Сьюзен Рэй МакКлайн
Ритмы дьявола
Спустя пару виляний по лестницам и аркам я все же оказалась в учебном корпусе. Черные резные двери с табличками уходили в неизвестность, и, кажется, мне предстояло новое испытание. Нужно отыскать кабинет и пройти на занятие. Если еще не поздно…
В коридорах Академии снова никого не было, кроме заблудшей меня. После того как я пробежала несколько кабинетов, моя заветная цель неожиданно вспыхнула как дьявольское пламя. На двустворчатой двери с пиками висела табличка «Защита от Чар». Я не знала, как оправдать свое опоздание, но сразу же зашла, думая, что все рассосется само собой. В просторном кабинете, погруженном в полумрак, сидели несколько десятков учеников. Заинтересованные лица сразу же повернулись на звук петель, и взгляды застыли на мне. Я открыла рот, заметив у доски учителя. Тот парень не соврал: он на самом деле преподавал в Академии.
Дерите его черти.
Парень отложил мел и уперся руками в стол, изучая меня на расстоянии в несколько парт. На его пухлых губах заиграла жеманная улыбка, оголяющая белоснежный зубной ряд.
– Гордыни не опаздывают, – с издевкой заметил он.
– Я заблудилась, – призналась я, пытаясь найти Кессади. Знакомая махнула рукой со второго ряда, приглашая занять место. Должно быть, я действительно отчаялась, раз согласилась сесть с ней. – Могу пройти?
– Осталось десять минут пары, но если считаешь, что они пригодятся тебе, – пожалуйста. – Учитель развел руки, указывая на свободные парты рядом с доской. Его глаза злорадно блеснули, когда я переступила порог. – Меня зовут Эндел Эстор, но прошу обращаться – профессор Эстор.
Я приземлилась за широкий столик рядом с Кессади и смущенно пролепетала:
– Фрэй. Фрэй Диспари…
– Фрэй, – профессор словно смаковал мое имя, слегка наклонив голову, – будь добра заранее заходить в комнату. Сон в кустах не приводит ни к чему хорошему.
Студенты зашептались, и кто-то хихикнул. Вероятно, мне уже приписывали несколько интересных прозвищ. Кессади развернулась к смеющейся парочке позади нас и сказала что-то оскорбительное. Я не разбирала ее слов, потому что утопала в своих мыслях и глядела на Эндела. Он возобновил рисование схем, изредка оборачиваясь на меня, будто бы хотел что-то сказать или получить в нос.
Что ему нужно? Извинения? Он ведь знает, что не получит их.
– Слушай, – прошипела Кессади, вынув еще один шоколадный батончик, – ты можешь переписать всю мою лекцию, если хочешь. И не говори спасибо!
Я жевала губу, раздумывая над ее предложением. Грехи не помогают просто так. Везде есть свой умысел.
– Хм. Подумаю.
– Я могу отвернуться, а ты заберешь мою тетрадь.
Я подняла бровь, взглянув в ее огромные глаза.
– Для чего?
– Ну, чтобы создать впечатление, что ты сама ее забрала! И получится, что я тебе даже не предлагала списать, ведь так?
– Я Гордыня, а не больная. И вообще, прекрати порхать надо мной.
Кессади отломила кусочек батончика и сунула в рот. Она казалась задумавшейся, пока не дожевала.
– Ладно. А хочешь, расскажу последние новости?
Я потерла виски. Эта девушка сведет меня с ума.
– Что? О чем ты?
– Сегодня в кафетерий завезут просроченную еду с Примитивного, представляешь? Просрочка всего на пару дней!
– Ммм.
– А еще вчера черти загрызли первокурсницу.
– Досадно.
– С тобой так интересно разговаривать! – воодушевленно сказала Кессади и заговорщицки пригнулась ко мне. – Для своих я – Кес. Это сокращенно! Можешь звать меня так. А Фрэй – это тоже сокращение?
Я сконфуженно улыбнулась, затягивая с ответом. Когда я родилась, Дьявол дал мне имя, которое звучало как тысячи острейших осколков, брошенных на каменный помост. Оно всегда крутилось в моей голове, словно желало разъесть мозг и проникнуть в самое сердце, но я никогда не произносила его. Другим же Грехам Люцифер не давал имен: они придумывали их сами. Чаще всего заимствовали у Примитивного мира, чтобы не отличаться от людей. Мне же пришлось взять второе имя, дабы не отличаться от Грехов. Я никому и никогда не говорила, как меня зовут на самом деле. Это имя, сотканное из ужаса и тьмы, знал только Создатель.
Я повернулась к Кессади, поджав губы.
– Фрэй – мое полное имя. Без сокращений.
– Красивое! – прошипела она и уткнулась в тетрадь, когда профессор Эндел обернулся на класс. – А вот я никак не могу подобрать фамилию… Она вообще нужна, как думаешь? Здесь половина Грехов даже без имен! Но есть и те, кто придумывает себе прозвища – слышала о таких? Фрэй?
– Слушай, – не выдержала я, пытаясь не смять единственную тетрадь в порыве гнева, – я бы хотела учиться, а не слушать твою болтовню. По крайней мере на паре.
– Прости-прости! – залепетала она, и профессор вновь обернулся.
Но теперь все его внимание переключилось на нас. Отложив мел, он с интересом наклонил голову, когда посмотрел на меня. Кессади быстро осознала свою вину и стала громко извиняться, однако было поздно. Эндел Эстор уже приготовился к гневной тираде или того хуже.
– Ваш лепет был слышен на всю аудиторию. Я правда хотел закрыть глаза на все это, но хочу напомнить о жутком Лабиринте, куда попадают все пропащие вроде вас двоих… Только вчера Лабиринт поглотил семерых Грехов, и никому не удалось выбраться. Глупость и слабость погубила их несчастные задницы. – Профессор ухмыльнулся, будто нашел что-то смешное в своих словах. Черные воронки глаз скользнули по моей руке, где все еще зияло расписание Академии. – Еще раз услышу хоть один писк – отрублю каждой по пальцу и заставлю съесть. – Эндел переключил взгляд на Кессади. – Конечно, для тебя это не будет наказанием, но твоей подружке вряд ли понравится вкус собственной плоти на зубах.
Кессади послушно притупила взгляд, а я продолжала смотреть на профессора, даже не моргнув. Если он думает, что напугал меня, то глубоко ошибается.
– Ты что-то хотела, Фрэй? – членораздельно спросил Эндел, акцентировав мое имя.
– Нет.
Его губы дрогнули в кривой улыбке.
– Тогда сконцентрируйся на моем предмете, а не на мне.
Грехи снова зашептались, а я заскрипела зубами от злости. Наверняка нам уже приписали роман, и это задевало мои чувства. Я ощущала всеобъемлющее чувство стыда, которое скинуло мою гордость в бездонную пропасть. Никто не должен обсуждать меня, тем более смеяться надо мной!
– Итак, – заговорил Эндел, с лукавой улыбкой отворачиваясь к доске, – продолжим занятие.
До конца пары я сидела будто на иголках и пыталась зафиксировать все, что начертил профессор. Сегодняшняя тема была вводной, и нам рассказывали, чем мы будем заниматься на предмете. Эндел уверял, что помимо теории мы также будем практиковаться в защите от чар. Даже нам – олицетворениям грехов – нужно обороняться друг от друга. Везде могут быть предатели и посыльные. Дьявол наделил нас самыми ядовитыми чертами, которые только могут быть в мире людей. Каждый Грех рождался порочным и был способен на самые непредсказуемые поступки. В то время как я училась выживать в Содоме, в Академии умирали сотни студентов: их убивали одни из самых сильных Грехов, созданных Сатаной. Гнев, Алчность и Вожделение правили этим местом. Если они не получали того, чего желают, или кто-то вставал на их пути – умирали все. Жажда крови и превосходства затмевала их разум, и я никогда не понимала этого. Я знала, что Гордыни могут околдовывать, истязать, но не убивать – по крайней мере, я не чувствовала в этом надобности. В Содоме, где я провела целый год, творилось то же самое, но условия для существования были никчемны. В городе, в котором каждый дом строился из костей, грязи и кожи, не было ни одного безопасного уголка. Ночами там бродили новорожденные Грехи, которые собирались в целые группировки. Они грабили и убивали, а тех, кто просил пощады, подвергали долгим мукам. Наверное, мне повезло оказаться в числе выживших, или же я просто была незаметной. Я часто меняла ночлег и старалась не брать с собой слишком много вещей. В моем маленьком чемодане лежало немного одежды, одна кружка и кусочек мыла, который я забрала у чертей. Возможно, я бы до сих пор пребывала в тех же условиях, если бы Люцифер не позвал меня в Академию. Без его личного одобрения я бы не смогла пересечь границы этого места и оказаться в небольшом безопасном коконе без постоянных убийств…
Звонок взорвал кабинет, когда я дописывала последнюю строчку. Кессади смела все учебники в розовую сумку и достала пончик, с обожанием разглядывая радужную присыпку.
– Скорей бы ланч! Умираю с голоду.
Мне не стоило удивляться этому заявлению. Чревоугодники ели огромными порциями и не могли насытиться. В мире примитивных именно они склоняли людей к обжорству и приписывали им болячки вроде РПП. Грехи портили людей, истязали и вели к смерти. Увы, нашей задачей было следовать той мантре, которую даровали с рождения. О своей силе Гордыни я знала немного, но намечала, кем могу стать, если буду стараться и последую всем нареканиям.
– Тебя ждать, Фрэй? – Кессади пихнула меня в плечо, ведь я не торопилась подниматься и проверяла, все ли списала с доски. Наши одногруппники давно ушли, оставив аудиторию в тишине.
– Можешь идти, я тебя не держу.
– Тогда я тебя обязательно подожду! Буду в коридоре!
– Мне все равно.
– Если бы тебе было все равно, ты бы со мной не села.
– У меня… – я запнулась, придумывая оправдание, – просто… знаешь, это не твое дело, почему я с тобой села!
Она таинственно улыбнулась.
– Буду ждать тебя в коридо-о-оре!
– О нет…
– О да-аааа!
Когда Кессади выпорхнула из кабинета, для профессора словно вспыхнул зеленый свет. Лениво передвигая ногами, он подошел к моей парте, перекрывая вид на доску. Отныне перед моим взором было его спортивное тело, одетое в черный пиджак и рубашку. Каскад темных волос с синим отливом ниспадал на бледный лоб, а странная улыбка продолжала растягивать дивный рот. Для своей должности Эндел выглядел юно. Чертовски юно. Все Грехи рождались в молодых бессмертных телах, но когда выходили в людской мир, время для них текло иначе: они начинали стареть. За границам Ада бессмертие превращалось в жалкий человеческий век, однако по возвращении домой все возвращалось на круги своя. Профессора Академии были одними из тех, кто неоднократно выходил к людям. Чаще всего их тела выглядели дряблыми, а волосы покрывались сединой.
Но Эндел Эстор был другим.
Безусловно, он тысячу раз покидал Ад, но оставался все таким же молодым и свежим. Я не заметила на его глянцевой коже ни одной морщинки, а в угольной копне не виднелось седого волоска, который бы намекал о выходе в смертный мир. Не зря я приняла профессора за студента, когда увидела впервые. Похоже, Дьявол даровал ему нечто больше бессмертия…
Робко вдохнув, я приковала взгляд к его прекрасному лицу. Интересно, какой он грех?
– Неужели я так заинтересовал тебя? – ровный голос с толикой усмешки отрезвил меня.
Я суетливо отвернулась, хотя это уже не имело смысла. Щеки тут же вспыхнули от стыда, позабавив Эндела.
– Мне это льстит, правда…
– На самом деле я бы хотела кое-что спросить, – стараясь увильнуть от темы, выпалила я.
Профессор заинтересованно выгнул бровь. Его глаза блестели азартом.
– И что же?
– Как вы остановили Стражников? – Я замерла, вспомнив его непоколебимое спокойствие и властный взгляд, когда псы выбежали на балкон.
Стражники подчинялись ему и не собирались нападать. Они бы скорее загрызли друг друга, но точно не профессора.
Эндел улыбнулся – холодно и неохотно.
– Ах да, я же обещал рассказать… – Он наклонился ближе, и его горячее дыхание скользнуло по моей щеке. – Я солгал. От Стражников невозможно спастись. А тебе просто повезло оказаться рядом с балконом, маленькая хулиганка.
Я громко усмехнулась.
– Я видела, что псы вас не тронули! Расскажите, как отпугнули их?
– Я их не отпугивал. Они меня слушаются. – Эндел опустил взор на мои губы. – И это все, что тебе нужно знать.
Стражники никого не слушались, кроме Дьявола. Безумные предположения о личности Эндела роились в моей голове, но я отталкивала их, поскольку это казалось чем-то абсурдным.
Вспомнив про незаконченный конспект, я взяла ручку и уставилась на профессора. Он все еще не ушел, предусмотрительно закрывая собой весь обзор на доску.
– Хорошо, профессор. Я не буду лезть в ваши дела, но и вы оставьте меня в покое. Я должна закончить работу. Отойдите – из-за вас я не вижу доску.
– Нет.
Я медленно моргнула и вытянула шею.
– Немедленно. Отойдите.
– Попроси меня отойти, – издевался он, ясно понимая, насколько это сложно для меня.
Гордыням было нелегко извиняться, уступать или просить что-то. Они были вольными пташками, правда, не во всех ситуациях. За непослушание я могла в любой момент оказаться в Лабиринте или в пасти Дьявола. Почти в каждой выходке были свои минусы, которые вели в могилу. Сатана не давал шанса исправиться. Никогда. Либо ты показываешь себя сильным и покорным, либо – удобряешь почву или чей-то желудок.
Эндел навис надо мной, по-волчьи ухмыльнувшись. Терпкий аромат крыжовника и мяты ударил в нос. Я обожала этот запах больше чего-либо, но не собиралась таять под ним. Уверенно поднявшись, я обошла профессора, чтобы зафиксировать оставшуюся информацию.
– Готова броситься на рожон, лишь бы не переступать через принципы? – ехидно поинтересовался Эндел. – От одной маленькой просьбы Дьявол не переломит твой хребет.
Я ничего не ответила. Уж лучше держать язык за зубами и не вступать в пылкие споры с профессором. Он выбрал неверный путь, решив поглумиться надо мной.
– Так и будешь молчать, Фрэй? – вопросил он, сев за широкий стол. Огненные блики, падающие с окна, освещали его мрачные глаза, которые таили больше загадок, нежели сам Ад. – На твоем месте, будучи Гордыней, я бы начал жаркую дискуссию.
– Как бы я хотела, чтобы Дьявол подпалил ваш зад! – Наконец, завершив последние загогулины, я схватила рюкзак, в спешке покидая кабинет.
Эндел что-то сказал, однако я очутилась в коридоре быстрее, чем уловила смысл его слов. Гнев царапал горло, а виски пульсировали от адреналина. Если бы я не вышла сейчас, то наговорила бы ему много лишнего. И, возможно, моя следующая пара с профессором оказалась бы под большим вопросом, как и вся моя успеваемость.
III
Кессади перехватила меня в одном из мрачных холлов, усеянных паутиной и легкой туманной дымкой. Она снова что-то жевала, и ее липкие пальцы обернули мое запястье.
– Итак, ты узнала, от кого та записка?
Я помотала головой. Мне было точно не до этого, ведь профессор Эстор выпил из меня все соки.
– Нет. Но, постой, какое тебе дело?
– Опять ты за свое, – застонала Грех и вздрогнула от скрипа, пронесшегося под потолком. Похоже, Академия снова перестраивается, и свою комнату я вряд ли найду. – Я ведь хочу помочь. А, ой! Прости. Блин, я сказала «прости» и «помочь»! Ты же не любишь эти слова! Прости! Ой!
Я закатила глаза, однако уголок рта потянулся вверх. Только не улыбайся, Фрэй. Я тут же откашлялась, пряча улыбку, и посмотрела в веснушчатое лицо Кессади. Она выглядела наивной, доброй и слабой. Обычно такие Грехи не выживали в Аду, однако эта девушка до сих пор стояла передо мной и, должно быть, имела в рукаве козырь. Наверняка она съедала всех своих врагов, а из их косточек возводила шалаш где-нибудь в Содоме.
– Откуда ты? – Я сложила руки на груди, тщательно осматривая тряпье Кессади. Ее одежда была прожженной, слегка желтоватой и источала въевшийся запах горелой клюквы, которая не росла нигде, кроме Содома.
Она точно оттуда.
– Что? – Кессади удивленно замерла, но тут же улыбнулась. – Ой, так здорово, что ты снова со мной говоришь! Ты имеешь в виду, где я родилась? Я из Содома!
Я удовлетворенно кивнула:
– Так и знала.
– А как ты догадалась?
– Клюква. От тебя пахнет за версту.
– Ах, это…
– А еще в Гоморре даже я бы не выжила. – Я поправила пламенный локон, выбившийся из небрежного пучка.
Кессади нахмурилась.
– Ты меня недооцениваешь. Я могу за себя постоять!
– Например? Закидаешь врагов едой?
– У меня было отличное обсидиановое копье в Содоме, и я бы соорудила точно такое же, если бы родилась в Гоморре!
– Копье бы не спасло тебя.
– Почему?
– Потому что я была в Гоморре, и, поверь, ты бы не хотела знать, что там происходит.
Гоморра была первым городом, который создал Дьявол. Ад начался именно с нее. Все самое жуткое и опасное брало начало оттуда. Грехи, рожденные в Гоморре, чаще всего не выживали из-за жары, огненных рек и пламенных монстров, просыпающихся от любого шума. К несчастью, я знала, каково это – оказаться в нещадном пекле, где каждый вздох казался болезненным и последним. Я помню, как умирала на разжиженной земле, усыпанная углями, но потом… потом произошло то, что до сих пор не дает мне покоя. Трещащая дорожка пламени загнала меня в смертельную клетку, и я услышала свое имя. Свое настоящее имя, сотканное из сотен звуков. Оно впилось в мое тело острейшими когтями, заставив подняться на ноги и противостоять. Неизведанная мощь внутри меня, словно запертая под латунными замками, велела идти. Идти сквозь кусачее пламя, которое могло уничтожить в мгновение. Я помню, как мои легкие освободились от гари, выплюнули все, что в них засело, а голые прожженные ступни шагнули по углям. Нечто вело меня вперед, а я не чувствовала боли. Я не ощущала, как пламя жалило мою кожу, и даже не слышала запах тлеющей плоти. Я будто бы превратилась в эфемерное существо, которое выскользнуло из Гоморры и упало на уступе Содома.
Кессади долго смотрела на меня, прежде чем осмелилась поинтересоваться:
– Как ты оказалась в Гоморре? И как… выжила?
Я потирала разгоряченные руки, вспоминая ту боль, которую испытала. В один из дней я вышла за пределы Содома, чтобы найти еду, но меня поймала одна из банд новорожденных во главе с парнем Гневом. Они хотели отобрать у меня вещи и убить. Грехи были голодны, свирепы и беспощадны, и я бы не выжила, если бы не сбежала. Побег привел меня прямо к подножию Гоморры, в то время как банда преследовала меня по пятам. Они думали, что я быстрее сдамся им, чем отведаю ужас Гоморры. Но я переступила границу. Пламя тут же окутало меня, перед глазами мелькнула пелена, и все оказалось таким невесомым до тех пор, пока неведомая мощь не заставила идти. Она питала меня и словно управляла моим телом. Благодаря ей я все еще существую.
Кессади терпеливо ждала ответа, но мне нечего было сказать. По сей день я не понимала, как спаслась.
– Фрэй?
– Не хочу вспоминать прошлое.
– Оу, это, наверное, очень болезненно для тебя…
– Ты ничего не знаешь, – отчеканила я, посмотрев на Кессади. Казалось, мои слова никак не обижали ее: она все еще выглядела наивной и слишком добродушной. – И не узнаешь.
– Хорошо, Фрэй. – Девушка пожала плечами и нелепо улыбнулась. – Тогда мы можем вернуться к обсуждению записки.
– Черт, – фыркнула я и ухмыльнулась. Похоже, она не отстанет от меня. – Ладно. Какие предположения?
– Это может быть какой-нибудь сумасшедший уродец. – Кессади облизнула подушечки пальцев и нахмурилась, когда я наградила ее недопонимающим взглядом. – Что? Здесь таких много. Второй курс все как на подбор. Я слышала, что кто-то из них шантажировал девушку записками, пока она не выбросилась из окна.
– И что же ужасного они писали ей?
– Они хотели сдать ее Королю. Грехи узнали, что этой девушке полюбился человеческий мир настолько, что она хотела там остаться. Она была Гордыней и сама не могла признаться в такой подлости, ведь знала, какое наказание последует за предательство. – Кессади развела руками. – Так что было бы разумнее узнать о твоем поклоннике прежде, чем он окажется под твоей кроватью или начнет шантажировать.
По спине пробежал холодок ужаса. В какой-то мере она права. Неизвестный вошел в мою комнату и поставил чемодан. Что ему мешает повторно пробраться внутрь и засесть под моим ложем? Если же это дело рук профессора Эстора – он может сотворить любую глупость. Тем более сейчас, когда мы на грани войны друг с другом.
Кессади уловила мое напряжение и пихнула в плечо, вероятно, стараясь успокоить.
– Брось. Кого мы и должны бояться – так это Короля.
Впрочем, с ней я не могла поспорить. Люцифер был тем, кого одновременно уважали и боялись, но никто и никогда не видел его настоящий облик, хотя его изображали в разных интерпретациях. Ходили слухи, что истинное лицо Дьявола – это зеркало. Зеркало, в котором отражается любой, кто поднимет на него взгляд. Тем не менее Сатана принимал мнимые обличья и следил за всеми в Аду. Практически все его устрашающее внимание было направлено на Академию, ведь мы обучались, чтобы стать его слугами и разрушать мир людей. Все мы – воплощения Грехов – родились здесь и обязаны были следовать наставлениям Кровавого Короля. Кто отрекался от службы или пытался бежать – был наказан. Самое беспощадное, что мог сделать Дьявол, это – убить. Но если его изощренный ум решал поглумиться, крики несчастного слышали все обитатели Ада. Порой даже демоны затыкали уши, чтобы не слышать истошных воплей и хлипкие звуки мокрой плоти.
Чья-то огромная ладонь, тяжело упавшая на плечо, выдернула из потока мыслей. Я тотчас обернулась и поняла, что за спиной никого нет. Черная стена, покрытая трещинами, злорадно нависала надо мной, вводя в заблуждение. Что это было?
– Фрэй? – голос Кессади пронесся по холлу, и его эхо проглотили трещащие своды. – Все в порядке?
Я помотала головой.
– Ты ничего не чувствовала?
– Например?
– Касание руки, что ли… Такое тяжелое. Тут никто не проходил? – Я повернулась к ней: приняв озадаченное выражение лица, она моргнула. – Эй?
– Нет. – Она испуганно вдохнула, заглядывая за мое плечо. – Не знаю, что это было, но давай лучше уйдем. Ты хочешь уйти? Я хочу!
Я не успела договорить, как Кессади схватила меня под локоть и побежала. Мне пришлось поспевать за ней, но я не могла избавиться от желания обернуться и сделала это. Угольно-черная стена, которая казалась огромной и живой, словно смотрела нам вслед. Я представляла, что сам Люцифер вот-вот выйдет из нее и проглотит нас за один присест. И, возможно, это бы произошло, если бы мы не убежали…
* * *
Следующим занятием у нас стояла Картография. Понаслышке я знала, что на этой паре нам будут рассказывать о людском мире и раскрывать человеческие повадки. Как ни крути, мы отличались от людей и походили на монстров в человеческих обличиях. Каждый из нас ценил свою принадлежность к греху и хвастался им как настоящим сокровищем. Конечно же, не все могли приспособиться к тому, чем придется заниматься все существование, но я верила, что стану отличным воплощением Гордыни, если переборю все страхи. До начала учебного семестра я погружалась в книги, изучала истории прежних Гордынь и хотела превзойти их. Они были лучшими выпускниками Огненной Академии, но многие давно ушли в небытие: кто-то погиб на задании, а кого-то поглотил Дьявол. Порой за крохотную оплошность можно лишиться жизни.
Я все еще пребывала в тумане, пока Кессади вела меня по глубинам Академии, весело огибая меняющиеся лестничные пролеты и коридоры. Она будто бы знала, как перестроится очередной холл, потому что не сбивалась с пути, когда слышала, как ломаются камни и трескается пол. Также знакомая сообщала, каких мест стоит избегать, чтобы не провалиться в образующиеся дыры. По ее словам, нужно опасаться замкнутых пространств: они всегда ломались и превращались в проходы или лестницы. Кессади отлично ориентировалась в Академии и объясняла это заслугой некой подруги Кайли. Наверное, она была вторым Грехом, который ни разу не заплутал здесь.
После того как Кессади без труда завела нас в кабинет Картографии, я ахнула. Это место казалось самым светлым и чистым в Академии: из больших витражных окон лился теплый огненный свет и слегка жарил кожу. Поодаль от многочисленных столов, усыпанных заметками и надписями, висело огромное полотно – карта Примитивного мира. Отсюда я не могла разглядеть всех деталей, но жаждала подойти ближе, чтобы изучить каждый дюйм их большого дома. Раньше я думала, что Ад самый огромный, пока не узнала про существование Примитивного. Место, где жили люди, делилось на множество стран и городов, каждый из которых был уникальным. В преисподней же расположилось всего два города, Академия и широкое поле неизведанных опасных мест, являвшихся обителью всех монстров, когда-либо созданных Дьяволом.
Мы с Кессади с любопытством оглядывались, когда приземлились за последнюю парту. Остальные студенты подтянулись спустя несколько минут и радовались, что не заблудились. Однако были не все: на Защите от Чар я наблюдала целое скопище. В Огненной Академии не было факультетов, разделяющих Грехи, поэтому я понимала, почему нас набралось так много на первом курсе. Я еще не успела разглядеть всех, но некоторых Грехов все же узнала: однажды я видела их в Содоме, и больше мы не пересекались. Меня они вряд ли помнили, ведь я постоянно ходила в плаще и прятала лицо от врагов. Собственная безопасность всегда была на первом месте.
– Ты все же села со мной, – улыбаясь, подметила Кессади. Она достала из розовой сумочки тетрадь, ручку и кусочек шоколадки, который тут же запихала в рот. – Я уже могу называть тебя подругой?
– Не обольщайся, – фыркнула я. – Ты просто кажешься полезной, и мне выгодно находиться рядом.
Грех захлопала в ладоши.
– Звучит мило!
– Мило? Забудь это слово.
– Люди так говорят, когда им что-то нравится или кажется забавным!
– Люди? – я подняла бровь. – Постой, ты была в Примитивном?
– Нет, но был Кайл! Это четверокурсник. Он рассказывал мне много историй, пока его не съели.
Я коротко улыбнулась.
– Надеюсь, это была не ты?
– Я бы не поступила с ним так. Он был красавчиком! И, наверное, я бы хотела знать, что значит хотеть целоваться, ведь он казался таким приятным. А приятных людей вроде бы целуют… Ты хоть раз целовалась? Что ты чувствовала? И чувствовала ли вообще?
От бесконечной болтовни Кессади голова наливалась свинцом, а глаз непроизвольно дергался, однако ее вопрос заинтересовал меня. Я не знала, что такое поцелуи, и никогда не понимала их смысл, но каждый раз, когда представляла чьи-то губы, касающиеся моих, паутинка предвкушения окутывала низ живота. Это неизведанное странное ощущение раз за разом пугало, но самое страшное, что я жаждала попробовать настоящий поцелуй. Никто из Гордынь не должен был мечтать о близости, ведь это касалось привилегий Вожделения, и порой меня пугали собственные мысли. Я понимала, что если позволю кому-то поцеловать себя, то не остановлюсь. Мой разум будет в другом грехе, а сущность Гордыни стыдливо заляжет на дно. Хоть я и не нарушу протоколов Дьявола, но заставлю усомниться в своих намерениях.
– Ты, похоже, спутала меня с Вожделением. Я не хочу целоваться, и меня даже не тянет. – Щеки полыхали, когда эти слова вылетели из губ. – И вообще, я устала с тобой болтать.
Кессади мечтательно облокотилась о спинку стула и засунула темный локон в рот. Она определенно готовилась к новой волне трепа, наплевав на мои слова.
– А я бы хотела целоваться! Это так странно, но выглядит вполне интересно. Однако соитие – процесс намного увлекательнее! Ты когда-нибудь задумывалась о том, что другие Грехи никак не пересекаются друг с другом, кроме Вожделения? – Девушка ухмыльнулась. – Так необычно это… Интересно, что они чувствуют, когда их тела касаются друг друга? И что чувствуют перед этим? Я вот даже и представить не могу, что происходит с эмоциями… Как думаешь, что Вожделения ощущают перед совокуплением? Я думаю, это похоже на радость и трепет. Я пару раз видела, как…
– Остановись, – попросила я, устало потирая виски. Болтовней Кессади, кажется, можно убивать. – Я не имею понятия, что там происходит с Вожделением, и не хочу задумываться.
– Но…
– И вообще, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком много говоришь?
Кессади испуганно моргнула.
– Ой! Это плохо? Королю не нравится?
Я коварно улыбнулась.
– Да-а-а-а, за это он отрезает языки. Под самый корень.
Грех помотала головой, положив руку на рот.
– Я не буду болтать! Правда! Ой, снова же болтаю. Фрэй, просто не говори со мной, чтобы я не отвечала!
– Поверь, даже не буду.
Грохот звонка раздался по Академии, взбудоражив мои внутренности, и тотчас в аудиторию влетела женщина. Она выглядела сморщенной и серой, а ее взгляд, скрытый за тонкими веками, был полон мудрости и тайн. Морщинистые руки женщины дрожали, придерживая небольшую стопочку книг. Я редко встречала старых Грехов, и мне было странно видеть кого-то настолько иссохшим и практически лишенным жизни. Частые выходы в человеческий мир превратили эту женщину в безликую мумию – и это случалось с каждым. Такие Грехи проживали едва ли человеческий век, а вскоре умирали, освобождая место для новорожденных. Наверное, это можно было назвать естественным отбором, но мне казалось странным, что самые сильные, закаленные Грехи, прошедшие не один выход в Примитивный, должны были уйти с концами.
Вскоре женщина представилась профессором Стертел, когда заняла место у огромной доски. Она показалась приятной, и я облегченно вздохнула, ведь до этого я полагала, что весь обучающий персонал будет под стать профессору Энделу. До его напыщенности и шарма, наверное, не дотягивал ни один мужчина. Он выглядел Грехом, который готов идти по головам, несмотря ни на что. Люцифер ценил таких экземпляров, наверное, поэтому Эстор все еще оставался в седле. Насколько я знала, самые достойные Грехи становились преподавателями по приказу Короля. Они передавали свой бесценный опыт студентам, а взамен Дьявол мог награждать их дополнительной силой вроде телепортации, метания огненных дисков или невидимости. Быть может, кому-то он даровал молодость, которой так не хватало профессору Стертел…
После небольшой вводной лекции о преимуществах Картографии, мисс Стертел выдала каждому студенту карту людской вселенной. Я редко держала ее в руках, и мне было безумно интересно рассматривать каждый материк. Скользя глазами по названиям стран и городов, я невольно улыбалась. Мне хотелось бы посетить все уголки этого мира, но я представляла, насколько это будет невозможно. Несмотря на то что многие Грехи годами жили бок о бок с людьми, они не могли выбираться за пределы назначенной территории. Им не дозволялось путешествовать и соваться куда-либо без ведома Дьявола.
– Через две недели у вас будет практика, – заявила мисс Стертел, поправляя копну кудрявых седых волос. Она прыгала возле доски и делала небольшие заметки, продолжая монолог: – Вас разделят на пары по уровню способностей и отправят к людям.
Кабинет тотчас взорвался восхищением. Многие студенты еще ни разу не бывали в другом мире. Как и я. Кессади радостно трепала мою руку и просила Дьявола поставить нас в пару. Но я не верила, что он поможет, поэтому мысленно засовывала голову в петлю, поскольку мне постоянно не везло. В первый же день я попала в передрягу с огненными псами, потом – ночевала в кустах, а после всего «букета чудес» встретилась с профессором Энделом – главной причиной моего отвратительного настроения. Чтобы не рушить череду неудач, Король Ада мог посодействовать и поставить меня с самым слабым студентом.