Таня Свон
Театр кошмаров
Глава 4
Дарен
– Живее! Вон он! – доносилось Дарену в спину, пока он мчался по разбитым дорожкам парка.
Дарен бежал куда глаза глядят. Он неосознанно выбирал самые людные локации парка, и это играло ему на руку. Тощий и ловкий, Дарен легко просачивался сквозь толпу, а вот широкоплечему Тобиасу и его недоумкам-качкам придется постараться, чтобы пробиться за беглецом.
Однако, несмотря на небольшую фору, Дарен не питал надежд на спасение. Рано или поздно Тобиас его поймает. Если не зажмет в угол в «Жерле», то дождется на выходе. Расставит дружков по периметру парка, как стражников, а потом закончит начатое.
Дарен до сих пор чувствовал, как горячая кровь стекает по задней стенке горла. Не будь он так сосредоточен на побеге, его бы наверняка стошнило от этого мерзкого ощущения. Кровь лила из разбитого носа, и Дарен раз за разом размазывал ее по лицу. Теплая влага просачивалась в рот и отзывалась металлическим привкусом на кончике языка.
Может, не стоило удирать? Если бы Дарен заткнулся, молча покивал Тобиасу, то тому быстро бы наскучила такая пытка. Нужно было всего-то потерпеть несколько минут унижений и криков, выслушать все угрозы богатенького мальчика и, может быть, получить финальный удар в живот. Но это стало бы точкой в не самой приятной главе.
А сбежав, Дарен только усугубил свое положение. Теперь он ни за что не отделается так легко. Тобиас не спустит подобную выходку с рук. И, наверное, будет прав.
Дарен все испортил. Снова.
За спиной что-то взревело. Дарен вздрогнул от резкого скрипучего звука и обернулся. То стонал аттракцион: вверх вместе с визжащими смельчаками взмыла быстро вращающаяся тарелка. Она наклонялась и переворачивалась, но Дарен не был одним из зрителей этого шоу. Бегающий взгляд перебирал людей в толпе, и сердце замирало каждый раз, когда ему казалось, что среди улыбающихся лиц возникала злобная гримаса Тобиаса.
– Вон он! – крикнул кто-то в толпе.
Всего лишь ребенок, который мчался за воздушным шариком, но для Дарена короткая фраза стала подгоняющим кнутом. Отдышался. Теперь нужно бежать.
От обилия цветов, от ряби огоньков плыло в глазах. Приторные запахи попкорна и сладкой ваты мешались с ароматом крови. Дарена тошнило, от нервов кружилась голова. Ему, напуганному и загнанному, казалось, что он бродит по кругу в лабиринте одних и тех же аттракционов.
«Плевать, – даже внутренний голос задыхался от недостатка кислорода. Легкие горели от долгого бега. – Плевать, что наматываю круги. Меня не поймали – это главное».
Но стоило Дарену лишь подумать об этом, преследователи напали на его след.
– Зак! Держи его! – перекрикивая гул толпы и аттракционов, проорал Тобиас.
Дарен успел столкнуться с ним взглядами, а затем снова бросился убегать. На этот раз ноги несли его прямо к зданию театра, но Дарен понятия не имел, что будет делать, когда доберется до заброшки. Двери заперты, раньше их открывали только перед вечерними представлениями, но те вроде уже давно отменили из-за аварийного состояния «Юстины».
Пульс барабанной дробью стучал в висках, заглушая не только звуки мира, но и собственные мысли. Дарен слышал лишь быстрые тяжелые удары, что разрывали череп в унисон с сердцебиением.
Театр становился все ближе. Мрачный, серый, с широкими обшарпанными колоннами, что подпирали темную крышу. Он походил на неприступную скалу… Или на валун, который вот-вот покатится и раздавит тебя.
Перед массивными каменными ступенями Дарен всего на мгновение замер. Нет смысла пытаться попасть внутрь. Бежать обратно – значит угодить прямиком в лапы Тобиаса. Оставался лишь один путь – обогнуть театр и надеяться, что за ним можно будет спрятаться или сбежать из «Жерла», перебравшись через забор.
Не имея другого плана, Дарен бросился за театр. Если он ошибается, если упрется в тупик, то это конец. Дарен не сможет оббежать театр по кругу – его поймают. Выходит, он либо найдет лазейку для побега, либо сам попадет в капкан.
Вряд ли за театром будет слишком людно. Никто не остановит Тобиаса, если он решит до полусмерти избить Дарена прямо там.
Едва эта мысль закралась в голову, Дарена бросило в холод. Что он наделал?! Зачем удрал? Нужно было дать поймать себя в парке, посреди толпы, где Тобиас не осмелился бы навредить. А еще лучше – стоило сдаться сразу. А теперь минутное унижение перерастет в настоящую пытку.
– Беги-беги, придурок! – бросил кто-то Дарену в спину.
Раздался дикий гогот, от которого желудок Дарена подскочил к горлу.
Все. Ему точно конец. И поделом.
Уныние превратило тело в пластилин. Ноги заныли и вдруг стали непослушными. Дыхание окончательно сбилось, а перед глазами поплыло от выступивших слез.
Голоса преследователей становились все ближе, а шаг Дарена – медленнее. Он хотел остановиться и уже поднял голову, чтобы обернуться на своих мучителей, но вдруг заметил аттракцион.
«Театр кошмаров», – прочитал Дарен над входом – широко раскрытым зубастым ртом клоуна. У арлекина были сильно выпученные глаза, которые выглядели стеклянными и пустыми, и алые, словно измазанные кровью губы, растянутые в неестественно широкой улыбке.
Неудивительно, что этот аттракцион – коробку крошечного здания с ярким входом – поместили за театром. Спрятали жуть от впечатлительных зевак.
– Ты заходишь?
Голос за спиной раздался так неожиданно и близко, что Дарен вздрогнул. Он был готов увидеть одного из приспешников Тобиаса, но лоб в лоб столкнулся с незнакомым парнем.
В одном ухе брюнета серебром отливало несколько мелких колечек. Его короткие, слегка кудрявые волосы пребывали в полном беспорядке. Тонкое бледное лицо неизвестного казалось усталым, но глаза выдавали интерес.
Дарен никогда не видел таких глаз. Радужку словно отлили из жидкого золота, и оно переливалось и блестело.
– У меня нет билета, – признался Дарен и хотел снова броситься убегать, но незнакомец, который, похоже, был контролером в комнате страха, вдруг улыбнулся.
– Первое посещение бесплатно, – парень великодушным жестом указал на пугающий вход. На его пальце желтым бликом сверкнуло кольцо с ограненным камнем.
Дарен проследил за рукой брюнета и уставился на зубастый рот клоуна. Он хотел отказаться от щедрого предложения – Дарен боялся аттракционов, потому что не был уверен в их надежности. Как можно всего за ночь разместить целый луна-парк?!
Но все сомнения испарились, когда сзади послышался топот ног. Свита нагоняла.
Забыв поблагодарить незнакомца и не подумав, что будет, когда он выйдет после аттракциона, Дарен бросился в пасть клоуна.
– Ловите его! – приказал Тобиас то ли своим прислужникам, то ли контролеру «Театра кошмаров».
Дарен успел обернуться и увидеть раскрасневшееся после погони лицо и горящие гневом черные глаза Тобиаса. А потом рот клоуна захлопнулся, острые зубы сомкнулись, отрезав путь к отступлению.
На секунду Дарена накрыл купол непроглядной мглы. Вязкая и тягучая чернота была такой густой, что сквозь нее не пробивались даже звуки внешнего мира. Шум аттракционов, ругань Тобиаса и виноватые голоса членов свиты стихли, будто их никогда и не существовало.
– Проклятье, – шепнул Дарен, чтобы развеять пугающее затишье.
Звук его голоса словно затронул какой-то тумблер – в тесном коридоре комнаты страха зажглась красная лампа. Дарен поднял глаза, чтобы найти источник давящего алого света, и с удивлением понял, что коридор в мельчайших деталях повторяет строение ротовой полости.
Окруженный хороводом гнилых зубов, Дарен стоял на языке, который горкой уводил в глубь аттракциона. Неровные стены блестели, имитируя гладкую слизистую. Они изгибались кверху, нёбными дужками переходя в потолок. Дарена замутило, когда он понял, что в верхних углах комнаты прячутся отнюдь не странные плафоны, а раздутые миндалины, забитые гнойными пробками.
Дарена замутило еще сильнее. Ему даже показалось, что его окутал запах гнили.
– Мерзость, – скривился Дарен и перевел взгляд на висячий язычок, который и был источником света. Всего доля секунды, и огонек пришел в движение.
Хотя нет. Подвешенная красная лампа осталась на месте. Зашевелился язык, на котором Дарен стоял.
– Нет! – испуганно охнул парень и попятился, но этим лишь ускорил движение жуткого механизма.
Язык поднимался, превращаясь в горку, и Дарену было все сложнее устоять на ногах. Механизм под полом затрещал, Дарен рухнул, больно прикусив щеку. Его рот снова наполнился кровью, от вкуса которой органы внутри мерзко зашевелились, точно обратившись в скользких ужей.
Дарен пытался нащупать под собой какой-нибудь выступ, за который можно было бы зацепиться. Он не хотел скатываться по горке, не хотел бродить в одиночестве по темной комнате страха. Лучше задержаться здесь, у входа, который скоро снова откроется.
Но платформа резко дернулась, скинув Дарена в черную воронку. Он катился вниз в абсолютной темноте и сдерживал крик лишь усилием воли, крохотные крупицы которой грозились вот-вот рассеяться. Оставаться спокойным становилось труднее с каждым мгновением, ведь горка стала почти отвесной.
Дарен видел помещение аттракциона снаружи – совсем небольшое здание. Здесь не может быть таких горок. Только если они не ведут в подвал… Выходит, Дарен уже под землей? Или это какой-то трюк, иллюзия?
Стоило Дарену об этом подумать, горка кончилась. Он мягко затормозил, его ступни коснулись пола. Дарен думал, что сейчас включится еще одна пугающая красная лампа, но вместо этого в комнате заиграла музыка.
Он узнал песню с первой ноты и замер. Дыхание встало поперек сведенного судорогой горла, которого Дарен коснулся дрожащей рукой.
Почему… Почему именно эта песня?!
«Fly me to the moon[1]», – пропел тягучий женский голос. Дарена затрясло.
Он схватился ладонями за голову, силясь закрыть уши, лишь бы не слышать, не вспоминать…
«And let me play among the stars[2]», – издевательски трещало из колонок, которые прятались где-то в темноте.
Крупная дрожь прокатилась по телу мощной вибрацией, от которой органы внутри стянулись в узел. Дарен слышал эту старую песню лишь однажды, но она настолько въелась в его мозг, что вот уже девять лет разлагала сознание. Она снилась в кошмарах, преследовала бессонными ночами, звуча незатухающим эхом воспоминаний.
Эта песня для Дарена – гимн ненависти к себе и чувства вины, которое будет преследовать до самой смерти.
«Let me see what spring is like[3]», – мелодия заполняла комнату, как вода – тесный аквариум.
Дарен больше не мог закрывать уши. Его руки дрожали так, что, казалось, принадлежали кому-то другому. А когда в помещении все-таки зажегся тусклый свет, которого едва хватило, чтобы осветить возникшую в комнате фигуру, Дарен захлебнулся слезами.
Он не понимал, почему рыдания вдруг сдавили горло. Он напуган? Скорбит? Ненавидит себя? Презирает. Его существование – ошибка.
Дарен не понял, в какой момент его мысли вдруг обрели голос. Скрипучий, надрывный, сломанный. Парадокс, но этот голос, больше похожий на сдавленный хрип, был громче музыки. Он исходил от фигуры, которая возвышалась над Дареном всего в нескольких метрах. Можно было бы подумать, что говорящий человек стоит на сцене, но Дарен знал, что это не так.
«On a-Jupiter and Mars[4]».
Свет стал ярче. Бледные лучи обрисовали фигуру так, что теперь она выделялась четкой тенью.
Так когда-то ее очертили закатные лучи, заглядывавшие в окно.
Дарен уже видел свою мать такой. Растрепанные волосы обрамляли поникшую голову, повисшую на сломанной шее. Тощее тело казалось невесомым, но это впечатление обманчиво. Мышцы давно закоченели. Кожа лица – серая бумага, но ноги, оторванные от земли на полметра, потемнели от крови, что прилила к ним после того, как сердце сделало последний отчаянный удар.
Ее не должно здесь быть. Не должно! Что это за аттракцион? Как такое возможно? Или дело не в комнате страха, а в том, что за годы терзаний Дарен просто свихнулся?
Дарен попытался отползти, но вдруг уперся спиной в стену. Еще несколько секунд назад он был уверен, что ее там не было! Сердце ударилось о ребра, пытаясь разбить ледяную корку, которой покрылось от ужаса. Но чем сильнее сердце долбилось в груди, тем холоднее становилась кровь.
– Это ты виноват, – шевелились синие губы.
Дарен хотел выкрикнуть, что это неправда. Что он ничего не сделал. Что он был всего лишь ребенком… Но не смог.
Мать говорила ровно то, что сам Дарен повторял себе каждый раз:
– Ты – ошибка. Ты – причина всего. Ты отнял мое счастье, мою любовь, мою жизнь!
Дарен зажмурился, чтобы не смотреть в тусклые, мутные глаза матери. Ее зрачки расширились после смерти и теперь заполняли почти всю радужку. Раньше ее глаза были голубыми, но теперь сверлили сына черными безднами, в которых Дарен читал лишь ненависть и пронизывающую холодом боль.
– Ты! Ты! Ты! – кричала женщина так яростно и отчаянно, что ее тело начало раскачиваться в петле, как маятник. Она болтала посиневшими ногами, дрыгалась с такой силой, что в какой-то момент позвонки, сдавленные веревкой, мерзко хрустнули.
Дарена вырвало. Горечь, желчь и соленые слезы смешались в отвратительный коктейль. Дарен испачкал футболку, но это последнее, что сейчас его волновало.
– Хватит! – взвыл Дарен, когда снова открыл глаза и увидел, как женщина пытается вырваться из петли, в которую сама себя заключила девять лет назад.
Ее задеревеневшее тело не слушалось. Мышцы едва не трещали, когда женщина пыталась согнуть конечности.
Мерзость. Мерзость. Мерзость.
– Единственная мерзость здесь – это ты, – сдавленное петлей горло испустило скрипучий голос. – И ты это знаешь как никто другой.
Элена Йоркер выпуталась из веревки и теперь стояла перед Дареном, глядя на сына сверху вниз. Дарен дрожал и плакал, но заставил себя посмотреть в мутные глаза матери. Когда-то они были голубыми…
– Да, я знаю, – выдавил он и задохнулся в слезах.
Глава 5
Ронда
Сегодня у Ронды был выходной, но день оказался даже более загруженным, чем будни. За последний час Ронда допивала уже четвертую кружку кофе, в который не добавляла ни молоко, ни сахар. Напиток сильно горчил на языке, но так создавалось впечатление, что кофе бодрит лучше.
Пустые кружки загромоздили стол, усыпанный бумагами, как снегом. Сугробы документов становились все выше, а глаза Ронды – краснее. Она не была уверена, что сегодняшней ночью поспала хотя бы пять часов. Но ни спать, ни заниматься чем-то другим она просто не могла. Все мысли были заняты информацией, которую удалось нарыть.
Сделав последний глоток ядерно-крепкого кофе, Ронда поставила кружку на одну из стопок, подхватила другую и с неспокойным сердцем подошла к стене напротив окна. Там висела пробковая доска, к которой еще какое-то время назад цветными кнопками были прикреплены фотографии. Практически все снимки были сделаны в школе: Ронда за партой, с подругами, с классом на экскурсии, с бывшим бойфрендом, селфи в обнимку с Аарроном…
Но больше всего Ронда любила фото, на котором была действительно счастлива в последний раз: кадр с ее школьного выпускного. На этом снимке Ронда получилась так себе – моргнула и закрыла глаза.
– Зато глянь, как ты тут улыбаешься! – в тот день сказала мама, которая на фото стояла справа от Ронды и ее младшей сестры, такой же рыжеволосой, как все женщины в семье. – Вы с Этель здесь такие счастливые!
– А папа дурачится! – жаловалась Этель на отца, который поставил ей рожки как раз в тот момент, когда щелкнул затвор.
Неидеальное фото из идеальной жизни, отдающее горечью утраченного счастья. Но даже его Ронда сняла с доски и спрятала в шкатулку, чтобы случайно не заляпать кофе и не потерять среди столбов документов.
– Так, – шепнула она сама себе, чтобы сосредоточиться. – Попробуем…
За следующие полчаса пробковая доска покрылась бумагами так, что светло-коричневую поверхность не было видно из-за листов. На каждом был напечатан текст, фото и сделаны пометки рукой Ронды.
Если бы на результат ее трудов взглянул случайный человек, он бы не увидел никаких закономерностей – просто известия о смертях, беспорядочно прикрепленные к доске совершенно нелепыми и неуместными яркими кнопками. Хаос, такой же, как и в комнате Ронды.
Но единственное, в чем Ронда никогда не допускала бардака, так это в своей работе.
Она не один день пыталась понять, что объединяет всех погибших. Ничего общего, кроме одной-единственной точки, которая на карте Фирбси теперь была отмечена как луна-парк «Жерло». Но этого недостаточно.
Ронда многим рисковала, когда решила посетить родственников погибших, чтобы опросить их. Если в полиции узнают о том, что помощница детектива, которая к тому же еще на стажировке, занялась своим неофициальным делом, возникнут серьезные проблемы. Но ставки выросли, как и риск, когда Ронда влезла в архив, чтобы изучить сведения об умерших из ее списка.
Боялась ли она, что будет раскрыта? Да. За превышение должностных полномочий ее, скорее всего, отстранят. Тогда ей и Этель придется несладко. Денег сестрам и без того едва хватало…
Но жалела ли Ронда о своем поступке? Нисколько.
И пусть ей не удалось найти одну-единственную точку соприкосновения, Ронда все же узнала кое-что интересное. Почти всех, кто умер якобы без причины спустя какое-то время после посещения парка, можно было разделить на несколько групп, которые могли пересекаться между собой.
Люди с криминальным прошлым, попытками суицида, психическими расстройствами, плохими отношениями в семье, пристрастием к алкоголю и даже наркотикам…
Все они так или иначе имели неблагополучное или криминальное прошлое. Но были и такие, кто остался вне групп. Однако их было так мало, что Ронда решила – исключения из правил лишь подтверждают их.
Именно по принципу общих деталей прошлого Ронда и разделила всех людей. На каждую группу – свой цвет кнопок. Тех, кто не вошел ни в одну из групп, Ронда объединила в новую. Ее она разместила в нижнем углу доски.
Закончив с бумагами, Ронда устало вздохнула и сделала несколько шагов назад. Она тут же споткнулась о стопку телефонных справочников, через которые искала родственников погибших. Башенка из книг рухнула, но Ронда даже не вздрогнула.
Она смотрела на результат своих трудов. Сначала Ронда радовалась, что смогла найти в цепочке странных событий хоть какую-то структуру, но очень быстро ее вновь начали обуревать сомнения, которые день ото дня в ней сеяли окружающие.
Может, она в чем-то ошиблась, прогадала. Может, то, что почти все эти люди имели темное прошлое, – очередное совпадение, ведущее в тупик. Может, Ааррон и ее коллеги правы – это не дело, а просто смерти, которые случаются каждый день…
Но Ронда не могла отступить. Она не даст себе это сделать, пока не убедится, что ищет подвох там, где его действительно нет, или же разгадает загадку и хотя бы попытается остановить бессмысленные смерти. Ронда не позволит, чтобы их стало еще больше.
Не допустит эту ошибку снова.
Сердце тоскливо сжалось. Каждый раз, вспоминая о том злополучном дне, Ронда ощущала себя так, будто все кости растаяли, лишив тело опоры. Она сделала шаг назад и вслепую осела на стол. Несколько стопок бумаг рухнули. Листы ковром легли на пол.
– Соберись, – приказала себе Ронда и крепко стиснула челюсти.
Да, в прошлом она оступилась. Не сумела взять ситуацию под контроль и дорого за это заплатила. Но если она расклеится сейчас, если будет слабой, то не сможет никому помочь и не исполнит обещание, данное самой себе. Заметок на доске станет больше, а груз вины на сердце – тяжелее.
Нельзя контролировать весь мир. Нельзя уничтожить все зло. Но Ронда попытается вырвать хоть несколько сорняков несправедливости.
Ронда не сразу поняла, откуда зазвенел телефон. В кармане его не оказалось, на столе вроде тоже. Звонок становился все настойчивее и громче, словно заражаясь нетерпением того, кто пытался связаться с Рондой, пока она металась по комнате, силясь найти смартфон. Он оказался под столом, спрятанный под стопкой свежих газет, в которых Ронда безуспешно пыталась отыскать полезную делу информацию.
Она села на пол, разворошила все, что там лежало, и наконец ответила на звонок.
– Я уже думал, проще послать письмо голубиной почтой, чем дождаться, пока возьмешь трубку, – вместо приветствия выдал Ааррон.
Ронда коротко прыснула.
– Не могла найти телефон, – она виновато потерла затылок и ссутулилась, чтобы случайно не стукнуться о столешницу.
– Ни капли не удивлен. Я уже говорил, что со школы ты совсем не изменилась?
Ааррон не видел ее лица, а потому Ронда даже не попыталась притвориться, будто улыбается. Она крепко сжала губы так, что они побледнели, и уронила взгляд на газеты, разбросанные по полу.
Изменилась. Просто никто, кроме нее и Этель, этого никогда не поймет, не увидит шрамов, которые прячутся глубоко под ребрами. Изменилась настолько, что в последний момент, сразу после выпускного из школы, отбросила старые планы и поступила в полицейскую академию.
Странно, что Ааррон этого не понимал, ведь в школе они были лучшими друзьями. До того, как Ронда замкнулась на своей цели и разорвала общение со старыми приятелями, Ааррон знал ее как никто другой.
Молчание затянулось. Ронда стеклянным взглядом смотрела в одну точку, слушая тишину в трубке. Она думала о прошлом: о школе, о злосчастном выпускном, о роковой ошибке, которую не смогла предотвратить, потому что была слишком слабой. У нее не было ни полицейского значка, ни оружия, чтобы остановить ужасный сценарий, по которому покатилась жизнь ее семьи. Но теперь…
– Ронда, – откашлявшись, чтобы нарушить гробовое молчание, снова начал Ааррон, – ты видела, что я тебе сбросил?
Она несколько раз моргнула, прогоняя черно-красные кадры прошлого, что стояли перед глазами. Мрачная пелена воспоминаний рассеялась, и Ронда сосредоточилась на разговоре.
– Я заходила на свою почту вчера вечером. Ничего от тебя не видела.
– Я сбросил видео ночью. Ты должна его увидеть.
– Видео? – Ронда устало подперла голову ладонью.
На ум сразу пришли те ролики, какие обычно ей сбрасывает сестра, – милые и смешные нарезки с котиками. Но тон Ааррона отчетливо давал понять – дело серьезное.
– Что там?
– Это связано с… твоей просьбой, – в динамике послышался странный звук. Похоже, Ааррон начал нервно тарабанить пальцами по столешнице.
О какой именно просьбе идет речь, Ронда прекрасно поняла. Ааррон пообещал снабжать ее всей доступной ему, патологоанатому, информацией, если парню покажется, что она как-то связана с делом Ронды.
Ронда моментально оживилась и выбралась из-под стола. Тот разговор случился почти неделю назад, и она решила, что Ааррон отклонил ее предложение. Теперь же Ронда была приятно удивлена. У нее есть союзник!
– Опять кто-то умер, а вскрытие ничего не показало? – предположила она, запрыгивая на кровать вместе с ноутбуком. Старенький компьютер натужно гудел и начал быстро нагреваться. Ронда сверлила темный экран нетерпеливым взглядом.
– Нет, тут кое-что новенькое.
Индикатор загрузки двигался, как назло, медленно. Компьютер словно издевался над нетерпением Ронды.
– Может, я приеду к тебе на работу? Посмотрим тело вместе, – будничным тоном предложила Ронда, хотя заживо сгорала от жажды информации.
– Сегодня не моя смена, прости, – действительно погрустневшим голосом отозвался Ааррон. – Поэтому и сбросил ролик. Завтра тело уже увезут, а ты должна посмотреть.
Ронда даже постучала ногтем по боку компьютера, надеясь, что это ускорит загрузку. Но на экране появилась раздражающая надпись: «Обновление».
– О боже, – Ронда убрала ноутбук с колен и привалилась к стене. Глядя на пробковую доску, увешанную краткими заметками об умерших людях, она попросила: – Ааррон, скажи коротко, что там. Не могу сейчас посмотреть.
Ааррон тяжело вздохнул. По коже почему-то прокатились колючие мурашки. Ронда тут же закуталась в одеяло, благо кровать была всегда расправлена.
– Сегодня ночью на улице умер молодой парень. Еще не выяснили, кто он, но важнее другое. Нам повезло, и момент его смерти засняли камеры возле продуктового.
«Повезло», – неуместное, но правильное слово царапнуло по внутренней стороне грудной клетки морозными когтями страха. Ронда тяжело сглотнула и продолжила слушать.
– Ронда, – Ааррон набрался сил и на одном дыхании выпалил: – Этот парень выцарапал себе глаза. Зрелище жуткое. Хорошо, что видео без звука.
Ронда шумно втянула носом воздух. На раздумья и на то, чтобы переварить новость, ей хватило пары секунд:
– Он скончался из-за шока?
– Нет. На записи увидишь, парень умер очень быстро – ни потери крови, ни боли толком испытать не успел. Просто упал замертво после того, как превратил свое лицо в фарш. А вскрытие… Снова ничего не показало.
– А экспертизы? Может, мальчишка обдолбался «дурью» и устроил предсмертное шоу?
– Нет, наркотики имеют свой след, и экспертиза хорошо умеет его распознавать. Тут все чисто. Как и во всем остальном. Парень был трезв и абсолютно здоров.
– Однако решил почесать глазницы и внезапно помер без всяких причин, – помрачневшим голосом подхватила Ронда.
– Да. Вроде того. Кроме выцарапанных глаз – никаких увечий. Физиологических отклонений тоже нет.
– Хорошо, я посмотрю видео, – медленно, пребывая в шоке от услышанного, выдавила Ронда. – Спасибо, Ааррон. Я твоя должница.
– Я запомню это. До встречи, – его голос, в котором неожиданно прозвучала улыбка, прервали гудки.
Ронда подтянула к себе подушку, откинула телефон и уставилась на ноутбук, который потихоньку оживал. Однако когда экран наконец-то показал рабочий стол, на первом этаже хлопнула входная дверь.
– Я дома!
– Ты в последнее время поздно возвращаешься, – спускаясь в холл, выкрикнула Ронда.
В коридоре Этель уже не было. У двери лежали лишь ее рюкзак и ролики, которые сестра аккуратно приставила к стене.
– Долгая история, – донесся ее голос с кухни. Там гремела посуда, уже гудела микроволновка. – Садись, расскажу, пока будем ужинать. Ты ведь еще не ела, да?
– Нет, – качнула головой Ронда и села на скрипучий стул, накрытый затертой подушкой.
Она и не обедала даже. Но Этель об этом знать необязательно.
Весь выходной Ронда провела в бумагах. Мысль об этом вызвала укол совести. Как давно Ронда в последний раз готовила ужин для себя и Этель? Как давно они ели нормально, а не перебивались полуфабрикатами? Она ужасная старшая сестра…
– Опять зависали у Каспера?
– Нет, – Этель выключила микроволновку за секунду до того, как та бы запищала. – Круче.
Этель поставила пачку разогретых блинов на стол и упорхнула заваривать чай, оказавшись за спиной Ронды.
– Ну, давай уже, колись! – раскладывая блины по двум тарелкам, воодушевленно улыбнулась Ронда.
– Итак, – Этель изобразила барабанную дробь, выждала театральную паузу и радостно объявила: – У меня сегодня была полноценная смена! Я не хотела говорить, пока все окончательно не решится. Несколько дней были короткие смены, но сегодня можно поздравить меня. Все официально!
Этель поставила на стол две кружки, из которых свисали ярлычки дешевого пакетированного чая, и поаплодировала сама себе. Ронда недоуменно моргнула и уставилась на сияющее лицо сестры. Отцовские глаза светились восторгом.
– Ты устроилась на работу?
– Круче! – широко улыбнулась Этель и с ногами села на стул напротив Ронды. – Я теперь волонтер!
Улыбка Этель стала еще ослепительнее. На тесной кухне будто зажглась еще одна лампочка. Только вот Ронда восторг сестры разделять не спешила.
– Волонтер?
– Ну да. Это когда помогаешь…
– Просто так, я знаю, – без особого энтузиазма закончила Ронда и не смогла сдержать тяжелый вздох.
Уголки губ Этель дрогнули и поползли вниз. Зелень здорового глаза перестала напоминать летнюю листву и теперь больше походила на дремучее болото. Во взгляде сестры застыла тягучая тоска и разочарование.
– Могла бы хотя бы притвориться, что рада за меня.
Этель оттолкнула от себя тарелку с блинами, к которым даже не притронулась. Она уже начала вставать из-за стола, но Ронда поймала сестру за запястье, не дав той ускользнуть.
– Я хотела, чтобы ты отдохнула этим летом, – успокаивающе произнесла она, глядя в лицо сестры. Из-за напряжения на нем даже шрамы стали выделяться острее. – Первый курс – это всегда сложно. Тебе нужна передышка, а не работа, за которую еще и не платят.
– Не платят, – бесцветно повторила Этель и вырвала свою руку.
Ронда прикусила губу, поняв, какую ошибку совершила.
– Так в этом все дело? В том, что я работаю бесплатно?
– Я этого не говорила.
– Ты так подумала.
«Не пытайся залезть мне в голову и вытащить из нее то, чего не было!» – чуть не сгрубила Ронда, но вовремя прикусила язык.
Эти слова только ухудшат ситуацию и разозлят обеих сестер. А еще… Этель права. С деньгами и так проблемы, и если уж ей не терпится чем-то заняться летом вместо отдыха, то лучше бы Этель делала это не за «спасибо».
– За отработанные волонтерские часы можно купить дополнительные медицинские курсы, – не глядя на старшую сестру, поделилась Этель.
Она так и не села обратно за стол. Стояла за выдвинутым стулом напротив двери, не решаясь ни уйти, ни остаться. И хоть Этель сделала шаг к примирению, она была готова сбежать в ту же секунду, когда Ронда снова оступится и обронит неверное слово.
– Это здорово, – нерешительно произнесла Ронда. В руках она сжимала кружку, полную горячего чая, который ни разу не глотнула. – Почему сразу не сказала?
– Потому что ты не дала мне это сделать, – несмотря на резкие слова, Этель все же опустилась на краешек стула. На остывающие блины и чай она даже не смотрела.
– И где волонтеришь? – выдавила дружелюбную улыбку Ронда, пытаясь разбавить напряженную атмосферу. – В универе помогаешь или после первого курса дали допуск на практику в больнице?
И пусть улыбка была фальшивой, но интерес Ронда не играла. Похоже, Этель это почувствовала и опустила щит замкнутости, за которым пряталась от сестры.
– В парке, – она откусила блин, но тут же отложила его. После ссоры обеим сестрам еда встала поперек горла.
– В парке? – Ронда нахмурилась, а перед внутренним взором возникла карта Фирбси. – Тот, который в центре? «Изумрудный пруд»?
Этель только качнула головой и даже рот раскрыть не успела, а Ронда уже все поняла.
– В «Жерле», – сказали сестры в один голос, и их лица переменились.
Этель снова попыталась улыбнуться, а Ронда о своей маске дружелюбия мигом забыла. Ее брови поползли на лоб, кровь отхлынула от лица. Этель перемен в сестре не замечала, потому что, обиженная, все еще смотрела куда угодно, но только не на Ронду.
– Набор объявили не так давно, и я кое-как успела забрать место, – Этель смотрела в пол, а ее пальцы нервно теребили оторванный ярлычок от чая. – Работа несложная, хотя время жрет ужасно. Чтобы накопить на курсы, мне придется пахать в парке все лето…
