Светлана Рощина
Ответ где-то рядом
Глава 5. Что случилось на пустыре
Придя на городской пустырь, Тимофей Савельевич снова начал внимательно разглядывать каждый куст, каждую травинку, стараясь найти новую подсказку, которая помогла бы ему понять, что произошло здесь несколько месяцев назад. Медленным шагом наш герой прошёл весь пустырь вдоль и поперёк, но никакого озарения не случилось. На деревьях щебетали птицы, в траве стрекотали кузнечики, а рой мух вился около мусорной кучи. Ничего необычного не происходило. Всё было настолько буднично и скучно, что притупляло любые неожиданные идеи, возникавшие в мозгу Тимофея Савельевича. Он уже готов был признать своё поражение и пойти домой, чтобы заняться наведением порядка в квартире перед приездом гостей с севера, как вдруг к его ногам подбежал чёрный скотч-терьер и принялся его обнюхивать.
– Привет, дружок! – сказал Тимофей Савельевич, поглядывая на пёсика. – Ты откуда здесь взялся?
– Чуи, ко мне! – донёсся тут до нашего героя высокий мальчишеский голос. – Чуи, ты где?
И собачка мигом потеряла интерес к Тимофею Савельевичу и побежала к своему хозяину. А через пару секунд наш герой и сам увидел его. Белобрысый мальчишка лет девяти-десяти пролез через дыру в заборе со стороны речки и теперь шёл в сторону Тимофея Савельевича.
– Какое необычное имя у твоего питомца, – заговорил с пареньком наш герой. – Чуи, кажется? Или я что-то не так услышал?
– Чуи, – подтвердил мальчик. – А полностью будет Чубака. Это из «Звёздных войн».
– Да? – удивился Тимофей Савельевич.
К стыду нашего героя следует признать, что славный следователь Тимофей Савельевич Елисеев не смотрел ни одной серии «Звёздных войн» и потому не знал ни одного героя этого фильма.
– Прикольный такой инопланетянин. Весь покрытый мохнатой шерстью, – продолжил давать пояснения мальчик несведущему взрослому.
– О! – только и смог произнести Тимофей Савельевич, стараясь скрыть своё невежество. – Он, наверное, такой же маленький и симпатичный как твой пёсик, этот Чубака.
– Вообще-то он довольно-таки большой и даже страшный, – немного высокомерным тоном сообщил мальчик.
– Зачем же ты назвал своего питомца именем такого героя? – вновь удивился Тимофей Савельевич.
– Он прикольный, – вновь повторил своё объяснение мальчик, полагая, что это слово настолько многогранно, что не нуждается в каких-либо дополнениях.
– Пожалуй, это весомый аргумент, – только и сказал Тимофей Савельевич, понимая, что переспорить паренька ему вряд ли удастся и потому решил сменить тему разговора. – А ты не боишься выгуливать здесь своего пса? Всё-таки пустырь – не самое лучшее место для прогулок детей. Играл бы ты лучше со своим питомцем во дворе. Там безопаснее. А то сюда разный люд захаживает. Сейчас-то, конечно, тихо, потому что утро, а вечером я бы не советовал тебе сюда заходить. Даже вместе с Чубакой.
– Это Вы об алкашах, которые здесь свои посиделки устраивают? – тут же предположил смышлёный мальчишка.
– Именно о них! От пьяных людей всегда лучше держаться подальше. Мало ли что им в голову взбредёт, и не угадаешь. Так что не стоит искушать судьбу.
– Да, я понимаю, о чём Вы, – согласился мальчик. – Сам видел, как прошлой осенью здесь две пьяные тётки дрались.
– Прошлой осенью? – мигом заинтересовался Тимофей Савельевич. – А поточнее сказать не можешь, когда это было?
– Вроде бы в начале ноября, – наморщив лоб, произнёс мальчик. – Мы с отцом тогда бабке Клаве телевизор новый привозили. Пока отец его устанавливал, я вышел с Чуи погулять. Мы с ним спустились к реке, а Чуи возьми, да и перелезь через дырку в заборе. Я за ним. Смотрю, на другом конце пустыря две тётки дерутся. Одна бутылкой размахивает и кричит: «Отдай, что взяла!». А другая твердит: «Ничего я у тебя не брала! Отстань от меня!» и стала звать на помощь.
– А ты что? – оживлённо произнёс Тимофей Савельевич, понимая, что каким-то чудом вплотную подошёл к разгадке своего дела. – Что ты сделал? Ты позвал взрослых?
– Конечно! – кивнул мальчишка. – Я сразу побежал к отцу и всё ему рассказал. Тот оделся и пошёл на пустырь, но вскоре вернулся и сказал, что тётки разошлись и больше не о чем беспокоиться. А заодно отругал меня за то, что я забрёл туда, где алкаши свои сходки устраивают.
– Послушай, мальчик, – обратился тут к пареньку Тимофей Савельевич. – Кстати, как тебя зовут?
– Павлик, – ответил тот.
– А меня – Тимофей Савельевич. И сейчас я расследую одно дело. И мне очень нужно, Павлик, поговорить с твоим папой. Далеко ты живёшь?
– Вообще-то мы живём в другом городе. А сюда мы иногда приезжаем к бабке Клаве. Это папина тётка. У неё своих детей нет, вот она и звонит нам, когда у неё какие-то проблемы и сама она не справляется. Тогда папа садится в машину и едет к ней. Иногда берёт меня с собой. А я беру с собой Чуи. С ним не так тоскливо бывать у бабки Клавы.
Тимофей Савельевич слушал речь Павлика, и постепенно вся картинка складывалась в его голове. Вот почему сотрудники полиции не смогли найти ни одного свидетеля происшествия на пустыре. Они опросили только местных жителей, которые, действительно, ничего не видели и не слышали. Но, оказывается, были те, кто всё видел и слышал, но не понял важности увиденного. Эти люди приехали сюда на время, а потом уехали, вернувшись к своим обычным жизням, и даже не знали, что за трагедия развернулась прямо перед их глазами. И лишь упорство Тимофея Савельевича да счастливый случай помогли ему отыскать этих свидетелей, способных пролить свет на случившееся преступление.
– А ты не мог бы отвести меня к своей бабке Клаве? Твой папа ведь сейчас у неё, не так ли? – снова попросил Тимофей Савельевич.
– Жаловаться на меня будете? – недоверчиво спросил мальчишка и потупил взгляд.
– Что ты! Нет, конечно! – тут же заверил его Тимофей Савельевич. – Мне нужно поговорить с твоим папой о тех двух тётках, которые дрались. Хочу узнать, что он видел.
– А зачем Вам? Это ведь было так давно! – хмуро произнёс мальчишка.
Было очевидно, что ему совсем не хотелось вести к отцу незнакомого мужчину, который мог нажаловаться на его поведение.
– Порой, дружок, события прошлого не дают спокойно жить в настоящем. И пока не прояснишь, как всё было, многие люди не смогут спать спокойно. Позволь мне поговорить с твоим папой, и тогда многое встанет на свои места.
Такой неопределённый ответ ещё больше запутал Павлика, который и без того пребывал в уверенности, что незнакомый дядя хочет наябедничать на него, но в то же время просто развернуться и уйти, ничего не сказав человеку, который вежливо с ним беседовал, мальчику не позволяло воспитание.
– Ладно уж, пойдёмте! – махнув рукой, сказал Павлик и нехотя побрёл к выходу из пустыря.
Мальчик подвёл Тимофея Савельевича к одному из ближайших частных жилых домов, открыл калитку и вошёл во двор. Однако Павлик не повёл незнакомца в дом. Он постучал в окно и крикнул:
– Папа! Тут к тебе пришли!
После этого Павлик стал гонять Чуи по небольшому огородику, находившемуся позади дома, и Тимофею Савельевичу ничего не оставалось, как стоять на месте и терпеливо ждать, пока кто-нибудь из хозяев дома не соблаговолит почтить его своим присутствием.
Вскоре в окно выглянул молодой мужчина интеллигентного вида лет тридцати с небольшим. На лице у мужчины были очки, довершавшие облик городского интеллигента.
– Вы ко мне? – произнёс отец Павлика, открывая окно.
Он с подозрением посмотрел на Тимофея Савельевича, не скрывая своего нежелания общаться с незнакомцем.
– Да, к Вам, – подтвердил наш герой.
– А по какому вопросу? – продолжил расспрашивать мужчина.
– Если Вам несложно, то я предпочёл бы поговорить с Вами не через окно, а с глазу на глаз, – терпеливо произнёс Тимофей Савельевич.
– Вы что-то продаёте? – не желая выходить из своего убежища, не переставал вести расспросы мужчина.
– Нет! Я ничего не продаю! – твёрдым голосом произнёс Тимофей Савельевич. – Я веду расследование одного дела. Елисеев Тимофей Савельевич, – представился наш герой и автоматически вынул из кармана пенсионную книжку, заменявшую ему в настоящее время служебное удостоверение.
Видимо, эти слова произвели впечатление на отца Павлика, потому что он сказал:
– Хорошо. Сейчас я к Вам выйду.
И Тимофей Савельевич облегчённо вздохнул, поняв, что первый раунд ему удалось выиграть. Теперь предстояло провести основной бой, в ходе которого следовало разговорить недоверчивого городского интеллигента и выяснить у него, почему несколько месяцев назад он проигнорировал призыв о помощи бедной женщины, которую из-за этого убили.
– Вы, вероятно, ошиблись адресом, если надеетесь, что я смогу помочь Вам в расследовании, – проговорил отец Павлика, когда вышел из дома и подошёл к Тимофею Савельевичу. – Мы с сыном редко бываем здесь и кроме Клавдии Ивановны, моей тёти, у нас никаких знакомых в этом городе нет. Может быть, Вам следует поговорить с ней? Правда, сейчас она плохо себя чувствует и лежит в постели, поэтому мы с сыном и приехали сюда, чтобы помочь старушке. Но я уверен, что в любом вопросе местного характера Клавдия Ивановна разбирается лучше меня.
– Не подскажите, как Ваше имя-отчество? – перебил словоохотливого гражданина Тимофей Савельевич.
– Я не представился, простите, – произнёс отец Павлика, поняв, что быстро отделаться от назойливого незнакомца не удастся. – Мандриков Ростислав Павлович.
– Очень приятно, Ростислав Павлович, – сказал Тимофей Савельевич и протянул отцу Павлика правую руку для рукопожатия.
Тот нехотя пожал её.
– Ростислав Павлович, – продолжил между тем наш герой. – Я хотел бы поговорить с Вами об одном инциденте, свидетелем которого Вы были в конце октября – начале ноября прошлого года, когда Вы привезли свой тёте новый телевизор.
– Уверяю Вас, Вы ошибаетесь, – снова принялся отнекиваться Мандриков. – Я действительно приезжал в Туманогорск в это время. Понимаете, Клавдия Ивановна – одинокая пожилая женщина. Детей у неё никогда не было, а её муж умер пять лет назад. И я – единственный её племянник. Вот она и обращается ко мне по всякому поводу. И я не могу ей отказать, потому что кроме нас с Павликом у неё нет других родственников. Жена моя не очень-то любит навещать тётку Клаву, вот мы с сыном и приезжаем сюда вдвоём. Но надолго никогда не задерживаемся, потому что у нас и своих забот хватает. И когда прошлой осенью тётя Клава позвонила мне и сказала, что у неё сломался телевизор, я не хотел сюда ехать. Посоветовал ей вызвать телевизионного мастера. Но тётка Клава сказала, что в телевизоре что-то вспыхнуло, и пошёл дым, и она думает, что чинить его бесполезно. Тогда я предложил её купить новый, тем более что в Туманогорске имеется пара магазинов бытовой техники. Но тётка Клава стала уверять меня, что её там обманут, заставив заплатить втридорога за плохую вещь, и умоляла меня приехать и помочь ей с покупкой. Говорила, что заплатит за телевизор сама, и мне нужно только помочь ей выбрать подходящий и установить его. Я знал, что тётка Клава и двух дней не может прожить без своих сериалов и не отстанет от меня, пока я не помогу ей купить новый телевизор, поэтому в ближайшую после её звонка субботу мы с Павликом приехали в Туманогорск. Съездили в магазин, купили телевизор, я подключил его, а старый отнёс на помойку, после чего мы с сыном в тот же день вернулись домой. Ничего другого в тот день не произошло! И если кто-то дезинформировал Вас, сославшись на меня, это чистой воды недоразумение!
– Не сомневаюсь, Ростислав Павлович, что именно так всё и было, – спокойным голосом проговорил Тимофей Савельевич, чтобы привести в чувство не в меру разволновавшегося отца Павлика. – Но только в тот день произошло кое-что ещё. То, чему, возможно, Вы не придали значение, хотя событие это имело очень большой резонанс для всего города. Поэтому очень важно, чтобы Вы напрягли свою память и постарались в точности воспроизвести один эпизод того дня.
– Я всё-таки не пойму, о чём Вы говорите, – продолжал недоумевать Мандриков. – Повторяю Вам, ничего необычного в тот день не случилось!
– Это Вы так считаете, – не повышая голоса, произнёс Тимофей Савельевич. – Но другие люди думают иначе. И чтобы нам не ходить вокруг да около, давайте я уточню конкретные временные рамки, в пределах которых Вам следует поднапрячь свою память.
Ростислав Павлович недоверчиво посмотрел на своего собеседника и скрестил на груди руки.
– Я ведь могу прямо сейчас развернуться и уйти! – сказал он, глядя прямо в глаза Тимофею Савельевичу. – Вы понимаете это?
– Конечно, понимаю, – кивнул Тимофей Савельевич. – Я не могу принудить Вас к разговору со мной. Но в тот день погибла женщина. Очень хорошая женщина, мать двоих детей. И, вполне вероятно, Вы и Ваш сын – единственные люди, которые могут опознать убийцу и рассказать, как всё случилось. Дети этой женщины до сих пор не знают, как именно погибла их мать и кто виноват в её смерти, и только в Ваших силах ответить на эти вопросы. И если совесть позволит Вам оставить двух несчастных детей до конца своих дней мучиться в неведении и чувствовать свою вину за случившееся, то можете возвращаться к себе домой и жить дальше своей жизнью. Я не стану Вас удерживать.
Вместо ответа Мандриков начал пыхтеть как паровоз. Казалось, слова вот-вот были готовы сорваться с его губ, но в итоге он так ничего и не сказал. Махнув рукой, он нехотя произнёс:
– Спрашивайте!
И Тимофей Савельевич незаметно улыбнулся в душе. Этот раунд он тоже выиграл, и теперь следовало с величайшей осторожностью вести разговор, чтобы не спугнуть готовность Ростислава Павловича откровенничать с нашим героем. Поэтому Тимофей Савельевич слегка понизил голос, чтобы их общение приняло несколько доверительный оттенок, и произнёс:
– Припомните, пожалуйста, Ростислав Павлович, тот момент, когда Ваш сын прибежал домой и сообщил Вам, что на пустыре дерутся две женщины.
Отец Павлика наморщил лоб, точь-в-точь как и его сын чуть ранее, после чего поправил очки на своём лице.
– Да, было такое, – ответил он.
– И как Вы поступили? – всё тем же тихим голосом спросил Тимофей Савельевич.
– Я велел сыну оставаться дома, а сам отправился на пустырь, хотя признаться, совершенно не видел в этом необходимости. Разнимать двух пьянчужек – это не по моей части.
«Это я уже понял», – хотел сказать Тимофей Савельевич, но сдержался, чтобы не сбить желание Ростислава Павловича делиться своими воспоминаниями о том дне.
– Клавдия Ивановна как раз в это время возилась на кухне – пекла пироги для Павлика. Вот я и сказал сыну, чтобы он шёл к бабе Клаве есть их. А сам вышел на улицу. Я хотел вызвать полицию, но перед этим решил сам убедиться в том, что всё обстоит именно так, как сказал Павлик: что драка имеет место быть. Я не исключал того, что мой сын просто ошибся, приняв громкий разговор двух пьяных женщин, не поделивших бутылку, за драку. И было бы глупо вызывать стражей порядка из-за такой ерунды.
В этот момент Тимофей Савельевич снова еле сдержался, чтобы не высказать своё мнение и не упрекнуть Мандрикова. Но он лишь вздохнул, продолжив внимательно слушать ту версию событий, которую излагал ему очевидец случившейся трагедии.
– По дороге, ведущей к пустырю, мне, действительно, встретилась пьяная женщина. Она что-то бормотала себе под нос и прижимала к груди женскую сумочку. Я ещё тогда обратил внимание на то, что у такой потрёпанной женщины в руках оказалась приличного вида дамская сумочка. Но по факту сумка могла лишь казаться дорогой, а на самом деле быть дешёвой подделкой, купленной на ближайшем рынке. Так я подумал и пошёл дальше.
– Простите, а как выглядела та женщина, с которой Вы столкнулись? – позволил себе перебить рассказчика Тимофей Савельевич.
– Как-как? Да никак! Неряшливо одетая, с заплывшим взглядом. Вообще-то я не имею привычки разглядывать пьяных людей! – с неприязнью сообщил Мандриков.
– Но всё-таки? Пожалуйста, постарайтесь припомнить! Важна каждая деталь! – стал просить его Тимофей Савельевич. – Например, какой у неё был нос? Картошкой или курносый?
Было видно, что Мандрикову не по душе заданный вопрос, и, если бы не настойчивость стоящего перед ним человека, то он бы не стал напрягать свою память в поисках нужных воспоминаний. Но Тимофей Савельевич так пристально посмотрел на своего собеседника, не желая потакать его слабостям, что тому ничего не оставалось делать, как начать вспоминать.
– Женщина была крайне неприятной. Нос у неё был приплюснутый, а глаза слегка навыкате. Цвет, извините, не рассмотрел. Лицо одутловатое, с широкими скулами. Серые короткие волосы, возможно с сединой. Какая-то непонятная куртка, будто из секонд-хенда, и брюки, тоже какие-то бесформенные. Ещё мне показалось, что у неё на руке что-то блеснуло. Кольцо, наверное. Ну да такой народ охоч до цыганского золота. Чем ярче блестит – тем лучше.
– Понятно, – задумчиво произнёс Тимофей Савельевич. – А у Вас отличная память!
– Не уверен, – покачал головой Ростислав Павлович. – Потому что если Вы сейчас покажете мне эту женщину, не уверен, что узнаю её. Особенно, если она протрезвеет и переоденется.
– Думаю, в этом уже не будет необходимости, – сказал Тимофей Савельевич. – Но я перебил Вас. Прошу, продолжайте.
И через мгновение Мандриков продолжил свой рассказ.
– Придя на пустырь, я огляделся, но никого там не увидел. Я решил, что пьянчужки поделили-таки свою бутылку и мирно разошлись, каждая в свою сторону. Как раз в это время пошёл снег, а я вышел из дома без головного убора и совершенно не горел желанием вымокнуть, исследуя заброшенный пустырь. Я развернулся и пошёл в дом тётки Клавы. А потом сказал Павлику, чтобы больше он не вздумал забираться в безлюдные места, где ошивается всякий сброд. А когда я закончил подключать телевизор, то мы с сыном сели в машину и поехали к себе домой. И с того дня в Туманогорск мы больше не приезжали, пока вчера тётка Клава снова не позвонила мне и не попросила привезти ей таблетки от давления. Мол, в местной аптеке таких нет. Вот мы и приехали навестить тётку.
После этих слов Мандриков развёл руки в стороны и добавил:
– Вот видите! Я рассказал Вам всё, как на духу. И если в событиях того дня был какой-то криминальный подтекст, то ни я, ни мой сын никакого отношения к этому не имеем! Мы лишь приезжали помочь одинокой пожилой женщине, а всё остальное, что творится в этом городе, нас не касается!
– Да, – тяжело вздохнув, произнёс Тимофей Савельевич. – Не касается, – повторил он последнюю фразу, сказанную Ростиславом Павловичем. – Но если бы в тот день Вы всё же позвонили в полицию и сообщили о том, что видел Ваш сын, возможно, хорошая женщина, мать двоих детей, сейчас была бы жива, а не лежала бы в морге, ожидая погребения в безымянной могиле.
– Только не надо меня ни в чём обвинять! – снова скрестив руки на груди, воинственно произнёс Мандриков. – Павлик – всего лишь ребёнок! Ему девять лет, а тогда было восемь. И если Вы всегда принимаете на веру слова восьмилетнего ребёнка, то это означает, что у Вас самого детей никогда не было!
– Вынужден Вас разочаровать, потому что у меня тоже есть сын. И даже внук, – с гордостью сообщил Тимофей Савельевич.
– Тогда тем более Вы должны понимать, что все дети склонны фантазировать и преувеличивать! А главное, они не всегда видят вещи такими, какими они являются на самом деле!
– Что ж, дети и вправду склонны фантазировать. Но очень часто именно дети способны разглядеть подлинную суть вещей. Не зря же говорят, устами младенца, – только и успел проговорить Тимофей Савельевич, потому что Мандриков замахал на него руками.
– Только давайте не будем сейчас устраивать дискуссии на философские темы! Вы, кажется, хотели узнать, что я видел в тот день? Вот я Вам честно всё рассказал! И сейчас, если Вы не возражаете, то хотел бы вернуться к своей больной тёте, которой нужна моя помощь, – энергично заговорил Мандриков, делая шаг назад, чтобы как можно скорее распрощаться с нежеланным визитёром.
– Да, конечно, – произнёс в ответ Тимофей Савельевич. – Спасибо, что рассказали мне о событиях того дня. Теперь многое стало понятным.
А тем временем Ростислав Павлович подошёл к двери дома и потянул на себя ручку, но в последний момент задержался. Он обернулся и посмотрел на Тимофея Савельевича.
– Мне жаль, если в тот день случилось что-то плохое. Но уверен, Вы сами видите, что моей вины в этом нет, – приглушённым голосом сказал он и исчез за дверью.
– Может, и нет. А может, и есть, – вслух произнёс Тимофей Савельевич и пошёл прочь.
В раздумьях он вернулся к себе домой, и весь день двигался будто на автопилоте. За обедом он не чувствовал вкуса еды, а делая домашнюю работу, не следил за тем, насколько хорошо у него это получается. И если какая-то вещь выпадала у него из рук, он не наклонялся, чтобы поднять её, а продолжал двигаться дальше, глядя лишь перед собой. Его мысли были далеко. Они устремились в тот день, когда Людмила Стрельцова по какой-то невыясненной причине забрела на городской пустырь, где её ждала встреча с агрессивной пьяной женщиной, которую в какой-то момент переклинило, и она напала на несчастную Людмилу. Пьяные люди часто ведут себя непредсказуемо, и потому совет Ростислава Мандрикова своему сыну о том, что мальчику следует держаться подальше от заброшенного пустыря, не лишён смысла. Но, к сожалению, отсутствие в господине Мандрикове храбрости и желания помочь ближнему сыграло в тот день роковую роль. Получив удар бутылкой по голове, Людмила Стрельцова могла лишь потерять сознание, и вовремя оказанная медицинская помощь спасла бы ей жизнь. Но её убийца поспешила скрыться с места преступления, предварительно обворовав её и сняв украшения, которые помогли бы опознать несчастную. Более того, Тимофей Савельевич считал, что убийца Людмила не поленилась и оттащила тело своей жертвы подальше к мусорной куче, чтобы её не сразу заметили. Из-за чего поиски пропавшей женщины так затянулись. Но самая большая ирония судьбы состояла в том, что в итоге убийцу перепутали с её жертвой.
Теперь Тимофей Савельевич не сомневался, что в доме Лидии Карпушиной в урне хранится не прах её сестры, а прах её убийцы. И наш герой даже знал её имя. Надежда Анохина, алкоголичка сорока лет. Он видел её фото в деле и внимательно рассмотрел черты её лица. И описание, которое дал Николай Мандриков встреченной им пьянчужке, полностью совпадает с описанием внешности Анохиной.
Вероятно, сделав чёрное дело и завладев добычей, Анохина напилась до чёртиков и просто свалилась в реку, где и утонула. А поскольку смерть Людмилы Стрельцовой и её собственная смерть произошли приблизительно в одно и то же время, то женщин просто перепутали. Лидия Сергеевна побоялась разглядеть разложившийся труп, а экспертизу ДНК делать не стали, так как не видели в этом необходимости. В итоге, похороны в закрытом гробу, кремация, и никому не пришло в голову, что была совершена ошибка в опознании. Смерть посчитали самоубийством, благо, для подобного решения имелись достаточные основания, и дело закрыли. Все, кто мог прояснить ситуацию, уехали из города, а тем, кто остался, не было никакого дела до трагедии несчастной женщины. И если бы не в меру любопытный судмедэксперт Алексей Свиридов, то лежать бы Людмиле Стрельцовой в безымянной могиле, а её убийце – в тёплой земле под другим именем, а чужие дети приносили бы ей на могилу свежие цветы, доверяли бы ей свои секреты и произносили бы над её прахом свои клятвы, искренне полагая, что говорят их на месте упокоения своей матери.
И хотя справедливость не всегда торжествует в нашей жизни, на этот раз Тимофей Савельевич, с подачи Алексея Николаевича, смог посодействовать её восстановлению.
На следующий день Тимофей Савельевич занимался тем, что пополнял свой холодильник съестными припасами, а ещё через день отправился на железнодорожную станцию в райцентр, чтобы там встретить чету Карпушиных и их племянников.
Издалека заметив Лидию Сергеевну, Тимофей Савельевич не узнал её. За прошедшие несколько дней она осунулась и ещё сильнее похудела. Видимо, переживания за сестру не прошли для неё даром. И на её фоне муж выглядел ещё более внушительным, чем был на самом деле. Это был мужчина чуть выше среднего роста, крепкого телосложения с квадратным лицом и решительностью во взгляде и во всех своих движениях. Вместе с ними шли их племянники: худенькая девочка-подросток и её брат, невысокий светловолосый паренёк. Свою дочь Карпушины, видимо, в дорогу брать не стали.
Тимофей Савельевич помахал рукой Лидии Сергеевне, чтобы она заметила его и знала, в какую сторону нужно идти, после чего пошёл навстречу своим гостям.
– Здравствуйте! – дружески произнёс он, подходя ближе. – Елисеев Тимофей Савельевич, – добавил он, представляясь мужу Лидии Сергеевны.
– Карпушин Юрий Геннадьевич, – низким голосом ответил тот, пожимая руку нашему герою. – Мою супругу Вы уже знаете, а это – Диана и Максим, – сказал он, представляя Тимофею Савельевичу своих племянников.
– С Дианой мы уже знакомы, а вот Максима я вижу впервые, – произнёс в ответ наш герой, протягивая мальчику для рукопожатия свою правую руку.
Тот слегка удивился, но пожал протянутую руку.
– Приятно познакомиться! Устали в дороге? – осведомился Тимофей Савельевич, когда приветственные церемонии были закончены. – Давайте прямо сейчас поедем ко мне домой! Покушаете, отдохнёте! – затем предложил он.
– Не хотелось бы причинять Вам дополнительные беспокойства, – тут же остановил его Юрий Геннадьевич. – Спасибо за Вашу любезность, но мы приехали сюда по очень важному делу, и, полагаю, не стоит его откладывать, потому что вечерним поездом мы уезжаем обратно.
– Как вечерним? – поразился услышанной новости Тимофей Савельевич. – К чему такая спешка? Если вы беспокоитесь по поводу ночлега, то я уже говорил Вашей супруге, что квартира у меня сейчас свободна. Сын с семьёй ещё не вернулся из отпуска, так что спальных мест всем хватит.
– Дело не в этом, – тоном, не допускающим возражений, произнёс Юрий Геннадьевич. – Мы приехали сюда, чтобы совершить одну не самую приятную обязанность. И растягивать её исполнение было бы крайне неблагоразумно. Прошлый год и так выдался очень тяжёлым для всех нас, и всё только стало налаживаться, как вдруг выясняется, что произошла досадная и непростительная ошибка, и вместо моей дорогой свояченицы мы устроили похороны совершенно другой женщине. Именно поэтому на этот раз мы приехали сюда все вместе. И, как бы не было тяжело и больно, во избежание новой ошибки мы хотели бы ещё раз провести опознание тела и, если это действительно Людмила, то забрать её с собой и похоронить достойным образом.
– Это и вправду Ваша свояченица, – скорбным голосом ответил Тимофей Савельевич. – Необходимая экспертиза уже проведена, и она подтвердила родственную связь погибшей женщины и Вашей племянницы.
Юрий Геннадьевич поджал губы, и его взгляд стал ещё более серьёзным.
– Полагаю, мне позволят ознакомиться с соответствующими результатами? – сказал он.
– Разумеется, – подтвердил Тимофей Савельевич.
– И ещё я хотел бы лично провести опознание тела.
– Вообще-то в опознании должны участвовать только близкие родственники, но если Вы пойдёте вместе со своей супругой, уверен, никто не станет чинить Вам препятствия.
– Это я и хотел от Вас услышать, – сухо ответил Юрий Геннадьевич.
– Но детям необязательно присутствовать на этой процедуре! – деликатно проговорил Тимофей Савельевич и посмотрел в сторону Дианы и Максима. – Они могли бы подождать нас, к примеру, у меня дома.
– Нет! – вновь отрезал Юрий Геннадьевич. – Они уже достаточно взрослые, чтобы отсиживаться в стороне, пока их мать будут готовить к похоронам.
Тимофей Савельевич собирался поспорить с Юрием Геннадьевичем, но тут он заметил, как Лидия Сергеевна жестами показывает ему, что спор бесполезен, и остановился.
– Надеюсь, Вы не откажитесь показать нам дорогу в морг? Если не ошибаюсь, именно там сейчас должно находиться тело Людмилы, – обращаясь к Тимофею Савельевичу, спросил Юрий Геннадьевич.
– Не беспокойтесь, я сопровожу вас, – подтвердил наш герой и повёз супругов Карпушиных и их племянников в скорбное место, где хранилось тело Людмилы.
После опознания и проведения других необходимых процедур семья Людмилы Стрельцовой забрала её тело и перевезла его в крематорий, где им выдали ещё одну урну с прахом. Но только в этот раз это был действительно прах их родственницы, а не чужой женщины. А уже имевшуюся у них урну Карпушины передали Тимофею Савельевичу, чтобы он сдал её в полицию для розыска родственников той женщины, чей прах они ошибочно приняли за останки Людмилы. И уже перед отправлением поезда, когда все участники сегодняшней печальной церемонии сидели в местной столовой, Тимофей Савельевич, понимая, что другого случая может и не представиться, всё же позволил себе обратиться с вопросом к дочери Людмилы.
– Диана, милая, не могла бы ты немножко рассказать о своей матери? Каким человеком она была?
Тут Тимофей Савельевич взглянул на Юрия Карпушина, опасаясь, как бы тот не вмешался в разговор, запретив девочке что-либо говорить, но, видимо, он не заметил в вопросе никакого подвоха и потому не стал пресекать расспросы, продолжив наполнять свой желудок жирным бифштексом. Диана же продолжала сидеть с опущенной головой, словно никто её ни о чём не спрашивал. И Тимофей Савельевич подумал, что он так и получит ответа на свой вопрос, но внезапно Диана заговорила. Тихим неуверенным голосом, словно боялась сказать лишнее.
– Мама была очень хорошим человеком, – медленно произнесла девочка, и никто не стал ей возражать.
Наоборот, её тётя и дядя согласно закивали, а брат ещё ниже опустил голову над тарелкой, стараясь не выдать свои расстроенные чувства.
– Она всегда заботилась о нас и очень нас любила, – продолжила между тем Диана. – По вечерам мы часто всей семьёй играли в какую-нибудь весёлую игру, а в каникулы непременно куда-то ездили. Были в парижском Диснейленде и в датском Леголенде, в испанском Парке приключений. Были даже в Диснейленде Гонконга. Мама всегда старалась так спланировать поездку, чтобы учесть пожелания всех нас, когда мы ехали куда-то все вместе. Мама вообще много путешествовала. Она же работала в туристической фирме. Точнее, пока работала. Но когда папа умер, маму будто подменили, – тут Диана замолкла, и Тимофей Савельевич в очередной раз подумал о том, что разговор окончен, так как Карпушин вряд ли позволит мучить племянницу неуместными вопросами. Но, по счастью, девочка сама продолжила говорить.
– Раньше мама была весёлой и общительной, но после того, как папы не стало, мне показалось, что она стала бояться людей. Когда звонил телефон, она вздрагивала и просила меня посмотреть, кто звонит. И если это была не тётя Лида, то вообще не брала трубку. А когда нужно было выйти из квартиры, то она долго смотрела в дверной глазок, чтобы не столкнуться с кем-нибудь из соседей. И лишь когда всё было тихо, она выходила из квартиры. А если в магазине была очередь, и кто-нибудь начинал ругаться, то мама просто оставляла тележку с продуктами у кассы и уходила, так ничего и не купив.
