесь же, во дворе дома Бренды, где одиннадцать мертвых тушек рядком лежали на траве.
Он уже раз пять сообщил о том, что не имеет к этим трупикам ни малейшего отношения, и если бы он действительно хотел кого-то отравить, то выбрал бы себе цель покрупнее, – и при этом весьма выразительно поглядывал в сторону своей сердитой соседки.
– Вы правы, – произнесла Тэсса, выпрямляясь. – Это не отравление.
– Как это не отравление? – оскорбилась Бренда. – От чего еще они могли умереть все скопом?
– Принесите мне, пожалуйста, нож, – попросила Тэсса, игнорируя ее клокочущее возмущение.
– Нож? – Бренда буквально раздулась от гнева. – Может, вам еще ружье принести? Я не держу дома оружие, хотя, кажется, пора начинать.
– Обычный кухонный нож, – терпеливо объяснила Тэсса, – я же не прошу у вас мачете!
– Ах, такой нож, – Бренда обожгла Джона взглядом, преисполненным презрения, и пошла в дом.
Джон немедленно двинулся в наступление:
– Эта женщина несет полный бред, Тэсса. Для чего мне убивать ее кур? Да я даже ради супа не смог бы прирезать ни одну из них!
Он был высоким и худым, а волосы у него росли клочками – клочок на голове, на бороде, в носу.
Бренда была вдвое ниже и вдвое шире его.
– Мы во всем разберемся, Джон, – ответила ему Тэсса.
Всякий в Нью-Ньюлине знал, что сварливый Джон любит всех созданий божьих, кроме людей. Он был из тех любителей природы, кто даже комара не мог прихлопнуть.
Нет, пакости Джон делал исключительно себе подобным.
Вернулась Бренда, осторожно держа кухонный нож в руках с таким видом, будто несла бомбу.
– Ради бога, Бренда, – рассмеялась Тэсса, взяла у нее нож и одним сильным ударом разрезала куриную тушку на две половинки.
В жарком летнем воздухе потек сладкий запах крови.
Более крупному существу достаточно было бы нанести всего лишь надрез, но что взять с курицы.
Тэсса прищурилась, сосредоточившись на предсмертных эманациях бестолковой птицы, а потом нахмурилась.
– Как интересно, – сказала она, поднимаясь с колен. – Я бы сказала, Бренда, что ваши курицы умерли от ужаса.
– Что? – потрясенно воскликнул Джон, пока его соседка молча таращилась на Тэссу с таким видом, будто не могла понять, что она имеет в виду. – Разве есть что-то, способное напугать глупую курицу?
– Потрясающе, правда? – живо откликнулась Тэсса и прикусила язык. Ни к чему так уж бурно радоваться.
* * *
Отшельник Эрл Дауни разочарованно покачивался в кресле-качалке, гадая, из-за чего собиралась взвыть Фанни и из-за чего она передумала?
Сюда, в его маленький дом на холме, стоявший в отдалении от других домов, новости доходили медленно.
Это было ужасно, и Эрл никому бы в таком не признался: но он любил, когда в деревне приключалось что-то драматическое. Например, вопль баньши.
Тогда чат Нью-Ньюлина взрывался сообщениями, доктор Картер носился от одного соседа к другому, Тэсса из ленивой засони переходила в инквизиторский режим, а Кенни становился совершенно прозрачным. Очень весело.
Зевнув, Эрл натянул повыше плед.
Скучный, скучный обычный день в Нью-Ньюлине.
Хорошо бы завтра Камила написала в своих «Расследованиях» все подробности.
И рассыпала побольше жареных фактов.
Глава 3
Фанни проснулась с ломотой в висках, что всегда случалось после того, как Тэсса блокировала ее вой. В кладовке вовсю работал кондиционер, и, несмотря на теплый голубой плед, Фанни слегка озябла.
Некоторое время она полежала неподвижно, пытаясь сообразить, что ее разбудило.
Потом из соседней комнаты послышался громкий голос:
– Тэсса? Фанни? Никого нет?
Фанни едва не застонала, уткнувшись лицом в обивку мягкого кресла.
Проныра Камила Фрост примчалась в управление, чтобы разнюхать свежие сплетни для своих гадких «Расследований Нью-Ньюлина». Издание то и дело нападало на Тэссу, и это выводило Фанни из себя.
Она засунула руку в карман кресла под подлокотником, где Тэсса всегда оставляла для нее шоколадку, и постаралась не слишком шуршать фантиком.
Если прикинуться мертвой, то Камила уберется прочь?
Однако послышался цокот каблуков, и в следующее мгновение в дверь постучали:
– Фанни, ты здесь?
Некоторые люди хуже липучек.
Фанни меланхолично жевала шоколадку и думала о том, что для человека, который провел все отрочество, пряча себя под капюшонами и балахонами, она прошла долгий путь.
Гены баньши пробудились в подростковом возрасте, а ведь не сказать, что и до этого было просто. Пришлось покинуть крохотный родной городок, потому что все его жители возненавидели страшилу Фанни в одночасье. Тогда казалось хорошей идеей перебраться в шумный Лондон, где так легко затеряться среди миллионов других людей. Там запуганная девочка пропала безвозвратно, зато появилась яркая и веселая Фанни. Да, нестандартная, но больше она не прятала себя, выбрав раз и навсегда яркий макияж и откровенные наряды, которые смотрелись на ее прямой, как доска, фигуре дико и странно. Но Фанни считала, что это часть ее шарма.
Если не можешь стать красоткой, то это вовсе не значит, что тебе должны быть недоступны каблуки и короткие юбки.
Но ни в Лондоне, ни в Бирмингеме, ни в Манчестере, ни в Девоне не было покоя – стресс накапливался, мир пугал Фанни, и ее психика не справлялась. Так она и кочевала с места на место, нигде надолго не задерживаясь и хватаясь за любую работу, пока в Бристоле не встретила Ричарда Вуттона.
– Я знаю место, где тебе будет хорошо, девочка, – сказал Ричард одним хреновым вечером, когда Фанни взвыла прямо в баре, где работала официанткой.
В ту минуту она чувствовала себя изможденной и ненавидела свою жалкую жизнь. Владелец бара первым делом вышвырнул ее вон, и Фанни стояла, глотая слезы, на стоянке, опираясь обеими руками о капот своей древней машины.
Человек в строгом офисном костюме был бледен и держался за голову – как и все посетители бара и другие несчастные, оказавшиеся поблизости. Он не внушал Фанни никакого доверия, но она слушала – в основном потому, что ей не хватало сил пошевелиться. А еще потому, что незваный собеседник был пронзительно, нечеловечески красив.
– Да ну? – едко отозвалась Фанни.
Тогда незнакомец открыл дверь ее машины, помог Фанни опуститься на пассажирское сиденье, а сам сел за руль. Обхватив себя руками, она устало подумала, что если нарвалась на маньяка-убийцу, то, может, это и к лучшему. Казалось, ничто не может ее ранить сильнее, чем она сама.
– Меня зовут Ричард Вуттон, – сказал этот странный тип, возясь с ключом зажигания. Машина чихала, тряслась, но не торопилась трогаться с места. – Мой отец, Сэм Вуттон, был рыбаком в Ньюлине, но однажды его так достали туристы, что он собрал вещи, взял нас с мамой и отправился на берег Бристольского залива, где море бьется о гранитные скалы. Там он основал Нью-Ньюлин, место, где можно спрятаться от всего мира.
Машина жалобно проскрипела и наконец поехала.
Фанни повернулась к Ричарду – теперь она слушала его очень внимательно.
– Это очень странное место, Нью-Ньюлин, – задумчиво, будто разговаривал сам с собой, продолжал он. – Там не слишком жалуют чужаков, плохо принимают новичков, да и с собственными соседями не ладят. Но там ты можешь быть таким, каким тебя создала природа. В детстве я мечтал уехать оттуда больше всего на свете и сделал это, как только мне исполнилось восемнадцать. Я перебрался в Бристоль, закончил здесь колледж, женился, у меня родилась дочь. Когда Мэри Лу исполнилось семь, она участвовала в соревновании по плаванию. И ушла под воду так надолго, что все страшно перепугались. Оказалось, что она прекрасно дышала под водой, – должно быть, кто-то из наших предков подцепил русалочью кровь.
– И что в этом такого? – поневоле втягиваясь в разговор, спросила Фанни. – Эта способность никому не причиняет зла.
– И тем не менее, – Ричард остановился возле хорошенького дома с лужайкой и принялся ковыряться с навигатором, вбивая туда какие-то координаты, – одноклассники преследовали Мэри Лу, требуя показать жабры. Тогда я отправил ее к деду… Когда доедете до Нью-Ньюлина, загляните в пекарню «Кудрявая овечка» и скажите моей дочери, что я скучаю.
Он улыбнулся несколько вымученно – должно быть, голова у него болела просто адски – и вышел из машины.
Согласно навигатору, от Бристоля до Нью-Ньюлина было 202 мили, которые можно было проехать за четыре часа. Фанни справилась за три с половиной.
– Фанни! – Камила все же повернула ручку замка и заглянула в кладовку. – О, ты здесь.
Как будто были другие варианты, мрачно подумала Фанни, с трудом выбираясь из кресла.
На высоченных каблуках она чувствовала себя несколько неустойчиво – от слабости мир покачивался.
Она протиснулась мимо Камилы – несмотря на жару, та была при полном макияже и с тщательно уложенной прической. Камила всегда выглядела так, будто собиралась на вечеринку.
В управлении никого не было, обычное дело. Тэсса не относилась к тем людям, кто день-деньской сидел за столом.
– Фанни, милая, – Камила следовала за ней по пятам, – этим утром в Нью-Ньюлине чувствовалось некоторое напряжение, и я сразу за тебя забеспокоилась. У тебя все хорошо, дорогая?
– Мне бы не помешал лимон, – наливая себе воды, ответила Фанни, – ты слишком сладкая.
– Но что тебя так взволновало, Фанни?
Камилу было нелегко сбить со следа.
Что ее взволновало?
Фанни вспомнила страшные глаза Фрэнка Райта, которые пронзали насквозь. Глядя в них, ты просто говорила все, что думаешь, не оставляя ничего за душой, – она, например, мигом выболтала, что живет в пансионате незаконно.
Страшные глаза на лице разбойника и убийцы.
– Один постоялец, – сказала Фанни, вдруг ощутив несвойственное ей злорадство, – тебе, Камила, было бы интересно с ним познакомиться.
Сидя на берегу, Фрэнк смотрел на Тэссу Тарлтон, которая купалась в море прямо в майке. Очевидно, она не утруждала себя переодеванием в купальник.
Тэсса Тарлтон! Великий инквизитор, наславшая безумие на Лондон.
Фрэнк помнил ее: однажды она кого-то допрашивала в бристольской тюрьме, и, несмотря на толстые стены, тошно было и заключенным, и охранникам. Кто-то блевал, кто-то стонал, кто-то матерился.
Тогда только Фрэнк чувствовал себя вполне сносно. Он вообще не сразу понял, что происходит, пока Бен-красотка, который всегда был в курсе всего, потому что спал с кем-то из тюремной администрации, не просветил его.
До этого с инквизиторами Фрэнк никогда не сталкивался, не того он был поля ягода, и в тот день почувствовал себя исключительным. Всех ломало, а его – нет.
И вот сейчас он узнал, что эта связь обоюдная: как на Фрэнка не действовала сила Тэссы Тарлтон, так на нее не действовал его чертов взгляд, от которого было столько проблем.
А уж он-то старался смотреть на нее и злобно, и угрожающе.
Тэссе Тарлтон было все равно.
Сколько раз Фрэнка били – и даже пытались совсем прихлопнуть из-за этого проклятия, – и не сосчитать.
Ухмыльнувшись, он подумал, что все еще жив, и это, несомненно, победа.
У него нет ни планов, ни денег, ни близких, зато есть свобода.
Развалившись на пляже, он закрыл глаза, наслаждаясь запахом моря, солнцем и ветром.
После вонючего заключения и переполненных камер это место было раем.
Хорфилд считалась одной из худших тюрем Британии, и семь лет там казались бесконечной пыткой. Как Фрэнк ни старался никому не смотреть в глаза, но драки вспыхивали то и дело, и больничный карцер был для него как дом родной.
Капли воды попали на лицо, и Фрэнк лениво приоткрыл один глаз.
Сначала он увидел голые загорелые ноги – Тэсса Тарлтон была тощей малявкой, что мало вязалось с тем образом, который он себе представлял под рвоту однокамерников. Потом он увидел розовые трусы в серый горошек, прилипшую к впалому животу майку, руки, которые прыгали над его головой, и мокрые волосы.
– Что, – спросила Тэсса Тарлтон серьезно, – могло напугать куриц до смерти?
– Чтобы бояться, – ответил Фрэнк, – надо иметь мозги. У куриц их нет.
– Вот именно, – Тэсса плюхнулась на камень рядом с ним. – Черт, одиннадцать дохлых куриц – и ни одной идеи. Я обыскала оба дома, и Бренды, и Джона, их сараи, подвалы, чердаки. Ни-че-го.
– Ты не привлечешь меня к своему расследованию, – лениво сообщил Фрэнк, – я не буду бродить по этой деревне и заглядывать всем в глаза в поисках коварного убийцы куриц.
– Кто знает. Может, злодей на курицах только тренируется.
– Это профессиональная деформация, – диагностировал Фрэнк, – тебе повсюду мерещится глобальное зло.
– Это потому, что глобальное зло повсюду. И теперь оно движется прямо к нам.
Фрэнк сел и обернулся.
К ним направлялась дамочка лет тридцати пяти, довольно симпатичная, хотя после освобождения Фрэнку все женщины казались сексуальными. Аккуратная прическа, макияж, милое голубое платье с белым воротничком. У нее были гладкие черные волосы, прямой нос и волевой подбородок.
Ничего зловещего на первый взгляд в ней не было.
– Привет! – издалека закричала она, широко улыбаясь. – Наконец-то я вас нашла!
Тэсса Тарлтон сардонически усмехнулась.
– Я Камила Фрост, – дамочка подошла ближе и протянула руку, – главный редактор издания «Расследования Нью-Ньюлина». Приятно познакомиться, Фрэнк, наша милая Фанни нас заочно познакомила, – тут она наклонилась ниже, чтобы заглянуть в его глаза, и ее улыбка исчезла, – чертова сука Фанни, чтобы она онемела во веки веков. Это Тэсса виновата, что она тут осталась. Фанни приехала на ржавой машине, месяц жила в пляжном домике и сдохла бы с голоду, если бы этот святоша Кевин Бенгли не таскал ей еду из своего магазина. О, наш добряк Кевин, в каждой бочке затычка. А Тэсса разрешила Фанни жить в пансионате и дала ей работу, вместо того чтобы прогнать отсюда взашей. Постойте-ка, разве инквизиторы не должны бороться со всякой нечистью? Как по мне, Фанни самая настоящая нечисть и есть.
Ее монолог прервал заливистый смех, и Фрэнк перевел взгляд на Тэссу, у которой даже слезы из глаз хлынули. Она вся сотрясалась от хохота, мокрые волосы-сосульки мелко дрожали, грудь ходила ходуном.
Камила отпрянула назад.
– Что за… – выдохнула она в ужасе.
Фрэнк больше на нее не смотрел, сосредоточившись на мелких морщинках вокруг глаз Тэссы.
Если она пятнадцать лет была инквизитором, то сколько ей сейчас?
– Браво, Камила, – простонала Тэсса, – прекрасная речь.
– Это какой-то гипноз? – слабым голосом спросила Камила. – Вы меня заворожили?
– Таков уж наш Фрэнк Райт, – утирая слезы, простонала Тэсса, – его взгляд почище детектора лжи будет. Стоит ему посмотреть на кого-нибудь – и вуаля! Тот становится самым честным человеком на свете.
– Бред, – холодно возразила Камила, взяв себя в руки. Однако она торопливо нацепила на нос темные очки и отвернулась. – Ничего подобного о Фанни я не думаю.
– Мы никому не скажем, Камила, – заверила ее Тэсса, – однако будет хорошо, если ты предупредишь об особенностях Фрэнка в завтрашней газете.
– Разве Фрэнк не уедет от нас уже завтра? – голос Камилы окончательно заледенел. – Кажется, он приехал кого-то навестить, и все?
– Я приехал увидеть брата, – хмуро согласился Фрэнк, переводя взгляд на море. Ему была неприятна эта сцена. Люди вообще почти всегда становятся неприятными, когда начинают говорить что думают.
– Что ж. Не могу сказать, что было приятно познакомиться. Надеюсь, мы больше никогда не увидимся, – и Камила торопливо развернулась и пошла прочь. Тэсса глядела, как та карабкается вверх по узкой тропинке.
– Фанни специально не стала ее предупреждать, – заметила она задумчиво. – А Фанни добрейшей души человек. Это она за меня заступается, – добавила Тэсса доверительно. – «Расследования Нью-Ньюлина» то и дело критикуют меня как мэра и как шерифа. Странное это чувство, Фрэнк, когда тебя кто-то защищает.
– Без комментариев, – ответил он, снова укладываясь на горячий камень. – Меня никто и никогда не защищал.
– Кстати, – Тэсса подвинулась так, чтобы закрыть его от слепящего солнца. – Как насчет работы, Фрэнк? Нью-Ньюлину позарез нужен сантехник.
Все-таки она сунула нос в его досье, лениво подумал он.
И даже обрадовался этому – хорошо, когда не нужно про себя ничего объяснять.
* * *
Фанни порой и сама себе удивлялась: как это она еще не утратила любовь к людям?
Она была некрасивой, это правда, и частенько ее из-за этого обижали, что тоже было правдой.
Но ведь и Фанни время от времени причиняла другим невероятные мучения, что не шло ни в какое сравнение с ее обидами.
Она старалась изо всех сил, чтобы удержать в себе крик, но был один-единственный человек в этом мире, которому она бы провыла в самое ухо.
Безжалостная Камила Фрост, бесцеремонный репортер, которая вечно насмехалась над другими и подсвечивала, как софитами, их недостатки.
Вот бы этот зловещий и страшный Фрэнк Райт поставил ее на место.
