Светлана Машевич
Я колдую белый свет
В оформлении обложки использовано фото Александры Трубиной
© Машевич С.В., 2019
© Оформление, серия, Издательство «У Никитских ворот», 2019
«В моей каморке, на краю…»
В моей каморке, на краю
У мироздания благого
Я песенки себе пою
О невозможности другого
Житья-бытья. Почтенный ход
Часов да спутанные нити
Вязанья брошенного – вот
И всех делов. А верный кот,
Свернувшись, сны седьмые видит.
«Ночь покойная, тёмная, сонная…»
Ночь покойная, тёмная, сонная,
Повозилась подушка в углу,
Одеяло раскинулось, сонное,
Мягкий коврик сопит на полу.
Звёзды кружатся, подымаются
К чёрной башне всю ночь напролёт,
Зелье булькает, зелье варится,
И певунья песни поёт.
Глаз не сомкнёт.
«Ты точно сон, ты словно сон прекрасный…»
Ты точно сон, ты словно сон прекрасный,
Какой-то ослепительный обман.
И, выйдя из тумана, месяц ясный
Поглаживает потайной карман.
И никогда ещё не пах так сладко вечер,
Таким безоблачным не лился горизонт.
И, снова юная, отважно и беспечно
Спешу и падаю в твои объятья, сон.
«Шар огромный завис между ёлок…»
Шар огромный завис между ёлок.
Сладко пахнет цветущей водой.
В эту тропку из прелых иголок
Лёгкий след не впечатался мой.
До чего же всё вышло глупо!
И колючих касаясь ветвей,
Я иду. Я смеюсь.
Почему бы
И не стать мне любимой твоей?
«По тонкой ниточке, прочерченной твоим…»
По тонкой ниточке, прочерченной твоим
Карандашом решительным, весёлым,
Иду, цепляя воздух. И под ним
Всё зыбким видится и невесомым —
Не то что пар, сгустившийся вокруг
До самых плотных атмосфер, до плоти.
И стайка бабочек – моих подруг —
Летит ко мне на ветре-вертолёте.
«В дурман-траве лежу, дурман-травою…»
В дурман-траве лежу, дурман-травою
Дышу одной. Кружится и поёт
Летучий мир над сонной головою,
Облюбовавшей райское жильё.
Кузнечик вёрткий знает своё дело:
Трещит не хуже верного сверчка.
Беспечная крапивница уселась
На львиный зев. Нарядней башмачка
Не сыщешь ты ни летом, ни зимою.
Не улетай, побудь ещё со мною.
«В подушках утопает шёлк…»
В подушках утопает шёлк.
Сижу я, туфелькой качая,
Средь шума в комнате большой
И думаю себе, скучая,
Как одиноко в этом тесном,
Земном пространстве бытия.
Пусть мне приснится сон чудесный,
Что ничего не знаю я.
«Да потому что лето. Потому что…»
Да потому что лето. Потому что
Прохладой полон мой пустой балкон.
С ветвей в саду слетела стайка дружно
И унеслась куда-то в небосклон.
Поставить столик, полистать газеты,
В качалке старой помечтать часок,
Облечься ветром – потому что лето
И потому что огненный песок
Прилип к ногам босым, и каждый пальчик…
Не тронь меня! Я глиняный болванчик.
«Солнце кочегарит, и который день…»
Солнце кочегарит, и который день
Духота-парилка и жара-жарень.
Кто там на хозяйстве у больших верхов? —
Сини много в небе, нету облаков.
Что он – сумасшедший или просто спит? —
Даже тень сияет и глаза слепит.
Птицы не летают, птицы не поют,
Скоро пепел станет веселиться тут.
Но с пернатым людом мы друзья и братья,
Вот и достаю я ливневое платье.
Хмурься, высь пустая, позавидуй мне:
В небе много сини, а оно синей.
«Конечно, я уйду. Да я уже ушла…»
Конечно, я уйду. Да я уже ушла.
Есть у меня и важные дела,
Не только глупости. Не то чтобы сама —
За легконогой мчусь, она веселий ищет.
Мне тихий смех почудился и шорох
Её шагов у твоего жилища,
Вот и зашла. Но мне уже пора:
Нельзя надолго же оставить без дозору
Растрёпанных пионов аромат,
Безделье гулкое и посреди стола
Бумаг моих неистребимый ворох.
«Ах, еду, еду – очень далеко…»
Ах, еду, еду – очень далеко.
С тобой, с тобой – куда глаза глядят.
В гостиной комнате тревожно и легко
Секунды ходят. Воробьи галдят
На липе ветреной, как будто бы сороки:
Дождь собирается. У всех приспели сроки.
Что взять с собой? Здесь все мои года,
Флакон духов и шляпная картонка.
Мне слаще мёда слово навсегда!
А никогда… – ведь это слишком долго.
«Укрылось солнце тучею, остыть…»
Укрылось солнце тучею, остыть
Боясь. Куст трепетал стоустый.
В такой вот день мне был дарован ты
Наградою за все безумства.
Прощай, мой друг. Прошу ещё… Вот только
Чего бы мне ещё желать?
И было ливня столько, сколько
Один лишь он умел послать.
«Тогда сам бог дождя пролился на жару…»
Тогда сам бог дождя пролился на жару,
На раскалённый камень подо мною.
И если я когда-нибудь умру,
Пусть не забуду этот день с тобою,
Как воздух плыл кругом, и как рекой
Гудели лужи в люках водосточных;
Как ветер распахнул рукой балкон
В небесной горнице, и с голубиной почтой
Пришло письмо: «Люблю навеки точка».
И грады сыпались в ладони целиком,
И золотой песок в часах песочных.
«Как руки, ветки тянутся ко мне…»
Как руки, ветки тянутся ко мне,
Лица коснутся, обнимают плечи.
Иду тропинкою, как в сладком сне,
В том самом сне, в котором ты навстречу
Бежишь, смеясь, летишь и близко ты,
Кружится куст, наломанный у дома, —
Дурман знакомый, белые цветы…
Любой дурман мне кажется знакомым.
Дрожит сплетённая для мошек паутина,
И близится загаданный мне год,
Как лапы елей, аромат жасмина
И ласточки стремительный полёт.
«Мы страшный перешли рубеж…»
Мы страшный перешли рубеж —
И веры нет пока, что живы
И вместе что.
Нет клятвы лживей,
Чем клятва жизнью.
Ветер свеж
И голову назад относит,
Но не перевернуть главы.
Давай у Господа попросим
Немного солнца
и травы,
Благоухающей дурманом сладким
Того желанного навеки сада,
И тот покой, какой
доступен смертным.
…И окна взгляд бросают незаметный
На нас с тобой, ещё идущих рядом.
«Ещё тепло, но день счастливый каждый…»
Ещё тепло, но день счастливый каждый
Уже прожит, уже отсчитан мной.
Разбита гладь свинцовая одной
Рукой неосторожною, и важный
Паук ведёт хозяйский смотр сетям,
И дождь холодный листья окропил
Перед паденьем долгим, и сентябрь
Не на ногу, а просто наступил.
«Стемнело очень рано почему-то…»
Стемнело очень рано почему-то,
И ничего не видно из-за туч.
Но вот сверкнул, сверкнул во тьме кому-то
Последний солнечный, последний луч.
Он осветил тебя, но не заметил,
Что корчится неладное с тобой.
По небу чёрному летит холодный ветер
В прозрачной – призрачной – накидке голубой.