Светлана Томская
Тихоня в Академии Драконов
Пролог. Мне снится ректор
Я ныряю под большой письменный стол и застываю. Глупо, ой как глупо. Дымок от сожжённого мной документа всё ещё висит в воздухе.
Я, правда, рассчитываю, что его никто не учует? Вошедший замирает в дверях. И я зажмуриваюсь.
Может, всё-таки это сон? Пусть это будет сон! Мне иногда снятся плохие сны, и когда становится совсем страшно, я всегда просыпаюсь. А сейчас я к тому же понимаю, что всё это только снится, значит, надо просто проснуться.
Вдох-выдох. Считаю до трёх. Осторожно открываю глаза. Ничего не изменилось. Сдерживаю разочарованный стон.
Появившийся так не вовремя человек всё ещё стоит в проёме. Вижу только силуэт его ног на фоне слабо освещённого коридора. И в тишине гулко стучит моё сердце. Не учует, так услышит.
Сжимаюсь в комок. Я мышка, меня здесь нет.
Незнакомец кашляет, как будто чем-то подавился, и делает шаг в комнату.
Может, он простыл? Вот была бы удача! Насморк, и уши заложило. Зайдёт и выйдет.
Но что ему делать здесь? Нового ректора, как сказала Энния, ждут только к завтрашнему вечеру.
Щелчок замка. Я попалась. В голове роятся мысли о маньяках, перекрывающих жертве путь к отступлению.
Но в комнате вспыхивает яркий свет, и мысли о кошмарах окончательно развеиваются. Всё гораздо хуже. Я не сплю.
Мужчина ведёт себя уверенно, по-хозяйски.
Он делает несколько шагов мимо стола, некоторое время стоит у окна. А затем возвращается и опускается в кресло. Нога в светлом ботинке едва не касается меня. Я еле успеваю отползти и вжаться в тумбу стола.
– Ну и что тут мне оставили? – негромко говорит мужчина, шурша бумагами над моей головой.
И я понимаю, что это всё-таки и есть новый ректор, которого за каким-то чёртом принесло на сутки раньше. А ещё я чувствую во всём теле дрожь, вызванную низким вибрирующим голосом. Если он так бормочет себе под нос, то, что будет, когда он гаркнет? Моя душа наполняется тихим восторгом. Красивые мужские голоса – моя слабость.
Ох, спохватываюсь: не в той я ситуации сейчас, чтобы млеть от бархатных ноток. Мне бы ветошью прикинуться. Или той же мышкой. Пока что вроде получается. В голове возникает отчётливый образ мыши, затихшей под веником.
Снова странный кашель, как будто мужчину что-то душит.
Простыл, всё-таки, – полусочувственно-полуобрадованно думаю я, – поэтому и запаха сожжённой бумаги не учуял.
Но радоваться рано, стоит ему переставить ногу или просто вытянуть её, и всё – отползать мне больше некуда.
На моё счастье новый хозяин кабинета не собирается всю ночь корпеть над бумагами. Он встаёт из-за стола и, погасив свет, переходит в соседнюю комнату, оставив дверь открытой.
И я позволяю себе тихонько выдохнуть. Не заметил. Давлю в себе чувство облегчения. Рано, Лиска, рано. Вот прикрыл бы он за собой дверь, можно было бы попытаться выскользнуть. А так луч света падает на то место, через которое мне надо проскочить к выходу. Энния сказала, что магии во мне нет, а, значит, ни один дракон меня не почувствует.
Дракон, – хмыкаю про себя. Она с такой убеждённостью сказала, что меня призвали в Академию, где обучаются драконы, что я даже не усомнилась тогда. Приняла как должное. А вот теперь червячок зашевелился. Что тут драконьего? Человек, как человек.
Осторожно выглядываю с той стороны стола, где тень погуще. И еле удерживаюсь от смущённого писка. Мужчина, видимо, решил лечь спать и уже начинает раздеваться. Хорошо хоть пока только рубашку снял. Он стоит босиком на фоне огромной кровати в одних широких светлых штанах. А сверху…
Пытаюсь закрыть глаза, но они предают меня. Невозможно не залюбоваться. Обладатель низкого завораживающего голоса и внешне оказывается очень даже незаурядным, не драконом, конечно, но мужчиной, при взгляде на которого по телу бегут волны жара. А это точно ректор? Не слишком ли молод для такой должности?
Бодибилдеры, чтобы продемонстрировать кубики пресса и бугры прочих мышц, становятся во всякие специальные позы, а тут никакого напряжения, и всё на виду.
Сглатываю. Стоило рискнуть, чтобы такое увидеть. Мышцы не перекачаны и при этом обрисованы чётко, хоть анатомию изучай. Всё в меру, и сто процентов: никаких анаболиков.
Перевожу взгляд на лицо: гордый самоуверенный профиль, высокие скулы, но очень уж высокомерием веет, даже сейчас, когда он наедине с собой, прямо глыба льда какая-то. И длинные почти белые волосы, стянутые в хвост, только подчёркивают эту льдистость. Вот прям чувствуется, что дамский любимчик. Я такими предпочитаю издали восхищаться, ну как картинами в музее. В реальной жизни от них лучше держаться подальше.
В общем, герой не моего романа, – констатирую с некоторым сожалением.
Мужчина берётся за ремень штанов. Ой! Вот к дальнейшему стриптизу я не готова.
Зажмуриваюсь и скрываюсь в своём убежище. Шорох. Воображение подсказывает, что мужчина избавился от последней детали своего туалета. Ещё минута. И я слышу короткий жалобный стон кровати, на которую опустилось нечто очень большое и тяжёлое. Свет гаснет, и всё затапливает мрак.
Фух. Почти спасена. Теперь дождаться, когда он захрапит. Жду. Не храпит. Вот тут возникает сомнение. Что если он вообще не храпит? В моём воображении храпуны – это такие возрастные дяденьки с пивными животиками. А разве такой красавчик может издавать некрасивые звуки? Может, наверное, но почему-то не издаёт.
Тишина. Нет, больше ждать нельзя. Я должна выбраться отсюда. Понимаю, что щелчок двери меня неминуемо выдаст. Но этого не избежать. Тут, главное, при первом же звуке быстро выскочить в коридор и захлопнуть дверь. Пока проснётся да сообразит, успею добежать до лестницы.
«Тише, мыши, кот на крыше», – вспоминаю детскую считалочку, выползаю на четвереньках из-под стола и на мягких лапках крадусь к выходу. Хорошо, что ковёр здесь мохнатый и пушистый.
Странный аромат, похожий на смесь цитруса с корицей, окутывает меня. Я протягиваю руку к замку. Но пальцы неожиданно натыкаются на что-то живое, твёрдое и горячее. В тот же миг моё запястье оказывается в капкане железных пальцев. И прямо над моей головой звучит низкий вкрадчивый голос:
– Ну-ка поглядим, что за тихая маленькая мышка забралась к нам в спальню.
Глава 1. Аллергия на предательство.
– Нашла из-за кого переживать, – говорит Маринка, скептически поджимая губы. – Этот Антон ничего из себя не представляет. Мажор и избалованный маменькин сынок.
И я с ней абсолютно согласна… теперь, а вот раньше в упор этого не замечала.
Мы сидим в нашей любимой «Шоколаднице» через двор от колледжа. Я без аппетита ковыряю ложечкой мороженое с взбитыми сливками.
– Я не из-за него. Ты не понимаешь.
Ну вот как объяснить подруге. Едва я вычеркнула Антона из сердца и из своей жизни – не осталось ни ревности, ни желания его видеть. А тупая игла в сердце засела. То ли вторая, то ли третья, если отца с матерью считать по отдельности.
Предательство – вот что страшнее всего не свете.
Я вздыхаю, и Маринка снова воспринимает это по-своему.
– Ты очень красивая, Лиска. Встретишь ещё нормального парня. Влюбишься.
Я качаю головой:
– Не в этом дело, Мариш, вот скажи: твои родители счастливы?
Она пожимает плечами:
– Да вроде всё как у всех.
– Ну как ты думаешь, они любят друг друга?
– Ты скажешь тоже. Они уже скоро двадцать пять лет вместе. Это какая любовь столько протянет? Когда папка два года назад левака дал, вообще думала, разойдутся. Полгода были разборки, беготня туда-сюда, имущество делили, детей. Сейчас вроде притихли. Из-за братишек моих младших.
Маришкин энтузиазм, с которым она пыталась доказать мне, что жизнь прекрасна, несмотря на измену парня, как-то сразу сдулся.
Я приобняла её за плечи и виновато сказала:
– Прости, Мариш. Я не хотела.
– Да брось, я ж понимаю. Может, и лучше, что твои разбежались, хоть не мучают друг друга.
– Лучше-хуже, их просто нет в моей жизни, Марин, у каждого своя семья и новые дети. А от меня они просто откупаются. Я же взрослая – зачем мне папа с мамой? – мой голос срывается, и теперь уже Маринка сочувственно сжимает мою руку. – Но не в этом дело. Много ты видела счастливых семей без скелетов в шкафу? Без предательств.
– Э, Лиска, не начинай свои формулы выводить. Что ж теперь, с парнями не встречаться? Жизнь продолжается. А давай вечерком в клуб сходим?
В этом вся Маринка. Только что грустила, и уже снова хвост трубой.
Я улыбаюсь и мотаю головой.
– Не хочу, да и сессия скоро.
– Ну смотри, ты это, если в подушку соберёшься реветь, то звони, моё плечо надёжнее.
– Я знаю, – а вот сейчас глаза начинает щипать, и я поднимаюсь из-за стола. – Я побегу?
Быстро смаргиваю слезинку. Ещё подумает, что я из-за Антона. А на самом деле нет у меня, кроме Маринки, человека, которому я могла бы доверять. Из-за этого и впадаю в сентиментальность.
Подруга кивает:
– А я посижу ещё, тут один пирожочек глазками своими меня так и ест.
Я смеюсь, кладу на стол купюру и направляюсь к выходу. Успеваю заметить, как к Маринке, невозмутимо потягивающей молочный коктейль, подходит высокий парень. Интересно, этот «пирожочек» у неё надолго? Моя подружка – настоящая красотка с модельной внешностью. Натуральная блондинка с волосами до попы, высокая и со всеми положенными выпуклостями. Ну грудью меня тоже бог не обидел, но вот ростом я не вышла: Маришке до подмышки. Она и относится ко мне как к дитю неразумному. Так что зря я тут ныла. Когда хотя бы один такой человек рядом есть, ты не одинок.
Домой я вернулась в ровном настроении. Садиться за учебники не хотелось. Может, стоит хотя бы разок просто выспаться? Я это заслужила. Сердце всё ещё саднило, но не из-за тоски по предателю, а просто от мысли о том, что такая гадость, как предательство, в принципе, существует.
Прежде чем идти в ванную, взглянула на экран мобильника. Усмехнулась: шестнадцать пропущенных от «Любимого». Вот это меня покоробило. Переименовала в контактах «Любимого» на «Гада», немного подумала и заблокировала номер.
– Это не то, что ты подумала, – заявил Антон, когда сегодня, заглянув на переменке в аудиторию выпускного курса, обнаружила в пустом помещении целующуюся парочку. Высокая брюнетка постанывала в объятиях Антона, а тот, кого я записала в своём мобильнике как «Любимого», впившись пальцами в пышный зад девицы, страстно вжимал её в свой пах. Девица извивалась всем телом и тёрлась об него своими выпуклостями. Зайди я, наверное, чуть позже и застала бы более откровенную сцену. Но мне и этого хватило.
Незаметно уйти не удалось, Антон меня увидел, догнал на выходе из колледжа.
– Ты не понимаешь, Лисичка, это всё несерьёзно. Для меня существуешь только ты. Она просто…
– Для здоровья? – у меня получилось улыбнуться. – Я всё понимаю, Антон. Иди к ней, не обижай девушку.
Развернулась и пошла по парку, который начинался сразу же за территорией колледжа. Антон всегда был таким обходительным, чутким, совершенно не похожим на других парней.
Человек, схвативший меня за плечо так, что я вскрикнула от боли, не мог быть тем прежним Антоном.
– Что ты себе вообразила, принцесса? – цедит Антон с искажённым до неузнаваемости лицом. – Я что, плохо за тобой ухаживал? Ручки целовал, дверь перед тобой открывал. Берёг твою чистоту. Родителей предупредил, что в эти выходные невесту в гости привезу. Да я уже кольцо купил. Не будешь артачиться, вся жизнь будет ковровыми дорожками выстелена. У меня амбиции. Я лет через десять мэром буду. И мне жена нужна надёжная, порядочная, такая, как ты, а не прошмандовка. Та девка, с которой ты меня видела, – мусор, однодневка.
Моё слегка обалдевшее состояние Антон воспринял как готовность понять и простить. Облапил, прижимая к себе так, что я почувствовала его возбуждение, и впился в мои губы. И тем самым языком, которым только что облизывал ту, другую, кого назвал мусором и однодневкой, начал толкаться в мой рот.
Выручил меня проходивший мимо препод. А, может, не меня, а его. Потому что, получив коленом в причинное место, и с расцарапанной физиономией мой бывший больше был похож на жертву. Воспитывать сынка мэра Игорь Вадимович не стал, просто покачал головой и сказал, не глядя в сторону пострадавшего:
– Алиса, у вас долг по курсовой, давайте-ка вы мне сейчас объясните, в чём сложности.
Уходя вслед за «спасительным» преподом, я вместо последнего «Прощай» бросила всё ещё молча ловящему воздух бывшему:
– Спасибо за то, что вовремя всё объяснил.
А потом меня охватил мандраж, я позвонила Маринке и провела с ней терапевтический час в кафе.
Нет, правда, очень хорошо, что всё выяснилось до того, как я сказала «Да». Кольцо он, видите ли, купил. Планы строил: тихая жена и куча любовниц. А ведь не мог не знать, что у меня аллергия на предательство.
А на родителей я давно перестала обижаться. Я ведь и правда уже большая девочка восемнадцати лет от роду. Да, каждый из них устроил свою жизнь. Но ведь каждый человек имеет право на счастье. Обо мне оба заботятся, а не откупаются, как я ляпнула Маринке. Скинулись и отремонтировали однокомнатную квартирку, оставшуюся после бабушки. И денег подкидывают на жизнь, чтобы могла учиться и не тратить время на подработки. Так что мои претензии из серии «жемчуг мелкий». Усмехаюсь своему отражению в зеркале: «Стыдно, Алиса, разнюнилась».
И отражение усмехается в ответ.
А ведь, кроме Маринки, есть у меня ещё один человек, который не должен предавать меня, – это я сама. И у этого человека даже мысли не должно возникать о том, чтобы стать игрушкой в руках мэрского сыночка, витриной благополучной и «благообразной» мерзкой, ой тьфу, мэрской семейки. А у меня разве возникает? Не-а. Я выдохнула, снова улыбнулась своему отражению, на этот раз более приветливо.
Обожаю это зеркало. Во время ремонта папа по моей просьбе убрал стенку в прежде раздельном санузле. И места стало значительно больше. Вместо того чтобы втиснуть стиральную машинку, я попросила установить большое зеркало в старинной раме. Я забрала его на память из нашей старой квартиры, которую родители продали при дележе имущества.
– Зачем тебе эта рухлядь, Алиса? – спросил отец. – Давай я просто сделаю зеркальной всю эту стену.
Но я настояла на своём. Как ему объяснить, что это зеркало – часть моего детства? В нём отражались счастливые лица моих родителей в те времена, когда они любили друг друга. И для меня это частичка беззаботности, лёгкости и, пожалуй, волшебства.
«Лучше тебя самой никто тебе не посоветует, – говорила моя бабушка. – Чаще смотри себе в глаза и спрашивай: не сделала ли чего-то такого, за что может быть стыдно».
Неожиданный звонок в дверь прерывает моё «тихо сам с собою я веду беседу»*.
Только Маринка может вот так без предупреждения заявиться в любое время. Наверное, «пирожочек» ей пришёлся не по вкусу, и она с бутылочкой мартини пришла продолжить свои утешения. Я не пью, но чаем готова всегда поддержать компанию.
Безо всякой задней мысли открываю дверь и еле успеваю отскочить: так быстро она распахивается. Антон бесцеремонно вваливается в прихожую.
– Ты что? – растерянно говорю я и, глядя в его злющие глаза, понимаю, что попала.
От него разит алкоголем. Он молча захлопывает за собой дверь и делает шаг ко мне. Пячусь в комнату.
– Я всё-таки дурак, что так долго тянул, – спокойно говорит Антон, и я не вижу в его глазах опьянения.
Он не безумен. Он точно знает, что делает. Главное – не показать страха. Внутри меня всё сжимается, но я стараюсь говорить спокойно:
– Остановись, пожалуйста. Если хочешь, давай поговорим.
– Если хочешь? – усмехается Антон и одним шагом сокращает расстояние между нами. Руки его упираются в стену по обе стороны от моей головы. Он всё ещё не прикоснулся ко мне, но следит внимательно за каждым движением. Второй раз удар коленом не пройдёт. И я понимаю: ждёт, когда я дёрнусь и сама окажусь в его объятиях.
Меня мутит от запаха перегара. Но я говорю, как ни в чём не бывало:
– Я могу чай заварить, крепкий.
– Если хочешь? – повторяет он, словно и не услышал мои слова. – Хочу, но не поговорить. Я ведь, дурак, собирался честь по чести: предложение, загс, брачная ночь. Но думаю, можно и в обратном порядке.
Антон касается пальцем моего виска, отводя прядь волос за ухо. Почти нежно, но потом эта прядь оказывается намотанной на его кулак, и я вскрикиваю от боли.
– Антон, я так не могу.
Он почти касается моих губ своими:
– Как именно ты не можешь? Мы можем не спешить. Начнём с того, что ты можешь.
– Я не могу так, не хочу, чтобы мой первый раз был вот таким, в пьяном угаре, – тихо всхлипываю я.
Хлопаю ресницами, разрешая паре слезинок скатиться по щекам. Они давно просились. Не люблю плакать при посторонних, но, возможно, это последний шанс разжалобить. Говорят, мужчины не переносят женских слёз.
Антон хмыкает и неожиданно отстраняется.
– Ну хорошо, Алис, давай свой чай. Я быстро трезвею. Но просто так я сегодня не уйду. Ты моя и будешь моей. И если не станешь взбрыкивать, я буду нежным. Я умелый любовник, тебе понравится.
Сколько раз я поила его чаем на этой кухне. И сейчас стараюсь вести себя с этим незнакомым Антоном как обычно. Наливаю чай, подкладываю печенье. А сама напряжённо ищу выход. Нужно усыпить бдительность и выскочить в коридор. Или нажать в мобильнике кнопку SOS – тоже вариант. Но Антон начеку, следит за каждым моим движением, мобильник моментально перехватывает и убирает на кухонный шкаф. А при первой же попытке покинуть кухню идёт за мной.
– Мне нужно в ванную.
– Вместе сходим, я тебя вымою, – обещает он с похабной улыбочкой.
Я идиотка, да? Как можно было так долго смотреть на человека через розовые очки? И ведь знала я, что Маринка его терпеть не может. А у неё на мужчин прямо какие-то антенны настроены. Сразу всю информацию считывает.
– Антон, – я поднимаю на него глаза. – Но мне нужно в туалет.
Он осматривает защёлку на дверях ванной и кивает.
– Ты же не думаешь, что она меня удержит?
– Я и не собираюсь там прятаться, – смотрю на него с мольбой, – но мне немножко надо прийти в себя.
Вздрагиваю от отвращения, когда Антон проводит пальцами по моей шее, по ключицам. Но пытаюсь держать улыбку на лице. И он воспринимает это по-своему.
– Какая ты чувствительная. Ну иди, я жду.
Закрываю дверь на защёлку. На что я рассчитываю? На отсрочку?
Оружия в ванной нет, дверь подпереть нечем. И даже трубы, по которым бежит вода, пластиковые. Были бы железными, можно было бы постучать в надежде на то, что соседи услышат.
С отчаянием смотрю на своё отражение в зеркале, как будто маленькая девочка с огненно-рыжими волосами может мне чем-то помочь. И мне кажется, что в её взгляде есть намёк, словно она что-то задумала. По какому-то наитию подхожу к зеркалу и кладу ладони на стекло. Отражение делает так же. Последний раз смотрю в глаза человеку, которому нечего стыдиться. И вижу свою ободряющую улыбку. Но я же не улыбаюсь? Пытаюсь отшатнуться, но мои пальцы крепко переплетены с пальцами отражения.
– Не бойся, реши мою проблему, а я помогу тебе.
Рывок. Я лечу прямо на зеркало. Зажмуриваюсь, ожидая удара и готовясь услышать звон осыпающихся осколков, но неожиданно проваливаюсь… Моё тело охватывает состояние невесомости. Открываю глаза и вижу саму себя. Мы с моим отражением кружимся внутри фиолетового смерча, держась за руки. А потом пальцы двойника выскальзывают, я оказываюсь в тёмной комнате и растерянно смотрю на себя в моей собственной ванной через стекло.
– Получилось, – радостно выдыхает кто-то рядом. – Идём скорее, я тебе всё объясню.
______________
* Строчка из песни сл. И. Юшина, муз. В. Шаинского (т/ф «Анискин и Фантомас»).
Глава 2. Допрос с пристрастием. Кристиан.
– Ну-ка поглядим, что за тихая маленькая мышка забралась к нам в спальню.
Включаю свет и изучаю добычу, которая мне попалась. Харуг бы побрал моего дракона. Поиграть ему захотелось, мышей половить. Чуть до смерти не перепугали девчонку. На мышь она, конечно, не похожа, скорее на огненно-рыжего лисёнка. Хорошенькая. Дракон издаёт урчание.
«Заткнись», – одёргиваю его.
Хмурюсь, очерчивая взглядом пухлые детские губы, заглядываю в округлившиеся от страха зелёные глаза и стискиваю зубы от неуместного напряжения. С каких пор в Академию принимают подростков, и с каких пор я стал на них реагировать?
Пока я ходил вокруг стола, девчонка излучала то страх, то любопытство. Странная смесь для злоумышленницы. А когда я решил познакомиться поближе и устроился за столом, сделав вид, что заинтересовался бумагами, неожиданно почувствовал чисто женский интерес к своей персоне. Ларс даже встрепенулся, заурчал, как кот. Именно как кот, потому что вытащил из девичьей головы образ затаившейся мыши.
Мне не очень повезло с даром дракона: он способен считывать чужие мыслеобразы и наиболее яркие эмоции. И передаёт всё это мне через обоняние и через вкус. Почему не повезло? Да потому что чужие эмоции далеко не всегда приятны. Жадность, к примеру, отдаёт прогорклым жиром, а зависть тухлятиной.
Для расследований это полезное подспорье, но жить с этим постоянно – то ещё удовольствие. И я научился ставить защиту, особенно когда людей вокруг много.
А тут не удержался и отбросил щит.
Страх нарушительницы немного горчил, но пополам со сладостью, как каштановый мёд. А реакция на мой голос – аромат цветущей яблони – вызвала внутри неуместную вибрацию.
Моя задача была разобраться, кто жёг бумаги в кабинете ректора и какие именно. Нужно было сразу, как вошёл и заметил нырнувшую под стол тень, вытащить девчонку из укрытия и устроить допрос. Но Ларс спровоцировал на игру.
Смысл в этом был. Когда преступник расслабляется и считает, что все опасности уже позади, в этот момент ловушка захлопывается. И первые же эмоции и мыслеобразы рассказывают очень о многом.
Вот только я не ожидал своей собственной реакции. Эмоции страха и переживаний девчонки были чистыми, и мне показалось, что относятся они не столько ко мне, сколько к чему-то внешнему. А вот волна возбуждения предназначалась мне. Больше вроде в комнате никого не было.
Возбуждение без похоти пахло раскрывающейся весенней листвой и яблоневым цветом. И это неожиданно взволновало то ли меня, то ли Ларса.
Появилось желание защитить. Ну а, прежде всего, поймать мышку и понять, что в ней такого, что у меня дракон по душе когтем скребёт.
Однако я ожидал, что в ловушку попадётся кто-нибудь постарше. А тут малявка. Словно ледяной ливень на огнедышащего Ларса. Я, как наяву, услышал собственное разочарованное шипение. И только сейчас подумал, а на что я рассчитывал? Ну попался бы в ловушку кто-нибудь постарше… Я что, в первый день расследования замутил бы интрижку со студенткой? Не иначе, как Харуг мне мозги спутал.
Я ещё раз задумчиво оглядел нарушительницу. Хотя… если судить по формам…
Дракон попытался высказать своё мнение, и я снова мысленно на него рявкнул, на этот раз построже: «Заткнись».
– Пустите, пожалуйста, – тихо попросила малявка.
Хм, голос низкий грудной, не детский. Сдерживаю желание прикоснуться к пухлым губам подушечкой большого пальца. Они выглядят так соблазнительно.
Стоп. К Харугу всё. Пора заняться прямым делом: расследованием. Девчонка выглядит маленькой и беззащитной. Может, на то и расчёт: что, если попадётся, сыграет на жалости.
– Ты знаешь, кто я? – с некоторым сожалением разжимаю пальцы и выпускаю хрупкое запястье, но путь к двери продолжаю перекрывать.
Девочка или всё-таки девушка снова излучает страх, почти отчаяние.
– Наверное, новый ректор, – отвечает еле слышно.
– Наверное, да, – усмехаюсь. – Хорошо. Так что ты делала ночью в моём кабинете?
– Я нечаянно. З-заблудилась.
Ведь чушь же несёт и при этом ресницами хлопает невинно.
– Наверное, замёрзла, костерок решила развести? – вкрадчиво интересуюсь я.
Щёки девчонки становятся пунцовыми. Молчит.
– Так какие бумаги тебе поручили сжечь?
– Почему поручили? Я сама, – заявляет с вызовом.
Значит, точно не сама, прикрывает кого-то.
– Ну, что ж, сейчас посмотрим.
Прихватываю её за плечо и веду к камину. Оцениваю то, что в нём находится. Хмыкаю. Пепел даже не потерял форму листа бумаги.
– Ну кто ж так делает? Ты бы хоть золу раскидала.
Эмоция удивления и недоверия.
Она что, не знает, что пепел можно восстановить? Размела бы, и воссоздать сгоревшее стало бы чуть сложнее. А так… Создаю простенькое заклинание. И вот он – документ в первозданном виде.
По мере того, как пепел снова становится листом бумаги, не свожу глаз с изумлённого лица девчонки. Забавно, даже дети и не-маги знают, что единственный способ избежать восстановления сгоревшего документа – это развеять пепел по ветру.
А вот она ведёт себя так, словно для неё это новость.
– Ну что ж посмотрим. Приказ об отчислении? – перевожу взгляд на поникшую девчонку.
– Я должна была попробовать, – лисёнок вскидывает на меня сердитые зелёные глаза и смотрит так, как будто я виноват в том, что её отчисляют.
– Алисия Рэйнарс? Это ты?
Кивает, прикусив пухлую губку.
– Курс? – добавляю в голос металла.
– П-первый, – чувствую неуверенность и фальшь.
Да что ж такое, от девчонки фонит чистотой, и одновременно я чувствую ложь. Как это сочетается? Либо она уверена, что не совершает ничего предосудительного, либо на ней артефакт, скрывающий истинные намерения.
– Придётся тебя обыскать, – говорю я вслух и чувствую, что Ларс прямо-таки излучает одобрение.
Если неожиданно дотронуться пальцем до спинки дикого мышонка, он подпрыгнет на месте. Вот и девчонка подскочила и моментально оказалась за креслом.
– Не смейте меня трогать.
Не сразу понял, чего именно она испугалась. Но ощутил пустоту. Изменился запах. Исчез аромат цветущих яблонь, а из вкуса каштанового мёда пропала сладость. Осталась чистая горечь – страх.
– А я собирался тебя трогать?
Гордо вскидывает голову:
– Я не позволю себя обыскивать.
– Тебе есть, что скрывать? – сдерживаю рык.
Значит, всё-таки артефакт? Неужели шпионка? А выглядит невинным цветочком.
– Нечего, но…
И тут до меня доходит, а, точнее, дракон считывает из головы первокурсницы образ обыска, смакуя процесс. Надо сказать, довольно колоритно у него получилось. Я даже поперхнулся. И кое-где напряглось.
– Погоди, ты что, решила, что я тебя буду руками ощупывать? – спрашиваю с усмешкой, подавляя в себе второй базовый инстинкт, и сам удивляюсь, как хрипло звучит мой голос.
Щёки девчонки становятся пунцовыми.
– А интересная мысль, – усмехаюсь я. – Была б ты чуточку постарше, не преминул бы. Вот только малолетками не увлекаюсь.
– Я не малолетка, – нелогично возмущается она.
– Да? И сколько же тебе?
– Восемнадцать.
– Совершеннолетняя? То есть хочешь доказать, что тобой можно увлечься?
– Да, то есть нет, нельзя, – окончательно запутавшись, девчонка опускает глаза и сердито выпаливает. – Ничего я не собираюсь вам доказывать.
Ловлю себя на том, что игра начинает доставлять мне удовольствие. А это неправильно. Пора переходить на официальный тон. Говорю холодно:
– Ладно, подведём итоги: вы, Алисия Рэйнарс, адептка первого курса, не знаете, что обыск на наличие магических артефактов проводится дистанционно? Откуда у вас такие мысли, необычные для юной леди? Уж не за сомнительное ли поведение вас отчисляют?
– Да как вы смеете? – губы дрожат от обиды, глаза наконец-то перестают разглядывать узор на каминной решётке и смотрят прямо на меня. – Какое ещё сомнительное?
– Или всё-таки за успеваемость?
Мисс Рэйнарс закусывает нижнюю губу и снова опускает глаза:
– Нет, не за успеваемость, – тихо отвечает она.
– Скажете сами, или я добавляю сюда свою подпись?
– Не надо, – и чуть тише добавляет, – пожалуйста.
Держу паузу. Девушка мнётся и, наконец, говорит:
– Родители замуж хотят отдать. И отец попросил господина ректора.
– А вы, значит, не хотите замуж?
Мотает головой:
– Я хочу остаться в Академии.
Что же с ней не так? Не моё это дело, но девушки, не желающие замужества и готовые пойти на проступок, чтобы его избежать, не такое частое явление. А к тому же есть ещё кое-что. Она что-то скрывает. И тут даже дракон не нужен, чтобы это понять.
Пожалуй, стоит повременить с отчислением и присмотреться к девчонке. В голове возникает яркая картинка, как именно присмотреться.
«Не в этом смысле», – останавливаю Ларса.
– Значит, так, мисс Рэйнарс, – я поднимаюсь, вертя в руках восстановленный приказ. – Насчёт вот этого документа я ещё подумаю. Встаньте-ка сюда.
Указываю ей на пустое пространство в центре кабинета. Лёгкий флёр недоверия, но подчиняется, покидает своё ненадёжное укрытие за креслом и, стараясь не смотреть в мою сторону, становится туда, куда я сказал. Глаза в пол.
Ах, да, я и забыл про свой полуодетый вид. Возможно, я сам виноват, что она мнётся и юлит. Ну что уж теперь. Не я к ней в спальню ворвался, потерпит.
Оцениваю ауру на предмет искажений. Нет необходимости подходить ближе, и так уже ясно, что артефакта нет, но не могу удержаться и делаю круг.
А фигурка хороша. Харуг, опять мысли не в ту сторону.
– Ну всё, – усмехаюсь, – обыск закончен.
Медленно, чтобы не спугнуть резким движением, беру эту огненную лису двумя пальцами за подбородок и вынуждаю посмотреть себе в глаза:
– Извините, что не оправдал ваших ожиданий.
– К-каких? – спрашивает она шёпотом и облизывается.
А я бессовестно наслаждаюсь ароматом её возбуждения. Страх исчез. Кажется, девочка поплыла. Наклоняюсь ближе, почти касаясь губ, и выдыхаю:
– Насчёт обыска.
Отстраняюсь, чтобы полюбоваться, как краска заливает девичьи щёки, и продолжаю таким же тихим голосом:
– Но вы же понимаете, что сегодняшняя выходка не может остаться безнаказанной? У вас, юная леди, есть предложение, как искупить свою вину?
– Н-нет.
Как же мне нравится её мимика, когда в момент растерянности она прикусывает нижнюю губку.
– А у меня есть, – снова наклоняюсь к её лицу и добавляю интимным шёпотом. – И это опять не то, о чём вы подумали.
Резко отстраняюсь и отхожу к столу:
– Мне понадобится помощница, – говорю деловым тоном. – У меня нет времени наводить порядок в этих папках. Я так понимаю, вы уже немного ознакомились с документацией?
Вспыхивает:
– Я не трогала никакие папки. Приказ лежал на столе.
– Значит, потрогаете. Завтра после занятий придёте ко мне. Это будет вашей отработкой за незаконное вторжение. Ясно?
Сглатывает.
– Можете идти, мисс Рэйнарс. Уже скоро утро, а вам в вашей ситуации не стоит пропускать занятия.
И добавляю вкрадчиво:
– Или у вас остались ещё какие-нибудь нереализованные желания?
– Н-нет, – опрометью бросается к двери, – спасибо.
С сожалением смотрю на закрывшуюся дверь. А вот у меня остались. Холодный душ мне в помощь.
