Святослав Логинов
Заклятие. Истории о магах
Двести лет росла в чаще сумрачная ель. Вздымалась между младшими сестрами на недостижимую высоту, шумела, не сдаваясь зимним вьюгам и осенним ветрам, кормила шишками белок и клестов, рассеивала семена далеко по всей округе. Потом пришли люди, срубили великаншу и, надрываясь, выволокли из чащи. Лишенная корней, вершины и веток, ель стала бревном, но не забыла о родной чащобе. Хранила под корой зеленый луб, плакала смоляными слезами. Ее ошкурили железным стругом и два года сушили в тенечке, после чего положили в основание строящегося княжьего терема. С тех пор прошел не один десяток лет, и, кажется, все было забыто: и порывы свежего ветра, и коготки поползня, сбегающего по стволу. А вот коснулись сухой древесины ладони лесного мага – и что-то припомнилось. Конечно, не было сил встать во весь рост или открыть проход в глухой стене, но все покои и переходы деревянного терема проявились как на ладони.
Марцун благодарно погладил бревно и поднял голову.
– Вот и не надо ничего ломать. Трусоватый отец Агор заранее позаботился о возможном бегстве, построив потайной ход. Через него мы и пойдем. Видишь, в сторонке каменная плита вкопана? Можешь ее своротить?
– С удовольствием.
Ловкие человеческие пальцы сжались в кулак, из которого полезли когти, каким позавидовал бы любой медведь. Теперь рука вполне напоминала лапу. Когти вспороли дерн у края плиты, зацепили камень, плита приподнялась и тяжело рухнула в сторону. Открылся темный провал входа.
Марцун первым нырнул в яму, вухур последовал за ним. Через несколько шагов идущие уперлись в деревянную стенку. Марцун осторожно нажал, панель повернулась, открыв проход на лестницу. Теперь можно было идти, не останавливаясь.
Узкая лестница, по которой монахи поднимались в убогую роскошь настоятельской кельи, вывела в зал, где к стене был прикован отшельник Мантир.
– Глянь на этого человека. Узнаешь?
– Конечно. Это отшельник, который жил в одном переходе от поселка. Он не мешал, и мы его не трогали.
– А потом он выдал отцу Агору, где находится ваш поселок.
Когти вновь полезли из кулаков вухура.
– Я оторву ему голову.
– Не стоит. Он и так наказан.
Марцун подошел, проверил натяг цепи. Мантир, бессильный что-либо сделать, молча ждал.
– Я не могу снять с тебя эту цепь, – произнес Марцун. – Не мною поставлено, не мне и снимать. Но я могу немного ее ослабить. Тогда к тебе вернется колдовская сила. Могучий маг, сидящий на цепи, – в этом есть некая высшая справедливость. Я надеюсь, ты не станешь тратить магию на то, чтобы сжечь меня. Побереги ее для нашего общего знакомца отца Агора.
– Именно это я и собираюсь сделать, – просипел отшельник. – А ты, насколько я понимаю, тот искусник, что посылал птицу следить за монахом. Он спалил ее, чтобы ты не слышал последних слов.
– Да, сойка погибла, и я не сумел ее оживить. А что касается последних слов, не так трудно догадаться, что там было сказано.
– И тем не менее ты явился сюда. В таком случае тебя ждут вон за той дверью. Для жертвоприношения уже все готово. Но сначала ослабь цепь.
Тугая цепь не желала поддаваться, и дело было не только в серебре, неподвластном Марцуну, но и в наложенном на него заклятии. Однако Марцун сумел обойти запрет и цепь ослабить.
– Вот теперь нам туда, – произнес Марцун, направившись к лесенке, ведущей на смотровую башню.
– Тоже хорошее дело, – согласился отшельник, растирая затекшую шею. – Но советую поторопиться. Тебя ждут у главного входа, никто не предполагал, что ты пройдешь здесь, но скоро пойдут за девушкой и тебя найдут. А мне бы не хотелось, чтобы тебя вязали у меня на глазах, тем более что у тебя такой могучий телохранитель, который не сдастся без боя. Кстати, девицу зовут Зорика; очень милое имя. Думаю, тебе будет приятно погибнуть вместе с ней.
По скрипучей лесенке Марцун с вухуром поднялись наверх в маленькую горенку на вершине смотровой башни. Там у распахнутого окна стояла девушка и смотрела на столицу, дома которой начинали просвечивать сквозь туман.
– Здравствуй, красавица, – сказал Марцун. – Зорика – это ты?
– Да, это я. А вы пришли за мной? Уже пора?
Вид вухура, стоящего в дверях, ничуть ее не напугал.
– Да, мы за тобой. Тебе надо бежать отсюда как можно скорей.
– Как бежать? Куда? Я не пойду.
– Ты понимаешь, что здесь тебя собираются убить, причем жутким способом? Тебя принесут в жертву напасти, вспорют грудь и вырвут сердце.
– Понимаю. Но принесут не в жертву напасти, а в жертву против нее. Что делать, если напасть идет на город? Без моей жертвы умрут все, а так умру я одна.
– Тебе не просто собираются вырвать сердце. Князь должен сожрать его, пока оно бьется. Ты так хочешь?
– Значит, так, – Зорика показала за окно. – Видишь, там просыпается город, посады, ремесленные концы, в одном из которых я родилась. Там живут люди, сотни, а может, тысячи людей. Никто из них не знает про напасть, все хотят просто жить.
– Они знают, – возразил Марцун.
Он видел то, чего не могла различить Зорика. Город бурлил не по-хорошему. С первым светом жители были подняты тревожным шумом. Громкий стук в двери, окна, наличники. Заспанные обыватели высовывались наружу, и всякий видел птиц. Черный ворон, птица вещая, редкий гость в жилых местах, разевал страшный клюв и кричал: «Кра! Напасть, беда!» Сойки и буробокие ронжи стрекотали человеческими голосами: «Бежать! Караул, напасть!»
Не услышать их и не обратить внимания на всеобщий вопль было невозможно.
Первым вскинулся нищий люд, божедомки. Голому собраться – только подпоясаться. Следом зашевелились всякого состояния обыватели. Внизу начали распахиваться ворота, на улицу выезжали телеги, груженные поспешно набросанными пожитками. Вещая птица лгать не станет – верно, и впрямь напасть грядет.
Находились и такие, кто засел в своей усадьбе, что гнилой пень. Мы, мол, за нашими заплотами всякое переживали, от всего отсиделись, переживем и неведомую напасть. Ворота тесовые, пришлый недруг не проломится, стены дубовые, никакое злосчастье не просочится.
– Да, – стараясь добавить в голос убедительности, произнес Марцун, – там город с пригородами, там страна, средоточие власти. Но если для их спасения требуется такая цена, то ни власть, ни страна, ни город не стоят единого плевка. К тому же жертва твоя напрасна. Вместе с тобой должны убить еще четверых, а они не хотят, чтобы их убивали.
– Это их выбор, – твердо сказала Зорика, – а я останусь здесь.
– Вот уж этого я тебе не позволю!
Спорить не было времени. Марцун ухватил девушку за руку и поволок к выходу. И тут из-за занавески выскочила девчонка лет двенадцати и с криком: «Не трожь Зорику!» – повисла на Марцуне. Неясно, как бы Марцун, неопытный в таких делах, разбирался с двумя упирающимися девицами разом, но в дело вмешался вухур. Он ухватил девушек лапищами, а вернее руками, потому что когти были спрятаны, поднял их в воздух и быстро сбежал вниз по лестнице.
– Удержишь обеих? – успел крикнуть Марцун.
– Хоть пяток! – рыкнул вухур.
Отшельник сидел, прислонившись спиной к стене, и по-прежнему растирал шею.
– Опаздываете, – заметил он. – Напасть уже вырвалась на волю. Внизу все готово для великой жертвы. Сейчас приведут князя, затем монахи отправятся за девушкой. Следующим будешь ты.
– Зря стараются, – заметил Марцун, отпирая дверь, ведущую в княжьи покои.
В верхнем зале было безлюдно, вся челядь собралась ниже, где должно было начаться жертвоприношение. Марцун распустил заплечную суму, достал мешочки с привадой.
– Когда побежим через тронный зал, дыхание задержи и девчонкам рты и носы прижми, чтобы дыму не наглотались.
– Понимаю, – проворчал вухур. – Приходилось с зельем возиться.
Тем временем приоткрылась дверь княжеской опочивальни, и в зале появился сам светлейший князь. Сморщенный старичок, с трудом шаркающий ногами, обряженный в расшитый золотом восточный халат и ночной колпак из мягкой байки, ничуть не походил на грозного повелителя, каким представляют его простые люди.
– Кушенькать хочу, – бормотал он. – Мняменькать… Сердца горячего вкушать хочу.
Из свободной лапы вухура полезли когти.
– Оставь, – сказал Марцун. – Не пачкайся.
Резные двери, ведущие на широкую лестницу, распахнулись, появились спальники, несущие княжеское облачение.
Вухур взревел по-звериному, сбил прислужников с ног и, топча парчу, помчал через пышно украшенный зал.
Зал был полон челяди и знати, но оружие было только у гридней, поставленных не для охраны, а для красы, и у палача, который стоял как раз на пути вухура. Но этот молодец собирался резать беззащитных людей и никак не предполагал, что столкнется с разъяренным великаном. Когтистая лапа мелькнула, разом доказав, что обещание оторвать голову не было пустой угрозой. Прочих не успевших убраться с пути вухура попросту расшвыряло по сторонам.
Камин в зале был потушен, и вьюшка – изобретение северных умельцев – надежно перекрывала дымоход. Зато на треногах курилось несколько жаровен. Марцун ничем не рисковал, зная, что без обильного воскурения никакое жертвоприношение невозможно.
В эти жаровни и полетели мешочки с дурманящей привадой – птичьей и рыбьей.
Такого воскурения мир еще не знал! Клубы дыма мгновенно заполнили помещение. Окон в тронном зале не было, и дымоход перекрыт, нигде не осталось ни единого глотка свежего воздуха. Довольно было раз вдохнуть дурмана, чтобы человек потерял голову и уже не мог осмысленно действовать. Марцуна никто не пытался задержать, он пронесся через тронный зал, выскочил на посольскую лестницу. Дубовые двери, изукрашенные искусной резьбой, захлопнулись за ним. По ту сторону дверей творилось исступленное неистовство. Кто-то хохотал, другие рыдали в голос, что-то трещало и рушилось, но никто не пытался вырваться из объятий сладкого яда, тем более что двери, покорные повелителю дерев, мгновенно забухли, и их намертво заклинило.
Марцун не заметил, был ли в тронном зале отец Агор, но очень надеялся, что был.
Снизу от внешних дверей уже бежала стража. Эти были при оружии и готовы к бою, но их было всего двое. Вухур отпустил сползших на пол девушек и ревущим смерчем налетел на дружинников. Теперь становилось понятно, почему не вернулись посланные против вухуров отряды и каков был их конец. Бердыши ударили в пустоту, а сами воины упали, заливаясь кровью. Одним ударом вухур выбил ворота терема, ведущие во внутренний двор.
– Куда теперь?
– В подвал!
Вухур вернулся в дворцовые сени и вслед за Марцуном спустился в подвал по каменным на этот раз ступеням.
Вухур видел в темноте ничуть не хуже, чем при солнце, да и Марцун умел обходиться без света, но все же взял чадящий при входе факел.
Деревянная дверь покорно открылась перед ними. В темной каморке за решеткой, сжавшись в комок, лежала девочка. Вухур бросился к ней, и впервые его мощь встретила неодолимую преграду. Кованая сталь выдержала напор.
– Пусти, – велел Марцун.
Он отжал защелку и сдвинул тяжелый засов. Вухур подхватил девочку на руки. Глухое человеческое ухо ничего бы не разобрало в его ворчании, но Марцун слышал отлично:
– Доченька… игрунька моя, любимушка… Ты думала, я тебя бросил? Видишь, я пришел за тобой и никому-никому тебя не отдам.
Вухурка жмурилась и терлась личиком о папино плечо.
– Еще остальных надо выпустить, – напомнил Марцун.
Вторую клетку отворили мигом, и оттуда появился рыбоед. Мгновение великаны стояли друг напротив друга, потом Дзз-э опустился на колени.
– Я виноват. Казни, но прошу пощадить брата.
– Сегодня день свободы, а не казни. Вставай и пошли. Время нас помирит.
Из последней клетки вышел леснак со своей невестой, прекрасной, как только счастливые невесты бывают. Пышные волосы ниспадали ей на лоб, и сквозь локоны сияли золотые глаза, не таящие никакой угрозы.
Девушки, оставленные в парадных сенях терема, так никуда и не двинулись. Зорика бессильно сидела у стены, служанка хлопотала вокруг.
– Ты-то кто такая? – спросил Марцун.
– Манька, горничная девка, – ответила та. – Мне велено Зорику оберегать. Но я и без того ее не брошу.
– Тогда вставайте и бегом вместе с нами. Слышите гудеж? Это напасть вырвалась. С минуты на минуту терем повалится.
Повторять не пришлось. Девушки встали и сначала пошли, неуверенно переступая ослабевшими ногами, потом побежали все решительней и быстрей.
На широком дворе уже никого не было. Гридни и отроки, дружинники и слуги, горничные и сенные девки – все, кто избежал отравления привадой, спешно покинули обреченный дворец.
На улочках посада тоже никого не оставалось, но все же слуха коснулся голос, заунывно выводящий:
Тетеньки, дяденьки,
Я прошу вашей жалости!..
Марцун метнулся на голос.
– Ты что здесь делаешь? Тебе было велено бежать отседова!
– Куда? – безнадежно спросил мальчишка. – Некуда мне бежать.
– Хоть с нами вместе, только поскорей. Будешь впустую хныкать – скопом пропадем!
Беглецы, все десятеро, торопились, что есть силы в ногах. Сзади слышался гул и долгий треск – напасть пережевывала терем, стены которого дрожали, но еще не рухнули окончательно. Башенка, где горемычничала Зорика, возвышалась над белесым холмом напасти и ходила ходуном, словно кто-то раскачивал ее снизу. Разливы напасти, напоминавшие круто сваренный овсяный кисель, растекались повсюду, равно пожирая лачуги бедноты и усадьбы лучших людей. Никакие заборы и заплоты не могли ее остановить, оставалось только бежать.
Дома постепенно расступались, садики сменились выпасами, под ногами запылил изъезженный тракт, по которому, настегивая лошадей, спасались мещане княжьего города.
* * *
Преподобный Мантир, бывший монах и бывший отшельник, сидел, как пес на цепи. Когда цепь оказалась ослаблена, магические способности вернулись к нему, но это не помогло бы снять цепь, даже будь они стократ сильнее. Всякому могуществу положены пределы, иной раз до смешного ничтожные. Цепь накинули леснак и рыбоед, и только такая же пара сможет ее снять. Магия тут ни при чем.
Дурень Агор изловил где-то обоих недочеловеков, заставил служить себе, а потом запер их на потеху, словно хищников в зверинец. Оно и к лучшему, не придется искать новых дикарей. Те, кто набросил цепь, ее же и снимут. Не сейчас, конечно, немного погодя. Тому, кто ждал сорок лет, не докучно прождать еще чуток. Недолюдкам нужно обещать свободу и любую награду, какую они пожелают. Разумеется, они потребуют голову обманщика Агора, и они ее получат. Дикарей вообще лучше не обманывать, тогда с ними можно иметь дело.
Снизу смутно доносился какой-то шум. Что происходит – не разобрать, а колдовать по мелочам, чтобы удовлетворить праздное любопытство, сейчас не следует.
Хлопнула потайная дверь, занавесь отлетела в сторону. В зал быстро вошел отец Агор. Не взглянув на Мантира, он хотел сбежать вниз по лесенке, ведущей во внутренний двор.
– Па-а-стой!.. – пропел Мантир, разом остановив врага. – Далеко собрался?
– Пусти! – кажется, Агор даже не удивился, что к Мантиру вернулись былые способности. – Мне некогда.
– Зато у меня времени пропасть. Мы с тобой не договорили когда-то, тебе вечно было некогда. Нехорошо духовному лицу так мельтешить.
– Я сейчас позову слуг, и тебя попросту придушат. Лучше пусти по-хорошему.
– Зови. Только берегись, как бы они тебя не придушили. Я сижу на цепи, но я сильнее.
– Дьявол! Как тебя угораздило ослабить цепь?
– Это вышло случайно, хотя очень кстати. Но по большому счету на мои планы ослабление цепи не повлияло. Зато я могу закончить тот давний разговор. Помнится, ты соврал, будто рассказываешь мне о напасти и чистых сердцах, чтобы не сомневаться, осведомлен ли я в столичных делах. Врал не для меня, а для того, кто подслушивал. Так вот, должен тебя огорчить: я знаю все, даже то, о чем ты умолчал. Да, напасть могут остановить пять чистых сердец, съеденных князем. Важны сердца, а князь – это просто челюсть, в которую ты вставил зубы. Сожрав живые сердца, князь сможет остановить напасть. Все так и есть. Всякая ложь почти нацело состоит из правды. Точно так же обстоит дело с тобой. Все, что ты рассказал, – правда, но ты умолчал об одном: хилый князь не сможет удержать ту мощь, что достанется ему. Скорей всего, он просто помрет через полчаса, и ты торжественно его похоронишь. Но сила пяти сердец не пропадет. Ты собираешься захапать ее. Если бы князь помер прежде, чем ты нашел пятерых, тебе пришлось бы жрать сердца самому, а это опасно. Раз вкусивший подобное яство уже не смог бы от него отказаться. А народ прощает власти все, кроме прямого людоедства. А ну как тебя снесли бы со всей твоей наеденной силой?
– Пусть бы попробовали, – проскрипел Агор, не оставляя попыток прорваться сквозь преграду, поставленную Мантиром.
– Вот ты и признался. Впрочем, я знал об этом с самого начала и успел принять меры. Мне не удалось сжечь тебя там, в лесу, – шутка с серебряной цепью изрядно меня огорошила. Но даже связанный, я заставил тебя действовать по-моему. Ты привез меня в столицу, и, когда князь не удержит силу пяти сердец, она достанется мне. А ты покуда постой и подумай, как бездарно ты проиграл. Когда я займу княжеский стол, я не буду сажать тебя на цепь, а уничтожу сразу. И только потом начну снимать цепь с себя. Это будет нелегко, но я знаю, как это сделать.
– Болван!.. – заорал отец Агор. – Недоумок, дубина стоеросовая! О какой мощи тебе возмечталось? Не будет никакой победы над напастью: князь погиб, жертвы, все пятеро, сбежали. Только я могу их остановить и все-таки уничтожить напасть. Пусти!
– Как сбежали? Пять минут назад двое из них были здесь и отправились вниз, прямиком в руки твоих слуг. Дуралей, даже такое простое дело ты не смог выполнить! И ты надеешься остановить бегущих? Это они вырвут твое сердце, если, конечно, оно у тебя есть…
– Пусти, тебе говорят!.. – закричал Агор, продолжая биться, словно огромная муха в столь же огромной паутине. – Напасть вот-вот доберется сюда!
– Я понял, – проскрипел преподобный Мантир. – Ты всего лишь хочешь сбежать куда-нибудь подальше, где напасть тебя не достанет: например, в мой скит. Вот почему ты оставил неразрушенным дом. Ты с самого начала опасался, что тебе придется бежать, и готовил путь к отступлению. Так вот: не выйдет, ты останешься здесь.
Тяжелые плахи пола вздыбились, меж ними показалось кипящее месиво напасти.
– Пусти-и!.. – завизжал Агор.
– Не-ет!
* * *
Беглецы, последними выбравшиеся из гибнущей столицы, спешили по дороге. Сзади хрустело, трещало и рушилось. Напасть, не щадя ни лачуг, ни теремов, разливалась по окрестностям. Чудилось, что никаких границ положено ей не будет и весь белый свет покроется мертвенно-серой пеленой.
Зорика, изнемогшая от бега, споткнулась и упала. Марцун принялся поднимать ее – и вдруг почувствовал, как отчаянно бьется девичье сердце.
– Стойте! – закричал он. – Мы можем остановить напасть! Нужны пять горячих сердец, а князь и его кровавые жертвы не стоят и плевка!
Он взял руку Зорики, но девушка гневно вырвалась, подбежала к вухуру и ухватилась за его широкую ладонь. Вухур опустил на дорогу дочь и протянул руку рыбоеду. Леснак на мгновение прижался лицом к волосам любимой и встал в ряд, сжав пальцы Зорики. Марцун пристроился с краю, и они пошли туда, откуда только что бежали.
Шли не оглядываясь – и не видели, как лесначка сжала мягкую ладошку вухурочки, у которой совсем недавно выпали молочные когти, с другой стороны встал Пшухх, так и не успевший пройти посвящение в рыбаки. Слева к вухурке подбежала горничная служка Маня, у которой даже премудрый Агор не разглядел чистого сердца. Последним прибился нищий побирушка, о котором вообще никто ничего не знал.
Теперь они шли в две шеренги, а где-то за их спинами останавливались телеги и возы, люди спрыгивали в пыль и, неразборчиво крича и размахивая руками, бежали навстречу вздымающейся напасти, которая остановилась и принялась отступать.
