Святитель Иоанн Златоуст
Беседы о покаянии

А то, что и Иуда спасся бы, если бы остался жив, это видно из примера распинателей. Если Господь спас вознесших Его на Крест и на самом Кресте умолял Отца и просил им прощения в грехе, то явно, что Он со всем благоволением принял бы и предателя, если бы этот принес надлежащее покаяние. Но тот не в состоянии был воспользоваться сим врачевством, поглощенный чрезмерной скорбью. Этого-то именно опасаясь, Павел понуждает коринфян исхитить того человека из челюстей дьявола. И зачем говорить о том, что было у коринфян? Петр трижды отрекся после участия в Таинствах, но слезами загладил все. Павел был гонитель, богохульник и обидчик, гнал не только Распятого, а также и всех последователей Его, но – раскаялся и стал апостолом. Бог требует от нас только малого повода и дарует нам отпущение многих грехов. Скажу вам и притчу, которая служит подтверждением этого.

4. Были два брата; они разделили между собой отеческое имение, и один из них остался дома, а другой прожил все, что было ему дано, и ушел в чужую сторону, будучи не в состоянии переносить стыда от бедности. Эту притчу нашел я нужным сказать для того, чтобы вы знали, что отпускаются и грехи, сделанные после крещения, если мы будем внимательны. А это говорю не для того, чтобы вовлечь вас в беспечность, но чтобы отвлечь от отчаяния, потому что отчаяние причиняет нам больше зла, нежели беспечность.

Итак, этот блудный сын представляет собой образ падших после крещения. А то, что он означает падших после крещения, видно вот откуда: он называется сыном, а сыном никто не может назваться без крещения. Он и жил в доме отеческом, и получил долю во всем отеческом имуществе, а прежде крещения нельзя ни воспользоваться отеческим достоянием, ни получить наследство. Таким образом, все это указывает нам на общество верных. Притом, блудный сын был братом жившего честно, а братом не мог быть без духовного возрождения. Итак, этот блудный сын, дойдя до крайней степени порока, что говорит? Возвращусь опять к отцу моему (см. Лк. 15, 18). Отец для того и отпустил его и не помешал ему уйти на чужую сторону, чтобы он на опыте узнал, сколько получал благодеяний, живя дома.

И Бог часто, когда не убедит словами, дает урок самими делами, – об этом Он говорил иудеям. Так Он, когда, потратив через пророков множество слов, не убедил и не склонил их, то, определив дать им урок наказанием, говорит к ним: Накажет тебя нечестие твое, и отступничество твое обличит тебя (Иер. 2, 19). Следовало бы верить Ему и прежде самого события, но так как они были настолько бесчувственны, что не верили Его увещаниям и советам, коими Он предотвращает их от порока, то Он уже попускает самим событиям вразумить их, дабы хотя таким образом снова привлечь их к Себе.

Когда же блудный сын, уйдя на чужую сторону и познав опытом, как гибельно удаление из дома отеческого, возвратился, отец не позлопамятствовал, но принял его с распростертыми руками. Отчего же так? Оттого, что он был отец, а не судья. И вот уже ликования и пиршества, и праздники, и светел и радостен стал весь дом! «Что говоришь? Это ли плата за порок?» – «Не за порок, человек, но за возвращение в дом; не за грех, но за покаяние; не за худые дела, но за исправление». И что еще больше, – когда старший сын огорчился этим, отец и его ласково успокоил, говоря: Сын мой! Ты всегда со мною… А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил (Лк. 15, 31–32). «Когда, – говорит, – нужно спасти погибшего, то тут время не суда и строгого исследования, но только человеколюбия и прощения».

Ни один врач, вместо того чтобы дать лекарство больному, не подвергает его взысканиям и наказанию за беспорядочную жизнь.

Если же блудному сыну надлежало непременно понести и наказание, то достаточным наказанием для него была жизнь на чужой стороне. Ведь столько времени он провел вдали от нашего сообщества, боролся и с голодом, и с унижением, и с крайними бедствиями. Поэтому говорит: брат твой сей был мертв и ожил. «Не смотри, – говорит, – на настоящее, но подумай о великости прежнего несчастья; перед тобой брат, а не чужой». Он возвратился к отцу, который не может помнить прежнего, а охотнее помнит только то, что может побудить к состраданию, милосердию, любви и снисходительности, свойственной родителям. Поэтому и сказал отец не о том, что сделал блудный сын, но о том, что он потерпел; напомнил не о том, что он истратил имущество, но о том, что перенес множество несчастий.

С такой же или еще с большей ревностью искал пастырь овцу. Здесь сын сам возвратился, а там сам пастырь пошел и, найдя овцу, привел ее и радовался о ней больше, чем обо всех, возвратившихся благополучно. Смотри еще, как и возвратил: не бичом погонял, но, возложив на плечи, принес и снова соединил со стадом. Итак, зная, что Бог не только не отвращается от обращающихся, но и принимает их не хуже добродетельных, что не только не подвергает наказанию, но и Сам идет отыскивать заблудших и, найдя их, радуется о них более, чем о тех, которые были в безопасности, не будем ни отчаиваться, согрешив, ни излишне надеяться на добрые дела, но и, живя добродетельно, будем бояться, чтобы от излишней надежды не пасть, а, когда согрешим, станем каяться.

Что сказал я вначале, то говорю и теперь, а именно, что и излишняя надежда стоящего, и отчаяние лежащего – то и другое гибельно для нашего спасения. Потому Павел, предостерегая стоящих, говорил: кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть (1 Кор. 10, 12); и опять: дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным (9, 27); а, восставляя лежащих и побуждая к большей ревности, писал к коринфянам так: чтобы не оплакивать мне многих, которые согрешили прежде и не покаялись (2 Кор. 12, 21), показывая этим, что слез достойны не столько согрешающие, сколько не раскаивающиеся во грехах. Да и пророк грешникам говорит: Разве, упав, не встают и, совратившись с дороги, не возвращаются? (Иер. 8, 4).

И Давид их же убеждает, говоря: О, если бы вы ныне послушали гласа Его: «Не ожесточите сердца вашего, как в Мериве, как в день искушения в пустыне» (Пс. 94, 7–8). Итак, доколе говорится это ныне, не будем отчаиваться, но, имея благие надежды на Господа и помышляя о бездне Его человеколюбия, изгнав из совести все злое, с великим усердием и надеждой возьмемся за добродетель и покажем самое глубокое покаяние, дабы, здесь сложив все грехи, с дерзновением могли мы стать перед судилищем Христовым и получить Царство Небесное, которого да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Беседа вторая
О покаянии и о печали царя Ахаава, а также и о пророке Ионе

Видели вы в прошедший воскресный день брань и победу – брань дьявола, а победу Христа? Видели, как покаяние было похваляемо, и дьявол не снес поражения, но убоялся и вострепетал? «Отчего ты боишься, дьявол, когда покаяние похваляется? Отчего скорбишь? Отчего трепещешь?» – «Да, – говорит, – не напрасно я скорблю и сокрушаюсь: дорогие мои сосуды похитило это покаяние». – «Какие же сосуды?» – «Блудницу, мытаря, разбойника, хулителя». И подлинно, много сосудов похитило у него покаяние, разрушило и саму его твердыню, нанесло ему смертельный удар. Это можешь ты узнать, возлюбленный, из того, что недавно показал опыт. Но отчего же мы не любим собираться сюда и не приходим каждый день в церковь для покаяния? Ты грешник? Приди в церковь, чтобы исповедать грехи твои. Ты праведник? Приди, чтобы не потерять праведности: церковь есть пристань для того и другого.

Ты грешник? Не отчаивайся, но приди, принеси покаяние. Ты согрешил? Скажи Богу: «Я согрешил». Какой тут труд? Какое обременение? Какая скорбь? Какая тягость – сказать слово: «Я согрешил»? Если сам ты не назовешь себя грешником, то разве не будешь обвинен дьяволом? Предупреди же и лиши его этой чести; а его честь состоит в том, чтобы обвинять. Почему же не предупреждаешь его, и не исповедуешь греха, и не изглаждаешь преступления, когда знаешь, что есть против тебя такой обвинитель, который не может умолчать? Ты согрешил? Приди в церковь, скажи Богу: «Я согрешил». Ничего другого я от тебя не требую, кроме одного этого. Божественное Писание говорит: Говори ты беззакония твои первым, чтобы оправдаться (Ис. 43, 26); скажи грех, чтобы разрешить грех. Для этого не нужны ни труд, ни многословие, ни денежная издержка, ни что другое подобное, – произнеси слово, откройся в грехе и скажи: «Я согрешил». – «Но откуда известно, – скажет кто-нибудь, – что если я первый скажу грех, то разрешу грех?»

В Писании есть пример и такого человека, который исповедал грех – и загладил его, и такого, который не исповедал – и был осужден.

Каин умертвил брата своего Авеля из зависти, убийство было следствием зависти; он убил его, взяв его с собою в поле. И что же говорит ему Бог? Где Авель, брат твой? (Быт. 4, 9). Тот, Кто знает все, спрашивает не по неведению, но чтобы привлечь убийцу к покаянию. А что Он спрашивал не по неведению, это доказал Сам вопросом: Где Авель, брат твой? Каин же отвечал: Не знаю; разве я сторож брату моему? (Быт. 4, 9). Пусть так, ты не сторож, для чего же убийца? Ты не оберегал, для чего же умертвил? Но ты признаешься в том? Ты должен бы и беречь его. Что же Бог к нему? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли (Быт. 4, 10).

Тотчас обличил его и наложил на него наказание не столько за убийство, сколько за бесстыдство, потому что Бог ненавидит не столько согрешающего, сколько бесстыдного. И когда Каин раскаивался, Бог не принял его, без сомнения, потому, что он не первый исповедал свой грех. Что говорит Каин? Вина моя больше, нежели можно оставить мне (Быт. 4, 13); как бы так сказал: «Тяжко я согрешил, недостоин и наслаждаться жизнью». Что же к нему Бог? Ты будешь изгнанником и скитальцем на земле (Быт. 4, 12); таким образом, определил ему страшное и тяжкое наказание.

«Не лишаю, – говорит, – тебя жизни, дабы истина не была предана забвению, но делаю из тебя закон, который бы могли все читать, чтобы твое бедствие стало матерью любомудрия». И Каин ходил всюду, как живой закон, как столп движущийся, безмолвный, и, однако же, издававший голос звучнее всякой трубы. «Никто не делай, – говорил он, – того же, что я сделал, дабы не потерпеть того же, что я терплю». Он подвергся наказанию за бесстыдство; осужден за грех, потому что не сам исповедал его, но был обличен в нем. А если бы он сам первый сказал свой грех, то загладил бы его.

2. Но, чтобы убедиться тебе, что это действительно так, посмотри, как некто другой, первым исповедав грех, загладил его. Обратимся к Давиду, пророку и царю. Впрочем, я охотнее называю его по пророчеству, так как царство его простиралось на Палестину, а пророчество – до пределов вселенной; царство разрушилось в короткое время, а пророчество приносит вечные глаголы. Лучше пусть солнце померкнет, чем слова Давида предадутся забвению. Он впал в прелюбодеяние и убийство. «Он увидел, – говорит Писание (см. 2 Цар. 11, 2), – моющуюся красивую женщину и возгорелся к ней любовью»; потом свои помыслы привел в исполнение. И вот пророк в прелюбодеянии, драгоценный перл – в грязи.

Но он еще не сознавал, что согрешил, – так был усыплен страстью! Когда правящий колесницей не трезв, то и колесница несется беспорядочно; а колесница и правящий ею то же, что наше тело и душа. Если душа омрачена, то и тело погрязает в нечистоте. Доколе правящий колесницей стоит твердо, дотоле и колесница бежит хорошо; но когда он теряет силы и не может править вожжами, тогда и сама колесница является в самом худом положении. Так бывает и с человеком. Доколе душа трезва и бодра, дотоле и само тело пребывает в чистоте; а, когда душа омрачена, тогда и само тело погрязает в нечистоте и сладострастии. Что же Давид? Совершил прелюбодеяние, но не сознавал этого и ни от кого не был обличаем. Притом совершил это в глубокой старости, дабы знал ты, что если будешь беспечен, то и старость не принесет тебе пользы, и, наоборот, если будешь рачителен, то и юность не может повредить тебе. Не от возраста добрые нравы, но от душевного расположения добрые дела.

Вот Даниил был только двенадцати лет – и судил; а старцы были преклонных лет – и замыслили прелюбодеяние (см. Дан. 13, 45 и след.); и как последним не принесла пользы старость, так первому не повредила юность. И, чтобы ты узнал, что дела целомудрия зависят не от возраста, но от душевного расположения, вот Давид уже в старости впал в прелюбодеяние, совершил убийство и был в таком состоянии, что и сам не знал, что он согрешил, так как управитель, ум, был упоен невоздержанием. Что же Бог? Посылает к нему Нафана-пророка. Пророк приходит к пророку. Так бывает и с врачами: когда врач сделается болен, тогда нуждается он в другом враче. То же самое и здесь. Пророк согрешил, пророк же принес и врачевство.

Итак, приходит к нему Нафан и не тотчас, как переступил порог, обличает его, не говорит: «Беззаконник, непотребный, прелюбодей и убийца! Столько почестей получил ты от Бога и попрал заповеди Его!» Ничего такого не сказал Нафан, дабы не сделать его бесстыдным, потому что оглашение грехов вызывает согрешившего на бесстыдство. Итак, Нафан приходит к Давиду и сплетает рассказ о тяжебном деле. Что же говорит? «Царь, у меня есть к тебе жалоба. Был человек богатый и был другой – бедный. У богатого были стада и много волов; а бедный имел только одну агницу, которая пила из его чаши, ела от стола его и спала на груди у него. (Здесь пророк указывает на любовь мужа к жене.) Но пришел к богатому один гость, и он пожалел своего, и взял овцу бедного, и заколол ее» (см. 2 Цар. 12, 1–4).

Видишь, как Нафан здесь сплетает рассказ, скрывая нож под губкой? Что же царь? Думая, что осуждает другого, он тотчас же произнес приговор. Таковы люди! Против других они охотно и быстро составляют и произносят приговоры. И что же говорит Давид? Жив Господь! Достоин смерти человек, сделавший это; и за овечку он должен заплатить вчетверо (2 Цар. 12, 5). А что Нафан? Он не стал долго смягчать рану, но тотчас открывает ее и весьма быстро разрезает, чтобы не уменьшить чувства боли. «Это ты, царь». Что же говорит царь? Согрешил я перед Господом. Не сказал: «Кто ты такой, что обличаешь меня? Кто послал тебя так смело говорить? Как ты дерзнул сделать это?» Ничего такого не сказал, но сознал грех и сказал: согрешил я перед Господом. Что же Нафан к нему? Господь снял с тебя грех твой (2 Цар. 12, 13). Ты сам осудил себя – я освобождаю тебя от осуждения; ты принес искреннее признание – и загладил грех; ты сам подверг себя осуждению – я уничтожил приговор. Видишь, как исполнилось слово Писания: Говори ты беззакония свои первым, чтобы оправдаться? Какой это труд – сказать первому свой грех?

3. Но есть и другой путь покаяния. Какой же это? Оплакивание греха. Ты согрешил? Плачь – и изгладишь грех. Какой это труд? Ничего больше не требую от тебя, кроме плача о грехе. Не приказываю тебе ни рассекать моря, ни входить в пристани, ни путешествовать, ни отправляться в дальний путь, ни тратить деньги, ни вверять себя бурным волнам – но что? Поплачь о грехе. Но откуда, скажешь, известно, что если буду плакать, то уничтожу грех? Есть для тебя и на это доказательство в Божественном Писании. Был некто Ахаав, царь. Сам он, говорится, был справедлив; но из-за Иезавели, жены своей, царствовал худо. Он пожелал иметь виноградник одного израильтянина, Навуфея, и послал к нему сказать: «Отдай мне твой виноградник, который мне захотелось иметь, и возьми от меня или деньги, или другое место». Тот отвечал: «Не дай Бог, чтобы я продал тебе наследие отцов моих».