Светозаръ Лучникъ
Журавли
Тут постоять достойно будет в молчании своём. И память вечностью всех сýдеб пусть разольётся в сердце тихо, свято и легко, чтоб было им не тяжело дождаться часа своего до Дня священного того…20 Ведь день же тот обещан был.21
Здесь снова встало божество его, Солдата при́нявшего смерть за нас с тобой. Смутилась твердь… Покоя нет, ибо мечта, его мечта, застыла на чёрной и зловещей туче, в которую он вперил взгляд… Солдат измучен, но не оглянется назад.
Он впереди… Не позади… Не в стороне… Не в тишине… Он в центре ада… Пусть же мучения его не смоют отзвуки того, как он прошёл за шагом шаг… Пусть будет благ и сам и свет его, в котором, сопребывает ныне он. И ждёт тебя… И ждёт меня…
Теперь постой – и мысль, и вопль…
Предстала скорбь…
И чертит шаг… И шаг тягуч…
Оставив позади себя своё – и жизнь, заботы, все труды, мы будем слушать тишину на синь глядя́. О, великá и глубокá! Как велика и глубока та Синь! Там взгляд его, такой пронзительный, но ясный! Счастливый Взгляд или Несчастный?
Вглядимся вдаль, она хранит Последний Вздох…
Он жить бы мог…
Мог Жить!
Но умер он…
А мы живём! живём и в ту вершину лишь ползём через шаги его и боль… Но надобно бы нам послушать тишину, в ней столько звуков, столько чувств… Там пробуждается наш дух… Любовь воскреснет памятью шагов его. Воскреснув, воскресит и нас…
И в этом – смысл, и в этом – благость, радость, всё!
Теперь же шествуем вперёд… И памятью своей все чувства соберём в один поток. И чувствами запечатлим Шаги Солдата, Мысли Солдата, Взгляды Солдата. Они оставлены нам для единения с ним, чтобы, вглядываясь в их глубину, мы могли бы постигнуть его нестерпимую боль, страдание и вечность. Тут наша жизнь, в познавании и размышлении, она не где-то позади или в сторонке остановилась, она запечатлена шагами, взглядами и мыслями Солдатскими.
Нам лишь токмо утихомирить дух надобно, да прикоснуться к сему с почтением и благоговением… И, прикоснувшись, узреть, услышать мгновения, коими и была сохранена Солдатская сила, мужество и непоколебимая воля.
Незримый подвиг каждого бойца (Анатолия Макшина, Фёдора Антипова, Миллионов) – подвиг, достойный низкого поклона, подвиг, который далеко не всякий осилит и выдюжит. Ибо и для подвига готовится особое тело и душа.
Вообще для каждого особенного человека (а при том любой человек является особенным, ежели унаследует Основу Бессмертного Равенства на добрых початках) готово множество словес, по коим тело собрано безмерным потоком неиссякаемых (бессмертных) чувств.
Чувственная основа Солдата собрана была таким же изобилием, хотя само изобилие сумело вжаться на малое число, которым и выведена его дорога кратчайшая, но такая дли-и-инная… В малость шагов включена Солдатская Слава!
1418 Дней и Ночей…
Вечная Память…
Ныне же, на этой жажде чувственного долга, хочу прописать о двух бойцах (Макшин Анатолий 1915 года рождения и Антипов Фёдор 1904 года рождения), которых и желаю увековечить словом и мыслью, текущих с Его (божественных) обширных Высот, как рай, но при выписывании сии слова оборачиваются почему-то в чёрное покрывало ада.
Буду по мере словесного Ручья попеременно вставлять их имена, чтобы они ощутили неразрывную (крепкую) связь родства – никто не забыт и ничто не забыто. Мало знаю про их жизнь, в коей они сопребывали прежде, но пусть же малость сия не будет заключена итогом каким-то незначимым или скупым, так как сама жизнь была для них (Анатолия и Фёдора) весьма непростой, а порою и тяжкой. Были и радости, конечно же, но война стёрла из судеб эти малые радости, хотя Вечная Память хранит и малые итоги Главному Дню, ибо без сего никак.
Смерть…
Как она ужасна и отвратительна. Она убога (у бога).
Смерть выводит на рубеж пакибытия.22
Однако рубеж сей для нас невероятно отдалён, но это оттого, что заземление чувств ликвидировало память тех Величественных Вдохновений, на которых заложен или закладывался фундамент нашего вечного исследования. Сие исследование, как ни прискорбно прозвучит мысль, нас заставляет страдать, скорбеть и умирать. Но пока смерть ещё тревожит чужие рубежи, нам тут надобно мыслью Пакибытия увековечивать Солдат, Жён, Матерей, вступивших на порог смерти, и теперь уже осваивавших рубежи иные. Есть или нет рубеж сей в твоей голове мысли – это уже не имеет никакого значения, ибо для нас с Ним23 сей Рубеж есть.
Вот в этом Бессмертном и славном (незабвенном) Рубеже (а он удерживает связь всех времён и народов, начиная от первого Адама) наметился один воин – Фёдор Антипов (1904-1942), и наметился второй воин – Анатолий Макшин (1915-1941).
Это мои дальние, а может и самые ближние родственники, ибо в Адаме и Еве мы все имеем одно полное число чувств, родства и единения. А по человеческому (земному) исчислению – один из них мог бы стать моим дядей, а другой – дедом.
Да вот не суждено было, ибо один погиб в Брестской Крепости (сущий ад!) 26-ти лет óт роду, это пацан Толик Макшин, стрелок. А как его назвать? Молодой, умный пацан, который мог бы! мог любить и быть любимым, со многими талантами и достоинствами. А на деле же он умер в расцвете лет на начале войны в 1941 году, пропал без вести, связи нет с 21 июля.
Какие ужасные (бедственные) слова «пропал без вести», это самое жуткое на войне, потому что ничего не остаётся после человека как бы, настоящая мясорубка, нельзя найти и отыскать – пропал безвестно известный Сын у Матери.
И как тяжела, печальна и горька участь этой матери (моя прабабушка Макшина Евдокия Фёдоровна), принявшей на себя столь нещадный удар, и забыла о былой радости, удалилась оная госпожа в хранилище недосягаемое, и всю оставшуюся жизнь провела в молитвах и слезах, не забывая ни на миг о любимом сыночке Толике.
Второй, Фёдор Антипов, погиб 26 ноября в 1942 году – направление Ржев-Калинин. Снарядом снесло череп. И ему было лишь 38 лет. У него осталась жена и три дочери хотя бы. И с них поколение не обветшало. Первичное место захоронения: Калининская область, Нелидовский район, деревня Каменка, восточнее, 1 км, опушка кустарник.
Как мало букв в слове «убит», но как много горя пришлось выстрадать родным и близким. Жену Фёдора Антипова (моя бабушка Антипова Екатерина Михайловна) вызвали в военкомат, там, услышав это страшное слово, она тут же рухнула на пол, как подкошенная. И с того момента стала вдовой воина, и растворились для неё врата непосильного труда. Много горя хлебнуть довелось.
В этот Бессмертный Рубеж пусть войдут все погибшие в той Страшной Войне. Так они и вошли. И тоже предстали для некого сотворчества Божьего. Пусть Бог их и приласкает и утешит, ибо прежде Он их не гладил по головке, а выкинул на поле страха и унижения. Зачем выкинул, спросишь?
Так и я спрошу…
Вопрос брошен в Пустоту…
И пустота не молчит, не угасает со временем, она отвечает, она разносит итоги всех, и больших, и малых, мгновений, разносит по округе… Слушай же Молчание, внемли сим тревожным звучаниям своим собственным усердием…
Оно, это Великое Молчание, не утихает…
Оно сеет многие итоги…
Токмо ответ кто-то услышит, кто-то не захочет услышать, а кто-то и вовсе не разберёт никоим образом, ибо одурманились чувства мирскими заботами и пустыми, бесцельными трудами, да и сердцá озлобились излишествами, и чувственная основа покривилась на деле, ибо иным увлечениям подвержена.
Однако ответ есть и весьма явный, откровенный. Надобно лишь углубиться в словá добротные, коими наполнена вселенная… Покопайся в своей голове, потревожь умишко – зачем война порождает страх, порождает страсть, порождает ад и порождает смерть?!
Что ж, давай с тобой вместе крикнем Богу в Его же небо – зачем война порождает гниль и кромешный ад? Крикнули… Крикнули громко! Полетел этот крик в небо, а небо уже и под нашим с тобой сердцем наметилось, растворились врата незримые… Осталось лишь заглянуть туда, и там, там отыскать полезное буквенное дыхание.
Постоим чуток на воскресающей мысли, поудержим оную внутри себя любовью святой и достойной. Не будем устремлять свой пылкий и метущийся взор на небеса могучие, ибо не надобно нам там выискивать Божье Начало. Оно внутри нашего ума и нашего сердца предстоит всегда и будет предстоять вечно.
Почтим же сии важные и значимые минуты торжеством проснувшихся (и не умирающих никогда!) чувств. И поглядим, а какие мысли сойдут из кладовой души на сии листы многоликими и звонкими буквами. Ощутим добро в себе при размышлении.
Вычертим небо божественное на пажить земную сердцем нутра своего и прилепимся на Твердь Бесконечную Его, ибо Он сеет Своё Усердие в наше земное начало непрестанным (преизобильным) потоком. Осталось лишь принять, поняв сущность сего. А, поняв, определить и свой земной уклад, и свою сущность.
Итак, зачем война породила ад?
Зачем измучены и убиты Миллионы?
Подвиг Солдата…
Приостановим вопящую мысль свою памятью не оскудевающей, и пусть она удержит миг сей доблестный, святой по Толику Макшину, по Фёдору Антипову, по Миллионам. Продышим чутьё нервов восставшими секундами, объёмными минутами, можно и великодушными часами и даже днями, но тогда сюжет останется не выписанным, а надо выписать подвиг Миллионов (1941-1945) и подвиг двух – Макшина Толика (июль 1941) и Антипова Фёдора (26 ноября 1942).
Тебе помогло таковое продыхновение? Вспомнил ли ты своих славных воинов-победителей? Запечатлел ли момент истины и солдатской славы при достоинстве своего колеблющегося ума? Вывел границы подвига и бесконечного величия?
Я уж не ведаю, не прозреваю, но буду лавировать в словах и мыслях, в Словах Его и Мыслях Его, может быть, к концу написания, выявится чёткое торжество и великодушие любви Его по отношению к каждому пропавшему без вести, убитому, умершему…
В тот год, в тот 1941 год, но за несколько месяцев до 22 июня, Толик Макшин (1915-1941) написал матери предупредительное письмо из Ташкента: «…мы заболели тою болезнью, от которой остались сироты…сушите сухари…»
Эта чёртова война…
Да, чёртова…
Но война порождает достойную святость.
Нужна ли нам такая чёртова война на прибытке святости? Нам не нужна. Неужели она нужна Ему? И Ему не нужна… Так кому же она вообще нужна? Чувственному началию, из коего собирается пакибытие. Жёсткое великолепие, и оно породилось убожеством ада.
Ох…
Да, безрадостно.
Принять и понять сие торжество непросто тебе наверно. Тебе непросто. И мне непросто. Но внятность всё же пробуждает ориентир такового началия, которое, кстати, никому не пожелаешь. Да вот от нашего восхотения мало что зависит. Мы бы и хотели, возжелали изменить существующее уже или оформляющееся ещё, но не можем даже изменить ход своих мыслей, коими оформляется пажить земных лет, что уж глаголить про большее и от нас не зависящее?!.
Он (Бог богов, Первый и Последний) порождает (и уничтожает) всё случающееся и случившееся, ибо от Него – и мысль, и пробуждение, и отчаяние, и воля, и святость и прочее, прочее, прочее, до бесконечности, однако.
В нём, в творческом процессе, намечена любая воля и любое соучастие труда и неизменного дыхания, ибо по сим важным величинам в нас (в человеках) удерживается Его (Божья) неприметная, но весьма ощутимая сила духа. К ней мы прилеплены всецело, и потому нераздельны с Ним ни в чем-либо, ни с кем-либо. Им мы и созреваем, духовностью наполняясь непрестанно, желая того или не желая.
Много ли, мало ли, в самый ли раз, но итоги чувств и дум будут просчитываться идеями оформляющейся ныне и оформленной прежде Вечности, на которую поставлен всякий человек. И поставлен не просто так, ради пустоты или забавы, но для какой-то определённой Цели, познать оную можно и при первом житии исследованием добротной Мудрости, она всегда вращается окрест нас, возжажди токмо, поизольётся изобилием! Не имея на резерве мудрость (её основы), и познание удаляется в вечную копилку идей и целей. В запустении жить опасно, многие недозволенности злобою порождаются.
Кто-то познáет сегодня, тот и удивлён (изумлён) будет необычностью (странностью) знания, а кто-то и никогда не выведет свою прямую, по кривой так и тянýться продолжит то ли вверх, то ли вниз, то ли вправо, то ли влево, то ли на одном место топтаться продолжит.
Выбор у каждого в сердце и в духовной направленности. И сама направленность имеет свой личный вес и цель и смысл, ибо без неё невозможно определиться в событиях: для чего, зачем и почему. Кто имеет духовную направленность, тот сможет и отыскать ответы на сии многозначимые вопросы.
Война…
Как мало букв, как много боли. И вот на этом приговоре родился ад духовной воли, которая сломила плоть, ввела её на боль и скорбь. И в этой скорби нет предела… Томилась, мучилась, гудела, рождая ад. И дух всей плоти крепко сжат.
Как выдюжить и не сломаться?
С душою ли пора расстаться? Как вырваться с тисков предсмертных дум и адских мук?! Но слышится далёкий грозный звук, пронзающий насквозь и ум, и плоть… О, сколько нечисти здесь развелось. Как вырваться из адовых уделов и забыться?
Плоть оробела…
Душа хмелела… Кровь очумела…
Лишь сущий ад из преисподней вертелся, бегая, резвясь. И жамкал крепкие тела средь ночи и средь бела дня. Стонала матушка земля. Война размыла смысл и волю, да и надежды нету боле. Остался страх заиндевелый… Топтаться что ли в нём?! На подвигах все страхи изнурились, хотя непросто выписать сей слог. И кто бы мог удерживать уделы бытия, когда стонала и кипела вся страна?! День победы, как он был от нас далёк, как в костре потухшем таял уголёк. Были вёрсты, обгорелые в пыли, этот день мы приближали, как могли… Пол-Европы прошагали полземли, этот день мы приближали, как могли… Этот День Победы порохом пропах, это праздник с сединою на висках, это радость со слезами на глазах…24
И подвиги рассыпаны по всей вселенной и далеко за её пределами, подвиги войны. Мы б не смогли… И потому нам память остаётся. И в памяти такой и мысль сия даётся. Забудем мы – забудут нас. Но никто не забыт и ничто не забыто.
Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай, тот цветущий и поющий яркий май, вихри венцев в русском вальсе сквозь года помнит сердце, не забудет никогда… Над Веной седой и прекрасной плыл вальс полон грёз и огня, звучал он то нежно, то страстно, и всех опьяняла весна… Весна сорок пятого года, как долго Дунай тебя ждал. Вальс русский на площади Вены свободной солдат на гармони играл.25
Человек, рождённый на эту (земную) жизнь и на эту (земную) пажить бытия, сошёл искрой любви, любви непознанной, но верной, хотя на сущности такой сия любовь нам не подвластна, поэтому рождаем мы итоги чувств иных.
И для чего сие?
О, да, для Чувств Иных, в которые введёт всех смерть, такая вязкая и злая. Но речь не про всех, а про избранных. А избранные те, кто прошёл путь войны, кто стёр ад своим достоинством, смелостью и верою, увековечив своё имя вечным бессмертием! Оно, это Вечное Бессмертие, никого не вытеснит из узаконенных границ, оно удерживает неразрывную связь с каждым человеком! Все имена вписаны в Историю! Пропавшие без вести, убитые, умершие…
Никто не останется в сиротливом и убогом одиночестве… Никто не будет забыт, заброшен, либо пропавшим без вести… Каждое имя, каждый взгляд, каждый шаг, каждая мысль и каждый последний вздох помнит и удерживает Великая История Событий. Мы можем пренебречь, но Тот, Кто в нас, Он хранит всё… Уподобимся же всему великому и славному, не забудем тех, кто осваивал страшные рубежи для нашего нынешнего шага, взгляда и вздоха…
Анатолий Макшин – 1915-1941…
Фёдор Антипов – 1904-1942…
Миллионы, Миллионы, Миллионы – 1941-1945…
Много и войн было на векáх человеческих судеб, изначала война породила бытие земли.26 Но в таковое начало вводить историю своих чувств мы не будем. Нам лишь нужно увековечить доблестный итог, внесённый на такой Важный и Великий (победный) День – 9 мая 1945 года и увековечить Имя Солдата – известного и неизвестного.
Итог и радостный для нас, ибо мы не входили в то страшное число, вовлекших идею ума и тела на Подвиг единый. Не мы, живущие ныне и пользующиеся свободолюбиво добротными днями и ночами, а они, герои, воины-победители: Анатолий Макшин (в июле 1941 года пропал без вести), Фёдор Антипов (убит в 1942 году 26 ноября), Миллионы, миллионы, миллионы погибших (22 июня 1941 – 9 мая 1945), имеют достаток любви, который понять умом своим невозможно.
Для нас же лишь память по тем временам остаётся, ежели мы хотим приблизиться и войти в то Избранное Число. Помнить, чтобы жить и жить, чтобы помнить – вот совокупность нашего преуспеяния и слития с ними, с теми миллионами душ.
Солдат… Сколько шагов у него до Победного Берега? Разве можно высчитать эти шаги, которыми запечатлена земная волюшка, злая долюшка?! Как до-о-олог путь и как кратки мгновения, разделяющие шаг от шага.
Один…два…три…
Сто, двести, триста…
Миллионы шагов помнит Земля, погрязшая в крови и хаосе, в томлении и безволии, в ужасе и сумятице… И ни один из сих многозначных шагов не будет – ни позабыт, ни обезличен. Ибо у Него27 всё сопричтено на Великое и малое. И Великое, и малое – достойно наград.
Поражений нет.
Подвиги есть.
И не токмо Солдатский Шаг, но и Взгляд, затихающий и сильный, запечатлён вечным дыханием Его бессмертной Любви. У Бога всё учтено и ничто не остаётся неизмеренным, забытым, напрасным. Даже последний Вздох, такой изломленный, но святой, внесён в Великую Историю Событий. Потому-то и никто не забыт и ничто не забыто. Небо объединяет нас могуществом любых наименований, не разделяет, не разводит, но на одну прямую выводит.
Ведь божественное дыхание, которое неизменное и непрестанное, не в силах умертвить итоги, по коим слагается существенная и достойная Вечность. Она есть, хотя бы некто и отдалял оную своим умишком. Она не в силах затеряться, либо раствориться по чьёму-то человеческому нехотению или незнанию. Незнание и нехотение регулируется совершенно иным дыханием. А что это за дыхание – каждый уже может познать без особого утруждения. Именно оно, это незнание и нехотение, введено Событием на жажду и сравнение.
Одни ищут своею жаждою сравнения и признаю́т сущность свершающегося События. Другие сие Событие считают некою случайностью, но случайностей в Божественном Промысле не существует, ибо каждое движение имеет свою особенную форму и смысл. В этом заключена вся Мудрость, Достоинство и Пробуждение.
Важность такового явного утруждения внесена всенепременно на человеческое начало. Само начало устремляется на высокие смыслы. А высокие смыслы пробуждают усыплённый дух. Дух (а он бессмертен!) подаёт мысленную основу на словах, в сём моменте рождается связь и единение с Тем, Кто сие сосложил и внёс в человеческое начало для особого промысла и соизволения.
Промысел и соизволение предопределяют Историческое Торжество. Этому-то историческому торжеству надобно и укрепиться в ветхом человеке. И укрепляется оно душою через страдания плоти. Сами страдания определяют границы некою особенностью. Особенность – это духовные прииски. Прииски, то есть, добытые жизнью знания, формируют дух. Что происходит далее – уже и так понятно.
Этот дозволенный сюжет выписывает непростой слог уже под воздействием четырёх соучастников, как четырёхугольный непоколебимый город.28 Впереди всех шествует Божий след мыслей, с этого бесконечного и безмерного источника течёт превеликое изобилие букв, слов, целых предложений, сие воздействует на мой дух, распаляя его оным вдохновением, с полей коего притекает в моё мятущееся сердце некая идея, которая оживляет известного (неизвестного) героя, и он вместе с нами бежит торжественно, свободолюбиво и безудержно по текущему буквенному изобилию, помогая удерживать идею и замысел, и замыкает сие дивное шествие всё тот же жизненный Божий след мыслей, на который может опираться любой из живущих ныне. И не токмо опираться, но и наполняться его благою, торжественною славой, той славой, коя подаёт право на подвиг ради любви.
Любовь имеет великое множество и начал и прочего, не выведанного и неизвестного. Но есть Одна Любовь – святая, верная, настоящая, чистая и бесконечная. Из неё приходят все узаконенные итоги. Один Источник Любви – Всемогущий Бог.
Хотя, по существу, любовь Божию на прибытке дозволенной войны и ненавистной сумятицы понять весьма сложно. Порою и понимать, и принимать сию любовь вовсе не желается, она даже порождает ненависть и злобу, ярость.
Это от незнания (неведения) происходит, ибо нет духовных навыков, следовательно, нет и должных познаний, коими формируется ясность, понимание и важность всего происходящего. Во всём заключён особый порядок и чёткая цель.
Но тот, кто введён фактами в духовные прибытки (в их глубину, коя растворяет незнание и подаёт свободу уму), тот по себе лично знает, что просто так ничего не происходит, не даётся и не проистекает в судьбах человеческих.
Грубо, может быть, прозвучит последующее слово, но ничего просто так ради забавы не совершается на формате земных усилий. Всем заведует Божественное Торжество (бесконечность бесконечности), и потому это Торжественное Божество раздаёт Свои Звания и поддержки тем, кто желает (жаждет) укрепиться умом на Разуме Его Мудрости, ибо по Его Мудрости ниспускается и великое пробуждение, стирающее границы скованности ума и чувства.
Борьба чувств…
Ох, уж эта извечная борьба приумножающихся чувств! Не отделаться от неё, не избавиться, не скрыться ни в один уголок земной. Зачем сошла и сжала человека неопытного?! Но коли сошла, так изведай, да собирай, скапливай прибытки таковые, ибо именно ими мерить вечное торжество дадено.
Чувства борются друг с другом, дабы вывести чёткую грань свершившимся и свершающимся Событиям. Плоть вмещает чувственное произволение в себя, чтобы таковым необычным путём выведать исток вечного продыхновения.
Да, трудно и тяжко бороться с собой, а особенно с другими. Но без достоинств борьба не имела бы смысл. Опять суровое слово, но война оформляет чувственное торжество, хотя торжество в этом случае изнашивается телом, но чувственная основа не истаивает, а остаётся и множится.
Миновать бы оное…
Да, миновать…
Миновать!
Даже бы не знать про сие вовсе, не прозревать оное ни с единой стороны, ибо таковое утруждение забирает всё самое лучшее и самое полезное, оставляет лишь некую незащищённость, убогость, да бедность чувств и болезнь плоти.
Но и не каждому трудолюбцу подаётся добротное и сильное, выносливое тело для сей борьбы. Каждый получает токмо то, что в силах выдюжить, укрепить и удержать в себе, сохранив при том сущность некого божества, то есть Его подобия.
Без божества, пусть даже и не явно зримого, человек существовать, а тем более дышать, жить и двигаться не приспособлен, он и сложен-то всеусиленным (бесконечно наполняющимся) божеством, которое есть дозволенное размышление, и стягивается оно печалью святою. Суть ясна вполне.
Именно оно, божество, божественное творческое введение в нашу человеческую природу, позволяет нам устремляться к вечному, оно влечёт к себе постоянно, оттого-то и внутреннее стремление, наше внутреннее стремление к чему-то, ищет высоту, пытается в ней отыскать свою значимую часть.
Главные Величины, внесённые в нашу жизнь из Той Будущности,29 которая не будет или была, а всегда есть, имеют два особых и узаконенных Порядка. Первый порядок – всемогущественная и облагодетельствованная Любовь. Второй порядок – борьба, помеченная воинственным преизобилием многих утруждений.
Как любовь и борьба с воинственным преизобилием может породить вечность и её несомненный достаток? Странное слово и тайная мысль. Но токмо сии две величины оформлены для определения будущности, нашей человеческой будущности.
