Ой, ли не знаешь?! Ой, ли не ведаешь?!
Пусть, пусть рождается пажить воспалённого сознания, а буйной кровушкой обливается память грядущих событий, но мера любви, плотской любви, будет сегодня геройствовать, и будет осаждать Минутку своим злоключением.
А сама Минутка горит желанием этой утомительной любви, понимая, что не выйти и ей самóй за грани своего горячего дурмана. Она станет свидетельствовать только ударами малых секунд, а всю высоту расплёскивающихся искр огненного хаоса, вздымающего плоть одну над плотью другой, будет провоцировать на распыление незаметное, но чувственно-важное.
Удар… Другой…
Бьёт безжалостно, лиходейские удары, сомнительные…
Минутка и тут себя не проявляет излишними восторгами. Она лишь подталкивает чувственное недомогание человека к человеку, дабы время памяти облекалось навыками затяжными и утомительными. А после уже различными звуками и урегулированным томлением подтягивала плоть к плоти ближе и теснее, растягивая всевозможные поверхности тéла каким-то существенным оформлением.
Ждёшь такого оформления для себя?
Али уже не ждёшь?
Ни Он, ни Она ничего не зрят в округе, кроме кровяного помешательства, с которого не вяло, а дико и необузданно, истекает вражда набухающих нервов. И нервы сцепляются рьяно друг с другом, словно не могут оторваться и отыскать перемирие.
Кровоточит рана чужой воли, да кровью обливаться тягостно. Враждебный след пробуждает всё новые и новые ожидания. Пот и кровь сливаются в лоно бездонное, ожидая приближение минутной слабости, от коей можно, можно насладиться чем-то неземным, даже и выше, и глубже.
Неужто при земле и построено неземное содействие? А то! Именно оттуда и сошла мера такового несоразмерного притяжения этой зловредной ли, продуктивной ли, умопомрачающей ли Минутки, назвавшейся королевой случая.
Хм…
Неужто королева такая?!
Эта – да!
Напряжение совместилось с желанием!
Ниоткуда объявилось томление…
А откуда оно сошло вдруг?
Сошло…
Не досуг раздумывать…
Мысли в этой основе не рождают разумение…
–Это волшебно. – Шептала Женщина.
Ой, неужели дивное волшебство снизошло одновременно и такими незавидными уделами собирает свои восторги, не являясь лживым, а истинным? Что-то не по вкусу волшебство с уровня влаги, потливого тела, да трясущихся нервов.
–Блаженство. – Шептал Мужчина.
Ничего себе! О-хо-хо! И блаженство сюда каким-то образом втирается, опираясь на лживое волшебство. Ужели и его лирическая связь может наследовать невыявленные форматы каких-то адских конвульсий?! Мысль вспотела на сём движении. И взбрыкнулась презрительно.
Ух!
Ох!
А Минутка посмеивалась в себе и затягивала свободу разгулявшихся секунд внутри мужчины и женщины, что пока не пришли к обоюдному согласию и взаимопониманию. Ещё не время, ой, не время, ведь оная страсть мимолётна, быстротечна, а труды велики. Дабы насладиться этими чувствами всласть, ой, как много всего надобно. Хлюпает бездна над головами и ржёт приступом помешательства. Выявить возможность нельзя, ибо она непознаваемая от уровня пришедшего.
Только когда изливается страсть воркующего сознания, и с надрывом сотрясает тела двух совокупившихся, не постигнуть умом, а что же это за идея слагается на формате плотской любви. Но ведь нечто слагается для усиления и неких непознанных форматов. Познать бы. Не познаётся.
Приятная истома духотою жарит два ума единою накипью. И секундами при Минутке глядевшей и жаждущей отмеряется след полюбовного, да-да, полюбовного определения. Ой, любовь ли? Ой, наслаждение ль? Для них, для мужчины и женщины – это удел воспламеняющейся любви плоти. И она не контролируется.
Муж в себе сеет торжество влечения, и оно его не принижает в этой задыхающейся Минутке, а возносит на высоту недосягаемости. Его возносит, а её раздавливает… И спорить не с кем, и доказательств нет, а что-то всё-таки есть при накале слагающемся. И это невольное что-то заминает сюжет любовного удивления, дав чувствам затеряться на фактах глумящегося волшебства и блаженства.