Тамуна Менро
Ты внутри меня
Дура! А-а-а-а! Какая же я дура! Ненавижу!
Мне стало так плохо, что я было рванула к Оливке, но в глазах потемнело и я схватилась за спинку кресла. Дочь, то ли из-за очередного приступа боли, то ли почувствовав мое состояние, резко закричала, и Марина с испуганными глазами поторопилась ко мне. Я поочередно, как в замедленном фильме, смотрела на нее с Оливкой на руках, на Карину с просыпающимся от нашего шума сыном, на Макса – и мне становилось все хуже.
– Простите, меня тошнит, отдайте Оливку няне, – я резко забрала дочь, всучила Валентине и побежала в туалет, прижав руки ко рту.
Меня полоскало в раковину с такой силой, что казалось я останусь без внутренностей. Меня выворачивало снова и снова. Я держалась за стены туалеты, чтобы не упасть. Глаза щипало от слез, которые как я не пыталась держаться, неуправляемой стихией, словно горная река, сносили все мои ментальные защиты хладнокровия. Я в очередной раз, рыдая навзрыд, вспоминала свою прошлую жизнь. Я только-только начала думать, что смогла приглушить воспоминания о нем, что моим страданиям конец, что начала жить нор-маль-но. Но нет. Он снова появился в моей жизни, пусть и на каких-то девять часов. Но я не дам ему разрушить то, что с таким трудом склеивала из осколков разбитой Кириной судьбы.
Не знаю, сколько я так провела в туалете, пока не пришла в себя. По ощущениям минут пятнадцать. Когда я открыла дверь туалета, не услышала плач дочери. Хоть одна радостная новость!
А потом я услышала и увидела то, что повергло меня в еще больший шок.
На коленях бывшего мужа скакали Оливка и его сын, они пищали, закатываясь от смеха, дергая в разные стороны его волосы. Он умудрялся удерживать обоих детей и смеялся вместе с ними.
Я думала, что всю самую большую боль я уже отхапала в своей жизни. Но нет. Благодаря ему, она разрасталась во мне новыми пульсирующими сгустками.
– Если вы еще раз, без моего ведома, хоть на секунду дадите мою дочь постороннему человеку, я уволю вас и дам такие рекомендации, что ни одна семья не захочет иметь с вами дело, – я оторвала от него протестующую дочь и, едва сдерживаясь, чтобы не орать на весь самолет, отчитала няню с расширенными от моего грозного вида глазами. – Я ясно выразилась?!
– Д-да, Аделина Игоревна, простите, мы дали Оливии лекарство и она сама прыгнула на руки к Максиму (она его еще и по имени называет?!), а п-потом вместе с мальчиком начала играть. Я не думала, что вы будете п-против, – она, заикаясь, дрожащим голосом объяснялась. Но мне было плевать!
Он не имел права прикасаться к моему ребенку! Он ни на что больше не имел права! Будь моя воля, я бы остановила самолет в ближайшем аэропорту и купила билет на первый же рейс домой.
– Аделина, – мама Макса пыталась тоже что-то вставить, но я не слушала, в моих ушах до сих пор звенел счастливый смех и визг моей дочери, обращенный к человеку, которого я ненавидела с каждой секундой все больше. Мое материнское сердце разрывалось. Этот ребенок мог быть нашим, если бы наши отношения не оказались большим мыльным пузырем, который, достигнув своего максимального размера, безжалостно лопнул.
Мне удалось утихомирить Лив и я аккуратно, стараясь не потревожить малышку, устроилась на кресле. Няня суетливо помогла установить его в лежачий режим. Меня всё ещё трясло внутри, но бессонные ночи дали о себе знать. Я задремала и проснулась от вошканья дочки, которая скидывала с нас плед, накинутый няней, пока мы спали.
– Спасибо за одеяло, – я хоть и смягчила тон, но нисколько не жалела, что сделала ей выговор. Только мать имеет право разрешать кому-то или не разрешать брать ее ребенка на руки. Она смущенно потупила взгляд, видимо, до сих пор переживала из-за недавней неприятной ситуации. – Попробуете взять Оливку минут через тридцать?
– Конечно, Аделина Игоревна, я бы с большим удовольствием, но она сегодня не желает со мной играть, – няня всем своим видом показывала угрызения совести и это уже раздражало. У меня не было желания любоваться ее скорбным выражением лица и без нее драмы в этом самолете было предостаточно.
– Валентина, смените настрой. Если вы будете все время ждать и повторять, что она к вам не идет и бояться ее, то она и не пойдет. Я вас взяла с собой для помощи, а не для выслушивания причитаний. Выключайте жертву и возьмите уже себя в руки, – когда мы брали ее на работу, она казалось такой уверенной, но на деле – пшик, боялась проявить инициативу и вставить лишнее слово, все время что-то мямлила и, конечно, ребенок не чувствовал силу взрослого человека и лепил из нее, как из пластилина, большую серо-буро-малиновую фигу. Мне нужно было срочно ее взбодрить, и пусть я была резка, но на сю-сю му-си-сю у меня не было ни сил, ни желания. – Иначе вам придется оплатить перелет, так как свои прямые обязанности вы не выполняете. Тридцать минут.
Я пошла ходить с Оливкой между рядами и услышала за спиной голос Макса.
– Строгая у вас начальница. От горшка два вершка кнопка, а внутри терминатор с гранатометом, как вы с ней выдерживаете? Она вам за вредность условий труда молоком приплачивать должна! – Я была уверена, что он намеренно говорил достаточно громко, чтобы я точно услышала. Вот, засранец!
– Что вы, Аделина Игоревна обычно очень тактична, просто устала немного, видимо…
Эта коза Валентина продолжала нарываться на неприятности. Я хоть и не научилась еще с легкостью увольнять людей и обычно с нянями прощался муж, но эту мягкотелую трусиху решила убрать лично. Мне нужна адекватная женщина с мозгами, у которой хватает извилин отрабатывать свои деньги и не разговаривать обо мне в метре от меня же. Как же я не любила недалеких людей! От нее вреда больше, чем толку!
Марина последовала моему примеру и ходила с внуком по соседнему проходу, пока Карина, в одного, смотрела фильм в наушниках. Наши дети общались между собой на непонятном языке. В отличие от их родителей, они явно друг другу симпатизировали.
– Аделина, смотрите, как их тянет друг к другу, – мы параллельно друг другу возвращались к первому ряду. – Пусть малышарики поиграют вместе, вы не против?
Я понимала, что со стороны выглядела неадекватной мегерой. Но как бы я не хотела казаться дружелюбной, расправить свои сведенные брови и расслабить челюсть – у меня не получалось! Жизнь меня к такому не готовила – наблюдать новую семью бывшего мужа.
В мозгу вообще армагеддон творился. Я представляла, как он целовал, ласкал Карину, как радовался, когда узнал пол ребенка. Они, наверное, закатили роскошную гендер-вечеринку с голубыми шарами и непременно огромным тортом с синей начинкой. Я видела, как он держал ее за руку, когда она рожала, как они вместе растили сына. Эти мысли сводили с ума!
Мне должно было быть все равно! Но мне не было все равно! Я же не робот! Я живой человек! И мне проще всего было метать гром и молнии, чтобы спрятать ото всех рыдающее сердце и не залить их соленым дождем из слез горечи и обиды.
– Марина, спасибо, думаю, это не самая лучшая идея. Вдруг Лив болеет, заразим вас. Лучше держитесь от нас подальше, – я старалась как можно мягче и логичнее обосновать свой отказ.
– Аделина, а вы не переживайте. Пусть дети балдеют, еще столько лететь, – Максим встал со своего кресла и поднял жестом послушную Валентину. – Места для игр хватит. У Кирюши вагон игрушек с собой, печенья и соков, так что им будет весело.
Он обожал сына. Это было видно. В сердце неприятно кольнуло. Я натянула уголки губ в попытке улыбнуться, но у меня так свело челюсть, что из этого вышло что-то ужасное.
– Мне нужно покормить дочь. Могу поделиться пюрешкой, если ваш ребенок такое ест, я смотрела вопросительно не на Макса, а на его маму, Карина даже не подняла на нас голову.
– Мы принимаем ваше угощение, Аделина Игоревна, даже Кирюш? – Он продолжал со мной разговаривать, не замечая моего игнора.
Кирюша был доволен. Как и моя дочь. Эти два гномика высасывали пюре из своих пачек, и я приготовила им на десерт почищенную морковь, которую взяла в контейнере с собой. Лив ее обожала грызть. Я не могла спросить разрешение у матери ребенка, потому что она не проявляла к нам никакого интереса, поэтому пришлось спрашивать у отца семейства. Он разрешил. Его присутствие действовало на меня одурманивающе. Я становилась неуклюжей, потеющей девицей и никак не могла взять себя в руки.
– Это лишнее, – сделала я ему замечание, когда он достал телефон и начал снимать на камеру детей.
– Всё, убрал, – он подмигнул мне и спрятал телефон. – Сирену свою не включай, ладно? Только стала говорить нормально.
– Мы на “ты” не переходили. Удалите снимки моего ребенка. Сейчас же, – если я дала “добро” на игры детей, это не значит, что я готова была к съемке моей дочери.
– Я снимал только своего ребенка. Не переживай.
– Я и не переживаю.
Марина зачем-то стала показывать мне в телефоне снимки маленького Кирюши, я отвлеклась, а в это время Оливка с морковью в руках чуть не шлепнулась с сиденья на пол. Я в ужасе представила, как бы она могла ударить голову, если бы Макс не успел ее поймать. Чтобы она не напугалась, Булатов стал ее отвлекать, слегка подкидывая вверх, насколько это возможно в салоне самолета. Я с облегчением выдохнула и не стала отбирать у него Лив.
Кирюшка же, судя по тому, как изучал овощ, был не особо с ним знаком, но быстро сообразил, что к чему и, глядя на подружку на руках у отца, откусил толстый кусок моркови и подавился. Причем так неудачно, что огрызок застрял в горле, мальчишка начал хрипеть, испуганно выпучив глазенки.
Все произошло за какие-то секунды. Макс словно оцепенел от ужаса. Бабушка заистерила. А я схватила его на руки, перевернула и стала трясти за ноги, пока кусок не выпал нам под ноги. Малыш стал плакать, прижавшись ко мне. Лив тоже начала реветь за компанию. Мы стояли рядом, синхронно успокаивая наших детей.
На эти несколько секунд или минут, я потеряла счет времени, я перенеслась в другое, параллельное измерение, где мы были с Максом одни с нашими детьми. Где мы могли бы быть счастливыми родителями. Мимолетное видение-помешательство развеяла Карина, забрав плачущего ребенка к себе. Я протянула руки к Лив и Макс передал мне ее так аккуратно, словно это была величайшая драгоценность в мире. Для меня это так и было.
– Спасибо за сына, Аделина, я в такие моменты всегда теряюсь, – признался он, а я закусила губу, чтобы не разреветься.
Ком встал в горле от щепетильности ситуации и нахлынувших на меня чувств.
– Не стоит, ведь это я дала ему эту несчастную морковку! – Прошептала я в ответ со слезами на глазах, целуя Лив в макушку. – Спасибо за дочь, Максим.
***
Оставшийся полет мы практически не разговаривали, но наблюдали друг за другом. Он изменился, это невозможно было не заметить. Он не только стал взрослее, но и больше, мощнее, даже как будто выше. Похоже, не вылезал из спортзала целыми днями, доводя свою форму до совершенства. В этом я убедилась, когда он встал, снял толстовку и остался в футболке, обтянувшую его впечатляющие мышцы, на руках и шее красовались черные татуировки. Я бы хотела рассмотреть, какие именно, но он продолжал на меня смотреть, и я сделала вид, что случайно на него повернулась. Если с мозгом я хоть как-то пыталась договориться и умоляла каждую извилину не думать о нем, то мое тело категорически протестовало и жадно томилось в ожидании продолжения “банкета” из прошлого. Я, как последняя чеканушка, сумасшедшая извращенка, прокручивала в голове порнофильмы из воспоминаний с участием Макса в главной роли. Более того, я добавляла в эти секс-хроники новые детали, и от этого у меня даже пальцы на руках и ногах начинали дрожать, а низ живота напоминал проснувшийся вулкан, который вот-вот начнет извергать такую горячую лаву, что мне нужно было срочно спасаться, чтобы не сгореть в ней заживо.
Кира! Тьфу ты! Мысленно хлещу себя по щекам со всей силы. Аделина! Очнись же ты! Он забыл о тебе. Он – твое ужасное прошлое. Карина с сыном – его настоящее и будущее. Он похоронил тебя давно во всех смыслах этого слова. Так похорони уже, наконец, и ты до сих пор мучающие тебя воспоминания! Еще хлещу себя по щекам, еще. Они горят так, будто и вправду я физически себя приводила в чувства.
Вспоминал ли он обо мне вообще, о Кире, то есть? Или с глаз долой, из сердца вон? Нет, даже не так: из жизни вон – рожу с другой?! Сколько Кирюшке? Когда они его зачали? В ту ночь, когда Киру похитили или раньше?! Я снова и снова, как мазохистка, прикидывала сроки беременности Карины, мысленно была третьей лишней в их спальне и, как бы не запрещала себе думать об этом, эти образы, как плесень, расползались по всему организму, отравляя его изнутри.
Я как мантру повторяла сама себе:
“Хватит, Аделина, изводить себя! У тебя новая, счастливая жизнь. И ему нет в ней места. Он всего лишь призрак прошлого. Его больше нет в твоей жизни, дорогая, милая, очнись, молю”.
Если я подсматривала за ним втихушку, то он смотрел на меня в открытую: как я играю с дочкой, как ставлю её на пол и веду за ручки по салону, согнувшись в спине, как протираю ей личико влажными салфетками и меняю подгузники. В какой-то момент мне даже захотелось швырнуть в него пахучим подгузником и размазать его содержимое по бесстыжим глазам, чтобы он хоть немного пришел в себя и обратил своё драгоценное внимание на жену и сына. Но нет, пока бабушка взяла на себя роль родителей и бегала с внуком, его отец продолжал задумчиво смотреть на нас и при этом крутить пальцами обручальное кольцо.
В мою картину мира это не вмещалось! Это было верхом лицемерия! Интересно, будь я на месте Карины, он бы также неприкрыто пялился на других, не смущаясь наличием у них мужей и детей? У него что вообще нет принципов, элементарных ценностей?
Изменял бы мне? Хотя, о чем я. В первую же серьезную ссору, когда он усомнился в моей верности с подачи безумного отца, он обвинил меня во всех грехах и, не раздумывая, переспал с бывшей. Только теперь я – бывшая, а Карина – настоящая. Ирония судьбы. У нас обоих дети. И наши жизни – параллельные прямые, которые, по законам математики, никогда не пересекутся.
Я кормила Лив грудью, прикрывшись пеленкой, покачивая и хлопая дочь по спинке, чтобы она заснула. К Максу с няней я сидела вполоборота, чтобы не светить своими молочными железами, но мои попытки спрятаться с грохотом провалились – на их свет Булатовское внимание все же слетелось. Помню, как гладила малышку по пухлой щечке, проверяя, заснула она или нет, а потом начала осторожно отрывать ее от груди. Она выпустила из ротика мой сосок, оттопырив нижнюю губу, и, пока я ловила второй рукой соскользнувшую с меня пеленку, Макс, как завороженный, не отрываясь и не стесняясь интимности ситуации, смотрел на нас. Точнее на мою подпрыгнувшую голую грудь! Кажется, у меня скакнуло давление.
– Максим, вы не могли бы не пялиться? – Я так долго подбирала и не могла найти подходящие слова, что сказала то, что думала, потому что уже не могла закрывать глаза на откровенную наглость.
– Почему? – Вместо того, чтобы хоть как-то адекватно отреагировать, извиниться и отвернуться, он задал самый неуместный вопрос из всех возможных, и в итоге озадачила не я его, а он меня.
Что мне нужно было ответить? “Привет я Кира, но теперь Аделина, и я хочу, чтобы ты не пялился на мои сиськи, взял парашют у пилота и сиганул нахрен из самолета, иначе я тут взорвусь от твоего присутствия рядом, от твоих взглядов и собственной реакции на них”?!
– Потому что неприлично смотреть на постороннего человека во время грудного вскармливания, лучше уделите внимание своей семье, – няня на моих словах вжалась в кресло, как будто ее не было, а Макс с интересом подался навстречу мне и внимательно слушал каждое слово, которое я старалась произносить так, чтобы его не услышали его мать и жена. – Вы нарушаете мои личные границы. Мне неприятно, что вы так смотрите. Будь мой муж рядом, вы бы так себя не вели.
– Если бы ваш муж хоть иногда на вас смотрел, то не отпустил бы одну, вдруг украдут, – мне стало не по себе. Он что мне только что комплимент отвесил и намекнул, что не прочь меня украсть?! – Вам придется потерпеть еще пару часов, потому что это выше моих сил, я не могу от вас оторваться.
Он попросил няню поменяться с ним местами, а эта бесхребетная каракатица выполнила его команду. Уволю! Теперь, точно, лично уволю! Он наклонился ко мне обдав меня теплым дыханием, а у меня закружилась голова от такого опасного расстояния между нами, от до боли знакомого запаха, который я так усердно вытравливала всё это время из своей памяти.
– Аделина, я понимаю, это звучит странно, но я хочу с вами встретиться еще. Давайте поужинаем или просто погуляем по берегу, что хотите. Куда вы потом после аэропорта? Где вы остановились? Я приеду к вам, – он словно гипнотизировал меня своим вкрадчивым бархатистым голосом, пытаясь клеить меня на глазах у жены. Я бы заорала в ответ, если бы не заснувшая дочь, которую я переложила в люльку.
– Вы совсем оборзели?! Вы за кого меня принимаете? – Прошипела я в ответ. – Ваша жена не будет против нашей встречи?!
– Моя жена… – Я надеялась, что он придет в себя, но он, не поворачиваясь к Карине, снова начал задумчиво крутить кольцо на безымянном пальце и ответил то, от чего глаза мои расширились от шока. – Думаю, она не будет против…
– Зато против я и мой муж! – Мне так хотелось залепить пощёчину нахалу, но я сдержалась. – Значит так, молодой человек, не знаю, как там у вас принято, но я отказываюсь продолжать этот разговор. И если вы не прекратите эти свои игры, я обращусь к пилоту и потребую решить этот вопрос.
– Остановишь самолет? – Он продолжал ломать комедию и строить из себя сердцееда, не догадываясь о том, что оно готово было само себя зажарить и подать ему себя на блюдечке с золотой каймой.
Нет-нет-нет! Еще немного и я на бешеной скорости начну нестись в пропасть под названием “Макс Булатов”.
– Если чтобы избавиться от тебя, мне нужно будет остановить самолет, я это сделаю! – Отлично! Аделина, у тебя получится его отшить!
– Ну вот мы и стали чуть ближе, Аделина. Ты перешла на “ты” – мы движемся в нужном направлении. – Этот кобелина наслаждался моей реакцией, когда я судорожно пыталась найти достойной едкости ответ.
– Я повторю для непонятливых. Я замужем, – я сунула ладошку с обручальным кольцом ему в лицо, но он ее перехватил и, не давая мне опомниться и вырваться, притянул к губам, жадно втянув носом воздух. – Отпусти! Или я выцарапаю тебе глаза!
– Этот запах. Ты даже говоришь, как она! – Он резко отпустил руку и отшатнулся от меня, как будто я его ошпарила своей лавой, выплескивающейся из глубины жерла вулкана.
– Как кто? – Он же не мог меня узнать?! Моя лава мгновенно начала кристаллизоваться в острые льдинки, протыкающие меня ужасом от невозможной вероятности.
Он не ответил. Стремительно встал, ушел в туалет и долго из него не выходил. А я в очередной раз сделала выговор няне, выплеснув на нее всю свою злость. Я пригрозила, что если она встанет со своего кресла еще раз, то я устрою ей ад. На самом деле в аду, в самом его пекле, была Аделина Потапова. Я сделала вид, что заснула, отвернувшись к окну. Слышала, как он вернулся, но он больше не делал попыток приставать ко мне. Я молилась, чтобы Оливка до конца полета спала.
Я до последнего притворялась спящей красавицей и молилась, чтобы время пролетело как можно быстрее и у принца не появились шальные мысли разбудить меня, как в той детской сказке, поцелуем. Я нервно облизывала губы, гоня их прочь и от себя.
Спиной чувствовала его взгляд. Что он задумал? Уверена, я расставила все точки над “И”. Если понадобится, в ход пойдут более решительные действия. Вплоть до того, что обращусь в местную полицию. Потому что это нужно было срочно прекратить! Я на такое не подписывалась!
Из последних сил я терпела, чтобы не идти в туалет. Когда же мой мочевой пузырь-предатель начал булькать и кричать “sos” мне пришлось “проснуться”. Макс ходил с Кирюшкой по салону. Наконец-то вспомнил о своих родительских обязанностях? Судя по его выражению лица, он готов был преследовать меня с ребенком на руках, а я, как преступница, торопливо закрыла за собой дверь туалета.
Дыши, Аделиночка Игоревна, дыши.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох.
Табун мурашек от макушки до кончиков пальцев на ногах громко, по-слоновьи, протопал и поднял дрожь по всему телу. Если бы меня подключили к аппарату холтеру и начали делать электрокардиограмму, прибор бы от постоянного звона и пищания взорвался бы к ебеням!
Мой внутренний паникующий голос забыл про приличные слова, точнее, забил на них. На языке отплясывали зумбу только маты великого и могучего русского языка. И звучали они примерно так:
ПИЗДЕЦ, НАХУЙ, БЛЯТЬ!
Я долго и очень тщательно мыла руки, не потому что хотела смыть с себя микробы. Эта фобия умерла вместе с Кирой. Аделина боялась только нескольких угроз: если что-то случится с Оливкой, триггеров от перенесенных шоковых травм – ограничения моих движений, черных тонированных джипов, ножей (я даже нормально в ресторан не могла сходить, потому что периодически при виде острых предметов меня накрывала паническая атака) и…
Максима Ильдаровича Булатова – и тех автоматических реакций, которые он во мне вызвал. Как мне было известно, его отец опасности для меня больше не представлял. Я не знала и не хотела знать подробности, но мой муж сказал, что Булатов-старший пожизненно будет расплачиваться за свои преступления.
Слава богу, до конца полета оставалось немного времени, мы приземлимся и разъедемся по своим островам. Муж оплатил нам виллу в уединенном месте, где кроме нас жил только обслуживающий персонал и охрана.
Я вышла из туалета и с ходу врезалась в чью-то грудь.
Чью-то, ага.
Еще за миллисекунды до столкновения знала, в чью.
Он закрыл мне рот рукой и под мой возмущенный взгляд стал шептать на ухо, касаясь теплыми губами моей кожи.
– Не ори. Давай спокойно поговорим, не бегай от меня. Знаю, веду себя странно. Мне и самому это дико. Я от тебя отстану, только ответь на один вопрос.
Вместо того, чтобы спокойно кивнуть головой, я укусила его со всей силы, почувствовав сладко-соленый привкус крови во рту. Но он даже не поморщился. Он что, киборг?!
– Один вопрос, Аделина, – он продолжал меня удерживать. Оказывается, Макс Булатов умеет просить.
– Один. Вопрос, – я судорожно приводила своё сбившееся дыхание в норму, нацепив на себя шапочку сильной и независимой женщины, которая в состоянии дать отпор бабнику.
– Ты его любишь? – Он спрашивал так, будто от моего ответа зависело что-то важное.
Я сразу поняла, о ком речь, но ответ вышел из меня другой.
– Кого?
– Своего мужа, отца ребенка? – От его взгляда, от его голоса, запаха, исходящего от него крышесносной энегии у меня подгибались ноги в коленях.
– Да. Я люблю своего мужа и отца своего ребенка, – мой голос осип. Я не врала.
– Мне кажется, я схожу с ума, но меня непреодолимо, невыносимо тянет к тебе, – он отпустил меня и облокотился на противоположную стену, взлахмачивая рукой волосы. Макс нервничал. Хмурился. Я видела, как на его щеках дергались мышцы. – И мне плевать на твоего мужа. Я не прошу бросить его ради первого встречного парня в самолете. Но я что-то чувствую к тебе, Аделина Игоревна. И меня уже колбасит от мысли, что я не увижу тебя больше. И если ты думаешь, что мне как-то помешает твоя дочь, ты ошибаешься. Не смотри на меня, как на конченого ублюдка. Мы можем просто общаться. Обещаю, я не буду приставать. Просто. Общаться. Мне нужен твой телефон.
В метре от действующей жены и ребенка он умудрялся приставать ко мне!!! Так, мне срочно нужно было остановить эту вакханалию!
– Ты обещал, что один вопрос – и ты от меня отстанешь. Я ответила на него. Отстань. И дай пройти.
– Я обманул. Прости. Не отстану, – что он вообще нес?!
– Теперь коротко для непонятливых. Я замужем – раз. Я счастлива и не собираюсь заводить интрижки на стороне – два. Ты мне не интересен – три. Ты реально конченый, раз пристаешь ко мне. Если не понимаешь на словах, вот тебе сурдоперевод, – я сунула в его наглое лицо фак, а этот балбес перехватил мою руку, захватил мой средний палец ртом и начал его посасывать, держа зубами.
– Больной придурок! – Я выдернула руку и начала его отпихивать от себя, задыхаясь от интимности этого жеста. Мне хотелось большего. Здравомыслящая Аделина пошла в рукопашку с Кирой, готовой растечься лужицей у его ног. – Вообще тормозов нет? Не все бабы готовы кинуться к твоим ногам!
– А кто тебе сказал, что мне нужны все бабы? Я не планировал за кем-то бегать. Я жену люблю, ни на кого и не смотрел, – он запнулся на этих словах, подбирая, видимо особый вид лапши мне на уши. – Точнее так. Ты первая, кто мне интересен после жены.
– Вот, спасибо большое. Прям осчастливил. Но в отличие от тебя, я смотрю только на мужа.
– Тогда что же ты до сих пор стоишь и пыхтишь, как паровоз. Проход свободен, – я уже собралась дезертировать, как он поставил руку между мной и проходом, загородив путь. – Кто твой муж, Аделина, и сколько ему лет?
– Теперь ты к мужу моему будешь подкатывать или что?
– Сколько лет твоему счастливцу? Пятьдесят? Шестьдесят? Семьдесят? – Что он хотел этим сказать? Что я могла выйти замуж только за старика?
– Пятьдесят! В самом расцвете сил. И молись, чтобы я ему ничего не рассказала, иначе обрезание тебе сделают бесплатно! – На нашу перепалку уже подошел стюард, предупредив, что пора занимать свои места.
– Поблагодари его за дочь, Аделина, и не держись за него. Жизнь слишком коротка, чтобы отвешивать реверансы приличий. Через пару лет он не сможет тебя удовлетворить и ты сбежишь от него. Зачем ждать его старости, когда можно не ждать?
– По-твоему, мне надо прыгнуть в койку к первому встречному качку без мозгов и принципов? Ты думаешь в жизни только секс важен?
– Я не такой, как тебе кажется. Секс лишь бонус, но важнее то, что здесь, – он беспардонно положил свою руку мне на левую грудь, от чего я залилась краской. А потом взял мою ладонь и приложил к своей груди. – Слышишь, как бьется? Также, как и твое. Не ври, что я тебя не волную.
– Это адреналин и отвращение к таким, как ты. Ненавижу кобелей, которые прыгают от юбки к юбке, твое место рядом с сыном, включи остатки мозга, – я, наконец, вырвалась из его плена и поспешила спрятаться за дочь.
Я горела так, что моя майка насквозь пропиталась испариной. Мокрая курица! Почему не врезала ему между ног сразу и позволила вешать эту лапшу на уши?! А он хорош! Техники пикаперства освоил в совершенстве. Если раньше от него несло дикостью, протестом против всего мира, неудержимой сексуальностью, то сейчас ко всему этому добавился опыт и осознание своей привлекательности, мужская резкость и прямота. Он – машина по завоеванию женщин. Но я на такие эксперименты больше не готова. Наэкспериментировалась, хватит!
После приземления я первая рванула с Оливкой на руках на досмотр багажа, забив на планы по выпытыванию информации по их обратному рейсу. Я буквально бежала с рюкзаком на плече. Но чувствовала, что за моей спиной на меня надвигается он. Человек, которого я поклялась не впускать в свою жизнь. И он сносил к чертям все мои защитные преграды.
Я кинула рюкзак на ленту досмотра и из него посыпалось всё содержимое. Мне пришлось поставить Оливку на ноги рядом и собирать разлетевшиеся по ленте и полу вещи. Соски, бутылочки, игрушки, документы, куча другой мелочевки.
– Похоже, муж все-таки не так хорош, раз приходится удовлетворять себя самой?! – Этот голос я узнала бы из восьми миллиардов землян.
Я обернулась, вложив в свой взгляд всю злобу и ненависть, на которые была способна, но наткнулась на его ухмылку и протянутую руку с моей розовой капелькой, с которой периодически играла, сбрасывая сексуальное напряжение. Да ну нет! Я мысленно взывала. Ну что за закон подлости-то! Надо же было так лохануться!
– Оставь себе. Муж так приучил ко всем игрушкам, что без него только ими и спасаюсь. Через пару дней он приедет, так что скакать я буду на нём, – теперь мне было плевать на то, что думают обо мне окружающие, в их числе его подошедшая мать с внуком на руках и Карина. – А тебе я советую окучивать более доступных баб. Если ты не угомонишься, я прямо сейчас пойду в отделение полиции и напишу заявление на злостное нарушение моих прав.
Я отвернулась, чтобы застегнуть рюкзак и быстро пройти досмотр, как почувствовала, что Лив больше не держится за мою ногу. Моя малышка делала первые шаги по направлению к замолчавшему Максу, который тут же присел на корточки, вытянув ей руки навстречу. Он подхватил ее на руки, поцеловал в щечку. Вместо того, чтобы насладиться долгожданным моментом со своим ребенком, я забрала дочь и поспешила сбежать, глотая слезы истерики. Валентина бежала вприпрыжку за мной, боясь вставить хоть одно слово. Я забила на багаж и потащила няню к выходу из аэропорта. В лицо ударил влажный тропический воздух. Мы сели в первое попавшееся такси, я, с зарёванным лицом, гладила по спинке ничего не понимающую Лив и объясняла на ломанном английском водителю, чтобы срочно увез нас отсюда подальше.
Как бы я не скрывалась от своего прошлого, оно меня настигло.
Это было невозможно, но Макс был рядом, когда я рожала его дочь.
Он был рядом, когда она начала ходить.
Что дальше?!
Я не собиралась испытывать судьбу и узнавать ответ на этот вопрос. Я не дам ему сломать мне жизнь во второй раз.
***
– Забери меня отсюда, я не полечу ни на какой остров, ни на какую виллу! Макс здесь! Плюс его мама, Карина и их сын! Я летела с ними в одном самолете, он видел Оливку и держал ее на руках. Это было ужасно! – Муж, не перебивая, слушал мою несвязную речь. – Еще каракатица эта Валентина, она же ни черта мне не помогала, отправила ее обратно в аэропорт искать наши чемоданы и коляску, пока я отсиживаюсь в этом отеле. Я сейчас буду искать билеты. У Лив четыре зуба одновременно лезут, она как тряпочка на мне висит. В жопу Мальдивы, в жопу все это, я хочу домой, забери меня, умоляю!
– Давно я не слышал, чтобы ты так выражалась. Как ты говоришь, каракатица и в жопу Мальдивы? Моя бесстрашная утонченная Аделина сбежала, ругаясь как работяга и бросив чемоданы? – Он смеялся, откровенно издеваясь надо мной. – Шанс встретиться с ним еще раз ничтожный, там же около двухсот островов. Не истери, я приеду послезавтра и, если ты все еще захочешь умотать из рая, вылетим в этот же день.
– Нет. Сегодня. Он что-то почувствовал. Знаю, это невозможно, но он на меня так смотрел… Так говорил со мной… – В горле встал колючий ком. Я уставилась в точку. – Если не улечу сегодня, я найму катер и поеду на перекладных, ты меня знаешь, надо будет вместе с Оливкой вплавь будем добираться, на черепахах, акулах, я готова оседлать морских коньков, но быть рядом с ним и бояться опять столкнуться выше моих сил.