Светлана Курилович
Если Господь призовёт тебя…
– Это не рыцарь в Испании? – мгновенно сориентировался Дима.
– Контакт! – среагировала я и с уважением посмотрела на него.
Витька задумался, думал долго, потом пожал плечами и сказал:
– Не знаю… Н! А слово-то какое?
– Идальго! – хором сказали мы с Димой.
– Поля, твой вопрос!
Я тоже задумалась. Витька хочет стать актёром, а без какого качества им не станешь? А!
– Это не способность к предвидению? – спросила я.
Витя грустно посмотрел на меня:
– Ну, так неинтересно… Она угадала: интуиция!
– Поля, ты молодец! – воскликнул Дима. – Загадывай слово!
– На букву Л.
Вы в контакте? А что я ещё могла загадать?!!
– Это дерево? – спросил Стародум.
– Это не лох!
– Это зверь? – рядом с ним сидела Альмира.
– Это не лемур!
Она скорчила рожицу:
– Вообще-то я имела в виду льва!
– Ну и что! – встрял Витя. – Главное – не животное!
– Ладно, – согласилась она.
– Это не местность? – хитро прищурился на меня Саня – Еремеевна.
Я призадумалась.
– Контакт! Контакт! – посыпалось со всех сторон.
– А! Нет, не ландшафт! – догадалась я.
– Эх! – крикнул Саня.
– Это не способность человека летать? – спросил Правдин, симпатичный ушастый мальчик.
– Это не… это не… – я снова замялась.
– Я в контакте! – крикнул Прозоров.
– Я тоже! – Альмира. – Давай вторую букву!
– Ну ладно, буква – Ю. А слово?
– Левитация!
Я удивилась: надо запомнить!
– Это не осветительный прибор? – спросил Витя.
– Это не люстра!
– Это цветок? – поинтересовался Милон.
– Это не люпин! – торжественно сказала я.
– Откуда ты знаешь?! – удивился он.
– Это способность человека забывать о себе и жить интересами другого? – неожиданно сформулировал Димка.
– Угадал, – сказала я. – Это любовь!
– Класс! Димон, загадывай! – крикнул Витёк.
Димка чуть помедлил, глядя на меня, и сказал:
– Слово на букву Д.
– Это вымершее животное?
– Это не динозавр!
– Это воинское подразделение?
– Это не дивизия!
– Это качество человека, почти такое, как гордость? – спросил Правдин.
– Контакт! – крикнула я.
– Контакт! – отозвался Саня.
– И я контакт! – добавила Альмира.
– Врёшь ты всё! Ты и слова-то такого не знаешь! – цыкнул на неё Прозоров.
– А вот Димон не догадается, она его и скажет! – предложил Витя.
– Достоинство! Нет! – радостно сказал Димка.
– Это не изменение личности в худшую сторону? – это я спросила, но он среагировал мгновенно:
– Не деградация!
Мы замолчали: каждый выискивал в памяти слова посложнее, и, кажется, это удалось Стародуму:
– Это не сборный концерт?
Тут уж на него вытаращились абсолютно все:
– ???
– Не знаю… Буква – Р, а слово – ? – спросил Дима.
– Дивертисмент!
– Не ругайся! – прикрикнула на него Альмира.
– Неприличными словами не выражаться! – поддержал Прозоров, и все засмеялись.
– Это что-то очень плохое? – предположила Альмира.
– Это не дрянь!
– Это один из родов литературы? – спросил Милон.
– Контакт! – сразу сказала я.
– Контакт, и я в контакте! – откликнулся Витя.
– Это не драма! – Димка показал нам я зык.
– Это способность человека, – медленно начала я. – Делать добро другому человеку безвозмездно?
– Да. Ты угадала – это дружба! – сказал он и чуть качнул головой, словно говоря: «Видишь, бескорыстной может быть не только любовь!» Или это я уже потом себе нафантазировала?
– Ладно, ребята, хватит на сегодня, а то и порепетировать не успеем! – подвёл итог Дима, и все послушно встали.
Надо сказать, что его вообще слушались все, даже учителя принимали во внимание его слова: он обладал удивительной способностью вызывать к себе уважение без недовольства. Он мог бы стать великим человеком…
Я не пропустила ни одной репетиции, включая генеральный прогон. Мне очень нравилось всё, что делали ребята, я даже не подозревала, что в нашей школе есть такие таланты! Димка осуществлял общее руководство – режиссурой это было сложно назвать, он просто смотрел, как это выглядит со стороны и что-то советовал, предлагал поменять, выдвигал идеи, которые актёры могли принять, а могли и отказаться от этого. В общем, на мой взгляд, со своей «ролью» он справлялся великолепно!
Елена Викторовна, наш завуч-организатор, несколько раз заглядывала в актовый зал, чтобы проверить, как идут дела, но надолго не задерживалась: Диме доверяли все, он ещё никогда никого не подводил!
И вот настал решающий день: концерт в Доме престарелых, спектакль, а назавтра должен был выйти первый номер нашей газеты с подробным отчётом о работе и достижениях школы за месяц. Материалов было уже достаточно, оставался только мой последний репортаж – и начиналась вёрстка.
Когда мы пришли в Дом престарелых, или, как он сейчас назывался Геронтологический центр, меня прежде всего поразил запах… Я никогда не была здесь прежде и не видела такого количества стариков и старушек, собранных в одно место. Здесь пахло старостью, и не только старостью – какой-то усталостью от жизни, равнодушием – словом, здесь пахло близостью смерти… Это было так страшно, что мне захотелось немедленно выбежать, казалось, что мне не хватает воздуха! Но я взяла себя в руки и перетерпела этот момент, а потом стало уже легче.
У меня с собой был блокнот и ручка для записи, Димка же пришёл с фотокамерой, причём такой, каких я не видела: большая, с выдвижным объективом, в специальной сумке.
– Это профессиональный «Никон», – пояснил он мне. – Отцовская.
Начался концерт. Все артисты очень старались, старички слушали и смотрели внимательно и каждого выступающего награждали дружными шуршащими аплодисментами: их ладони были сухими и слабыми, поэтому хлопки напоминали шелест листьев на ветру. Эту метафору я записала. Особенно им понравилась Валя Ковраг, которую в школе именовали Ковриком, иллюзионист-самоучка и ансамбль народной песни и пляски начальной школы – им хлопали особенно долго.
И вот конферансье объявил:
– А мы предлагаем вашему вниманию фрагмент из бессмертной комедии Фонвизина «Недоросль»! В ролях – ученики школы № 66, постановка Дмитрия Березина!
На сцену вышли разодетые и загримированные актёры, и спектакль начался. Было смешно и весело, действие то и дело прерывалось смехом и хлопками; я почему-то нервничала: неожиданно обнаружила, что мои пальцы слишком сильно сжимают ручку и блокнот, а когда посмотрела на Димку, оказавшегося около меня в один из моментов, то увидела, что его лоб влажный, а по виску стекает капелька пота – он очень переживал!
Спектакль прошёл прекрасно, а когда начали объявлять актёров и оказалось, что Еремеевну играл мальчик, то зал наполнился дружным смехом и криками: «Браво!» Витя, как мне показалось, был немного уязвлён этим: ведь он считал себя самым талантливым из всех, а лавры достались Саше Прозорову, но он был виноват сам: ему, как мне сказали, предлагали роль няньки, но он посчитал, что играть старушку – ниже его достоинства, и отказался! А зря…
Потом каждому старичку и старушке вручили пакет с подарками: там был чай, конфеты, печенье, шоколад, фрукты, и директор дома выступила со словами благодарности. После этого мы распрощались с обещанием прийти снова.
Когда мы собрали весь реквизит и отнесли его в школу, на часах было два – поздновато для прогулки, но рано для выполнения домашнего задания, и я уже прикидывала, что, пожалуй, доработаю статью и лишь потом займусь английским и алгеброй.
Падал лёгкий снежок – зима не баловала нас обильным снегопадом, тротуары были сухими и пыльными и не верилось, что через три недели – Новый год. Я шла нога за ногу, остановилась у киоска с мороженым и купила себе шоколадный пломбир: пусть хоть во рту будет зима! Пошла дальше, как вдруг услышала за спиной:
– Поля! Подожди! – меня догонял Димка!
– Ты так быстро ушла! – запыхавшись, сказал он. – Я не успел тебя остановить…
– А зачем?
– Но ты же хотела посмотреть, как я печатаю фотографии?! – удивился он. – Как раз сегодня я буду это делать для завтрашней вёрстки!
– А… – я задумалась.
– Передумала, что ли? – мне показалось, или на самом деле в его глазах мелькнула тень разочарования?!
– Нет, совсем не передумала! Просто мне тоже надо до завтра статью дописать.
– Ну, что ж, надо – так надо, – спокойно сказал он.
– Но я могу сделать это вечером, – торопливо добавила я, испугавшись, что он передумает. – А сейчас я совершенно свободна!
– Тогда пойдём! – он улыбнулся. – Заглянем в «Кодак» и проявим плёнку, а потом – печатать!
Проявка плёнки заняла приблизительно полчаса, дорога до Димкиного дома – пятнадцать минут, так что в три мы были уже у него. Открывая дверь, он попросил меня не шуметь: его маме нездоровилось, и он не хотел её беспокоить. Мы потихоньку разделись, прошли на кухню, и он спросил:
– Ты голодная? Есть хочешь?
– Нет! – поспешно ответила я, но Дима не поверил:
– Ты же наверняка только завтракала! Давай пообедаем.
Пришлось согласиться. Он разогрел на газовой плите суп, поставил на стол блюдо с печёными пирожками и налил мне два половника супа. Такого супа я не ела никогда… В нём были рожки и картошка – больше ничего, мясом там даже не пахло! Пирожки были тоже с начинкой из картофеля с редкими лепестками лука. Я, конечно, понимала, что не все умеют готовить так, как моя мама, но чтобы так… я даже не могла предположить… Я с трудом заталкивала в себя ложку за ложкой, понимая, что если не доем – Дима может обидеться, а он съел свою порцию с отменным аппетитом, закусил двумя пирожками, налил нам чаю и пошарил в буфете и в холодильнике – видимо, не наелся, что было немудрено – с его-то комплекцией!
– Так, больше ничего нет! – констатировал он. – Сегодня готовила мама, поэтому еды немного… Надо было мне подумать об этом… Ну, ничего! – светло улыбнулся он, а у меня почему-то защемило сердце. – В другой раз приготовлю сам и угощу тебя на славу!
Я была так поражена его словами, что даже не обратила внимания на то, что он собирался пригласить меня к себе ещё раз:
– Ты умеешь готовить?!
– Да, а что в этом такого? – он тоже, похоже, удивился. – Папа всегда говорил, что настоящий мужчина должен уметь всё! Разве нет?
– Ну, да… – я прикинула, сколько ещё ребят его возраста могли приготовить что-то кроме яичницы, и не вспомнила ни одного.
– Ты пей чай, а то остынет, – угощал Дима, и я послушно допила чай с сахаром, хотя обычно пью несладкий.
Пока я расправлялась с чаем, он ушёл в ванную, повозился там немного, плотно занавесил дверь одеялом, принёс туда два маленьких стульчика и пригласил меня:
– Прошу в мою лабораторию!
Я зашла в тесную ванную, села куда он мне показал. На ванне лежала доска, на которой стоял достаточно сложный и громоздкий агрегат – увеличитель, рядом с ним – пластмассовые ванночки с какой-то жидкостью. Больше я ничего не успела рассмотреть: Дима включил красный фонарь и погасил верхний свет.
– Ну, что ж, начнём! – он радостно потёр ладони: видно было, что ему очень нравится то, что он собирался делать.
Он вынул плёнку и вставил её в увеличитель, отрегулировал его положение, и на белом листе бумаги появилось чёткое изображение ансамбля песни и пляски. Причём ракурс был выбран так интересно, что кроме детей мы видели руководительницу, на лице которой было написано сильнейшее переживание! Я засмеялась:
– Здорово схватил!
– Мне тоже так кажется!
Дима достал из пачки лист фотобумаги, положил его на изображение, ещё раз что-то проверил и отодвинул задвижку с объектива.
– Раз, два, три… – начал считать он, досчитал до пятнадцати, закрыл задвижку, вынул лист и положил в первую ванночку (позже он сказал, что они называются кювезы). Через несколько секунд на листе стало появляться изображение, сначала неясное и расплывчатое, потом более чёткое.
– Это проявитель, – сказал Дима. – Сейчас главное – не передержать!
Он ещё немного подождал, вынул фотографию, промыл её в средней кювезе и положил в третью – в закрепитель. Передвинул плёнку, и на белом фоне появилась следующая фотография: поющая Валя Коврик.
– Класс! Как живая! – восхитилась я.
Он что-то промычал и увеличил изображение, отрегулировал рамку, которая тоже лежала на листе бумаги и ограничивала края, – лицо Вали стало более крупным.
– Вот так! – довольно сказал Дима, и вся процедура повторилась.
– Дим, а почему ты не отдашь плёнку в «Кодак»? – спросила я. – Там всё быстро напечатают…
– Напечатают-то напечатают, – сказал он. – Но пойми, что там поточный метод, а каждая фотография требует индивидуального подхода. Это искусство!
Дима потянул за конец плёнки, и я совершенно неожиданно увидела… себя! Сосредоточенное выражение лица, блокнот и ручка наготове, взгляд устремлён на сцену.
– Наш журналист! – прокомментировал он.
– Сама вижу… А когда ты успел меня сфоткать? Я ничего не заметила…
– Я же говорю, что это – искусство! – довольно сказал Димка. – Ты не замечаешь, но фотокамера замечает всё! Сделать тебе такую?
– Ну, да, если не трудно…
Он сделал две одинаковые фотографии – одну для меня, вторую – для истории. Кадры сменяли один другой, как в калейдоскопе, Димка полностью ушёл в работу и на меня, как казалось мне, внимания не обращал. А я, пользуясь тем, что сидела рядом с ним, искоса наблюдала за его сосредоточенным лицом в свете красной лампы. «И как он всё успевает? – восхищённо думала я. – Учиться, во всём участвовать, фотографии печатать – я поняла, что это долгий и достаточно утомительный процесс – готовит ещё!» Сама я с трудом умудрялась совмещать два дела: учёбу и любовь к Диме, причём второе отнимало у меня намного больше времени и душевных сил, чем первое…
Он вытянул губы трубочкой и шевелил ими, когда менял что-то в установке экспозиции, деловито отправлял фотографии в проявитель, промывал их, перекладывал в закрепитель, а я глубоко вдохнула и внезапно ощутила какой-то незнакомый аромат, который пробился сквозь кислый запах химикалий. Я замерла и втянула воздух ещё раз: он был сладковатый, чуть-чуть приправленный потом и одеколоном и ещё чем-то, что я не могла узнать. Внезапно я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо и отчаянно запылали щёки и уши: это был Димкин запах! Я впервые почувствовала, как пахнет мужчина! Мне отчего-то стало трудно дышать, и я изо всех сил старалась не пыхтеть, чтобы он ничего не заметил!
Тем временем на белом листе появилась ещё одна моя фотография, потом ещё одна, ещё… Димка сделал их около восьми штук, и если учитывать, что в плёнке 36 кадров, то почти четверть были мои фотографии!
– Поля, – сказал он. – Я напечатаю тебе их все, хочешь?
– Да, – ответила я, и сама удивилась, как хрипло звучит мой голос. – Конечно, напечатай! Меня давно никто не фотографировал.
– Что с тобой? – удивился он. – Тебе не плохо?!
– Нет, – уверенно ответила я, и темнота сгустилась вокруг меня…
Спустя какое-то время я ощутила свет, слишком резкий для привыкших к темноте глаз, и зажмурилась.
– Она пришла в себя, – как сквозь вату донёсся до меня незнакомый голос, и я удивилась этому.
– Поля, открой глаза! – это взволнованно сказал Дима, и я послушалась.
Димкино расстроенное лицо было совсем рядом, а около него – лицо совсем молодой и красивой женщины, только очень усталое и истощённое. Она держала в руке пузырёк и ватку.
– Ну, вот, всё хорошо, – сказала она. – Митя, ты побудь около Полины, а я приготовлю горячий чай с сахаром. Ей нужно после обморока.
Она улыбнулась и вышла. Так я познакомилась с Диминой мамой, матушкой, как он её называл – Светланой Афанасьевной.
– Ты как? – тревожно спросил он. – Хорошо себя чувствуешь? Я страшно напугался, когда ты повалилась на меня, не говоря ни слова!
– Я потеряла сознание? – я почувствовала, что краснею.
– Ну да! Это я виноват, – сказал Дима. – Ты же первый раз… Нанюхалась химикатов, вот и…. – он смущённо развёл руками.
– А где я?
– В моей комнате.
Я попыталась подняться – он торопливо помог мне принять вертикальное положение – и с любопытством осмотрелась: говорят, комната отражает характер человека. У Димки была чистота и порядок: на столе стопками сложены учебники и тетради, на стенах несколько полок, плотно уставленных книгами, шкаф, над узкой кроватью – бра. На стене рядом с кроватью – ковёр, на другой стене – постеры с какой-то незнакомой мне группой… По-моему, у него даже пыли не было – мне так показалось. Мне невольно стало стыдно: моя-то комната не отличалась такой чистотой, мама всегда ругала меня за это! На моём столе был хаос, в ящиках – завал, одежда частенько валялась просто так – на стульях, кровати… У Димы такого не было.
– У тебя хорошо, – сказала я.
– Мне нравится.
– Ребята! Идите пить чай! – позвала его мама.
– Пойдём, – он протянул мне руку.
– Да я сама! Что ты со мной, как с инвалидом! – я засмеялась.
Димкина рука убралась восвояси, и я тут же пожалела об этом. Мы прошли на кухню, где нас ждал горячий чай с сахаром и конфеты с печеньем.
– О!– обрадовался Димка. – Конфетки! Откуда?
– Из сумки забыла вынуть, – сказала мама. – Когда в магазин ходила. Садись, Поля, пей чай!
Мы приступили к чаепитию; она же стояла у окна и грустно смотрела на нас:
– У тебя красивое имя, редкое – Полина.
– Это мама назвала, – ответила я. – Она очень увлекается историей славян и считает, что у нас осталось только два исконных имени – Полина и Светлана.
– Значит, мама любит историю, а папа?
– Папы нет, – я положила чайную ложку. – Он оставил нас, когда я была совсем маленькая…
Помню Димкин сочувственный взгляд, который он бросил на меня.
– Вот и наш папа… тоже… нас оставил, – сдавленно сказала Светлана Афанасьевна, и в её голосе явственно послышались слёзы.
– Мама, ты что?! – Димка взметнулся из-за стола.
– Митя, всё хорошо, я пойду прилягу, – она медленно вышла из кухни.
– Матушка до сих пор не смирилась, что папы больше нет, – тихо сказал он.
– А сколько ей лет? – так же тихо спросила я.
– Тридцать семь. Она родила меня в двадцать, а когда ей было тридцать четыре – погиб папа, и она осталась только со мной, – спокойно ответил он. – Уже три года как она… болеет…
– А что с ней?
– Врачи говорили, что у неё был сильнейший стресс и что она долго будет восстанавливаться. Нервы у неё не в порядке… депрессия, – грустно заключил Дима.
– Дима, а твой папа… он погиб? – несмело спросила я.
– Да. Он был кадровый офицер и выполнял боевое задание в Чечне, – Димкины глаза потускнели. – Задание было выполнено, так нам сказали, а папа… не вернулся…
– Дим, ты… извини меня, – горло внезапно стало сухим, и слова никак не желали выходить на свет божий. – Я… мне так неловко, я вовсе не хотела тебя расстраивать…
– Да ничего, – он улыбнулся. – Не переживай, всё нормально!
– Ну, я пойду? – сказала я. – Мне правда пора. Статью ещё писать, уроки делать…
– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил он. – Сама сможешь дойти?
– Дойду, здесь близко. Голова уже не кружится! – я тоже улыбнулась и поднялась из-за стола.
Дима помог мне надеть куртку и открыл дверь. Сделав несколько шагов вниз по лестнице, я оглянулась: он стоял в дверном проёме и смотрел мне вслед. Увидев, что я обернулась, он поднял руку и помахал мне. Таким я надолго запомнила его…
Дома я долго размышляла о том, как странно похожи наши судьбы: у нас нет отцов, наши мамы часто печальны… Потом я подумала, что Димке всё-таки хуже: мой папа жив, просто не живёт с нами, и мама моя не болеет…
– А ведь ему ещё приходится готовить, – пробормотала я и крикнула:
– Мам! Что на ужин?
– Тушёная курица с капустой! – с кухни отозвалась она.
Я вспомнила Димкин суп с макаронами и картошкой, и мне окончательно стало грустно: наверняка он постоянно голоден от такой еды, но пригласить его на обед или ужин я, конечно, не смогу, это такой храбрости надо набраться, какой у меня и в помине нет!
Курица с капустой навеяла непреодолимое желание спать, но от кровати меня прочно отделяло домашнее задание, поэтому скрепя сердце я вновь уселась за письменный стол, ведь, кроме всего прочего, приближался конец первого полугодия, а значит, и первые полугодовые оценки… Волей-неволей приходилось «поднажать», чтобы не увидеть изумлённые мамины глаза и не услышать её расстроенный голос.
***
Последняя неделя перед каникулами принесла нам много неприятных сюрпризов: во-первых, разнообразные контрольные, в первую очередь, по русскому и алгебре; во-вторых, неожиданное известие о том, что каникулы начнутся на два дня позже, чем обычно; в-третьих, Маргоша сказала, что управление образования категорически запретило проводить новогодние праздники в школе – только в кафе. А нам-то как раз хотелось предпоследний Новый год отметить всем классом в школе! В кафе мы могли сходить в любой удобный для нас момент! Но с управлением образования не поспоришь, поэтому наш 10 А выбрал «Эдем» – небольшое кафе рядом со школой, не лучше и не хуже других забегаловок.
Но кроме неприятностей было и кое-что заслуживающее внимания: мы выпустили второй номер газеты, причём наша редколлегия потихоньку начала становиться командой; я вовремя исправила оценки и ожидала за полугодие только четвёрок и пятёрок; и ещё: старшие классы традиционно проводили ёлки для малышей. Угадайте, кто был Дедом Морозом? Конечно, Митя! А в этом году и мне пришлось принять участие в подготовке: моя статья о празднике в Доме престарелых была признана настолько талантливой, что Елена Викторовна попросила меня «осовременить» сценарий представления для малышей.
И уж я постаралась! Мой Дед Мороз читал рэп и переодевался в костюм супермена, а на нелёгком пути к Снегурочке детям встречались Женщина-кошка, Бабки-Кривые Ножки, Барби и поп-звёзды! Витя Байченко пришёл в восторг: было где разгуляться его дарованию! Он бы сыграл их всех, но мы разрешили ему остановиться на трёх персонажах, и он выбрал Пугачёву, Витаса и Моисеева.
Дима был вполне доволен ролью Деда Мороза и ни на что больше не претендовал. А Валя-Снегурочка радовалась, что её придётся петь только одну песню – арию Снегурочки, томящейся в заключении, – берегла бесценные связки.
Наше представление имело большой успех и у детей, и у их родителей! Один папа-предприниматель даже предложили показать его во время рождественских каникул для сотрудников своей фирмы. Он дал Мите свою визитку, и мы вежливо обещали подумать и если что – позвонить.
Но среди всей предпраздничной суматохи более всего угнетал меня тот факт, что Дима не делал никаких попыток к сближению, – я потихоньку приходила к выводу, что неинтересна ему как девушка… Поделилась сомнениями с девчонками – они, против обыкновения, отнеслись к моим словам серьёзно, без шуток и подколок.
– Почему ты так решила? – уставилась на меня голубыми глазами Ксюша. – Только потому, что он то и дело не приглашает тебя в кино и к себе домой? Но ты же сама говорила, что у него больна мама, и ему приходится выполнять работу по дому! А потом, эти представления отнимают уйму времени…
– А ведь он должен ещё и учиться, представляешь! – ехидно добавила Маринка.
– То есть, вы думаете, что ему не наплевать на меня?
– Думаем, что нет, просто кроме тебя у него есть ещё и другие заботы! – съязвила Марина.
– А ты не допускаешь мысли, что он тоже стесняется? – тихо сказала Ксюха. – Парни ведь не все такие, как Дрон…
– Дро-он, – протянула я.
Мы дружно глянули друг на друга и расхохотались, вспомнив, как Андрюха пытался кокетничать с нашей Юлечкой, совершенно не заботясь о том, что она – учитель!
– Ну, ты сравнила! – сказала Марина – Такие, как Дрон, один на миллион!
– Но всё равно, – не унималась Ксюша. – Димка не такой испорченный! Мне кажется, он просто стесняется и не может придумать предлог… Попробуй сама!
– Я?! – испугалась я. – Я даже представить себе этого не могу!
– А зря! – наставительно сказала Ксюша. – Сейчас сплошь и рядом девушки берут инициативу на себя! Это модное течение времени.
– Тогда почему бы тебе не начать? – предложила ей Марина. – Покажи пример! Тогда и Линка точно решится!
– Меня это не интересует! – отрезала Ксения. – А вот Лина (она кивнула в мою сторону) больше ни о чём думать не может! Надо уже как-то определиться…
– А если никак нельзя определиться? – сопротивлялась я. – Я первой не смогу! А он, после того как подарил фотографии, больше не подходит…
Это была правда: Дима на следующий день подарил мне восемь чудесных чёрно-белых фотографий, я поблагодарила его, и на этом всё закончилось… Даже когда мы репетировали сценарий новогоднего представления (к слову сказать, совсем не так долго и тщательно, как комедию Фонвизина), он практически ни разу не перемолвился со мной ни единым словечком. И про обещание спросить у своей мамы о котёнке как будто забыл; бедный Марсик продолжал мёрзнуть под лавочкой…
Я решила снова попытать счастья и пристала к маме с просьбой взять Марсика домой, но она, обычно добрая и мягкая, стала неприступной, как скала, и забыла все слова, кроме «нет!». Так я билась несколько дней, но безрезультатно, лишь поссорилась с мамой, которая начала упрекать меня в бесчувственности и бессердечности. Пришлось разговоры замять… Но это не помогло мне успокоиться насчёт судьбы несчастного котёнка, как раз наоборот: я с новыми силами стала думать, куда бы его пристроить и не придумала ничего лучше, как повесить объявление на школьную доску объявлений. Я постаралась основательно расписать достоинства Марсика, так что захотевший приютить его должен был ощущать, что ему оказана небывалая честь!
Результат был самым неожиданным и приятным: после третьего урока в наш класс, томящийся в ожидании предпоследнего урока алгебры в этом году, влетел Димка Березин с моим объявлением в руке.
– Поля! – закричал он. – Я полный балбес! Ведь я поговорил с мамой, и она согласилась взять твоего Марса!
– Здравствуй, Дима! – строго глядя на него, сказала Ксюша.
– А, да! Здравствуйте, девчонки! – спохватился он.– Поля, я просто забыл, столько разных дел навалилось, сама понимаешь!
– Понимаю, – я без улыбки взглянула на него. – А котёнок, между прочим, так и живёт под скамейкой…
Синие глаза немного потускнели и смотрели виновато:
– Но я же не нарочно… я действительно забыл… Ты… не передумала отдать его мне?
– Она его уже пристроила! – внезапно встряла Маринка. – Так что не рассчитывай!
– Марина! – мне тут же стало жаль его. – Я его вовсе не пристроила и не передумала – он твой, как мы и договаривались! Только забирай его быстрее: уже очень холодно, а в подъезде ему соседи не разрешают жить, говорят, он гадит.
– Чего он там может нагадить? – удивился Димка. – Значит, договорились: сегодня я и заберу кота!
– Когда? После уроков?
– Нет, не смогу, – он задумался. – Я позвоню тебе, хорошо?
– Мой телефон… – начала я.
– 485-485 – я помню! – снова улыбнулся он. – Я позвоню!
И вышел.
– А ты говорила: наплевать! – с ехидцей сказала Марина. – И совсем не наплевать!
– Да, на котёнка не наплевать, – пришлось мне с ней согласиться.
Вошла Надежда Ивановна, и мы замолчали: конец полугодия вовсе не означал, что неугомонная математичка не приготовит нам какой-нибудь неприятный сюрприз в виде контрольной, самостоятельной и так далее.
Так и оказалось: она снова притащила методички и радостно провозгласила, что мы сейчас начнём решать очередную работу. Наше возмущение не возымело никакого результата: у Надежды Ивановны был железный характер, поэтому нам пришлось сделать всё, как она запланировала.
– Нет, Надежда Иванна совсем с ума сошла! – на перемене громко возмущался Дрон. – До Нового года меньше недели, а она контрошу учудила! Если сейчас Удава что-нибудь придумает, будет вообще улёт!
– Здравствуйте, дети! – с приклеенной улыбочкой вползла она. – Сейчас мы с вами напишем контрольный словарный диктант, последний в этом году!
Она была такой радостной, как будто сообщила нам о невесть каком радостном событии.
– Жесть! – воскликнул обычно сдержанный Тёма. – Ну, Дрон, накаркал!!
– Наталь Пална! – дружно взмолились мы, ну, может, кроме Ксюхи, которой, с её-то багажом знаний, было всё равно. – Мы уже писали сегодня контрольную по алгебре!
– А что, экзамен по русскому языку заменили алгеброй? – с ядовитой усмешечкой спросила Удава.
– Наталь Пална, Новый год скоро! – застонали мы.
– Вот и встретим его достойно! – непреклонно сказала Удава. – Борькина, раздай тетради!
Пришлось подчиниться. Диктант был с грехом пополан написан. Потом мы с огромным трудом отсидели два последних урока, причём с половины шестого урока нас отпустили, и разбежались по домам готовиться к предстоящим праздникам.
Но меня на данный момент больше занимал не Новый год, а то, что сегодня Митя Березин придёт ко мне за котом! Правда, он вовсе не собирался заглядывать на огонёк, обещал лишь позвонить, но мне очень хотелось пригласить его в гости! Как? Я ещё пока не придумала, но время у меня было: он говорил про вечер.
Примчавшись домой, я взлетела по ступенькам и с порога закричала:
– Мама! Что у нас на обед?
– А что такое?! – мама испуганно выглянула из кухни.
Она у меня библиотекарь в городской детской библиотеке, и в середине недели у неё методический день – очень удобно, особенно когда надо срочно придумать что-то вкусненькое!
– Ничего, просто есть хочу.
– Да? – с подозрением спросила она.
– Да, а ещё мне хотелось бы чего-нибудь вкусненького.
– Я ватрушку собралась испечь, подойдёт тебе?
Мамина ватрушка – это нечто особенное! Это вам не примитивный «пирог с творогом наружу»! Это тающее во рту творожное чудо с ванильной крошкой и изюмом, с которым не всякий покупной торт может сравниться! Оставалось придумать, как завлечь к нам домой Димку.
– Ма, – попробовала я за обедом закинуть удочку. – Если ко мне в гости зайдёт мальчик, ты не будешь против?
– А что за мальчик? – живо заинтересовалась мама.
– Да ты видела его, это Дима Березин.
– С которым ты в кино ходила? – мама оказалась на удивление памятливой.
– Ну да.
– А почему я должна быть против?
Я пожала плечами.
– Приглашай, мы его чаем с ватрушкой напоим!
– Значит, ты его тоже приглашаешь?
Теперь уже мама пожала плечами:
– Да разве мне жалко!
– Спасибо, мамулечка! – я поцеловала её вкусно пахнущую щёку: предлог был готов!
Оставшееся время я провела в радостном ожидании, с трудом сдерживая желание сесть рядом с телефоном и отвечать на все звонки. Может, мама и замечала моё странное поведение, но вида не подавала.
Дима позвонил около шести, весёлый, спокойный, как всегда.
– Привет!
– Привет!
– Ну и как там мой рыжий монстр?
– Ждёт не дождётся нового хозяина! – вслух сказала я, а про себя добавила: «И я тоже тебя жду!»
– Я подойду через полчаса и заберу его!
– Ладно.
«И что делать? Он меня даже выйти не попросил!»
Надо было действовать! Я сорвалась с места:
– Мам, я пойду вынесу мусор!
– Что?! – не поняла она, но я уже оделась, подхватила ведро и выскочила на улицу: мусоропровода у нас не было, потому что дом пятиэтажный, и мусор приходилось таскать в контейнеры. Обычно мне это совершенно не нравилось, но сегодня – дело другое! Сегодня это было наилучшим выходом из ситуации! Я вытряхнула мусор из ведра и стала подстерегать Димку около контейнеров.
