– Этот нехороший человек, – согласилась я, мне некогда было спорить. – Стёр все мои файлы!
– Вот отсюда? – он постучал пальцем мне по лбу.
– С диктофона! – рявкнула я. – Ильнар, хватит придуриваться!
– Как это вышло?
– Сама не знаю! Он попросил посмотреть диктофон, я отдала, а он всё стёр!
– А зачем ты ему дала?
– Не знаю, он был таким вежливым, приятным, и вдруг…
– То есть, если мужчина вежлив и приятен, ты ему даёшь?
– Ильнар!! – до меня наконец дошло, что он попросту издевается. – Как тебе не стыдно! Знаешь ведь, я не люблю, когда ты так говоришь!
– Знаю. А ты опять ругаешься…
– Значит, ты в пику мне?!
– Ну, прости, прости, больше не буду! – он смеялся. – Успокойся, а то у тебя из глаз уже искры посыпались! Жене мусульманина не пристало так себя вести!
– Ты опять за своё?!
– Не опять, а снова! Родня меня одолела: женись да женись! Уже и невесту приискали. Ты же знаешь, на немусульманке они не разрешат мне жениться!
– Ильнар, я вовсе не собираюсь замуж, а особенно переходить в ислам…
– Но в этом нет ничего плохого!
– Угу! – я покивала головой. – Ни-че-го! Кроме чадры-паранджи, платков-юбок, женской половины и сидения дома с выводком детей! Слишком много ничего! И потом, я не собираюсь замуж вообще!
– Фемина ты моя эмансипированная, – вздохнул он. – Тебе ведь уже двадцать семь, пора и о детях подумать! Дети – цветы жизни!
– Вот и сажай их на другой клумбе, а мою не трожь! – отрезала я.
– Поесть есть что-нибудь? – сменил тему Ильнар.
– Посмотри в холодильнике, там пельмени. Свари сам.
– Пельмени… – проворчал он. – И зачем ты мне нужна, любительница полуфабрикатов? Фанатка фастфуда! Поклонница общепита!
– Не ворчи, завтра у меня выходной, приготовлю что-нибудь вкусненькое…
– Ну да, картошку пюре и салат, что же ещё? – это он уже на кухне ворчал.
Хороший парень! Мало того что весьма симпатичный, он ещё обладал отличным чувством юмора, был порядочным и образованным человеком! Он мне очень нравился, нравилась наша псевдо семейная жизнь в небольшой но уютной квартирке, не смущало даже то, что он мусульманин и что родня его требует обязательно невесту-мусульманку. Дело в том, что мне просто не хотелось замуж за кого бы то ни было. Я не чувствовала себя готовой быть женой и многодетной матерью: слишком большая ответственность, на мой взгляд. А ведь если я выйду замуж за Ильнара, именно так и будет: он не ограничится одним ребёнком, религия запрещает им контрацепцию.
– Так что нет, мой дорогой! – я сказала это, уже сидя за столом с пельменями.
– Что – нет? – не понял он.
– Замуж я не собираюсь! И клушкой-наседкой тем более не буду!
– Зачем клушкой? Двое детей: мальчик и девочка – вполне достаточно!
– Хочешь сказать, ислам разрешает предохраняться?
Ильнар пожал плечами:
– А почему бы и нет? Мы сделаем так, как нужно нам. Почему ты думаешь, что я религиозный фанатик? Я вполне светский человек!
– Ну да. Все вы такие, пока не женитесь…
– Не обобщай, а то я подумаю, что ты уже была замужем, причём неоднократно.
– Извини, это я так… – я ковырялась в тарелке с пельменями.
– Что-то не так? – тихо спросил он. – Переживаешь из-за интервью?
Как я любила в нём это! Его умение моментально настроиться на волну моего настроения, почувствовать меня, сопереживать, не говоря ни слова!
Я рассказала ему всю историю Баженова так, как я её запомнила, и спросила:
– Как ты думаешь, возможно ли сейчас найти Арину?
– А зачем тебе?
– Мне кажется, он всё ещё её любит.
– Мне тоже так показалось, – согласился Ильнар. – Но он женат, и у него двое детей, а это намного важнее, чем то, что было с ним раньше.
– Понимаешь, он живёт с женой без любви, а из симпатии, уважения, благородства, наверное…
– Ну и что? Если бы он хотел, он бы давно нашёл её и всё выяснил!
Мы уже сидели в зале на диване и пили чай с конфетами.
– Он пытался её искать, но не смог найти. Тогда, десять лет назад. Потом, наверное, боль сгладилась, и он успокоился, но он всё равно любит её!
– И что ему мешает найти её сейчас?
– Не знаю. Может быть, страх? Он просто боится узнать, что с ней. А вдруг она несчастна? Одинока? Что тогда он почувствует? Что испортил ей жизнь?
– Тебя это не должно волновать, – Ильнар покрепче обнял меня. – Это его жизнь, он делает то, что считает нужным. Ты думай лучше о себе, обо мне…
Он поцеловал меня. Его губы пахли шоколадом.
– Завтра не надо рано вставать… У нас будет целый день, – шептал он. – И ты всё-таки согласишься выйти за меня… Я тебя уговорю…
Утро наступило для меня в десять часов. В окно светило солнце, день обещал быть чудесным. Ильнара уже не было дома: он даже в выходные вставал достаточно рано и бегал по парку. Я ещё немного понежилась на нашей большой кровати с аляповатым бельём: красные маки и зелёная трава на синем фоне – и тоже поднялась. Надо было доделать то, что не успела вчера.
Я устроилась на кухне, включив кофеварку, чтобы к приходу Ильнара кофе был горячим, и углубилась в работу. Через полчаса он пришёл, весь мокрый и уставший, и отправился в душ. Когда он, обернув бёдра кильтом, который я подарила ему на двадцать третье февраля, пришёл на кухню, дымящаяся чашечка кофе ждала его на столе. И крекеры.
– Боже мой! – воскликнул он. – Что за чудо! Кофе! Печенье! Любимая женщина! Что ещё надо для счастья?
– Аллах акбар.
– Что?
– Тебе положено говорить не «Боже мой!», а «Аллах акбар». И вообще, почему я у тебя иду на третьем месте после печенья?!
– Не на третьем. Ещё ты после футбола, политики, работы и хобби… – он не успел договорить, я запустила в него прихваткой.
– Замолчи!
Он увернулся, смеясь.
– Слушай, отличная погодка стоит! Давай выберемся на велосипедах?
Велосипеды – это была его страсть. Он вообще любил спорт, и для того чтобы я приобщилась к здоровому образу жизни, подарил мне велосипед и при каждом удобном случае тащил на прогулку.
– Тебе много работы осталось? – взгляд его стал заискивающим.
– Да нет, основное я вчера сделала, сейчас надо чуть-чуть подшлифовать – и всё.
– Тогда я сбегаю в магазин за продуктами, всё приготовлю, и мы покатаемся через пару часиков. Ты как раз успеешь всё доделать! А, Зайчёныш?
Это он так меня звал. Что-то среднее между детёнышем и гадёнышем, ласковое такое. Но я не сопротивлялась: всё лучше, чем Ингигерда – так меня мама с папой обозвали. Герда было несколько приятнее на слух, но всё равно наводило на мысли о немецкой сказке или о порнушке. Тоже немецкой. Или о немецкой овчарке, на худой конец
– Ты прямо так побежишь? – я приласкала его взглядом: уж очень он был хорош. Слишком хорош для меня! На два года младше, но зарабатывал в несколько раз больше. Ильнар был талантливым компьютерщиком и за три года поменял четыре места работы, причём каждый раз со значительным повышением зарплаты. Мотивировал он свои метания вовсе не суммой заработка, а затуханием интереса к тому, чем занимался, но последнее место его вроде бы очень устраивало. По крайней мере, переходить он пока никуда не собирался.
А ещё он был высоким, красивым, спортивным, добрым и порядочным – за что мне такое счастье?! Это тоже было одной из причин, по которой я не собиралась за него замуж, – не хотела «портить ему жизнь» своим присутствием, думала, что он когда-нибудь встретит молодую и красивую мусульманку – а тут я рядом, намертво прикованная узами брака. Нет уж! Никаких свадеб!
Пока Ильнар бегал в магазин, я успела позвонить Кириллу Костину, своему коллеге, и попросить его найти «одного человечка» – Арину Марковну Фомину, предположительно семьдесят третьего года рождения, профессия – учитель русского языка и литературы.
– Кирюш, она могла выйти замуж, так что…
– Я всё понял, Герда, сделаю что могу.
– А как скоро, Кирилл?
– Думаю, уже сегодня, в крайнем случае, завтра. Я отзвонюсь.
Ещё я сделала звонок дяде Коле Аблесимову, главному редактору журнала «Мир личности», в котором я работала. Он на самом деле был моим дядей, что мы тщательно скрывали от остальных сотрудников, хотя, полагаю, это давно был секрет Полишинеля.
– Дядь Коль, привет!
– А, племяшка! Привет!
– Я по поводу интервью звоню…
И я кратенько пересказала ему имевшее место бысть вчера. Он слегка поохал для приличия, потом спросил:
– Тебе дать отсрочку? Не хотелось бы. Твой материал у нас центральный.
– Отсрочки мне не надо, завтра-послезавтра всё будет готово, я беспокоюсь вот о чём: он мне рассказал очень личные вещи, а потом сказал, что наш журнал читает его жена. И я подумала, стоит ли вообще писать об этом? Кто знает, как она отреагирует…
– А ты завуалируй это всё соусом давно забытых событий, ты же умеешь так подать факты, что комар носу не подточит!
– Хорошо, дядь Коль, я постараюсь. Посмотрим вместе, что из этого выйдет.
Я успела ещё немного потрудиться на ниве сочинительства, потом прибежал Ильнар, страшно возбуждённый, и потащил меня кататься на велосипеде. Слава богу, парк у нас был рядом с домом, не надо было далеко ехать, и мы весело помчались по пересечённой местности, следуя извилинам давно знакомых тропинок.
Минут через сорок я заявила, что устала, и мы устроили пикник на полянке. День и вправду был изумительный: на небе ни облачка, солнце, мягкое, а не обжигающее, весело посматривало из лазурной голубизны, птички пели, трава щекоталась – словом, ничего лучше и придумать нельзя. Было так тепло, что нам удалось даже немного позагорать.
После еды я почувствовала, что хочу полежать, потом меня окончательно разморило, и я задремала. Ильнар тихо сопел рядом. Уткнувшись носом в его плечо, я чувствовала себя абсолютно защищённой, безмятежность окутывала нас, как тёплым одеялом.
Ближе к вечеру мы направились домой, весело разговаривая о всякой всячине. Ильнар смешил меня, показывал, как он может ставить велосипед «на козла», ездить без рук – я ругала его, запрещала делать опасные трюки, в общем, мы вели себя как парочка подростков, вырвавшихся из-под контроля взрослых.
Внезапно из-за поворота, взрывая землю, вылетел автомобиль. Что ему тут, на лесной тропинке, было надо – непонятно, но он появился и промчался мимо нас, зацепив бампером переднее колесо Ильнарова велосипеда. Ильнар, кувыркнувшись, отлетел в сторону, велосипед с погнутым колесом упал на него, а машина… умчалась! Хотя водитель наверняка видел, что произошло.
В дальнейшем я воспринимала события с разных ракурсов. Я как будто раздвоилась. Одна моя часть стала мгновенно погибать от ужаса, ломая руки и причитая над распростёртым телом Ильнара, а вторая – стояла в стороне, холодно и отстранённо оценивая ситуацию. Спустя считанные мгновения она приказала мне:
– Звони 911! Не теряй ни секунды!
Под головой Ильнара расплывалась лужа крови, правая нога вывернулась под странным углом, но он дышал и ресницы его трепетали.
Я трясущимися руками вытащила мобильник. Губы плохо слушались, но моё второе я чётко отдавало команды, и мне удалось, хоть и сбивчиво, объяснить, что случилось и где мы находимся.
– Ни в коем случае не пытайтесь его сдвинуть! – строго сказал женский голос. – У него может быть повреждён позвоночник!
– У него кровь идёт из головы! – я захлебнулась слезами.
– Попробуйте остановить кровь, зажмите рану какой-нибудь тканью, но очень осторожно, чтобы не сдвинуть его!
– Хорошо!
Я торопливо сняла футболку, оставшись в олимпийке на голое тело, скомкала её и прижала к ране, не переставая плакать и дрожать. Вскоре подъехала скорая, Ильнара осторожно положили на носилки, зафиксировали и погрузили в машину. Я села вместе с ним. Ему тут же надели кислородную маску, поставили капельницу, сделали несколько уколов, но он всё равно был без сознания.
– Позвони дяде Коле, – хладнокровно приказало второе я. – Пусть он заберёт велосипеды и всё остальное!
Я послушалась его, путано рассказала дяде Коле, что произошло, и попросила забрать наши вещи. Он немедленно согласился и велел мне звонить ему в случае чего. Какие случаи, я уточнять не стала.
С воем мы приехали в больницу, и Ильнара увезли в операционное отделение. По холлу заметались озабоченные сёстры. Пробежала команда врачей в синей спецодежде. Я устало села на стул. Меня всю трясло. Когда от тебя ничего не зависит, когда просто приходится ждать, тебе кажется, что время останавливается. И теперь каждый раз, когда я смотрела на часы, оказывалось, что прошла одна или две минуты, а я думала – вечность…
– Позвони родителям Ильнара! – строго сказал внутренний голос.
– Но я не знаю их номер!
– Возьми его мобильник, он должен там быть!
Я вытащила из кармана телефон Ильнара и пролистала справочную книгу. Есть! Мама и папа. Секунду поколебавшись, я вызвала его отца. После двух гудков трубку взяли, и послышался торопливый татарский говор. Из всего сказанного я поняла только «Ильнар».
– Здравствуйте! – тихо сказала я.
Мужчина замолчал, и на заднем плане стало слышно такой же поспешный, возбуждённо-радостный женский голос.
– Здравствуйте, – повторила я. – Это папа Ильнара?
– Да, это я. А вы кто? Почему звоните по его телефону? Что-то случилось? – в голосе взметнулась тревога.
– Я его знакомая. Сейчас мы с Ильнаром в больнице; дело в том, что произошла небольшая авария, и его осматривают врачи…
Отец быстро заговорил по-татарски, и в трубке раздались женские крики и плач.
– Что с ним?
– Вы не беспокойтесь, ничего опасного! – стала врать я. – Его осматривают опытные специалисты, они всё сделают как надо!
– Он без сознания? В коме? – продолжать допрашивать отец.
– Понимаете, он в кабинете, а я снаружи! Вот выйдут врачи, они всё скажут. И я сразу вам перезвоню!
– Хорошо, хорошо дочка! Перезвони! Но сначала скажи, в какой вы больнице?
– Центральная городская клиническая больница, отделение травматологии.
– Мы приедем! – крикнул он. – Скажи ему! Мама с папой скоро приедут!
– Хорошо, я обязательно передам!
Трубку повесили. Я мгновение смотрела на телефон, потом спрятала его в карман.
«Ну что ж, – подумала обречённо, – если, не дай Бог, с Ильнаром случится худшее…» Тут меня как будто тряхнули за шиворот: «Не смей даже мысли допускать об этом! Всё будет хорошо!»
– Это вы приехали с пострадавшим? – передо мной стоял молодой серьёзный хирург.
– Да, – я медленно поднялась.
– Кем вы ему приходитесь? Родственницей?
– Я? Да… родственница…
– Тогда вы должны дать согласие на оперативное вмешательство.
– С ним что-то серьёзное?
– Да; у него черепно-мозговая травма, осколки кости попали в мозг. Он, видимо, упал не на землю, а на что-то острое?
– Там валялась какая-то арматура…
– Но дело не в этом. Нам нужно согласие на операцию, и чем быстрее, тем лучше. От этого зависит его жизнь, понимаете?
– Да, конечно! Что мне нужно сделать?
– Заполнить специальную форму и поскорее! – с этими словами он удалился, а ко мне подошла девушка с листком и ручкой.
Я послушно ответила на все её вопросы, в графе, кем я ему прихожусь, мы написали «жена». А что я ещё могла сказать? Уж точно не сестра… На татарку я совсем не похожа: русая, голубоглазая, со светлой кожей… Хоть и говорят, что чистокровные татары изначально были блондинами с голубыми глазами, у меня даже разрез глаз был совершенно не восточный. Ильнар же был смуглый шатен, кареглазый, с длиннющими загнутыми ресницами. Мы были как негатив и позитив – какое уж тут кровное родство…
Так я размышляла, сидя в холле больницы. Мне несколько раз предлагали идти домой и ждать там звонка, но я, конечно, не согласилась. Мне казалось, что само моё присутствие помогает ему бороться за жизнь.
«Господи, Аллах, или как там тебя зовут! – мысленно взмолилась я. – Не дай ему умереть! Он не заслужил это! Он очень хороший! Пусть он живёт, пусть! А я буду рядом!»
И внезапно я поняла, что этот смешливый парень, постоянно мельтешивший перед глазами, пристававший с велосипедными прогулками и храпевший в постели, дорог мне и если его не станет, я буду такой одинокой…
«Господи, это несправедливо! Не забирай его у меня! Я понимаю, тебе очень нужны такие хорошие люди, но мне он нужнее! Я только сейчас… только сейчас… что не смогу жить без него… не смогу…»
Так я плакала, и молилась, и затихала, и начинала плакать опять. Именно здесь, в больнице, я узнала, что такое муки вечности, – это неизвестность и ожидание.
– Операция прошла благополучно.
Я подняла голову: передо мной стоял тот же хирург, глаза у него были уставшие, но не серьёзные, а весёлые.
– Операция прошла благополучно, состояние больного стабильное.
– Я могу навестить его?!
– Вам нужно подождать, пока он придёт в себя. В любом случае, посещение не должно быть дольше нескольких минут. Да и вам нужно отдохнуть…
– Нет, нет, я в порядке! – торопливо сказала я. – Так можно к нему? Я просто посижу рядом.
– Пожалуйста. Лиля вас проводит. Лилечка, будьте добры, в палату интенсивной терапии! – улыбнулся он дежурной медсестре.
– Хорошо, Богдан… Ефимович! – она бросила на него быстрый взгляд. – Пройдёмте, – это уже мне.
Пока она, цокая каблучками по бетонному полу, шла впереди меня, я подумала: «Жизнь продолжается, у хирургов и сестёр роман, они бы не прочь где-то уединиться, а тут мы со своими несчастьями…»
Горькие и несправедливые мысли оборвал звонок: это был Кирюша.
– Герда, привет! Я всё сделал! Ты представляешь, она живёт в нашем городе!
– Как?! – я даже остановилась от изумления.
– Да, и даже не очень далеко от тебя: Краснопролетарская, 23 – 16! И знаешь ещё что…
– Кирилл, давай потом, я сейчас в больнице: Ильнара сбила машина…
– Когда?!
– Несколько часов назад, ему только что сделали операцию, так что…
– Всё понял, пусть парень держится, мы с ним!
– Спасибо.
– Информацию скину тебе на мыло, о кей?
– Хорошо, пока, Кирилл.
– Ты тоже держись! Прорвётесь! – он повесил трубку.
– Вам сюда, – улыбнулась медсестра, открывая дверь.
Я зашла внутрь. Не знаю, что я ожидала там увидеть, но сердце стучало по-сумасшедшему. Голубые стены, закрытые жалюзи окна, ночник. В палате царила тишина, нарушаемая лишь попискиванием аппаратов и дыханием Ильнара. У него была забинтована голова, правая рука в гипсе, правая нога на вытяжке и тоже загипсована по самую грудь.
«Как рыцарь в доспехах, – подумала я. – Мой верный рыцарь».
На лице были ссадины, глаза закрыты. Я присела рядом на стул и осторожно погладила безжизненно лежавшую на простыне левую руку.
– Вы можете поговорить с ним, – сказала Лиля. – Больные, с которыми разговаривают, быстрее приходят в себя.
С этими словами она вышла из палаты, оставив нас вдвоём.
Я смотрела на лицо Ильнара, такое знакомое и незнакомое одновременно: бледное, строгое и отстранённое. Длинные ресницы бросали тень на его щёки, и казалось, что он мирно спит.
– Ильнар! – шепнула я, сдерживая подступившие слёзы.– Я здесь, рядом с тобой! Всё будет хорошо! Ты поправишься, мы снова будем кататься на велосипедах и бегать по утрам, обещаю тебе! Я перестану лениться и буду готовить не только полуфабрикаты! Честно-честно! А ещё мы заведём собаку, как ты всегда хотел, только называть её Гердой не будем! Это уж слишком…
Он лежал и как будто внимательно слушал меня.
– А помнишь, как у тебя был день рождения и я воткнула в торт двадцать пять свечей и велела загадать заветное желание? А ты сказал, что самое заветное желание – это чтобы я вышла за тебя замуж, помнишь? Я тогда рассердилась и сказала, чтобы ты загадал что-нибудь реальное, а не из области фантастики. Ты обиделся, убежал, а потом начался дождь, и я вышла встречать тебя с зонтом, и ты пришёл, мокрый до нитки, и мы вернулись домой. Я набрала тебе горячую ванну, чтобы ты прогрелся, а ты заставил меня устроиться рядом с тобой и любил меня и чихал, потому что всё-таки простудился… Потом я надела на тебя носки с горчицей, а ты смеялся и говорил, что она больно жжёт тебе пятки… – я говорила и не замечала, как текут слёзы из глаз и как они, собираясь в ручеёк, капают с носа прямо на руку Ильнара.
– Наверное, тогда я поняла, что люблю тебя и что ты дорог мне. Но в эгоизме, который искренне считала жертвенностью, я лишила тебя счастья, я решила за тебя, что тебе нужна другая, помоложе и покрасивее… А ты ни разу не ткнул меня носом в мою глупость! Ты продолжать жить рядом и ждать… Надо было случиться страшному, чтобы я наконец поняла, что обкрадываю и себя, и тебя… – я говорила скорее для себя, чем для Ильнара, озвучивала то, о чём успела поразмышлять, сидя в больничном кресле.
– Так и знал, что ты плакса…
Ильнар приоткрыл глаза и смотрел на меня припухшими щёлочками.
– То, что ты говорила, мне понравилось, – он шептал еле слышно, с придыханием, но он пришёл в себя – и это было самым главным!
– Ильнар! – воскликнула я. – Господи, как хорошо! Ты очнулся! Как ты себя чувствуешь?
– После того как услышал то, что ты наговорила – настоящим мачо! – он ещё находил силы шутить.
Я прижала к губам его руку и расплакалась ещё пуще.
– И я хочу кое о чём тебя попросить…
– О чём же? – посмотрела я мокрыми глазами.
– Во-первых, перестань плакать…
– Хорошо! – шмыгнула я.
– Во-вторых, поцелуй меня!
Я осторожно выполнила его просьбу.
– И в-третьих, думаю, ты не откажешь тяжелораненому… – он замолчал.
– Что? – я ближе наклонилась к нему.
– Выходи за меня замуж…
– Я подумаю над этим! – засмеялась я.
Больше поговорить мы не успели: в палату заглянула Лиля:
– Больному нужен покой, вы сможете увидеться с ним завтра, а сейчас, пожалуйста, оставьте его.
– Да, – согласился Ильнар. – Ты меня уморила, я устал! Иди домой, думай! Завтра скажешь мне да!
Он закрыл глаза. Я слегка пожала его руку и вышла в коридор.
– Платочек надо? – участливо спросила медсестра.
Я кивнула, и она протянула мне бумажный платок, подождала, пока я вытерла слёзы и высморкалась, и улыбнулась:
– Он быстро пришёл в себя, значит, всё будет хорошо! Не переживайте так!
На следующее утро меня разбудил звонок дяди Коли.
– Привет, племяшка! – весело сказал он.– Я уже позвонил в больницу, и мне сказали, что у Ильнара всё хорошо. Ты как, поедешь к нему? Глупый вопрос, да? Конечно, поедешь! Я вот что хочу тебе предложить: давай твой материал пустим в следующий номер, тебе сейчас всё равно не до работы, а замену я уже нашёл.
– Дядь Коль! – всполошилась я. – Не надо замену! У меня почти всё готово! И вот ещё что… – я рассказала о замысле, который у меня сложился.
– Ну, что ж, это было бы замечательно, если бы всё получилось так, как ты говоришь, но… материал слишком деликатный, не так ли?
– Я постараюсь! – пообещала я, и мы распрощались.
Включив компьютер, я проверила электронную почту. Кирюха не обманул: всё прислал в лучшем виде. Адрес, телефон, возраст, место работы, семейное положение. Я с удивлением прочитала, что она не замужем, детей нет, работает учителем в одной из школ нашего района.
– Надо же, как разлеглись карты… У него жена, двое детей, а она…
Мой замысел был очень прост: пойти с экземпляром журнала к Арине Марковне, поговорить о житье-бытье, попросить разрешения напечатать её историю как продолжение предыдущей, а потом, может быть, устроить им встречу, ну и поприсутствовать при этом. У меня, что называется, свербело в одном месте, я не могла поверить, что такая сильная любовь так тривиально закончилась: браком без любви с одной стороны и одиночеством – с другой. Не может этого быть! С этим вдохновляющим чувством я несколько часов занималась статьёй, хотя сердце моё рвалось к Ильнару. Отправив готовый материал по электронке дяде Коле, я помчалась в больницу.
В палате Ильнара находились мужчина и женщина.
– Герда, это мои папа и мама, – сказал он.
– Мама, папа, это Герда, моя любимая девушка.
Ильнар, по всей видимости, вполне пришёл в себя, а вот я выпала в осадок. Сказать, как я представляла себе родителей моего парня? Несмотря на неоднократные напоминания Ильнара, что он второй сын из двух имеющихся, мне казалось, что его отец должен обязательно быть в тюбетейке, эдаким приземистым широколицым крепышом с узкими глазами, а мать – в цветастом, преимущественно зелёном платье, с лицом, сморщенным, как печёное яблоко, и обязательно в парандже. Изъясняться они должны исключительно на татарском.
Предо мной же стояли двое – мужчина и женщина. Он – высокий, стройный шатен с карими глазами, в строгом деловом костюме с отлично подобранным галстуком; она – тоже шатенка, но голубоглазая, в прекрасном элегантном платье, в туфлях на удобном каблуке, волосы уложены в причёску, на лице – лёгкий макияж. Никаких тюбетеек и паранджи априори.
Они поздоровались со мной, я услышала тот же лёгкий акцент, что и у Ильнара, и расступились, давая мне подойти к нему.
– Привет, – сказала я и неловко, смущаясь, поцеловала его. – Как ты себя чувствуешь?
– Ты пришла – и у меня всё просто замечательно! – заявил он, нимало не стесняясь родителей. – Мама, папа, это именно та девушка, о которой я вам говорил и на которой хочу жениться. Больше мне не нужен никто!
– Сыночек, не волнуйся! – ласково сказала мать. – Мы сделаем так, как ты хочешь!
– Не переживай, никто насильно женить тебя не собирается! – добавил отец.
Я поняла, что произошедшее заставило их напрочь пересмотреть систему ценностей и теперь они согласны на любые условия сына, лишь бы он был счастлив.
– Ильнар, – я поёжилась. – Я ведь ещё не дала тебе окончательный ответ, почему ты решаешь за меня?