Сергей Валерьевич Мельников
Родственные души. Сборник рассказов современных писателей
Мурка
Элеонора Гранде
https://viewer.desygner.com/pGRntGCBgzZ/
Бумер нёсся по мокрому асфальту. В открытое окно врывался ветер, наполненный ароматами леса, грибов и приближающейся осени. Короткий ливень смыл с травы и деревьев придорожную пыль. Берёзки поблёскивали на солнце свежестью ещё зелёной листвы с первыми кляксами нежного золота приближающейся осени. На заднем сиденье мирно посапывали Пашка с Рыжим.
Гарик чуть убавил звук авторадио. Горыныч – крутой, Бумер вот взял, – чёрный. Как положено нормальному пацану. С присущей ему армянской деловитостью и коммерческой хваткой поймал волну начала девяностых и открыл в областных посёлках ларьки с палёной водярой и дешманским красненьким. Периодически привлекал нашу весёлую троицу развезти марсы-сникерсы, сигареты и бабло собрать.
Ну а что? Работа не пыльная. Бывало, что с местными цапались. Да Пашка с Рыжим быстро себя уважать заставили. Они одноклассники, в моей школе учились, только на два года старше. Да и жили мы в одном дворе. Оба по весне вернулись из армии. Служили в ВДВ, были в горячей точке. Решили лето погулять, отдохнуть, потом определиться с дальнейшей житухой. А мне осенний призыв светил, вот парни меня и взяли под своё крыло. Наставнички, ёшкин кот.
Меня всегда удивляло, как эти двое, такие разные, уживались. Дружили с начальной школы, – не разлей вода. Кто Пашке кликуху – Малой, дал, ума не приложу. Здоровый, гора мускулов, на кулачищи смотреть страшно. Но спокойный, как удав. Или русский медведь: его не тронут, – первым не полезет. Не, Толян тоже не маленький. Но жилистый, вёрткий, злой. И не то, что рыжий, он – огненный. А солнце его не стесняясь целовало… везде.
Мы свернули с трассы. Гарик сбавил скорость почти до минимума. Бумер полз между рытвин и кочек, тяжело переваливаясь и вздыхая будто живой. Остановились. На участке дороги асфальт отсутствовал напрочь, а ливень размыл и без того глубокую колею.
– Вот же чёрт, – Гарик хлопнул в сердцах по кожаной оплётке руля.
– Чего стоим? Кого ждём? – сладко потягиваясь, пробасил Пашка.
– Сам посмотри, – огрызнулся наш босс.
– О-о! – протянул Малой, вылезая из машины. – Да тут не просто дед-асфальтоед с многочисленным семейством проживает, он ещё и гостей приглашает попировать.
Я невольно хмыкнул.
– Ну, чо застыли-то? – это проснулся Толик. Вышел, мельком глянул на дорожное бедствие. – Давай, Горыныч, двигай. Помаленьку. Влево забери, подтолкнём если что. Выползай Миха, развалился, как барин.
Мне ничего не оставалось, как выбраться наружу, шмякая по чёрной земляной жиже. Новых кроссовок было откровенно жаль. «И всё-таки хорошо», – подумал, глубоко втягивая густой и сладковатый дух августовского леса.
– Малой, бревно вон то положи в колею, – продолжал командовать Рыжий, пробираясь вперёд. – Ага, вот так. Гарик, давай на меня. Во-во. – Замахал руками.
Скрежет разорвал тишину, бумер задел брюхом вывороченный кусок асфальта. Из машины послышалась отборная ругань хозяина. Но в следующий миг стальной конь уже выскочил на более сухой и ровный участок. Прокатившись немного вперёд, остановился. Гарик высунулся из окна, махнул:
– Поехали!
Обтерев о мокрую траву обувь, мы уселись в салон. Продолжая бурчать себе под нос что-то совершенно неприличное о дорогах, Гарик врубил музыку погромче. До посёлка оставалось километров двадцать.
Доехали без происшествий. В первом же ларьке миловидная длинноногая девушка-реализатор напоила нас горячим чаем, пока Гарик проверял записи в большой амбарной книге и считал выручку. Толик строил ей глазки, беспрестанно говорил комплименты, уламывал «на погулять». Та смущённо отшучивалась, не решаясь ответить мужчине резкостью. Неожиданно Толян схватил девчонку за тонкую талию и резким движением дёрнул на себя, усадив на колени. Она взвизгнула, стала вырываться.
– Руки убрал, – рыкнул Гарик, не поднимая головы от бумаг.
– Ой-ой, – заёрничал Рыжий, но девушку отпустил, показывая вслед «козу», – ути-пути.
– Харэ баловать!
Малой положил ему на плечо тяжёлую лапищу.
Девушка отошла в дальний угол, обиженно всхлипнув. Гар в полнейшем спокойствии закончил с бумагами. Подозвал продавщицу, выдал ей зарплату. Сверху положил ещё купюру, тихо произнёс:
– Это за неудобства.
– Ты где таких тёлочек берёшь, Горыныч? По ней подиум тоскует, любовь плачет, а девка на тебя батрачит, – хохотнул Толян, оглядываясь на ларёк, когда мы отъехали.
– Места рыбные знать надо, – буркнул шеф. – А баб моих не тискай.
– А то чо! – взвился задира.
– А то распугаешь весь персонал, а мне потом снова набирать. Думаешь, в деревне это просто?
На веснушчатых скулах заиграли желваки, наш взбалмошный друг отвернулся к окну, но спорить не стал.
Второй ларёк располагался за железнодорожным переездом. Охряный "Москвич" взревел и погнал вперёд. Шлагбаум, раздражая медлительностью, опустился перед носом незадачливого гонщика.
– Ибо неча ведру с болтами, – скалясь, констатировал факт Толик.
В ожидании проходящего состава вытянулась длинная вереница разношёрстных машин. Бумер стал в хвост и был похож на коршуна, высматривающего добычу: какую бы пеструшку долбануть. Вдоль очереди шёл старик. Опрятный, в простых рабочих штанах и тапках на босу ногу. В его движениях сквозил испуг. Дедок наклонялся к окнам авто, что-то быстро говорил, указывая в сторону домов. По губам можно было угадать слово: «Помогите». Но люди отмахивались, как от назойливой мухи.
– И здесь попрошайки завелись, – горько вздохнул Пашка.
– Что это Семёныч тут делает? – Гарик вглядывался в тревожное, старческое лицо.
– Что завсегдатай злачных мест великого босса? – ехидно ввернул Рыжий.
– Да нет, – спокойно ответил тот, – нормальный мужик, с пенсии за сахаром и макаронами приходит. У него своего самогона хватает.
– Конкурент?
– Не-а, он на травах настойки делает. Классные, кстати. Я у него «Ореховку» покупаю.
– Ты? Пойло покупаешь? – его брови от удивления взметнулись рыжими стрелами.
– А что? На вкус, пожалуй, лучше французского коньяка, почти как армянский, – щёлкнул пальцами и расплылся в улыбке шеф. – Я настойку отцу беру. Он суставы лечит. Говорит, помогает. И от желудка тоже. – Подмигнул и расхохотался.
Старичок, завидев чёрный бумер, ускорил шаг. Поравнялся, пригнулся, чтобы постучать в окно. Горыныч опередил его, опустив стекло:
– Семёныч, ты чего здесь?
– Гарик, как я рад! – глаза деда засияли, морщинки разбежались ласковыми лучиками. – Помогите, будьте так добры. Мурку спасать надо. Мне одному не сдюжить, стар больно. А я вам баньку истоплю.
– Слушай, Семёныч, давай, мы до ларька на той стороне метнёмся, а потом к тебе.
– Утопнет она, – глаза старика наполнились слезами. – Мурка моя.
– Где утопнет?
– Опять кто-то крышку колодца стащил, видать, на металлолом. Она и бухнулась. Не достать мне её, бедную.
– Дед, давай мы тебе новую привезём, – занервничал Толян. – Чо их мало по улицам шастает?
– Не надо мне другую. Она ведь одна у меня осталась. Кормилица.
– Мышкует? – хохотнул Рыжий.
– Гарик, помогите, бога ради, – взмолился старичок, не обращая внимания на колкости.
– Садись, Семёныч. Подвинься, Толь, – вздохнул Гарик, выворачивая баранку.
Дед Антон жил недалеко от переезда в небольшом, но ладном домишке, выкрашенном зелёной краской, с белыми окошками и палисадником. Мягко зашуршал гравий под колёсами авто, когда бумер въехал на площадку перед воротами. Мы вышли, разминая затёкшие ноги.
– Мурка, ты мой Мурёночек, – пропел Рыжий, комически выделывая коленца и прихлопывая ладонями.
– Угомонись, а? – малой хрустнул бычьей шеей. – Показывай, дед, где пропажа?
– Вон там, милок! – старик указал на открытый канализационный люк, зиявший чёрным провалом через пару дворов от нас.
– Та-ак, – протянул Толян, – то есть колодец ещё и не с водой…
Специфический запах мы почувствовали на подходе.
– Фу-у-у! – Я не выдержал и зажал нос. – Как её туда угораздило?
– Ливень ведь какой был, она и соскользнула, видать, – в голосе старика звучали виноватые нотки. – Испугалась молнии, верёвку оборвала и тикать. Бегун-то из меня уже никакой. Я потому и в стадо её не отгоняю, что забирать тяжело. Вот, привязываю к колышку. Она уж всю траву поела по улице, полоть не нужно.
– Это ещё и не кошка, – малой почесал затылок.
Мы стояли и тупо смотрели вниз, в зияющую черноту старой канализации. Цепляясь передними копытами за выступы в разбитой кирпичной кладке, среди дождевой воды и фекалий тянула к людям морду несчастная корова. Мокрая шкура тащила её вниз. Силы у коровки были на исходе. Она дрожала от холода и напряжения.
– Му-у!
Я впервые видел, как из глаз животного текли крупные горькие слёзы.
– Мурка, милая моя, потерпи ещё немного, – старик рухнул на колени, всхлипывал и пытался дотянуться до рогов.
– Что делать будем, а парни? – Гарик опомнился первым.
– Слышь, Толян, – окликнул друга Пашка.
– Я не полезу, – огрызнулся тот. – Чуть что, так все рыжие крайние.
– Да, погоди ты, солнцем в задницу целованный. Помнишь, как Кабана вытаскивали из ущелья?
– В старшине сто двадцать кг было, и он человек, не забывай, сам карабкался. А в этой скотине центнера четыре, не меньше.
– За рога нельзя тянуть, – дед утирал морщинистой рукой непрошеные солёные капли. – Так шею свернуть можно. И на шею верёвку нельзя, затянется ненароком.
– Горыныч, а ты чо не сказал, что Муркой корову зовут? – Рыжий цвиркнул слюной сквозь зубы.
– Не, нормально? Ты думаешь, я всех тёлок в этой деревне по имени-отчеству знаю? – возмутился Гарик.
– Семёныч, верёвки есть? Тряпки ненужные и переодеться, если что на меня найдётся, – глядя на корову, произнёс Малой.
– Я сейчас, милок, мигом, – старичок заковылял в сторону дома.
– Сам полезешь? – вздёрнулся Толик.
– Кто кроме нас?! – усмехнулся Павел. – Из нас троих я покрепче буду. Глянь, люк стандартный, не знаю даже, как корова в него прошла. А сам колодец большой, военных времён ещё. Видишь, какое пространство внутри. Но глубоко, судя по тому, что жижа коровке до холки достаёт. Короче, я спускаюсь, обвязываю животину. Вы цепляете петлю за трос. Гарик за руль. Возьмёт скотинку на буксир и двигаем помаленьку. Вы с Михой за передние ноги тащите и координируете, чтобы корова не упиралась. Я снизу подсажу.
Дед принёс кучу старого тряпья, верёвки, рабочие рукавицы и… комбез химзащиты.
– Ого! Из разряда «в запасе всё сгодится», – воскликнул Пашка, разделся до трусов, поиграл бицепсами и натянул химзащиту на голое тело. – Из всей кучи, пожалуй, только это мне и подойдёт.
Мы с Рыжим выбрали то, что пришлось по размеру. Сложили в бумер свои спортивные костюмы. Гарик сел за руль, сдал задним ходом машину поближе к злополучному колодцу. Пашка, чертыхаясь, слез внутрь канализации. Мы слышали, как он строгим голосом делал внушение животине, перемежая русские слова непереводимым армейским жаргоном. Обмотал коровьи рога ветошью. Обвязал верёвкой Мурку наподобие шлейки и прикрепил буксировочный трос.
– Вира по малу! – прогудел из-под земли басом.
То ли подействовало на корову Пашкино внушение, то ли испуганное животное так верило людям, но она старалась помочь спасателям и вовсе не упиралась. Через четверть часа мучительных попыток Мурка ткнулась мордой в плечо хозяина. Ноги её дрожали, с мокрой, дурно пахнущей, шкуры стекали экскременты. Старик, обхватив её за шею и причитая, повёл отмывать на огород из летнего водопровода. Мы скинули Малому лестницу. Он выбрался, наконец-то, из люка и заржал, тыча пальцем в Толика.
– Тво-ою ж дивизию!
Рыжий оглядывал себя, разведя руки в стороны. Посмотрел на нас и залился заразительным смехом, указывая то на меня, то на Пашку. Я захохотал вслед за ним.
Когда мы гуськом зашли во двор, чистая, лоснящаяся на солнышке Мурка мирно жевала сено. Увидев нас, замычала. Внутри ёкнуло. Даже скотинка может быть благодарной. Из трубы баньки шёл дым. Семёныч гремел вёдрами. Гарик единственный, кто не вляпался в дерьмо, рубил дрова.
– А ты чо, шеф, и дрова рубить умеешь? – изумился Толян.
– Ага. И воду носить, и печку топить, и кашу варить, пока некоторые непонятно в чём валяются, – отшутился Гарик. – Кидайте тряпьё в корыто. В летнем водопроводе вода холодная, но, если надо кому, можете ополоснуться. Баня скоро будет готова.
Вечерело. Малиновый закат взрывался в небе оранжевыми языками костров. Мы сидели на веранде, распаренные, завёрнутые в свежие простыни, что выдал нам Семёныч. Хлебосольный хозяин потчевал отварной молодой картошкой, огурчиками-помидорчиками со своего огорода, хрумкими груздочками, холодным квасом и знаменитой на весь посёлок «Ореховкой». Благодарил через слово. Захмелевший Толян брякнул невпопад, за что получил под столом жёсткий пинок от Гарика:
– Семёныч, а супруга, дети где?
– Не дал нам Господь ребятишек, всю жизнь с женой так бесчадными и прожили. Аннушка моя, царствие ей небесное, прошлой осенью меня покинула. Вот мы с Муркой и коротаем свой век.
Малой поднялся из-за стола и вышел, не сказав ни слова. Я последовал за другом. Он сидел на крыльце, упёршись взглядом в догорающую полоску вечерней зари. Большой русский медведь, обхватив себя за плечи, скулил как побитый щенок. Я молча присел рядом.
– Мать ведь меня без отца растила, – тихо произнёс Пашка. – Туберкулёз у неё. Кашляет сильно. Я узнал, только когда дембельнулся. Молчала ведь, всё на себе тянула. А вдруг… – Он осёкся.
– А ты, сынок, вези её сюда, – раздался сзади голос Семёныча. – Свежий воздух, молочко, настойка есть у меня знатная на травах.
*
Машина неслась по мокрому асфальту. Не бумер, конечно. Отец подарил мне свои Жигули. И время не то, полуголые деревья роняют золотые листья. Дворники лениво смахивают с лобового стекла тоскливые осенние слёзы. Я отслужил, тоже был в горячей точке. Не знаю, вернулся б я или нет, если бы не советы добрых друзей. Наставления старших начинаешь ценить, когда прошёл определённый жизненный путь. Или побывал в их шкуре.
Я ехал к Пашке. Вернулся и узнал, что в прошлом году Гарика застрелили из дробовика в одном из дальних посёлков. Рыжий ушёл из жизни от передоза. Малой единственный, с кем я мог встретиться и поговорить по душам.
Он поступил правильно: перебрался с больной матерью из города к Семёнычу. Старик выходил женщину своими снадобьями да свежим Муркиным молочком. Малой женился, у него растёт сынишка. Жизнь – такая штука… непростая. Не знаешь, где найдёшь, где потеряешь.
Мартышка и бобёр
Элеонора Гранде
Картинка взята с сайта Desygner.com бесплатно, разрешена для использования в коммерческих целях.
Мартышка весело скакала,
да песенки всё напевала.
И на хвосте она каталась,
да над бобром во всю смеялась.
– Зачем пушистый строишь дом?
– Да я хочу укрыться в нём, —
сказал Бобёр, свалив бревно.
– Сыграем лучше в домино!
Как было весело примату!
Бобёр молчал, да строил хату.
Внезапно сильный дождь пошёл,
Бобёр укрыться предпочёл.
Мартышка мокрая дрожала
и в дом к Бобру проситься стала.
– Здесь место лишь для одного,
зачем смеялась надо мной?
Постой-ка под дождём подольше,
Кто мало говорит, тот делает больше2.
Посвящается первому из рода котов…
Таня Стар
Обложка создана при использовании ИИ Кандинский. Правообладатель ПАО Сбербанк. Все права защищены.
Эта история о самом ленивом коте не выдумка. Он и сейчас, лёжа на диване, бороздит мысленно просторы Вселенной или ещё чего-то там.
Рыжая полосатая кошка, сродни масти тигрицы, – окотилась и, зализывая родовые раны, полагала, что все котята явились на свет.
Вдруг нежданно-негаданно высунулась голова последнего из помёта. Шмякнувшись оземь, малыш чуть слышно запищал: «Здра-асти! Не жда-али?» – дрожал его голос.
Первая претенциозная мысль последыша, а это был кот, сформировала неуживчивый характер у новоиспечённого жителя планеты Земля. Представ впервые пред роднёй, он первым делом высказал всё, что думает о них:
– Вы, родственнички, совсем озверели! Почему меня никто не разбудил? Как вы могли оставить меня, беспомощного, в полной темноте? Хотя бы в бок толкнули, что пришла пора предстать перед мамой. Я родился последним. Это факт. А значит, я самый маленький и вы обязаны мне во всём помогать. Предатели! – крепыш выговорил сложное слово по слогам и бубнил, бубнил, стеная родню: – Я делил с вами место в мамкином животе, а вы, хлебнув воли, немедля забыли обо мне. Мало того, что притесняли, толкались, почём зря, а потом в самый ответственный момент бросили на погибель. Вот чуток подрасту, – отомщу вам.
Оказалось, что малыша хлебом не корми, а дай поскулить.
С такими лукавыми мыслями уродился плутоватый и знаменитый байками кот.
Мамаша тем временем почистила отщепенцу шёрстку, тщательно вылизав его, как и остальных полосатиков.
В надежде подкрепиться, он, встав на дрожащие лапки, с силой растолкал уснувших братьев и сестёр и примостился к тите. Дотянувшись до заветного соска, малыш отчаянно тягал его из последних сил. Но титя оказалась пуста. Сородичи не оставили ему ни капли еды. Донельзя намаявшись с добыванием молока он, чтобы не умереть от голода, повис на мамке, вцепившись будто вошь, чтобы позже, как следует подкрепиться. Перед тем как уснуть, он строил планы:
– Пусть сейчас и пустая мамкина титя, но моя. Я теперь первый, кто досыта поест молока.
Отогревшись в пушистых объятиях кошки, потомок всё же забылся сном и, посапывая, тешился надеждой натрескаться до икоты. Тёплое мамкино пузо, было для него всем миром. Котёнку приснилась круглая, как арбуз, молочная железа. Он был настойчив в желании опустошить её первым. В дрёме он, то отчётливо слышал храп, то попискивание неблагосклонной к нему родни. Всю ночь у него сводило живот от голода, и он окончательно пробудился, и с жадностью потягал мамкин сосок, из которого полился нектар – жирное молозиво. Сластёна в жизни ничего вкуснее не ел, потому что вообще ещё не ел. Усердно работая челюстями рыжик, наскребав напёрсток еды, насытился и уснул. Отвалившись, словно насосавшийся крови клещ, он уступил место брату. Котёнок не просто уснул, а спал прямо-таки мертвецки, хоть куда хочешь уноси его, – не услышит.
Он бы рос счастливо, но всегда совал нос во все дыры. Из-за чрезмерного любопытства малыш часто влипал в неприятные истории. Борьба за выживание и место под солнцем научили его быть стойким к невзгодам и выносливым к голоду. Спустя десятилетие темперамент кота поутих, интерес к неизведанным далям канул в лету, и на смену пришли философское спокойствие и отрадная лень.
Теперь этот жирный, потерявший талию кот, жил только мечтами и воспоминаниями о былом. В зрелом возрасте его лень достигла такой абсурдной глубины, что он ел бы даже лёжа у миски. Если бы не естественные надобности, он так и валялся бы у порога, урча под нос любимые песни. Чаще всего размышления славного кота сводились к главной мысли: «Если бы я был…».
Итак, вот вам рассказ от первоисточника.
*
Начну сегодня с непривычно жутких историй пращуров. Как же без них. Дайте мне пару минут, чтобы структурировать мысли.
Послушайте притчу о том, как появились коты.
Тысячу лет назад пришёл человек к богу и упал ниц, дабы не осквернить взглядом святой лик. Непрестанно талдыча под нос прощение за беспокойство, он целый час лбом долбил пол, пока на месте ударов не вздулся шишак. Богу надоели самоистязания посыльного, и он его спросил:
– Чего ты хочешь, раб божий?
Тот трясущимися руками подал Всевышнему челобитную и протараторил:
– О, Господи! Защити мой, полный провианта, ковчег от крыс. Они заполонили судно и шныряют по всем углам…
Ещё долго он стенал о своих страхах и несчастье, пока не понял, что ответа не последовало. Тогда мужик поднял голову, заткнулся на пару секунд, перекрестился, покланялся дюжину раз, не вставая с колен, и решил, что, наверное, слишком мало и слабо бил челом о пол у ног Отца. И продолжил челобитную с рвением. Однако, не рассчитав силу, он с маха саданулся головой о гладко отшлифованный мрамор и вмиг обрёл косоглазие. На месте удара вспух второй гузак и засинел. Потерев место ушиба, он вернулся в исходное положение. Склонив голову, он почти сложился вдвое и, соединив ладони перед грудью, стал причитать:
– Грызуны опустошат все съестные запасы в трюме, пока я доберусь до берегов Индии, и матросы умрут от голода.
Бог прокашлялся и посоветовал:
– Будете крысами питаться…
Человек приподнял торс, воздел руки и взмолился:
– Спаси! Господи! Торговцы ждут мой товар… – и тут его снова понесло.
Господь ударил ногой об пол. Установилась гробовая тишина. Человек испугался и стал мерно раскачиваться, будто маятник. Достигнув амплитуды неустойчивости, окосевший от горя проситель, потеряв равновесие, завалился на бок, но не упал, потому что успел опереться на руку. Обезумевший от горя, он подполз на коленях к ногам Владыки. Затем поднялся, опираясь на хитон бога, пригладил длинные взлохмаченные волосы, скрестил руки на груди и, не поднимая головы, зашагал перед носом Господа, – туда-сюда.
Бог следил за человеком, пока тот не закружил ему голову. Пошатнувшись, Владыка ступил на пару метров в сторону, чтобы бедолага не врезался в него. Капитан же начал озвучивать здравую мысль, не прекращая мельтешить перед всевидящим оком:
– Я полагаю… – осмелев, он мельком взглянул на святой лик старца, почесал затылок и продолжил: – что грызуны от обильной кормёжки, будут плодиться быстрее блох.
– Вряд ли… – ответил бог и, отзеркалив попрошайку, – почесал затылок.
Оба замолчали. Пауза затянулась. Раб ожидал решения, глядя в светлые глаза Повелителя. Ему было уже всё равно, где погибнуть. А старик, оглаживая бороду рукой, бормотал что-то невнятное. Человек же, была не была, пояснил:
– К концу путешествия на корабле останутся только полчища крыс! – перед глазами мужика всплыла обрисованная им картина заполоненья посудины пасюками. Торговля была единственной материальной опорой для семьи торговца.
Бог выглянул в окно, окинул взглядом царство-государство и по-доброму возразил:
– Все божьи твари хотят плодиться, не так ли?
Человек кинулся к ногам бога с лобызаниями и, цепляясь за одежды и сандалии, рыдая вопрошал:
– Помоги, Господь мой! Помоги…
Озадаченный мольбами коленопреклонённого подданного, бог, пожимая плечами, отступал под натиском раба, пока спиной не упёрся в колонну.
Дилемма в том, что Всевышнему было жалко всех божьих тварей и человека в том числе. Он бы обратился за помощью к начальству, да умнее и выше по статусу никого не было. Он прогулялся по периметру роскошного зала, вышел на балкон и полил из лейки кактусы, которые вмиг расцвели алыми цветами. Покормил птиц, наградив их птенцами. Встряхнул облака, чтобы полил дождь. Жизнь внизу обрядилась в яркие краски. Затем хозяин метнул молнию, чтобы разжечь камин. Вернулся к капитану и громогласно оповестил:
– Эврика!
Человек замертво лёг от силы голоса. Бог подскочил к упавшему и ударил его по груди в месте, где трепыхалось сердце. Горемыка тут же ожил.
Мысль создателя была великолепна. Взъерошив руками тугие многовековые кудри, он снова громыхнул, прикрыв рот рукой, дабы снова не убить просителя:
– Так тому и быть!
Мужик, думая, что прогневил бога, от страха закрыл голову руками, чтобы её не лишиться.
– Помогу тебе! Так и быть… – Творец поднял с пола напуганного мужичка. – Моя новая идея безупречна. Я решил, что пора сотворить новое существо.
Боженька щёлкнул пальцами и перед ними явился лев. Когда тварь оскалила пасть, показав острые клыки, он и сам вздрогнул от неожиданности. Зверь зевнул до корня языка и уставился на капитана, пронизывая его взглядом. Тряхнув гривой, животное нацелилось подойти ближе и дерзко зарычало. Мужик подпрыгнул и, вжав шею в плечи, чуть не испачкал штаны. Царь зверей брезгливо скорчил мину, когда смрадное облако, выпущенное человеком, достигло его чуткого носа. Впервые тварь пожалела о том, что обладает острым нюхом. Бог хохотнул в седую бороду и, с хитрым прищуром, понаблюдал за питомцами. Оценив по достоинству горделивую осанку звериного тела, состоящего из одних мышц, он по-отцовски похлопал мускулистую спину храброго хищника, который всё ещё свирепствовал, что его напрасно побеспокоили. С жадностью глядя в сторону провианта, свалившегося в полуобмороке на пол, зверь в два прыжка оказался рядом. Бог жестом остановил льва и, нагнувшись над ним, прошептал в чуткое ухо:
– Будет тебе рычать! – и крепко ухватил разъярённого льва за космы. Удерживая сильное животное, он, указав на готового к прыжку зверя, предложил: – Вот! Отличный экземпляр! Капитан, забирай этого мерзавца на борт. Эта тварь защитит провиант от крыс и воров… Гляди, какие мускулы!
– Боже! Пощади! – мужчина бросился к ногам бога и, прослезившись, умолял: – Этот отважный голодный зверь вмиг сожрёт мою команду заодно с крысами!
Господь задумался и, чтобы лучше мыслилось, устремил взгляд в небо. Ещё полчаса он побродил по апартаментам. Практика ни раз доказывала, что, когда перебираешь ногами, в светлую голову приходят умные мысли. Сумасбродный проказник и выдумщик бог, спустя время, ответил:
– Думаю, что ты прав, человече… тогда вот что…
Владыка захватил из холщового мешка горсть острого перца и взмахом руки сыпанул в ноздри оскалившемуся зверю. Лев лихорадочно затряс густой гривой и, смахнув увесистой лапой жгучую пыль с носа, так сильно чихнул, что из его пасти, будто мяч, выкатился клубок, который затормозил у ног собравшихся. Освоившись в пространстве, мокрый комок тщательно вылизал слипшуюся шёрстку. Каково было удивление присутствующих, когда неопрятное облезлое существо обратилось в симпатичного питомца.
– Вот тебе раз! Таких тварей я ещё не видывал, – новый хозяин радовался чудо-подарку, предполагая, чем тот сможет помочь команде на корабле.
Мокрая крыса распушилась и, лоснясь рыжей шерстью, грациозно прошлась. Зверь походил на льва, только в разы меньше и без гривы. Человек нагнулся, погладил животное и взял на руки.
Глядя в лицо будущего хозяина, типа «лев» обнюхал ему область подмышек и, лизнув в нос, протяжно пропищал:
– Мяу-у!
– Пусть это будет кот! – уточнил бог.
Новый хозяин выпустил его с рук на пол.
Рыжик скакнул и погнался за грызуном, который прятался в укромном месте. Через полчаса, замученная котом крыса была повержена и валялась с распоротым брюхом у ног человека. От радости, человек поманил кота, нагнулся и погладил за отличную службу:
– Чудесно! Нам на корабль нужна дюжина таких котов, не меньше.
Владыка всех зверей поднял радужки к бровям, прикинул что к чему и вынес вердикт:
– Будут плодиться эти твари быстро, – в раз… – он щёлкнул пальцами. – Да будет так! – и ударил руку об руку.
Вот такая история приобретения котом – хозяина, а человеком – кота случилась на пороге возрождения кораблестроения.
С тех пор мы, – коты, ваши братья по крови. Живём рядом с человеком, довольствуемся малым, служим ему, охраняя жилище от посягательств грызунов. Сами себя прокормим, если что и хозяину подарочек с рассветом на подушке оставим.
О Коврике можно почитать в сборнике – «Байки кота Коврика».
