Священник Алексий Волчков
Раннехристианская община в античном полисе
Посвящается моему дорогому отцу Волчкову Сергею Павловичу, с благодарностью за любовь и поддержку
Рекомендовано к публикации Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р19-818-0649
© Алексий Волчков, свящ., 2019
© Издательский дом «Познание», 2019
Введение
История античного христианства занимает особое место как в собственно истории античного общества, так и в истории христианства как мировой религии. Первые века истории христианства, время Иисуса Христа и первых апостолов, эпоха гонений и распространения по всей территории Средиземноморья и, наконец, время его превращения в господствующую религию Римской Империи, по сути дела, определили и дальнейшую историю этой всемирной религии. Античность и христианство находились между собой в крайне сложных отношениях: противостояние и взаимодействие, сотрудничество и взаимное отрицание, взаимовлияние и принципиальные разногласия – всё это теснейшим образом переплеталось между собой. Уже само наличие этого комплекса проблем, равно как и многообразие предлагаемых наукой гипотез, является достаточным основанием для обращения к этим вопросам. Необходимость обращения к этим проблемам получает дополнительный импульс ввиду состояния историографии, поскольку многие исследователи XX века полагают, что античный мир, его жизнь и мировоззрение оказали на христианство гораздо большее влияние, чем это представлялось ранее, а христианство все больше и больше мыслится либо как синтез западной и восточной общественной мысли, либо вообще как продукт античного мировоззрения.
Христианство, иудаизм и античное общество, как правило, рассматриваются через призму сопоставления общефилософских взглядов, идеологических противоречий и глобальной политики. Гораздо более редкими являются попытки сопоставить социо-бытовые аспекты жизни микросообществ античного мира, иудейских синагог и христианских экклесий и ответить на вопрос, в какой степени эти различия отражались на повседневной жизни различных сообществ и насколько велика была повседневно-бытовая разница между представителями этих весьма различных идейных течений. Рассмотрение конкретного материала показывает, что, казалось бы, непримиримые противоречия достаточно успешно разрешались на бытовом уровне и, напротив, мелкие бытовые различия могли приобретать глобальный характер.
Долгое время история занималась исследованием макроструктур. Политика государств, крупные общественные движения, глобальное противостояние политических и религиозных партий, борьба идеологических принципов и другие общеисторические явления были едва ли не единственным предметом внимания ученых. Послевоенная историография добавила к этому еще одно важное направление – изучение микросообществ, игравших огромную роль в жизни человека античности. Не отрицая значения общих проблем, многие исследователи обращают внимание на так называемые малые группы, анализ которых зачастую помогает уяснить многие общие вопросы. Если зарубежная историография уже накопила определенный опыт рассмотрения этих сюжетов, то историография отечественная делает свои первые шаги в этом направлении.
Начиная с середины XX века для гуманитарной науки в целом и для исторических исследований в частности оказывается характерным использованием методов исследования, рожденных в недрах социологической науки. Социологи, исследуя современные религиозные и этнические общности, выработали превосходный научный и терминологические аппарат, создали методологические приемы, сконструировали особые социологические модели, помогающие в научном исследовании. Многие ученые, занимаясь историей прошлого человечества, начали использовать для своего исторического анализа подходы, свойственные социологической науке. Оказывается, современная социология применима при постановке вопросов и разработке решений, а также при обеспечении моделей для анализа и раннехристианского материала. Однако сторонники исторического подхода нередко испытывают недоверие к социологическим методам познания в изучении раннего христианства. Критицизм этих ученых основан на том, что, как утверждается, имеющиеся в нашем распоряжении исторические источники недостаточны для проведения качественного социологического анализа. Религиозные сообщества древности оказываются недоступны для полевых исследований. Кроме того, сомнения в продуктивности социологического подхода исходят из убеждения в несопоставимости древнего общества и современного. Наконец, указывается, что религиозные общины являются сложным объектом для социологического анализа, поскольку социология не обладает удовлетворительным аппаратом для работы с божественной или иррациональной составляющей, которая так важна в религиозном опыте (например, вера в воскресение Иисуса).
Первая печатная работа, непосредственно посвященная истории античных коллегий и микросообществ, принадлежит перу известного немецкого историка Теодора Моммзена. В 1843 году Теодор Моммзен, студент права Университета города Киль, пишет диссертацию («О римских обществах и союзах» (De collegiis et sodaliciis Romanorum)[1]), которую посвящает исследованию религиозных и профессиональных сообществ Римской империи. В основе исторического труда Т. Моммзена лежал анализ надписи, найденной в 1816 году вблизи итальянского города Ланувий (CIL XIV, 2112). Эта надпись оказалась уставом римской коллегии, члены которой называли себя cultores Dianae et Antinoi. Своей работой Т. Моммзен открывает новое направление в изучении античного мира. В центре внимания историка оказывается существование частного сообщества людей, живших в римском обществе II века н. э.
Расцвет исторического изучения античных микросообществ приходится на рубеж XIX–XX веков. Немецкие ученые обогащают мировое антиковедение большим количеством качественных трудов, сохраняющих свое значение и до нашего времени. В работах Макса Конрата (1873)[2], Вильгельма Либенама (1890)[3], Эрика Цибарта (1896)[4], Франца Поланда (1909)[5] детально исследуются вопросы, связанные с внутренней жизнью ассоциаций, их организацией, взаимоотношением с окружающим обществом и т. п.
Помимо немецких исследователей, большой вклад в исследование религиозных и профессиональных сообществ греко-римского мира внесли ученые французской и бельгийской антиковедческих школ. В связи с этим нельзя не упомянуть сочинение Поля Фукара[6], опубликованное в 1873 году, и четырехтомную работу Жана-Пьера Вальтцинга[7] (1895–1900).
Уже к концу XIX века ряд западноевропейских исследователей приходит к выводу о сходстве языческих профессиональных и религиозных объединений и христианских экклесий.
В 1880 г. английский исследователь Эдвин Гэтч[8] выступает в Оксфордском университете с циклом из 8 лекций, посвященных устройству ранней церкви. В своих лекциях Э. Гэтч развивает мысль о типологическом сходстве экклесий и коллегий. Вскоре немецкий ученый Георг Хейнрици публикует ряд журнальных статей[9], в которых он, подобно Э. Гэтчу, призывает ученое сообщество отказаться от апологетического стремления доказать уникальность христианской общины в своих исследованиях и отнестись к раннехристианской общине без богословской предвзятости, то есть изучать ее как частный пример универсального явления античного мира – частного микросообщества.
В последние десять лет идея о близости христианской экклесии и античной коллегии, знакомая историкам церкви еще XIX века, получила новую жизнь. Возрождение интереса к подобным сопоставлениям связано со становлением в западной науке т. н. «социологического подхода» к исследованию Нового Завета и раннего христианства. Э. Джадж[10], В. Микс[11], Б. Малина[12] и др. старались изучать раннехристианское движение в контексте всех социальных структур античного Средиземноморья, таких как домовладение, патронатно-клиентские отношения, философские школы, землячества, синагоги, коллегии.
Дальнейшее исследование античных коллегий как ближайшего контекста при изучении раннехристианских общин связано с научной деятельностью Филиппа Харланда[13], Ричарда Аскофа[14] и Джона Клоппенборга[15]. Все эти авторы участвовали в издании в 1996 году сборника статей «Добровольные ассоциации в греко-римском мире»[16], посвященном проблеме микросообществ античности.
Р. Аскоф в своей работе «Что они говорят о становлении общин Павла»[17] разбирает основные организационные модели, которые могли влиять на устройство экклесий, основанных апостолом Павлом. Речь идет о синагоге, мистериальных сообществах, философских школах и добровольных ассоциациях (voluntary association). Так, по его мнению, наиболее удачной параллелью общинам, основанным апостолом Павлом в Филиппах или Фессалониках, являются именно добровольные ассоциации[18].
Книга Ф. Харланда «Ассоциации, синагоги и конгрегации: в поисках своего места в обществе античного Средиземноморья»[19]заслуживает отдельного внимания. В своей работе Ф. Харланд рушит устоявшуюся в XX веке научную традицию, рассматривавшую языческие ассоциации, иудейские синагоги и христианские экклесии изолированно друг от друга как абсолютно различные социальные структуры. Ф. Харланд призывает не преувеличивать внутреннее отличие синагоги и экклесии от языческих ассоциаций и утверждает, что и синагога, и христианская конгрегация имели значительное сходство в основных моментах, и сходство это было очевидно для сторонних наблюдателей[20]. Аргументы Ф. Харланда в пользу уместности отношения к христианским экклесиям как к ассоциациям в ряду других ассоциаций повторяют доводы исследователей XIX века. Однако Ф. Харланд основывает их на существенно пополнившемся эпиграфическом материале.
Поскольку научное антиковедение появляется в России несравненно позже, нежели в Западной Европе, количество отечественных трудов, посвященных проблеме античных микросообществ, существенно уступает количеству трудов западноевропейских и американских ученых.
Отечественные исследователи еще в XIX веке обратили внимание на столь важное явление античной истории, как частные микросообщества. В 1882 г. в Киеве была опубликована магистерская диссертация Юлиана Андреевича Кулаковского. Написанное на 39 лет позже известной работы Т. Моммзена сочинение «Коллегии в древнем Риме (опыт по истории римских учреждений)»[21]также посвящено теме частных объединений. Помимо своего магистерского сочинения, Ю.А. Кулаковский обращался к темам античных сообществ в двух своих статьях[22]. Для нас важным является тот факт, что Ю.А. Кулаковский провел зимний семестр 1878–1879 гг. в Германии, где слушал лекции и участвовал в семинарах корифея немецкого антиковедения Т. Моммзена.
Серьезный вклад в исследование античных микросообществ внес В.В. Латышев. Занимаясь изучением причерноморских древностей, ученый берется за издание сборника античных надписей Северного Причерноморья. В 1885 году выходит его первый, а в 1890 году – второй том «Древних надписей северного побережья Понта Эвксинского»[23]. Важность работы, которую проделал В.В. Латышев, сложно переоценить. Высокий научный уровень издания, полнота филологических и исторических комментариев к каждой надписи – все это сделало труд Латышева важным для исследователя античного прошлого Северного Причерноморья. Надписи, представленные в издании Латышева, свидетельствуют о существовании в городах античного Причерноморья множества культовых объединений, так называемых синодов или фиасов. Уставы микросообществ (tituli conlegiorum) и надписи, оставленные фиасами, он включает в раздел, посвященный надписям Танаиса[24]. Нельзя не отметить ценность историко-филологических комментариев, принадлежащих перу В.В. Латышева, которые сопровождают каждую надпись. Уже в советское время коллектив авторов (в редколлегию издания вошли такие исследователи, как В.В. Струве (отв. ред.), М.Н. Тихомиров, В.Ф. Гайдукевич, А.И. Доватур, Д.П. Каллистов, Т.Н. Книпович) продолжил работу В.В. Латышева по сбору, научной обработке и изданию боспорских надписей. Итогом деятельности отечественных специалистов в области античной эпиграфики и истории древнего мира явилось издание в 1965 году «Корпуса Боспорских надписей»[25].
В 1933 году была опубликована работа А.Б. Рановича «Первоисточники по истории раннего христианства», в которой собраны тексты, связанные с возникновением христианской религии. Важное место в этой работе занимает раздел «Союзы и коллегии»[26]. В этом разделе содержатся русские переводы наиболее важных эпиграфических текстов, оставленных римскими коллегиями (CIL XIV, 2112 = ILS 7212; CIL XII, 4393 = ILS 7259; CIL VI, 1872 = ILS 7266).
С.А. Жебелев касается вопросов частных сообществ античных городов Северного Причерноморья в своей работе «Боспорские этюды», впервые изданной в 1935 г.[27]. Четвертый этюд работы, «Фиас Навклеров в Горгиппии», непосредственно посвящен истории одного из античных фиасов. Автор исследует общество судовладельцев-купцов в Горгиппии, объединенное отправлением культа Посейдона, которое прославилось тем, что поставило статуи некоторых божеств в заново восстановленном храме Посейдона. Другая работа С.А. Жебелева[28] посвящена острому вопросу о значении выражения είσποιητοί αδελφοί, которое нередко используется в надписях, оставленных частными союзами античного Танаиса.
Т.Н. Книпович обращается к проблемам частных сообществ в шестой главе своей работы, посвященной историко-археологическому исследованию античного Танаиса. Исследовательница отмечает, что проблема существования неофициальных религиозно-профессиональных союзов в Танаисе первых веков новой эры представляет «больше всего трудностей из всех вопросов»[29].
О том, что христианские общины представляли собой «своеобразный союз взаимопомощи и благотворительности», сходный с коллегиями «маленьких людей» (collegia tenuiorum), пишет классик отечественного антиковедения С.И. Ковалев[30].
Серьезный вклад в изучение античных микросообществ внесла И.С. Свенцицкая. Именно она на страницах своих работ, посвященных истории раннего христианства, постоянно подчеркивает структурное сходство между христианскими экклесиями и греко-римскими частными микросоюзами[31].
Монография Е.М. Штаерман «Социальные основы религии древнего Рима»[32] является серьезным исследованием по истории римской религиозности. В одной из глав Е.М. Штаерман уделяет внимание и внутренней жизни разного рода cultores, sodalicia, convivia и religiosi, существовавших в римском обществе. Комментарии Е.М. Штаерман относительно этих объединений довольно аскетичны, и, пожалуй, основной ценностью этого труда является огромное количество эпиграфического материала, приведенного автором.
В 2002 году была опубликована коллективная монография «Альтернативные социальные общества в античном мире»[33]. В этом труде основное внимание уделяется следующим типам объединений греко-римского мира: «сообществам друзей», «философским содружествам», «религиозным союзам» (Э.Д. Фролов), «политическим сообществам (гетерии)» (Е.В. Никитюк), «пифагорейскому сообществу» (А.В. Петров) и «технитам Диониса» (А.Б. Шарнина).
Помимо сборника «Альтернативные социальные общества в античном мире», А.Б. Шарнина касалась истории технитов Диониса в своей диссертации, защищенной в 1988 году[34], и статье «Союзы технитов Диониса в эллинистических полисах»[35].
Глава I
Внутренняя жизнь частного сообщества
1.1. Названия сообществ
Наименования античных ассоциаций. Частное сообщество античности не имеет одного имени, исследователи вынуждены называть его по-разному: коллегия, ассоциация, товарищество, сообщество и т. п. Причина этой неопределенности кроется в самом предмете изучения. Уже древние указывали на многочисленные наименования этого социального явления (collegia, sodalicia, sodales) (Dig., 47, 22). В юридической литературе римлян чаще всего используется термин collegium, хотя и тут нельзя говорить о какой-либо монополии – в постановлениях изредка используются слова corpus, factio, curia, coitio, sodales. Как кажется, сам дух ассоциативной жизни был чужд того, чтобы выработать общий для всех частных сообществ Римской империи перечень наименований. В контрасте с языческими объединениями иудейские синагоги и христианские экклесии стремятся придерживаться ограниченного набора наименований для своих союзов (или вообще склонны к выработке единого terminus technicus).
Современные исследователи также далеки от приверженности какой-либо «ортодоксии» в вопросе наименования античных союзов. В качестве равнозначных по смыслу используются термины «корпорация», «добровольная ассоциация», «частная группа», «клуб», «застольные компании», «группа» (И.С. Свенцицкая)[36], «общность» (Г.С. Кнабе)[37]. Нередко отказываются от перевода вовсе, в этом случае используются слова collegia, sodalitas, hetaeria и т. д. В современной англоязычной литературе чаще всего используется исключительно удачное выражение «voluntary association» (добровольное объединение)[38].
Терминологическая неопределенность, однако, вовсе не свидетельствует о том, что античные союзы не были единым историческим явлением. Отсюда возникает задача указать на основные свойства этого исторического феномена. Чаще всего ученые выделяют следующие свойства добровольного сообщества античности[39]:
– внешне сообщество представляло собой устойчивый союз нескольких людей (закон устанавливал, что минимальное количество для создания коллегии – три человека (Dig., 50, 16, 85);
– в сообществе имелась организационная структура, состоящая из магистратов;
– каждый союз имел свое наименование;
– участники сообщества объединялись во имя общих целей (совместное поклонение высшим силам, участие в трапезе, погребение членов союза и т. п.);
– большинство сообществ имело устав, в котором были зафиксированы принципы, по которым союз существует;
– членство в товариществе, как правило, было открытым (доступным для желающих), добровольным, фиксированным (всегда было понятно, кто конкретно является членом коллектива). При этом у членства существовала своя цена (обязательные регулярные взносы или нравственные требования к участнику);
– сообщество имело общий фонд;
– союз, как правило, был заинтересован в поиске патронов.
Если сообщество являлось философской школой, то его члены разделяли общую философскую систему. Так, союз мог, к примеру, называться αϊρεσις, те, кто исповедуют определенные философские принципы, религиозная партия или секта (LSJ, s. v. αϊρεσις; Polyb., Hist., 5, 93, 8; Cic., Fam., 15, 16, 3).
Излюбленным термином являлся κοινόν – люди, связанные общим происхождением, родством (LSJ, s. v. κοινόν). В подавляющем большинстве случаев никакого родства в действительности не было – подразумевалась та глубокая эмоциональная близость, которая нередко возникала между членами одного союза. Именно эта близость, атмосфера дружелюбия и принятия давала основания именовать сообщество φίλοι, друзья, φράτρα или αδελφοί, братья (лат. fratres). Очень популярным являлось слово έται-ρία (OGIS 573), сообщество товарищей, компаньонов (έταΐροι), лат. etairia, hetaeria. Латинским аналогом греческих έταιρία или κοινόν являлись socii или sodales (sodalitas), партнеры, приятели, друзья, товарищи.
Часто название ассоциации указывало лишь на сам факт собрания. Так, простым словом «собрание» можно перевести следующие названия античных сообществ: συναγωγή, σύνοδος, συνελθόντες, σύστημα (Cassius Dio, Hist. Rom. LXXV, 4, 6; SEG I, 158). Наиболее близким к греческому σύστημα латинским аналогом является юридический термин collegia (collignium, collecium, colligeus) или corpus, corpora.
Для указания на общую для членов союза религиозную практику могли использоваться следующие слова: ιεροσύνη, жречество (Cassius Dio, Hist. Rom. LIII, 1, 5; LVIII, 12, 5), μύσται (συμμύσται), мисты, одинаково посвященные во что-то (лат. consacrani (IPhilippi 8)). Популярным являлось слово οργεώνες, участники όργια, тайных обрядов, ритуалов (LSJ, s. v. οργεώνες; SIG IV, 57). Нельзя не упомянуть и в высшей степени популярный термин θίασος, религиозная гильдия, братство, лат. thiasus (LSJ, s. v. θίασος; IG II, 986, 1663; II/2, 1177). Сюда можно отнести и cultores (IPhilippi 7). В большинстве случаев в названии ассоциации упоминалось имя божества, которому поклонялись ее члены, появлялись такие сложные названия, как техниты Диониса, фиасы в честь Зевса Высочайшего и т. д. Хотя нередко имя ассоциации являлось производным от имени божества (άσκληπιασταί, σαρα-πιασταί, διονυσιασταί, Mercuriales и Martenses (CIL IX, 1682 = ILS 6502; CIL IX, 1684 = ILS 6503; CIL IX, 1685 = ILS 6504; CIL IX, 1686, 1687 = ILS 7362; CIL IX, 1707-10).
Наконец, в названии сообщества могло быть увековечено имя его основателя. Например, в Кимах (Лидия) существовал фиас μενεκλείδες, основанный неким Менеклейдем и посвященный Дионису (IKyme 30 = NewDocs I, 2). Частный союз мог существовать в связи с известным святилищем или храмом, в этом случае название этого культового центра также фигурировало в имени ассоциации.
Характерная особенность частных сообществ – заимствовать свои названия из языка полисной жизни. Ассоциация могла именоваться так же, как и какой-либо полисный институт. Так, мы встречаемся с сообществами, именующими себя βουλή, δήμος, έκκλησία, πολίτευμα, curia.
Часто в названии союза указывалось на застольную составляющую его внутренней жизни. Прежде всего, можно упомянуть одно из наиболее древних наименований частных союзов как таковых – слово έρανος. Первым значением этого слова является застолье, к которому каждый приносит свою часть, пикник (LSJ, s. v. έρανος). Множество ассоциаций выбирают именно это понятие для своего обозначения (IG II/2, 1369; XII/1, 155). На регулярно устраиваемые трапезы, участию в которых, вероятно, уделялось довольно большое внимание, указывают такие наименования сообществ, как συμπόσιον, застолье, пирушка (LSJ, s. v. συμπόσιον) или συνκλίται, возлежащие за одним столом (LSJ, s. v. συνκλίται).
Нередко название ассоциации было производным от имени города, в котором находилось сообщество. Если это было землячество, в названии союза указывалось место общего происхождения. Когда члены одного добровольного объединения жили примерно в одном районе города, то свой союз они нередко именовали vicanii.
Наконец, имя частного объединения могло указывать на то ремесло, которым владели его члены (fabri, centonarii, cisiarii и т. д.). Иногда использовалось общее слово τέχνη.
Названия иудейских сообществ. Иудеи диаспоры, поселившись в городах античного Средиземноморья, сталкивались с очень важной задачей: необходимо было найти свое место в окружающем мире и при этом избежать ассимиляции в культурно и религиозно враждебном окружении. Удачное решение этих задач являлось условием самого существования иудейской диаспоры в греко-римском мире[40]. Наиболее естественным способом существования для иудеев, оказавшихся вдали от Палестины, являлось сохранение общинной жизни. Оказавшийся вдали от своей родины иудей находил знакомый культурно-религиозный контекст, будучи членом религиозной общины. Как же следовало именовать эти союзы? С одной стороны, иудеев диаспоры не смущались называть свои сообщества теми же словами, которые использовали их соседи-язычники для обозначения своих товариществ. Цель этого была очевидна – необходимо было показать типичность, а поэтому безопасность иудейских собраний на фоне других сообществ античного мира. Так, иудейские сообщества могли носить характерные для ассоциаций имена: οίκος (CIJ II, 738), πολίτευμα (πολιτεία) (CJZC 71), θίασος, συνοδοί (Fl. Jos., Ant. Iud., XIV, 235), ιερόν, λαός, corpus[41]. Подобно выходцам из Египта или Италии, в название своего союза иудеи могли выносить свою национальность (οίΊουδαΐοι, Εβραίοι)[42]. В названии римских синагог могли также содержаться имена патронов и покровителей иудейского народа[43], указываться тот географический регион, выходцами из которого являлись члены синагоги, или тот район Рима, в котором была построена синагога и, вероятно, где жили иудеи, посещавшие ее[44]. Удивительнее всего выглядят названия тех иудейских синагог, в которых упоминается профессия, которой владеют большинство ее членов[45].
С другой стороны, иудеев никогда не покидало желание подчеркнуть уникальность своей общинной жизни. Это стремление выражалось в том, что иудеи давали своим сообществам наименования, нетипичные для тех ассоциаций, в окружении которых приходилось существовать иудейским синагогам.
Привычное для нас наименование иудейского сообщества с помощью слова συναγωγή было не всегда традиционно для иудеев древнего мира. Очень часто иудейские авторы и сами иудеи, жившие в Египте, предпочитали именовать свои сообщества προσευχή (P Enteuxeis, 30, 5; P Tebt., 86, 18; OGIS 726; Fl. Jos., Vita, 277; Fl. Jos., Ant. Iud., XIV, 256–258; Juven., Sat., III, 292–296). Наименование προσευχή чаще всего обозначало само общинное здание иудейской общины («молельня», «дом (для) молитвы»), а также подчеркивало духовный характер иудейских товариществ. Для не-иудеев сообщества евреев должны были казаться такими, где основное внимание уделялось не пустым застольям и попойкам, но истинному поклонению Богу и изучению Его Закона. Однако в течение первых веков новой эры именно слово συναγωγή оказалось основным наименованием, которое иудеи использовали для обозначения своих сообществ.
Термин «синагога», как уже отмечалось, нередко использовали языческие союзы (IG XII/3, 330; IG 12/3, 329; SIG III, 1106). Однако ученые отмечают, что при этом его употребление все-таки было не очень характерно для языческих объединений. Обозначая просто собрание вещей, предметов в одном месте, это слово было максимально нейтральным и поэтому лучше всего подходило иудеям для обозначения своих союзов. Отметим любопытную особенность: при том, что συναγωγή и έκκλησία означали одно и то же – «собрание», «сходка», в названии έκκλησία связь c миром полисной жизни была выражена в несравненно большей степени.
Названия христианских объединений. От πιστοί к χριστιανοί. Поиск христианами наименования для своих сообществ свидетельствует о сложном поиске ими своей идентичности в первые десятилетия христианской истории. Дать имя своему объединению означало объяснить окружающим и самим себе, кем христиане являются, в чем их отличие от тех, кто их окружает.
Д. Георги в своей статье[46] обращает внимание на то, что большинство христиан I века н. э. существовали, не зная самого слова «христианство». Последователи учения Иисуса использовали для обозначения своего движения слова и понятия, заимствованные из библейской ветхозаветной традиции. Так, они могли именовать свой круг следующим образом: έκλεκτοί, κλητοί избранные, отобранные (Мф. 22, 14; 24, 22, 24, 31; Мк. 13, 20, 22, 27; Лк. 18, 7; Рим. 8, 33; 16, 13; Кол. 3, 12; 2; 1 Тим. 2, 10; Тит. 1, 1; 1 Пет. 1, 1, 9; Откр. 17, 14); δίκαιοι, праведные, праведники (Мф. 13, 43; Рим. 5, 19; 1 Пет., 3, 12); πτωχοί, бедные, нищие (Мф. 11,5; Лк. 6, 20; 7, 22; Гал. 2, 10; Рим. 15, 26); πιστοί, верные (3 Ин. 1,5; 2 Кор. 6, 15; Откр., 17, 14). Общим свойством этих наименований было то, что они, будучи укорененными в ветхозаветной библейской традиции, являлись понятными исключительно тем, кто был с этой традицией знаком.
Любопытно, что ряд слов, которыми именовались языческие частные объединения, вполне мог применяться и для указания на иудейские или христианские сообщества. Так, Иосиф Флавий использует слово αϊρεσις для обозначения ессеев, фарисеев и саддукеев (о ессеях – Fl. Jos., Bell. Jud., II, 8, 1; о фарисеях и саддукеях – Fl. Jos., Contra. Ap., V, 17; 15, 5; 26, 5). Еврейский писатель использует это слово в его общепринятом значении – выбор какого-то стиля жизни или мировоззрения из прочих вариантов. Также ересью (без всякого негативного оттенка) могли называть и сообщества христиан (1 Кор. 11, 9; Деян. 24, 5; 28, 22). Впрочем, термин «ересь» довольно быстро приобрел негативный оттенок и стал обозначать любое незаконное разделение в христианской общине (Гал. 5, 20; 2 Пет. 2, 1), а вскоре – те сообщества, где были искажены важнейшие принципы христианской веры. Впрочем, на страницах христианских авторов доникейского времени термин αϊρεσις в основном сохранял свое нейтральное значение (Ignat., Trall. 6, 11, lust., Apol., I 26, 8; Dial. 17, 1; 35, 3; 51, 2; 108, 2, Herm., Sim. 9, 23, 5, Iren. Adv. Haer. III, 12, 11). В «ересь», т. е. вероучительную девиацию, с которой следовало бороться, αϊρεσις превращается на страницах сочинений Тертуллиана (Tertull., De praescr 6, 2; 42, 8), и в дальнейшем подобный смысл прежде нейтрального в содержательном плане термина утверждается в христианской литературе IV–V вв. н. э.
Однако наиболее характерным для христианских сообществ все же оказывается именование έκκλησία. Д. Данн пишет, что если и существовало какое-то общее слово для обозначения всего христианского движения I века н. э., то им, однозначно, являлось слово экклесия[47]. Причины подобной популярности упомянутого названия представляют особый интерес.
Прежде всего, следует указать на то, что экклесия было «своим» словом как в греко-римской, так и в иудейской культуре. Для иудеев έκκλησία являлось переводом на греческий библейского QHL, собрание, сообщество Израиля. В LXX для перевода этого понятия используются два слова: έκκλησία или συναγωγή (переводчики рассматривают эти слова как равнозначные по смыслу). Христиане, называя свое сообщество экклесией, тем самым указывали на то, что их движение является QHL, народом Бога, о котором писалось в Библии (напр., Втор., 31, 30; Неем., 13, 1)[48]. С другой стороны, выбор именно έκκλησία, а не συναγωγή для самообозначения позволял им на уровне понятий указать на отличие своего движения от раннего иудаизма. Таким образом, название сообщества было важным элементом самоидентификации группы.
Было ли христианское движение оригинальным в использовании слова экклесия в подобном качестве? Исследование античной эпиграфики показывает, что слово «экклесия» использовали также и некоторые коллегии. Впрочем, В. МакКриди утверждает, что количество свидетельств этого довольно незначительно, то есть слово «экклесия» было малохарактерно для ассоциаций (случаи этого использования: OGIS 488; IGLAM 1381; IDelos 1519)[49].
Характерно, что έκκλησία использовалось не только для обозначения отдельной общины, но и в качестве указания на совокупность всех христианских сообществ, разбросанных по городам Римской империи (см. Рим. 16, 5; 1 Кор. 16, 19; Кол., 4, 15). Очевидно, что эта практика была обусловлена восприятием христианского движения как сети взаимосвязанных общин.