Я полюбил страдание, так удивительно очищающее душу (сборник) – Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий)

"Куда меня не пошлют – везде Бог".

/Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)/

Как удивительно и одновременно волнительно осознавать, что человек, который казалось вот недавно жил среди нас, работал не покладая рук, помогал страждущим, творил, причислен к лику святых. А прочитав его биографию, понимаешь, он действительно святой. Жизнь святителя Луки потрясающе необыкновенная, насыщенная и в то же время сложная, полная преград, мучений и преследований. Подумать только, человек, который спасал чужие жизни, не раз подвергался гонениям и критике, а за годы, проведенные в ссылках, он мог вылечить ещё немало людей. Но, видимо, так было всегда: за взгляды неугодные правительству, и уж тем более за веру страдали многие. Валентин Феликсович не был исключением. За свою жизнь он успел научиться многому сам – от рисования и изучения иностранных языков до сложнейших операций на человеческом теле и научных трудов по богословию; научил и других – на его показательных операциях всегда толпились сотни умов, а вклад Войно-Ясенецкого в хирургию и анестезиологию бесспорно неоценим. Автобиография написана достаточно интересно и познавательно, здесь нет бахвальства, а описанные автором мучения читаются с трудом. Но даже в самых сложных условиях Северного края епископ Лука оставался настоящим человеком, хирургом с золотыми руками, готовым всегда прийти на помощь любому.

Это была довольно просторная половина избы с двумя окнами, в которых вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. Щели в окнах не были ничем заклеены, а в наружном углу местами был виден сквозь большую щель дневной свет. На полу в углу лежала куча снега. Вторая такая же куча, никогда не таявшая, лежала внутри избы у порога входной двери. Для ночлега и дневного отдыха крестьяне соорудили широкие нары и покрыли их оленьими шкурами. Подушка была у меня с собой. Вблизи нар стояла железная печурка, которую на ночь я наполнял дровами и зажигал, а лежа на нарах, накрывался своей енотовой шубой и меховым одеялом, которое подарили мне в Селиванихе. Ночью меня пугали вспышки пламени в железной печке, а утром, когда я вставал со своего ложа, меня охватывал мороз, стоявший в избе, от которого толстым слоем льда покрывалась вода в ведре.

В первый же день я принялся заклеивать щели в окне клейстером и толстой оберточной бумагой от покупок, сделанных в фактории, и ею же пытался закрыть щель в углу избы. Весь день и ночь я топил железную печку. Когда сидел тепло одетым за столом, то выше пояса было тепло, а ниже – холодно. Однажды мне пришлось помыться в таком холоде. Мне принесли таз и два ведра воды: одно – холодной, с кусками льда, а другое – горячей, и не понимаю, как я умудрился помыться в таких условиях. Иногда по ночам меня будил точно сильнейший удар грома, но это был не гром, а трескался лед поперек всего широкого Енисея.Нельзя сказать, что повествование изобилует лишь медицинскими достижениями врача Войно-Ясенецкого или, наоборот, здесь много о духовной жизни архиерея. Всего в меру, более того, в книге достаточно пояснительных сносок, в которых события описываются со стороны, идут параллельно личным переживаниям владыки. Это и ранние годы жизни Валентина, его учёба, женитьба, и более поздние времена работы, ссылок, болезни, о его последних днях. Отдельные главы в книге посвящены памяти архиепископа, воспоминаниям известных людей. Мне кажется, для этого произведения нужен определённый настрой, но прочитать обязательно стоит, дабы понять, какими тяжелыми могут быть людские страдания… но как при этом остаться человеком, не потерять своё лицо, не очерстветь душой и сердцем. А много позже облегчать страдания верующих, глядя на них с иконы мудрым степенным взором. «Главное в жизни – всегда делать людям добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое».

/Архиепископ Лука (Войно-Ясенецкий)/

Меня очень тронули эти воспоминания. Подобно созревшим зернам, слова его упали на плодородную почву моей молодой, еще глупой и неокрепшей души. Пребываю под впечатлением который день. Обдумываю, анализирую, лезу вновь в книгу, чтобы перечесть и вспомнить понравившиеся моменты.Великий человек несгибаемой воли, любви к Богу и к людям. Великий хирург, автор знаменитых "Очерков гнойной хирургии", ставших настольной книгой для многих поколений молодых врачей.Безумно трудная, но закалившая его судьба, сделала из просто способного начинающего врача величайшего человека столетия, не побоюсь этих слов, гонимого антирелигиозными режимами, прошедшего все этапы ежовщины и "большого террора", выдержавшего 11 лет унизительных ссылок и моральных побоев нквд-эшников. Страшная жизнь. И все-таки этот человек, эта Личность, выстояла и оставила потомкам огромное нравственное и духовное наследие, наследие любви к человеку.Потеряв свою жену, до безумия красивую женщину, мою тезку, Анну Васильевну, нарушившую ради их венчания свой обет девства, Валентин Феликсович остается с четырьмя детьми, названной матерью для которых приглашает стать Софью Сергеевну, свою коллегу по работе в госпитале. Именно она все последующие годы их разлуки растит его прекрасных детей и выводит в люди как своих родных… Михаил становится анатомом, дмн, профессором. Валентин занимается офтальмологией и патанатомией, также профессор, дмн. Алексей – старший научный сотрудник и один из основателей института эволюционной физиологии и биохимии им. Сеченова, доктор биологическийх наук. Дочь Елена выросла порядочным трудолюбивым человеком, верным своей семье и делу своего отца.В автобиографии Войно-Ясенецкий рассказывает о тяжелейших ссылках своих по этапу, о встречах с разными людьми, о своей непосредственной работе земским врачем. К концу жизни он совсем ослеп, будучи диабетиком сильно страдало его больное сердце, нагружаемое моральными трудностями времени поношений и разгрома церквей. Приводимые редакцией вырезки из его писем к детям свидетельствуют о том, как невыносимо тяжело ему идти все время против течения, как он нуждается в благодушном покое и возможности просто помогать страждущим. Последние годы свои он провел в Симферополе, где и похоронен. Книга воспоминаний называется "Я полюбил страдание" и это очень верно, иначе никак нельзя оправдать такой тягостной жизни такого светлого человека, кроме как любовью к своему делу и к своему назначению – проповеди божьего дела на земле. Он стал Архиепископом Лукой и в то же время остался профессором медицины Войно-Ясенецким. Так и по сей день везде, где только встречается его имя оно пишется двойным саном.Это прямо-таки история России на разделе двух веков в лицах. Предательства и в противоположность им искренняя преданность своему слову и убеждению, помогающим выстоять в самые трудные часы, в борьбе с наиболее безнравственными и бездушными людьми, посвященными неизвестным каноном во власть… Это отличный пример верности убеждениям, доброму делу и необходимости всегда придерживаться своей стези.

Своеобразная сила этих воспоминаний – в краткости. Ясенецкий продиктовал их за три года до смерти, полностью ослепшим, поэтому воспоминания поневоле кратки. Жёстче отбирались факты, ярче они воспринимаются. А они действительно яркие. Ясенецкий встретил революцию тридцатилетним сложившимся, успешным человеком, а потом всё как у всех «дореволюционных», кто был «кем-то». В отличие от тех, «кто был никем» и дорвался до крови. Первый раз арестован в 1923, третий – в 1937. Ясенецкий скупыми мазками показывает и конвейерные допросы, и ссылку, и пересылку, и тюрьмы, и чекистов, и задавливаемую народную стихию, лишённую церквей, священников, да и вообще нормальной жизни. При этом он сохраняет достоинство, не признаётся в шпионажах, не отрекается от призвания служить людям проводником Божьего слова. Но вечным фоном и главным смыслом жизни Ясенецкого была хирургия. Хирург высшего класса, который лечил людей и в глухой курской деревне, вскрывая ребёнку трахею перочинным ножиком, и в столицах, в клинических условиях, и в тюремной камере, и на заброшенном станке в притундровой енисейской глухомани, где жилые землянки он принял сперва то ли за кучу навоза, то ли за кучу соломы…Собственно, надо читать, а не рассказывать. Хочу отметить только два момента.Первый. Ясенецкого безусловно спасло то, что он был одновременно великим специалистом в двух редких, но наиболее востребованных специальностях, особенно востребованных в годы войн и переломов – врачом и священником. Где бы он ни появлялся, народ стремился к нему – лечиться и окормляться. Как ни пытались местные чекисты сгноить строптивого классового врага, каждый раз они отступали перед напором простых людей. «…Оказалось, что в туруханской больнице умер крестьянин, нуждавшийся в неотложной операции, которой без меня не могли сделать. Это так возмутило туруханских крестьян, что они вооружились вилами, косами и топорами и решили устроить погром ГПУ и сельсовета. Туруханские власти были так напуганы, что немедленно послали ко мне гонца в Плахино. Это мое второе пребывание в Туруханске длилось восемь месяцев» (самый цитируемый фрагмент книги).Второй. Из воспоминаний вырисовывается образ человека с огромным чувством собственного достоинства, который знает себе высокую цену, который принимает любовь к себе как должное. Оно есть за что. Порой Ясенецкий проявляет и строптивость, и несмирение в «мирной» жизни. По существу, он признаёт над собой верховенство только Бога, и признает безоговорочно. Не всегда сразу. Иногда роптал, что Бог не выполняет обещаний, данных ему в знамениях. Нередко поступал по-своему, хотя получал Божьи знаки к действиям, и уже потом раскаивался; но даже в этом раскаянии нет самоуничижения. Отдельный рассказ – о его попытках покончить с собой, когда душное давление Советской власти или невыносимые пытки доводили его до крайней степени отчаяния…Всё вынес и остался примером.