Светлана Викторовна Баранова
Три женщины
Глава 1
Надюша снова забыла, зачем пошла на кухню. На столе стояла чашка с недопитым чаем. Она не могла вспомнить, когда его заварила. Завтракала ли она сегодня? В раковине лежала тарелка с остатками творога и чайная ложка. Наверное, всё-таки завтракала.
Каждый день, как маленькая жизнь. Её надо как-то прожить и постараться проснуться наутро и хоть что-то запомнить из прошлой, вчерашней жизни.
Сначала она всё записывала на листочках, это помогало какое-то время. Но недолго. Надя смотрела на свои записи и не понимала, о чём они. Полный дом непонятных бумажек. Она брала их в руки одну за другой, читала, откладывала, снова брала, и так могло продолжаться часами.
Порой наступали минуты просветления, и тогда становилось по-настоящему страшно. Тряслись руки, слёзы наворачивались на глаза. Хотелось, чтобы кто-то был рядом, помог, поддержал. Никого не было. Тогда она звонила дочери или внучке. Не часто, она боялась им надоесть. Когда всё-таки набирала их номер, то почти всегда забывала, что хотела сказать.
– Мама, ты как? Что-то случилось? Я на работе, давай я тебе вечером перезвоню, хорошо?
– Нет, всё в порядке. Голова только совсем дурная стала, забываю всё. Я спросить хотела.
– Мам, давай вечером. Я обязательно позвоню. Мне некогда сейчас.
Гудки…
Иногда дочь забывала перезвонить вечером: много дел, ответственная работа, домашние хлопоты. Не виделись уже несколько месяцев, далеко живёт, хотя смотря как посмотреть, четыре часа на поезде. Но это деньги, а их вечно не хватает.
Надя любила заниматься домом, отвлекалась. Особенно сейчас, когда мысли в голове жили какой-то своей, непонятной ей жизнью. Делала коллажи из фотографий, украшала фоторамки. Расставляла многочисленные вазочки, статуэтки, старые детские поделки дочери и внучки, рисунки мужа. Комод, пианино, все тумбочки были заставлены фотографиями с близкими ей людьми. Это была своеобразного рода выставка, экспозиция часто менялись. Люди на фотографиях – нет.
Сегодня она достала совсем старые, пожелтевшие фотографии родителей. Их было немного, не больше десятка. Папа был очень красивый, а мама совсем невзрачная. Деревенская, простые, грубые черты лица. Жидкие волосы, большой нос на маленьком лице, широкие скулы. Родителей Надя помнила хорошо.
Долго рассматривала, отобрала три фотографии, ходила с ними по квартире, присматривалась, куда их поставить. Забыла, что хотела сделать. Удивилась, увидев у себя в руках фотографии, вернулась в комнату, села в кресло и включила телевизор. Рассказывали что-то про животных. Про тигров. Она уснула в кресле, фотографии выпали из её рук на пол. Когда проснулась, то было уже темно. Зимой темнело рано. Хотелось пить и есть. Время обедать. Наверное.
*****
Родилась Надя на окраине Москвы, в бараке, через год после окончания войны. В роддоме сказали, что девочка совсем слабая, не жилец, лучше от неё отказаться. Мама дочь забрала. Выкормила. Выменяла на рынке настенные часы с кукушкой на рюмку манки, а своё зимнее пальто – на целую бутылку кагора. Часы – вообще вещь ненужная, а пальто… Так тогда август был, до зимы ещё далеко, придумают что-нибудь. Страшное время было: голодное, холодное. Главная цель – выжить. Любви, ласки, нежности не было, не до неё тогда было, особенно Надя это почувствовала, когда у неё появились братья. С пяти лет она стала для них нянькой. Тогда все так жили. Или всё-таки дела не во времени, а в людях?
Наде часто снились сны про её жизнь в бараке. Страшные сны, как и жизнь тогда.
Барак представлял собой одноэтажное деревянное здание на десять семей. Для каждой – по комнате и общая кухня. В комнате человек по пять, а то и больше жили. Все удобства, естественно, на улице. Зимой в туалет страшно ходить было. Грязь, вонь, замерзшие фекалии на дне глубокой ямы. Скользко, чуть-чуть оступишься и провалишься в бездну. Так еще и соседские парни подсматривать бегали, смеялись, шутки пошлые отпускали, а однажды они Надю в этом туалете закрыли, только через час кто-то из соседей услышал крики и выпустил её. У Надюши тогда истерика жуткая была, успокоилась только, когда отец ей пощёчин надавал.
На общей кухне тоже особого порядка не было. Соседи, в основном, были татары и мордва. Чистоплотностью не отличались. И все ходили вечно, злые, понурые, замученные бытом и работой. Мать Нади ни с кем не дружила, с соседками не болтала, не сплетничала, быстро еду приготовит и в комнату к себе идёт. Не любили её в бараке, чудной считали. Еще и завидовали, что муж красивый такой. Она его всю жизнь ревновала ужасно, а он на других не смотрел. Не гулящий был. А вот выпить любил, вечерами, после работы во дворе часто с мужиками «рыбу забивал» под водочку. Пьяный буйным не был, маму Нади почти не бил, детей только если за дело.
За котлету однажды Толику, брату Надиному, влетело сильно. Ему тогда года четыре было. Соседка котлеты жарила, и запах быстро по всему бараку распространился. Мясо редко ели, в основном, картошку и макароны серые, вот Толя и не выдержал, стащил со сковородки котлету и почти не живавши проглотил. Когда всё выяснилось, отец на кухне при всех с сына штаны снял и молча ремнём бил. Долго бил. Надя плакала, пыталась заступиться за брата, так отец её оттолкнул с такой силой, что она полкухни пролетела.
Наде тоже однажды от отца досталось, она уже тогда в школу ходила. На катке упала, сильно ногу расшибла. Пришла домой вся в слезах, рейтузы порваны, коленка в крови. Отец коньки у неё выхватил, закинул под кровать, а Надю сильно так по лицу ударил и сказал, что если она, дура, кататься не умеет, то пусть дома сидит.
Примерно в этом возрасте Надя узнала мамину историю. В школе сочинение про войну задали написать, надо было рассказать про родителей, где воевали, в каких войсках, чем были полезны своей стране и народу. Надя за ужином у них и спросила. Оказалось, что отец в тылу на заводе работал, а мать горничной была на правительственных дачах. Надя, как это услышала, так сразу дар речи потеряла. Как про такое в сочинении писать?
А у мамы как-то лицо сразу изменилось, в глазах блеск появился. И Наде даже показалось, что она улыбнулась.
Маша, Надина мама, была самой старшей дочерью в семье. Жили они в Тульской области, в какой-то маленькой деревне. Всего у неё было десять сестёр и братьев. Мама умерла, когда Маше было тринадцать лет, отец быстро женился. Мачехе было пятнадцать. Несладко Маше пришлось, мачеха издевалась над ней всеми возможными способами и, конечно, поручала самую грязную и тяжёлую работу. Отец молодой жене не перечил, любил, но и дочь жалко было, еще и не особо красивая, замуж быстро не выйдет, и он тогда написал письмо своей сестре, та в люди выбилась и жила уже давно в Москве, чем занималась, он, правда, не знал, но очень надеялся, что она племянницу к себе возьмёт.
Так в шестнадцать лет Маша оказалась в Москве. Тетка её была поварихой на дачах у московской партийной элиты, туда же она Машу и пристроила. Горничной. Счастью девочки не было предела: ей выдали красивую форму, белый передник и такую беленькую штучку на голову, на чепец похожую, её накладкой ещё называли. У Маши было вдоволь еды и своя маленькая комната, а работа была, легче не придумаешь: застилать постели, мыть полы, вытирать пыль, собирать посуду со столов, так еще и делать всё это приходилось не каждый день, а только, когда «хозяева» приезжали, чаще всего это по выходным было. Вечерами в просторном зале, где даже сцена была и ряды кресел, прямо как в театре, эти солидные и красивые мужчины в костюмах или в военной форме кино смотрели на большом экране, или артисты выступать приезжали, песни пели, танцевали, и Маша, когда работу заканчивала, тоже успевала немножко посмотреть. Иногда они привозили с собой женщин, много пили, смеялись, женщины были вызывающе одеты: яркие, откровенные платья с глубоким вырезом, на губах красная помада, почти все курили. Маша в первый раз, как их увидела, удивилась, как у таких мужчин могут жёны так выглядеть, поделилась с тёткой, та долго смеялась, когда это услышала, а потом объяснила, что это вовсе никакие не жёны, а обычные шлюхи. Настоящих жён Маша позже уже увидела, они были почти, как те женщины, которых в кино показывали. Красивые, в дорогой одежде, строгие, молчаливые. Не все, конечно, красавицы, но породистые – это точно.
Через год война началась. Она мимо Маши прошла. Её жизнь не изменилась.
Надя слушала рассказ матери и не понимала, как ей вообще реагировать, можно ли об этом в школе рассказать или лучше не надо. Отец прервал жену на середине рассказа, Наде велел в школе молчать и написать про своего дядю, который под Ельцом погиб. Сказал, что потом расскажет. Так и не рассказал, а Надя тогда переписала что-то из детской книжки про войну и подвиги, только имена изменила.
Чуть позже Надя услышала продолжение этой истории. Отец не ночевал дома пару дней, поругались они с мамой, и он ушёл пожить в общежитие к другу. Мама вечером выпила чуть больше, чем следовало, и разговорилась.
Когда война закончилась, все, конечно, очень радовались и Маша тоже. На дачах праздник всей обслугой закатили, пока «хозяев» не было. Вот на этом празднике она и встретила Надиного отца. Он работал слесарем на автобазе, кто-то из парней его позвал, девушек много было, а мужчин раз-два и обчёлся. Красивый, молодой, здоровый – это после войны большая редкость была. Но Маша даже и не смотрела в его сторону, столько девушек красивых, ей до них далеко было, а он возьми да и влюбись, по-настоящему, в жёны через неделю позвал. Маша – к тётке, спрашивает, как ей быть. Тётка обрадовалась и даже похлопотала за парня, хотела его в местный автопарк устроить, а он, дурак, ни в какую. Прислуживать не хотел. А так бы комнату побольше дали, как семейным.
– Вот так, дочь, мы и оказались в бараке, а я на заводе. Ты учись, может, по-другому жить будете. Мир везде. Коммунизм построим, заживём. Вы заживёте, мы уже навряд ли. И отцу не говори, что я плакала.
– Мам, хорошо всё будет, квартиру ведь скоро дадут. Там и газ, и вода. У мальчишек отдельная комната будет. И вообще скоро человек в космос полетит, представляешь? – Надя хотела обнять маму и даже сделала шаг навстречу, но увидела в её глазах такую холодность, что стало как-то не по себе, и она замерла.
– Ты чего встала? Спать иди. В космос они полетят.
Больше они к этой теме про прошлое мамы не возвращались. Им, действительно, в скором времени дали квартиру. Трехкомнатную. На Нагорной. Это была уже почти настоящая Москва. Большие дома, детские площадки во дворах. Клумбы и много деревьев, тополей. Их тогда сажали в огромном количестве. Только и успевали на субботники по озеленению ходить. В квартире была не только холодная, но и горячая вода, туалет и ванная. После барака – это казалось настоящим раем. У Нади была своя комната, у братьев тоже и еще зал, где спали родители. Комнаты были смежными и небольшими, но это было абсолютно неважно.
Надя и братья пошли учиться в новую школу. Учились все средне, особых талантов ни у Нади, ни у мальчиков не было. Младший, Андрей, быстро подружился с ребятами во дворе, гоняли в футбол в коробке на соседней улице. Наде часто приходилось его искать, насильно приводить домой и заставлять делать уроки. Толик же был тихим и спокойным, правда, часто болел и всегда очень серьёзно: гнойный отит, свинка, воспаление легких, бесконечные ангины. Пару раз лежал в больнице, Надя готовила и носила ему домашнюю еду, книжки. Он много читал, полюбил шахматы, потом увлекся зарубежной музыкой. Когда Надя нашла у него фотокарточки с изображенными на них странными молодыми людьми в брюках клёш и длинными волосами, хотела их все порвать, но тут, обычно на редкость спокойный Толик, проявил характер и сказал, что она ему не мать, так пусть не лезет, он сам разберётся. Надя обиделась и заплакала. Она же хочет, как лучше, чтобы мальчики нормальными людьми стали, профессию хорошую получили, а они совсем не ценят её заботу. Почему? Ответ на этот вопрос она так и не нашла, возможно, просто не хотела найти.
Сама Надя была похожа на маму и внешностью, и характером. Не очень общительная, не ласковая, училась средне, в старших классах ей стала нравиться химия, думала, что после окончания школы пойдет в лаборантки. Дружила она только с двумя девочками. Тамарой и Людой. Они жили в одном доме и вместе учились. Надя всегда восхищалась Тамарой, она была совсем из другого мира. Мира, в котором не было барака, пьяных соседей, драк во дворе, семейных скандалов. Папа Тамары был академиком, мама занималась домом. Когда она впервые попала к ним в квартиру, то ей показалось, что она очутилась в музее. Шикарная старинная мебель, огромные вазы с цветами. На полу повсюду ковры. Надю пригласили остаться на обед. Ели в комнате, суп подавали в супнице, а к пирогу с черникой прилагалась маленькая вилочка. Все говорили тихо, никто никого не перебивал, а отец Тамары называл свою жену «радость моя». Вернувшись из гостей, Надя дала себе обещание, что обязательно тоже будет так жить. Когда-нибудь.
После окончания школы она неожиданно для самой себя поступила в институт. Подружка попросила на экзамены вместе с ней сходить, одной страшно было. Подружка провалилась, а Надя стала учиться на химика-технолога. Примерно в это же время в её жизни появился Леонид. Он был другом её брата, вместе учились в техникуме, часто приходил в гости, они с Толиком играли в шахматы.