Светлана Юрьевна Павлова-Гончарова
Чудесная панацея
… Ветер так и норовил вырвать зонт из рук, а, так как ему это не удавалось, он довольствовался тем, что через каждые две-три минуты выворачивал его наизнанку. Дождь, по-видимому, был с ветром заодно: он налетал то справа, то слева, то спереди, то сзади.
Лера злилась на дождь, ветер и на себя. Сегодня вместо брюк она умудрилась надеть короткую юбку, и сейчас ее ноги замерзли, промокли и, кроме того, она очень сильно подозревала, что еще и были сзади заляпаны грязными брызгами. Да и вообще она промокла насквозь из-за этого дурацкого зонта, который больше мешал идти, чем защищал от дождя.
Взглянув на синюю табличку с золотыми буквами на стене неказистого трехэтажного особнячка, она вздохнула с облегчением, с трудом закрыла зонт и вошла в тепло помещения.
Охранник в зеленой форме, при галстуке, но почему-то в домашних тапочках, которые знавали лучшие времена, проводил ее равнодушным взглядом и снова уткнулся в свой кроссворд.
Лера пробежала глазами по расписанию работы врачей. Так. Власова Татьяна Геннадьевна. Кабинет 205. Понятно, второй этаж.
Около нужного кабинета сидели два тощих мужичка и серыми иcпитыми лицами. "Куда я попала?" – вздрогнула Лера и, уточнив, кто из них последний, опустилась в жесткое кресло у стены. "Это ненадолго, – мысленно успокаивала она себя. – Мне же сказали – только уточнить. Скоро я выйду из этого ужасного заведения и навсегда забуду о его существовании…"
Вчерашний день начался как волшебная сказка.
Макс настоял на том, что Лера не должна идти в институт: не смотря на уверения врача, ее недомогание очень сильно испугало его. Мыть лестницы она тоже не ходила – это утро было свободным. Макс позволил ей поваляться в постели и даже сам приготовил завтрак.
Чудеса случаются, поняла Лера, да еще и в таком количестве: Макс проснулся в хорошем настроении, не ворчал, не искал ссоры и был идеальным, заботливым мужем. Он даже преданно заглядывал ей в глаза и каждые пять минут спрашивал, как она себя чувствует. Лера была на седьмом небе от счастья: что бы ни говорили о ее любимом, это все неправда! Она знает его лучше – он замечательный, любящий и заботливый!
Когда Макс предложил после обеда сходить в кино, она лишь радостно кивнула, счастливо улыбаясь. Через несколько минут Макс заглянул в комнату, где Лера валялась на диване с книжкой:
– Детка, я съезжу к родакам ненадолго, можно? Побудешь одна пару часиков?
– Если только пару, – улыбнулась Лера. Родители Макса жили совсем рядом по Московским меркам – на следующей станции метро или пятнадцать минут пешком.
– Я хочу сводить тебя в кино, а с деньгами – сама знаешь… Не у тебя же просить… Пойду на поклон к мамахен. Нет-нет! Не возражай! Я возьму деньги у них. Все! Не скучай!
"Все у нас будет хорошо," – успела подумать Лера, прежде, чем раздался телефонный звонок:
– Валерия Лескова? Здравствуйте. В нашей поликлинике вы недавно делали флюорографию…
– Наверное, – растерялась от неожиданности Лера – она уже и забыла об этом.
– Завтра подойдите в этот же кабинет. С 9 до 13. Без очереди.
– А зачем?
– Я вам отдам ваш снимочек, с ним надо будет подъехать в противотуберкулезный диспансер. Тут у меня еще есть адрес и фамилия вашего врача.
– Противо… туберкулезный? – Лера запнулась в середине слова. – Я ничего не понимаю…
– Ой, да не волнуйтесь вы раньше времени! Снимочек нечеткий, не все понятно, а в диспансере доктор посмотрит. У них аппаратура хорошая. Ну, может, рентген надо будет сделать… Алло! Вы слышите?
– Да-да… Завтра? Конечно, приду…
Вскоре вернулся Макс. Он был так счастлив, так ослепительно улыбался, что ей ничего не оставалось, как постараться отогнать тревогу и встретить его так же радостно. Тем более, что ей предстояла лишь небольшая формальность…
– В санаторий едешь?
– Не… ВТЭК надо проходить… Мож, потом поеду…
– Давно с больницы?
– Неделю. За пилюлями пришел, будь они не ладны! Язву заработал, пока их глотал… Надоели, чтоб их…
– А что делать? Без них кранты… О, моя очередь! Бывай! – разговор двух тихих мужичков был прерван старушкой, вышедшей из кабинета, и один из них, постучав костяшками пальцев в дверь, зашел.
Слушая их беседу, Лера постепенно падала духом. Может, виной тому был их изможденный вид? Может, виновато томительное ожидание и гнетущая неизвестность? А, может, само здание диспансера – с его темно-зелеными стенами, которые, казалось сами по себе убивали всякую надежду…
"Я – тоже??? – подкрались невеселые мысли – Да ну… А вдруг?… Эта болезнь всегда казалась мне далекой, нереальной, из прошлого, из книг и фильмов… Чехов, "Дама с камелиями"… "Уж ношу я смерти жало…" И – я… Нет. Или да? Симптомы? Да знать бы их! Кровь горлом? Что за чушь! Врач "скорой" сказал, что я АБСОЛЮТНО здорова!
Переутомление. Все. Бросаю мыть лестницы и буду больше гулять. И есть как следует – только пусть я не заболела… Не хочу… Пожалуйста… Я не хочу болеть! Так не бывает! Я не чувствую себя больной! Снимок… Конечно!… У них плохая аппаратура, а я тут себя уже накрутила. Все. Сейчас мне скажут, что это просто некачественный снимок и надо его переделать." – успокоив себя таким образом, Лера повеселела и, когда подошла ее очередь, бодро шагнула в кабинет
– Здравствуйте! Вы Татьяна Геннадьевна? А я – Валерия Лескова, – девушка положила на стол врача снимок и несколько бумажек, выданные в поликлинике. – Мне сказали, что я должна к вам подойти. Вот я и пришла прямо сегодня, чтобы не тратить время на эти формальности.
– И это правильно, – Власова взглянула на нее сквозь толстые стекла очков и указала на стул: Присаживайтесь, пожалуйста, – она бегло просмотрела листки, посмотрела на светящемся экране снимок и, вытащив из стола чистую карту, начала быстро заполнять ее.
– Карта? – удивилась Лера. – Зачем? Я заболела?
– Успокойтесь, – доктор улыбнулась, не отрываясь от своего занятия: – Вы же и пришли сюда затем, чтобы это выяснить, правда?
– Вообще-то я думала, что поликлинику не устроило качество снимка…
Доктор хмыкнула, отложила ручку и приветливо посмотрела на Леру:
– Качество как раз приличное. Так, хорошо. Давайте побеседуем. Валерия Александровна Лескова, 21 год. Замужем?
– Мы не расписаны. Гражданский брак
– Понятно. Возьмите градусник – вооон там, пока разговариваем, измерите температуру. Скажите, в последнее время вы резко теряли вес?
– Я его теряю постепенно, – отшутилась Лера и с удивлением увидела, как Власова сделала отметку в карте: -Постоянная усталость? Одышка? Боли в грудной клетке? Ночная потливость? Кашель больше трех недель?
Отвечая утвердительно на каждый следующий вопрос, Лера все больше убеждалась, что просто так она отсюда не уйдет. Расспросив подробно о жилищных условиях, об отношениях с мужем, о нагрузках в институте, обо всех работах и даже о смерти родителей, Власова протянула руку за термометром:
– 37,5, – констатировала она.
– Все так плохо? – всхлипнула Лера.
– Валерия, милая, не переживайте вы так! Это может быть все, что угодно – и воспаление легких, и просто рубчик… Не надо нервничать раньше времени! Пройдете полное обследование, сделаете пробу Манту, рентген, томографию, анализы… Тогда – и только тогда! – можно будет говорить о чем-то определенном. Однако, даже если это действительно туберкулез, паниковать не следует: в настоящее время это тяжелое заболевание прекрасно лечится.
Лера кивала, слушая ее слова, и не замечала, как слезы катятся по ее щекам. Она почти ничего не слышала из того, что говорила доктор. Сознание лишь фиксировало отдельные словосочетания, но смысл упорно ускользал: больница… Длительное лечение… санаторий… профилактика… проверить родных… И опять: не волнуйтесь. Не волноваться, хорошо питаться, взять академ в институте, оформить инвалидность…
– О чем вы говорите? – взвилась Лера, осознав последние слова. – Какая инвалидность??? Мне 21 год! Вы о чем?
Власова тяжело вздохнула, покачала головой и принялась выписывать направления на рентген и анализы…
Глава 2. Сотрудник охраны
Владимирская область – Москва. Нулевые.
Первое, что я сделал, когда сошел с провонявшего бензином сельского автобуса и провалился в грязь чуть ли не по колено, так это с чувством и от всей души высказался в свой адрес выражениями, весьма далекими от литературных. Нет, было бы понятно и объяснимо, если бы идея надеть в дорогу осенью новые светлые джинсы пришла в голову городскому парню, но я-то хорош! Выпендриться хотел…
Осознав тщетность попыток хоть как-то отчистить загубленные джинсы, я плюнул с досады и зaкурил, хоть сделать это на таком ветру было непросто.
Сердце билось в груди как ненормальное. Почему-то так было всегда, когда я возвращался домой. Не скажу, что, находясь в городе, я сильно тосковал, но все же, все же…
Я безумно рад, что есть у меня такое место, где мне всегда рады, сколько бы времени я ни отсутствовал, что бы ни натворил. Я рад, что моя малая родина – не огромный мегаполис, где никому ни до кого нет дела и, увидев человека однажды, ты почти наверняка больше его не увидишь… Моя родина – всего лишь маленькая деревушка в стороне от шумных магистралей, почти вымирающая, но именно она ассоциируется у меня со словом "дом".
Пристроив поудобнее на плече ремень тяжелой сумки, я зашагал по чавкающей глине. От остановки до деревни было около километра.
Почти сразу начал накрапывать дождь, перешедший в холодную противную морось и, когда я добрался до знакомой калитки, мой внешний вид вполне мог вызвать легкое недоумение, а, при случайной встрече с Серегой или Страусом – одноклассниками и друзьями детства – ехидные насмешки. На мое счастье, улица была пуста: середина рабочего дня, да и погода к прогулкам не располагает.
Мое приближение к дому заметил лишь Озик – песель неизвестной кинологам породы, названный мной в честь Оззи Осборна. Почему именно в честь него – я уже и сам толком не помнил, наверное, на тот момент я увлекался творчеством этого выдающегося человека. Сейчас же тезка знаменитости, громыхая цепью, подбежал ко мне и в приветственном прыжке припечатал мне грудь передними лапами. Решив, что моей одежде уже ничто не повредит, я крепко обнял его и потрепал по косматому загривку:
– Привет, Озик, вот и я!
– Мам! – закричала Люська, едва я перешагнул порог: – ты глянь, что за чудо к нам пожаловало! Явилось-не запылилось!
– Люська! Сдурела! Орешь, как блажная! Пожар, что ль? – раздался голос матери, а черед минуту появилась и она сама: – Сашка…
– Здравствуй, мама, – улыбнулся я, а носу предательски защипало, когда она, не обращая внимания на то, что я был покрыт грязью с головы до ног, кинулась меня обнимать.
Чуть позже, уже переодетый в чистое и сухое, я сидел за столом, а мама, по своему обыкновению бранила меня:
– Сашка! Не стыдно? Почему не позвонил? Телеграмму не дал? Я бы приготовила бы чего…
– Поэтому и не предупредил, чтобы не суетилась. А на стол – вот – немного привез деликатесов из столицы…
– "Немного!" – мама хмыкнула, но было видно, что "гостинцы" ее очень порадовали: в их магазине выбор продуктов был невелик.
– А мне? – вмешалась Люська. – Мне привез, что просила?
– Люська! – мама сделала вид, что хочет дать Люське ложкой по лбу, но сестра ловко увернулась: – Дай человеку отдохнуть с дороги! Да и отца дождемся – у них там что-то опять сломалось, ушел ни свет, ни заря…
– Мамуль, не сердись, – я сегодня был настроен благодушно даже по отношению к вредине-сестре. – Вам с батей подарки потом отдам, а Люське сейчас. Извелась вся, покою нам не даст. Люсь, дискотека будет сегодня?
– А то ж! Пятница же ж!
– Ну тогда тащи мою сумку ближе
– Что – я?
– А подарки кому?
Люська, радостно взвизгнув, в момент притащила тяжеленную сумку. Честно говоря, я-то это в шутку предложил, но тут, видно "своя ноша не тянет"…
– Пахать на тебе надо, – проворчал я, доставая заказанные джинсы со стразами: – Держи. И это тоже – майка. На дискотеке хорошо будет смотреться!
– Спасибо, спасибо! – Люська так стиснула меня в объятиях, что я закашлялся и прохрипел: – Просто "спасибо" было бы достаточно…
Но Люська обо мне уже забыла:
– Мам, я к Катьке сбегаю?
– Ну уж нет, – возразил я. Сначала здесь примерь. Я мог с размером промахнуться. Вдруг менять придется?
– Не вопрос! – Люська исчезла в своей комнате.
– Избалуешь нам девку, – мама погрозила пальцем – сладу не будет.
– Мам, все в порядке. Люська хорошая девчонка. Характер вредный, правда, но это даже неплохо – не пропадет по жизни. Она у нас молодец – почему не побаловать немного? Учится на пятерки, в институт поступать хочет, не пьет, не курит, по кавалерам не бегает…
– Бог с тобой, сынок! – мать махнула рукой.
– Еще скажи, что я неправ. Ты что, не замечала, что за ужас ее ровесницы? Еще Катька – как и наша, нормальная, а остальные?… Пьют, дымят, с парнями крутят, а матерятся так, что я краснею… Нет, мама. Люська у нас молодец.
– Как ты стал интересно говорить, сына, – мама с нежностью и гордостью посмотрела на меня. – Красиво, правильно… Ты молодец, Сашенька. В Москве учишься, работаешь, а совсем не загордился. Вон, у Кузнецовых как сынки уехали – так ни ответа, ни привета… Младший иногда напишет, мол, живы-здоровы, а чтоб родителям помочь…
– Точно! – я хлопнул себя по лбу и достал со дна сумки конверт. – Вот денежку возьми. При батьке не хочу, сама понимаешь…
– Что ты! – всерьез испугалась она. – Я же не для того… не возьму! Тебе нужнее! И подарки, и деньги… Мы с отцом пока работаем, нам хватает!
– Мама. – мне удалось сказать это так, что мать без дальнейших возражений спрятала деньги в карман фартука.
– Ну как я? – Люська уже успела переодеться в новые вещи и теперь ждала моей оценки, а я от удивления не мог сообразить, что говорят в таких случаях.
Как-то незаметно сеструха из нескладного подростка превратилась во взрослую девушку с отличной фигурой – совсем взрослую и очень красивую…
– Я жду! – от нетерпения она даже пританцовывала на месте.
– Нуууу, – я выдержал паузу. – Сегодня мне придется сопровождать тебя на дискотеку.
– Что?
– В качестве охраны, разумеется. Чтобы не украли. Охранник я или нет?
– Шут ты гороховый, – обиделась она и обратилась к матери: – А ты что скажешь?
– Ужас. Стыд. Срам, – раздался знакомый голос позади. – Купить такие вещи мог только такой охламон, как мой сын. Хотя тебе, Людмила, они очень к лицу…
– Папа! – я вскочил и тут же попал в медвежьи объятия отца:
– ЗдорОво, сын! Надолго?
– На выходные, – мы пожали друг другу руки.
– Ну что же… Лучше, чем ничего… О, да у вас уже и стол накрыт!..
– Я… я сейчас… – засуетилась мать, – картошечки сейчас, огурчиков… А мы только чай пили, не садились, тебя ждали…– отец махнул ей, чтобы она не торопилась, сел и показал мне на второй стул:
– Рассказывай, сын, как она там, жизнь московская?…
– Потанцуем? -Ленка, бывшая одноклассница, не дожидаясь согласия, вытащила меня почти на середину зала и крепко обняла: – Давненько мы не виделись… – Музыка была слишком громкой, Ленка изо всех сил пыталась ее перекричать, поэтому задуманной интимности не случилось, что немного раздражало ее.
– Работаешь?
– Работаю.
– Все там же?
– Все там же.
– Не боишься?
– Нисколько.
– Ну и дурак!.. А я скучала…
– Зря…
– Я знаю… Ты очень хороший, Сашка… Тебя нельзя не любить, – Ленка вздохнула и дальше мы танцевали молча.
Медляк закончился, Ленка растворилась в толпе, а я, увидев у входа Страуса, направился к нему. Мы вышли на улицу и зaкурили.
– Вот я не пойму, – начал Страус после недолгого молчания, – чего в тебе есть такого, что к тебе все бабы липнут? Прям как мухи на… – он запнулся – на мёд. Как это у тебя получается, скажи?
– Завидуешь?
– Еще бы. Тут ходишь за какой-нибудь фифой неделю, конфеты покупаешь, цветы рвешь, подарки даришь – а она потом все равно продинамит… А ты – пальцами щелкнул – и любая на спинку опрокидывается…
– Пошло, – поморщился я.
– Зато по сути. Лан, не будь жлобом. Открой секрет успеха.
– «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей" – процитировал я, опустив, правда, вторую часть цитаты.
– Че, в натуре? – удивился Страус и почесал за ухом. – Не гонишь? Это все? Давно придумал?
– Это Пушкин придумал, – рассмеялся я. – Давно. Тьма ты необразованная – в школе это проходили
– Не, этого не помню. А Пушкина про дуб даже наизусть учил! – похвастался он.
– Ты меня поразил. Я-то думал, что ты, кроме букваря, ничего больше не осилил..
– Гад ты, Черный, – обиделся Страус, – Был нормальным парнем, а теперь одни понты со своей Москвой…"
– О чем базар? – к нам подошел Серега, утирая пот – видимо, наплясался от души.
– Да так, – уклончиво ответил Страус. – Черный шибко ученым стал, опытом делится.
– Так давайте ко мне, а? У меня есть. А то эту науку без допинга не осилишь, – предложил Серега.
Мне очень не хотелось оставлять Люську одну, без присмотра – у нее сегодня не было отбою от кавалеров, – но и лучших друзей обижать отказом тоже не хотелось.
– О сеструхе можешь не беспокоиться, – словно прочитал мои мысли Серега. – Не маленькая уже… Да, Черный, совсем большая девочка стала, – увидев мой кулак у своего носа, он сменил тон и зачастил: – Так, говорю, не волнуйся за нее. Здесь недалеко, проводят. Да хоть бы и Катька моя.
Действительно, сестра Сереги была лучшей подругой Люськи. Поколебавшись, я все-таки отправился с ребятами.
…Нам было уже хорошо и весело – одну бутылку мы «усидели» и начали вторую. Мы обсудили последние новости и сплетни, я рассказал об учебе, а потом Серега продемонстрировал свою новую татуху: два красных сердца, в одном "С", в другом "Ю" – перевитые то ли цветочными стеблями, то ли колючей проволокой.
– Круто, – констатировал я, – А если с Юлькой поссоришься? Неосмотрительно…
– А он другую Юльку найдет! – хохотнул Страус. – Я ему то же самое говорил, а он уперся – надо! А мне-то что? Желание клиента – закон. Не, себе-то я что-то такое хочу… байкерское… Череп там… Или волка…
– Мотоцикл наколи во всю спину, – посоветовал обиженный Серега. Они шутливо помутузили друг друга и успокоились.
А потом, помолчав и не глядя на меня, Страус сказал:
– Тут Анька приходила… Про тебя спрашивала – я промолчал. – Слышишь, Черный?
– Не глухой! – несколько грубее, чем рассчитывал, отозвался я. – Сколько раз просил – при мне этого имени не называть!..
– Сссуров, но сссправедлив! – невнятно пробормотал Серега и заснул, уронив голову на руки.
– Она любит тебя, – определенно Страус решил испортить мне настроение.
– Послушай, – устало сказал я, – Ты, вроде, не дурак… Неужели ты думаешь, что что, если бы она меня любила, что так поступила бы?
– Я думаю, что ты слишком…
– Слишком??? – я горько усмехнулся.
– Черный, я все понимаю, – он стукнул рукой по столу. – Ты гордый. Это хорошо. Ты работаешь и учишься в самой Москве. Это тоже хорошо. Получаешь много – это замечательно. Руки у тебя из нужного места растут. Фасадом тебя Бог не обидел. Все это очень-очень замечательно. Ты самовлюбленный индюк, но блин… Ты имеешь на это полное право! Ты это заслужил. Но ты это… Насчет баб ты ваще не прав, братан. Тебе супер-пупер нужна, а не абы кто.
…Мечта! Идеал! Черный, такой бабы, как тебе надо, в природе НЕТ! Ты ее выдумал в своей голове! Пойми, одному в жизни трудно… Я скоро женюсь. Серега тоже подумывает. Нам по двадцать четыре уже, не забыл? А ты… Послушай, вот Анька…
– Я же просил – ни слова о ней!
– Хорошо, но…
– Подожди. Теперь я скажу. Я не собираюсь жениться потому что "пора" или "надо". Я женюсь только тогда, когда буду понимать, что иначе не могу. И только на той, без которой не буду представлять себе жизни. МОЕЙ жизни, понимаешь?
И да. Идеал у меня есть. Она должна быть женщиной. Такой, чтобы ни я, ни ты, – никто – не посмел назвать ее бабой. Красивая – отлично, но это бонус. Главное – мы должны любить и уважать друг друга. И доверять. И понимать. Разве я многого хочу?
– Не знаю, – язык у Страуса уже заплетался. – Я так-то по полочкам не раскладывал, чего хочу от ба… от женщины. Короче, я понял, что дома ты искать невесту не хочешь. Ну и зря. Городским красоткам ты не подойдешь: слишком правильный, а денег у тебя по московским меркам маловато…
– Переживу. Только вот о невесте я сейчас думаю меньше всего. Мне институт закончить надо и на нормальную работу устроиться… Поздно уже. Ты идешь домой?
– Не, я здесь останусь. Мы с Серегой договаривались.
– А я пойду, – я протянул ему руку, – Завтра вечерком заходите. Я, все-таки не святой – не смотря на все твои уверения. С городскими красотками мне не светит. Так что будем искать приключений здесь.
…Я был уверен, что усну, едва моя голова коснется подушки. Не тут-то было. Зануда-Страус напомнил мне о той, которую я всеми силами старался забыть уже несколько лет.
Покрутившись на жестком топчане, я понял, что поспать этой ночью мне не придется. Натянув джинсы и накинув куртку, я вышел на улицу, присел на ступеньку крыльца и закурил.
История, которая произошла со мной, была совершенно заурядной – каких тысячи. Тем не менее, мне от этого было нисколько не легче.
С Анькой, моей одноклассницей и первой красавицей школы, мы встречались с девятого класса, а влюблен я в нее был с тех самых пор, как увидел ее первого сентябре в толпе таких же, как я, первоклашек. Не отрываясь, я смотрел на огромные банты в русых косичках, на нарядный белый фартучек, который шила на заказ моя мама, на огромные глазищи – и понимал, что пропадаю. Тогда, отправляясь в первый класс, я меньше всего думал о предстоящей учебе, о трудностях, учительнице, оценках. Я смотрел лишь на нее – красавицу, похожую на великолепную заграничную куклу и замирал от восторга, понимая, что мы будем видеться с ней каждый день. Я был покорен.
Школьные годы принесли мне много новых ощущений: ликование от того, что удалось дернуть ее за косичку, ужасное потрясение из-за того, что после летних каникул оказался ниже нее ростом, торжество, когда снова перерос ее. Восторг, когда она стала обращаться ко мне за помощью в решении задач по точным наукам, когда на турнике я подтянулся больше всех, а она начала мне аплодировать… А когда в старших классах за мной стали увиваться девчонки, она вдруг сама пересела ко мне за парту… Тут, понятно, ощущения изменились: первое прикосновение – удар тока – первое неловкое объятие, первый невинный поцелуй…
Выпускной наш класс отмечал на лесной полянке, где мы расположились с ночевкой. Было так шумно и весело, что никто даже не заметил, как мы с Анькой скрылись в лесу…
Ночь исполнения желаний… Даже цветок папоротника искать не надо… Совершенно ошалевший от счастья, я предложил Аньке выйти за меня замуж. Ни секунды не раздумывая, она согласилась… Вспоминая то время, я понимаю, каким безумцем был тогда – но до чего же счастливым безумцем…
Анька поступила в кулинарный техникум в райцентре, я съездил в Москву, провалил экзамены в институт, вернулся, немного поработал в совхозе и с осенним призывом ушел в армию.
На проводах Анька, заливаясь слезами, долго не могла отпустить меня.
– Я люблю тебя, Сашенька! – горячо шептала она, – Два года – это ведь ерунда, правда?
– Так у меня еще и отпуск будет – через год, – пытался я ее утешить.
– А я… Я буду приезжать к тебе! Меня ведь пустят, да? На присягу! Я же твоя невеста… Ни о чем не думай и не переживай. Я все время буду думать только о тебе. Ты мне веришь?
– Конечно, милая…
Мы уходили в армию втроем – Страус, Серега и я. Наша дружба продолжилась и в армии, но даже от них, от своих лучших друзей, я скрыл письмо, пришедшее всего через полтора месяца службы. И теперь, когда мне было тяжело или тоскливо, я повторял про себя строчки, которые так ошеломили и обрадовали меня: "Сашенька… Я не знаю, как ты отреагируешь на это… Мы должны решить вместе… Любимый, у нас будет ребенок. Я не могу решить сама и жду твоего решения. Как ты скажешь, так и будет… Люблю тебя"
У нас… У МЕНЯ будет ребенок!!! От моей любимой! Да какое тут "решение" может быть? Я счастлив!!! Я уже предвкушал момент, когда открою следующее письмо, высокомерно посмотрю на парней и скажу дрогнувшим голосом: "Поздравьте счастливого папашу!"
Я в тот же день ответил Аньке, что безумно счастлив, написал, что поговорю с командованием – может, отпустят на денек, чтобы мы поженились? А, может, и вовсе потом отсрочку дадут – как малого-то кормить, если папка служит? Я уже представлял, как буду работать, а вечером приходить и брать малыша на руки, чтобы Анечка немного отдохнула и набралась сил… Мне казалось, что я уже люблю этого малыша… И, конечно, мою Аньку…
Я долго думал, как сообщить новость родителям и попросить их присмотреть за моей невестой, пока меня нет рядом. Как раз в тот день, когда я все-таки решил написать им, пришло еще одно письмо от Аньки. Я весь день не решался открыть его, оттягивая момент – хотелось прочитать его вечером, в спокойной обстановке…
…Я начал читать и не понимал, почему знакомые буквы никак не желали складываться в слова, а слова утратили всякий смысл… Я не понимал ничего…
"Сашенька, прости, любимый, я знаю, я гадина, но тебе лучше узнать это от меня. В общем… Я полюбила другого человека. Там, в райцентре. И еще. Ребенка не будет. Прости, я решила так. Не держи на меня зла."
Я не буду описывать свои мысли и чувства – не хватило бы целой книги, чтобы описать тот ад, который творился в моей душе. Я думал о побеге. Я думал о самоубийстве. Но меня вытащили парни. Я им сказал, что Анька меня бросила – и все. Без подробностей. Если бы они узнали, что она сделала аборт нелегально, на сроке, больше трех месяцев, Анька заимела бы трех врагов, вместо одного – меня. Аборты никогда не приветствовались нашими, а уж на таких сроках…
Да, они ничего этого не знали и теперь думали, что я просто показываю характер, не желая с ней общаться. Она же за прошедшие пять лет успела выскочить замуж и развестись. А теперь искала встречи со мной…
Я прекрасно понимал, что слухи у нас распространяются очень быстро и завтра или послезавтра следует ожидать ее в гости. Она придет. Вопрос в другом: как поступить мне? Продолжать избегать, прятаться или сразу решить все нерешенное? Она вызывала во мне чувство брезгливости, но разговор с ней мог стать тем самым хирургическим скальпелем, который одним махом отсечет всех призраков прошлого. Чистые раны болезненны, но заживают быстро и навсегда.
Анька научила меня двум важным вещам: ни к кому не привязываться слишком сильно и никогда не доверять женщинам. Благодаря ей я превратился из сопливого романтичного юнца в холодного разумного взрослого человека. Я повзрослел и научился защищать свой ум и свое сердце от непрошенных вторжений. Мое сердце стало ледяным – как у Кая…
Хмель из головы выветрился, но мозги лучше работать не стали. Решив, что утро вечера мудренее, я отправился спать.
Как я и предполагал, на следующее утро, едва я успел позавтракать, ко мне пожаловала гостья. Она вошла как-то неслышно, словно материализовалась из воздуха: еще секунду назад никого не было, и вот, подняв голову, я вижу ее. Аньку.
Да, выглядела она превосходно: модная стрижка с разноцветными прядками, неброская косметика… К этой бы красотище – да достойный костюмчик от кутюр, но увы… Одета Аня была очень скромно: старые, залоснившиеся черные джинсы и свитерок неопределенного цвета, который носила еще в школе.
– Я войду? – незнакомым хрипловатым голосом спросила она.
– Лучше я выйду. – еще не хватало, чтобы наш разговор слышал кто-то из домашних.
– Как скажешь…
Мы вышли и, не сговариваясь, направились в сторону леса. Она не торопилась начинать беседу. Молчал и я.
– Спасибо, что не прогнал, – наконец решилась она, а я искоса взглянул на нее.
Вблизи, да еще и при дневном свете, я отметил чуть оплывшее лицо, мешки под глазами… Бессонница? Чем-то болеет? Или… В любом случае, ее красота уже не была такой совершенной, как раньше.
– Сашенька, – начала она. – Послушай… Я виновата. Жутко виновата, но… Жизнь продолжается, да? это была дурь, блажь… Назови как хочешь… – она остановилась и остановила меня, придержав за локоть. Ее длинные ногти были накрашены красным лаком, но он в нескольких местах облез, а пара ногтей было сломано. – Дай сигаретку? – прикурив, она поблагодарила меня кивком.
– Твои извинения приняты. Ты не курила раньше…
– Я и не пила раньше, как ты помнишь… Все у меня не так, Сашка… Есть на свете справедливость, только сейчас я это поняла… Стерва я и дрянь последняя…
– Не надо, Ань. Жизнь продолжается, ты права. Тогда это было твое решение, твой выбор. Я не держу на тебя зла. Я уверен, ты скоро встретишь классного парня, влюбишься… Все у тебя будет хорошо! Пойдем обратно? Я обещал отцу помочь по хозяйству…
– Постой, ты не понял! – ее глаза как-то вдруг наполнились слезами. – Мне не нужен какой-то КЛАССНЫЙ ПАРЕНЬ! Мне нужен ТЫ! Я тебя люблю! Я тебя любила все это время! Сашка… умоляю, давай начнем все сначала…
– Нет
– Нет??? – она была поражена и даже переспросила: – Нет? Но почему? Я точно знаю – мы любим друг друга!
– А вот тут ты заблуждаешься, – я посмотрел ей в глаза. – Не вынуждай, пожалуйста, говорить тебе не очень приятные вещи. Тебе сейчас больно, но будет гораздо больнее, если я начну объяснять. Не хочу вдаваться в детали. Пожалей себя и свою гордость. Прости, но я правда должен идти…
– Саша! – она схватила меня за руки и попыталась опуститься на колени прямо в грязь дороги. Предугадав этот маневр, я удержал ее: – Сашенька, милый! – она прижалась к моей груди – Ты… ты сказал, что простил меня… Так почему же.... Я хочу знать! Объясни, прошу!
Я дал ей некоторое время успокоиться, а потом заговорил, стараясь максимально необидно объяснить девушке, что она мне не нужна. Вообще.
– Ань, я на тебя не обижаюсь. Но… я больше тебя не люблю. Не уважаю. И – самое главное – не доверяю. Мне кажется, что этим разговором ты преследуешь какие-то свои цели… Ты действительно думаешь, что мы можем на это закрыть глаза?
– Конечно, любимый! Ты со временем поймешь, что я изменилась. Только дай мне шанс! Я вот тоже тебе не слишком верю… Я думаю, что ты только из-за своей дурацкой гордости не можешь признать, что любишь меня по-прежнему… Давай-ка проверим… – Анька крепко обняла меня и страстно поцеловала, а ее рука скользнула к моему брючному ремню…
– Нет, – я отстранил ее, удивляясь отсутствию хоть какой-то реакции на близость ее тела. – Прости. Я не только не люблю, но даже не хочу тебя – если ты хотела привлечь меня именно этим. Мне уже не семнадцать лет. Ты не слышишь меня… Прощай. Я пойду.
Я успел отойти на несколько шагов, прежде чем она заорала дурным голосом:
– Ах ты козел! Да нужен ты мне очень! Импотент проклятый! Да пошел ты!.."
