Светлана Корнилова
Лица прошлого
Я вспоминала, как гипнотически режиссер действовал на людей, и сколько, должно быть, он тратит на это энергии. Потрясающий человек, невероятно сильная личность. Повезло, что судьба дала мне шанс познакомиться с ним. Это и есть настоящая жизнь, всегда была. А я просто ее не воспринимала, не замечала. Надо было увидеть своими глазами, как кто-то другой умеет ценить момент, предаваясь ему всеми чувствами. Вот тогда я это поняла.
На протяжении недели мне никто с кинофабрики не звонил. Наверняка, отбор уже прошел, и они нашли актрису. Мне было любопытно, но я замерла в ожидании.
Ирину я старалась держать в курсе событий, она с нетерпением ждала съемок:
– Мне до сих пор никто не звонил. Эпизод же оставят за мной?
– Надеюсь, что да. Должен получиться глубокий фильм о вере.
– Ой, да брось! Весь сценарий изменят, и в конце в фильме не будет ни слова о вере.
– Почему ты так решила? Думаю, что ты ошибаешься.
– Да неужели? Ты же сама обещала не вставлять в сценарий эпизоды о вере. Знаешь, если будет так, как ты думаешь, эпизод в твоем фильме вряд ли для меня.
– У нас с режиссером есть на примете одна актриса, – Ирина быстро попрощалась и, кажется, обиделась.
Но через несколько дней она снова позвонила:
– Я тут была на «Мосфильме», хотела разведать обстановку. Так вот, я узнала, что твой режиссер лежит в больнице.
Эта новость ошарашила меня. Я тут же позвонила на «Мосфильм» и узнала у второго режиссера все подробности. Оказалось, что у Льва Борисовича случился сердечный приступ, и он уже дней пять находится в больнице. Сразу после этого я позвонила в больницу и поговорила с врачом. Он уверил меня, что кризис миновал, и разрешил посещения.
На следующий день я уже мчалась в больницу.
– Добрый день, – сказала я, едва шагнула в палату. Сосед Льва Борисовича поздоровался и сразу вышел. Видимо, уже немного окреп.
– Добрый день, – ответил режиссер без особой радости.
– Как здоровье?
– Ничего, потихоньку, – нехотя сказал он, – я всем своим запретил сюда приходить.
– О, так я не совсем ваша, мне врач разрешил. Хотите? – я протянула очищенный апельсин.
– Ну, давайте, – криво усмехнулся режиссер и принялся за фрукт.
Через несколько минут сосед по палате вернулся.
– Познакомься, это писательница, с которой я сейчас работаю.
Я покраснела и засмущалась, но отнекиваться не стала. Вместо этого протянула ему в знак знакомства апельсин. Мы еще немного поболтали о погоде, и я стала собираться.
– Да, хотела спросить, могу ли я вас еще разок навестить?
– Разумеется! Мы оба будем ждать вас с фруктами, – ответил сосед, и мы все дружно расхохотались.
Уже дома я вспомнила напряженный взгляд и усталое больное лицо Льва Борисовича. Мне стало от души жалко его. Конечно, он не хотел, чтобы кто-то видел его таким.
Через несколько дней, когда я снова собиралась в больницу, раздался звонок:
– Здравствуйте.
– Добрый день, Лев Борисович. А я как раз собираюсь к вам.
– Да? Дело в том, что я пару часов назад выписался, так что навещать меня больше не надо.
– Это же прекрасно! Но у меня тут сумка с котлетами и фруктами. Кто же теперь это всё будет есть? О, отвезу тогда вашему соседу по палате, он еще там?
– Если вам не трудно, можете привезти ко мне домой.
– Конечно, вряд ли у вас сейчас буду силы на готовку.
Спустя два часа я уже подъехала к его дому. Консьержка долго не хотела меня пускать, на что я и пожаловалась Льву Борисовичу, когда все-таки отвоевала свое право подняться в квартиру.
– Да, прошу меня извинить за это. Я забыл ее предупредить, что жду гостей. Прилег и сразу задремал.
Я немного похозяйничала на кухне и накрыла стол. После обеда и чая Лев Борисович извиняющимся голосом сказал, что хотел бы прилечь.
– Конечно, ложитесь. Зря вы так рано выписались из больницы. Кстати, у вас все нужные лекарства есть?
– Да, в больнице выдали список и снабдили всем необходимым на пару дней. Завтра еще должен водитель приехать, он займется.
– Вот и славно! Ну что ж, мне, наверное, пора.
– Задержитесь еще немного. Знаете, никто из моих коллег никогда не был у меня дома… Хочу рассказать вам кое-что. Перед тем, как я попал в больницу, мы поссорились с моей девушкой. Жуткое зрелище, дошло даже до обзываний и швыряний в меня всего, что попадалось ей под руку. Она была в ярости и психозе. Представляете, требовала, чтобы мы поженились. Но я отказал. У нее все это время были поклонники, и я о них знал. Давно уже хотел избавиться от этих отношений. Но я приходил домой поздно, уходил рано и порой даже о ней забывал. Бывает, зайду утром на кухню и внезапно обнаружу, что я там не один. А она все время что-то требовала…А потом появились вы. И я сразу понял, что пора заканчивать с ней.
– Если честно, я вообще думала, что вы женаты и у вас уже куча внуков. А еще, что вы без конца кружите голову актрисам. Я видела, какими взглядами вас провожают женщины, и понимала их. Я уже не молода, поэтому смотрела на вас в первую очередь как на творческую притягательную личность с мощной энергетикой, которая поглощала всё вокруг себя.
– Что-то вы рано себя списываете со счетов, – улыбнулся он.
– Нет, просто оцениваю себя объективно. Вы меня несколько раз назвали писательницей, но мне еще далеко это этого звания. Кажется, мне уже пора.
– А может вы поставите чайник, и мы еще выпьем чайку?
– Ой, а я же к чаю ничего не купила.
– В ящике на кухне должны быть какие-то запасы.
Я обнаружила ровные стопки из коробок конфет и печенья и выбрала парочку. Мы долго пили чай и болтали.
Я понимала, что режиссер не хочет и не может оставаться один. Бывшая девушка, видимо, отучила его от дома. И сейчас так важно напомнить ему, что тут бывает уютно и тепло. Вскоре он снова задремал, а я накинула на него плед и тихо покинула квартиру, захлопнув за собой дверь.
– Я так прекрасно спал этой ночью, что встал почти здоровым, – заявил Лев Борисович, когда позвонил мне на следующий день.
– Это же замечательно.
– Да, а еще с удовольствием ел ваши котлеты. Снова благодарю за них. Теперь вот жду врача, он должен скоро быть.
– Вы главное лежите побольше, отдыхайте.
– Хорошо, обещаю. А вы не могли бы снова ко мне заехать? Только в этот раз готовить ничего не нужно, сегодня придет моя помощница.
– Да, конечно, я заеду. Во сколько будет удобно?
– Давайте к четырем.
Мы попрощались, и я стала готовить тексты, которые хотела показать Льву Борисовичу.
Когда я позвонила в квартиру, дверь открыл незнакомый мужчина.
– Здравствуйте. А где Лев Борисович?
– Здравствуйте, он в комнате. Я врач, а ему надо больше лежать, – шепнул он мне и проводил внутрь.
Когда осмотр и консультация закончились, я вызвалась проводить врача.
– Больному следует принимать все лекарства строго по расписанию. А еще, неплохо бы выходить на свежий воздух, буквально минут на 20. В остальное же время – только лежать.
– Да, доктор, я поняла. Постараюсь выполнять все ваши рекомендации.
– О, это будет непросто с ним, – кивнул врач и покинул квартиру.
– Ну, что, больной, – грозно заявила я, – сейчас мы будем пить чай, потом таблетки и выйдем на воздух.
– А может сразу на воздух?
– Ну уже нет. Все по распорядку.
* * *
Через полчаса мы уже медленно брели по направлению к парку.
– Кстати, я принесла вам свои тексты. Хотите почитаю вслух? Доктор вам пока запретил работать, значит, и читать тоже.
Лев Борисович поморщился, но промолчал.
– Да, да. Себя надо поберечь для будущего. Светлого будущего.
Когда мы вернулись домой, Лев Борисович был почти без сил.
– Чувствую себя развалюхой, – выдохнул он и сразу упал на диван.
– Ой, бросьте! Нас ждут великие дела, – напомнила я и удалилась из комнаты, чтобы дать ему немного отдохнуть.
Минут через сорок, когда я правила свои тексты, в дверь позвонили.
– Мне открыть?
– Только для начала лучше спросить, кто там.
За дверью оказался Геннадий, брат Льва Борисовича. После быстрого знакомства, во время которого режиссер не упустил возможности назвать меня писательницей, я оставила инструкции по приему лекарств и отправилась домой.
На следующий день Лев Борисович набрал меня с утра и сообщил, что брат останется у него на пару дней.
– Это прекрасная идея!
– А после я бы хотел, чтобы вы снова ко мне приехали.
– Хорошо, спасибо за приглашение, я обязательно приеду. Тем более, я оставила у вас свои тексты.
Мы еще немного поболтали и попрощались. Я поняла, что скучаю по нему.
Когда я приехала к нему снова, оказалось, что Геннадий возил его на работу ненадолго, но еще три дня режиссер пробудет на больничном. Мы много говорили, он рассказывал о своем коллективе, с которым вместе уже больше десяти лет.
– Знаете, я пробовал себя во власти, но понял, что власть имеет тот, кому подвластны его собственные таланты, жизнь и потенциал. Умелое обращение с властью подразумевает осознанно организованную жизнь. Власть связана с деньгами и насилием, и порой приводит всех – и людей и саму планету – к краю пропасти. Это надо остановить. Деньги напрямую связаны с глобальным развитием человечества. Создается впечатление, что мир гибнет, что утрачен всякий контроль. Необходимо вернуть гармонию в развитие человечества, природы и планеты. Я не смог быть сильным во власти и ушел. Богатство начинается не с определенного размера состояния, это способность создать систему, увеличивающую ваше состояние, – он ненадолго замолчал, а после продолжил. – Моя работа меня устраивает, но я стал чувствовать, что духовных и физических сил не хватает.
– Ну у вас же есть деньги, – шутя заметила я, – можно поправить здоровье.
– Точно, – согласился режиссер и указал рукой на журнальный столик, на котором лежали таблетки.
– Могу я забрать свои рассказы?
– Конечно.
Я быстро зашла в комнату, в которую, как мне показалось, после меня не заходил, собрала листочки и убрала в сумку.
– Может хотите чаю, – спросил Лев Борисович, когда я вернулась.
– Хочу, но не могу остаться, тороплюсь на встречу.
Он задерживать не стал, и я быстро покинула квартиру.
Уже дома я осознала, что сегодня у Льва Борисовича меня что-то сильно напрягало. Нужно было разобраться, чтобы сделать правильные выводы. Я чувствовала, что мне предстоит тернистый путь к себе, в ходе которого я должна также постичь наши отношения с Львом Борисовичем. Нельзя стать зависимой от него или превратиться в его личного духовника. Сколько уже пережито, прочувствовано, увидено и прочитано. А вопросы остались всё те же. Почему мы расстаемся? Почему обижаемся? Почему одиноки? В чем смысл жизни? Любая привязанность, даже любовь – клетка, в которой человек мечтает о свободе. Но едва обретает её, жаждет новых оков. Хорошо там, где нас нет, но так жить не интересно.
Я смотрела на жизнь Иры и понимала, что она счастлива в своей любви к мужу, хотя это чувство не взаимно. Она прожила с ним более тридцати лет, но без душевного тепла. И никогда не обращала на это внимания, готовила, стирала и мыла, провожала его на работу с улыбкой и встречала с поддержкой. Я бы так никогда не смогла. Мои отношения были равные по силе чувств, ну или он так искусно притворялся. А когда мужчины не стало рядом, что-то во мне изменилось. Некоторое время я была подавлена, но потом привыкла к одиночеству. Наверное, как и все остальные женщины. И тогда я стала жить ради интересного дела.
И вот мой покой нарушила встреча с режиссером. Я понимала, что он привык видеть около себя красивое молодое тело, но ведь что-то изменилось после нашего знакомства. Почему после встречи со мной он захотел расстаться со своей девушкой? Почему захотел получить свободу? Возможно, это просто попытка пожить одному, и когда она снова постучится к нему в дверь, они попробуют начать сначала. Мне было неприятно думать об этом, ведь это не моя история. Я решила, что больше не буду звонить ему и навещать. Помогла, чем смогла, а дальше пусть будет, как будет.
* * *
Шли дни. На «Мосфильм» меня никто не приглашал, и я снова начала писать рассказы. Но перо было корявое, а герои рассказов – не живые. Я злилась на себя потому, что никак не могла зацепить мысль, которая вращалась в моей голове с бешеной силой. Всё чаще я стала ловить себя на том, что не могу изложить отношения между персонажами. Тогда я расписывала на бумаге ход своих мыслей, пока не находила выхода из тоннеля. Но рассказ все равно не шел, а мне он казался важным. Я делала перерывы, пила чай, пересматривала ситуацию, но на лист ложились другие мысли, которые мешали передать чувства героев и их душевное состояние.
Однажды позвонили в дверь. На моем пороге стояла девушка с конвертом, она вручила мне приглашение на круглый стол в Дом литераторов. Тема встречи – «Как жить в гармонии с собой». Я подумала, что моя писанина совсем не подходит к этой теме, но возможно, если подготовиться, я смогу выдать что-то интересное.
Но кто мог указать на мою персону, да и еще дать мой домашний адрес? Возможно кто-то в издательстве, где печатали мою книгу? Или это был Лев Борисович?
Мне почему-то захотелось на круглом столе затронуть тему поддержания своего здоровья. В наше время почти все процессы, ритуалы и привычки личной и профессиональной жизни не учитывают природных ритмов. Но они есть, и на нас действуют (особенно основные фазы Луны). В результате возникает стресс во всех своих разнообразных проявлениях, и часто заставляет человека игнорировать природные сигналы, чутье и разум. Многое можно было бы преодолеть, если бы человек помнил, что стресс в большинстве случаев он устраивает себе сам. Стресс возникает тогда, когда человек внутренне или внешне не справляется с задачей, возложенной на него, или проявляет сопротивление. Пока мы молоды, то стряхиваем с себя негатив, как капли воды, или устраняем лекарствами. Но постепенно, раз за разом, многие маленькие импульсы суммируются, пока не выливаются в болезнь, причину которой трудно найти. Что зреет медленно, становится, в конце концов, болезнью. Я хотела обратить внимание на понимание своего организма.
Набросала концепцию выступления и поехала в Дом литераторов к назначенному времени. Там было еще несколько человек. Мы оставили свои координаты, отдали изложенные концепции и разошлись по домам. Оставалось только ждать звонка.
Я села за доклад, в котором решила упомянуть о ряде поучений Дейла Карнеги. В его книге «Как перестать беспокоиться и начать жить» собрано немало приемов и способов самоуправления психическими реакциями на трудные жизненные ситуации. Эти материалы подтверждают концепцию жизнедеятельности человека как непрерывного общения с собой. Рефлекторная теория же, в противовес, определяет рефлексию как эпизодическое пассивное отражение в психике человека его собственных состояний и результатов деятельности. Конечно, лучшим способом купировать такие состояния был бы тот, который учитывал причину возникновения конкретного состояния и его характер. Но и предлагаемые Карнеги способы опосредованного, косвенного влияния на самочувствие человека позволяют успешно добиваться психического равновесия.
Говоря о природе беспокойства, которым постоянно отягощается наша жизнь, Карнеги видит два главных способа его снижения. Всем хорошо известна особенность нашей психики порождать не всегда оправданное беспокойство не только при мысли о возможностях реализации предстоящих планов и намерений, но даже при воспоминании о прошлых заботах. Для предотвращения этих явлений рекомендуется «отгораживание прошлого и будущего железными дверьми» от настоящего, чтобы жить в «герметизированном отсеке» только сегодняшнего дня. И этот психологический прием позволяет провести день более качественно.
Второй способ направлен против дезорганизующих свойств отрицательных эмоций. Как правило, любая жизненная неприятность, вызвав внутренние переживания, не позволяет реально определить размеры беды или наметить рациональные способы преодоления последствий. Побороть эту первоначальную беспомощность можно лишь представлением «самого худшего, что может случиться». В сравнении с этим происшедшая беда уменьшается в размерах. Успокоившись и приобретя ясность мысли, человек находит пути улучшения своего положения. Обретаемое таким образом душевное спокойствие придает жизни новую энергию, которая фактически спасает положение. Также важен спокойный анализ прошлых ошибок. Необходимо извлечь понимание и затем полностью забыть о них.
Именно с этих подходов я и хотела начать своё выступление, чтобы подойти к мысли о счастье. Ведь счастье заключено внутри нас, оно не является результатом внешних обстоятельств. Каждый человек счастлив настолько, насколько он полон решимости быть счастливым. Жить в гармонии с собой – это то, чему нас никто не учит.
Меня отвлек телефонный звонок. Ассистентка Льва Борисовича сообщила, что режиссер ждет меня завтра на площадке. Настроение вмиг изменилось, мне буквально хотелось летать. И тут же в голове возникли темы, которые я также могла бы представить. Нужно было отработать детали, чтобы действительно увлечь слушателей.
Шкала контактности измеряет общительность личности, ее способность к установлению прочных и доброжелательных отношений с окружающими. Контактность понимается не как уровень коммуникативных способностей личности или навыки эффективного общения, но как общая предрасположенность, ко взаимно полезным контактам с другими людьми, необходимая основа синергической установки личности.
Шкала гибкости в общении соотносится с наличием или отсутствием социальных стереотипов, способностью к адекватному самовыражению в общении. Высокие показатели свидетельствуют об аутентичном взаимодействии с окружающими, способности к самораскрытию. Люди с высокой оценкой по этой шкале ориентированы на личностное общение, не склонны прибегать к фальши или манипуляциям, не смешивают самораскрытие личности с самопредъявлением – стратегией и тактикой управления производимым впечатлением. Низкие показатели характерны для людей ригидных, не уверенных в своей привлекательности, в том, что они интересны собеседнику и общение с ними может приносить удовольствие.
Шкала ориентации во времени показывает, насколько человек живет настоящим, не откладывая свою жизнь на «потом» и не пытаясь найти убежище в прошлом. Высокий результат характерен для лиц, хорошо понимающих экзистенциальную ценность жизни "здесь и теперь", способных наслаждаться актуальным моментом, не сравнивая его с прошлыми радостями и не обесценивая предвкушением грядущих успехов. Низкий результат показывают люди, невротически погруженные в прошлые переживания, с завышенным стремлением к достижениям, мнительные и неуверенные в себе.
В десять часов утра следующего дня я стояла около подъезда и ждала машину. Водитель опаздывал на две минуты. Когда нырнула в подъехавшую машину, то заметила на заднем сидении еще одного пассажира.
– Здравствуйте, – немного настороженно поздоровалась я.
– Добрый день, Игорь – он смело подал мне руку и представился. – Наслышан о вас. Как пишутся рассказы?
– Быстро и непринужденно.
После еще обменялись несколькими фразами о современной литературе и дороге.
Когда мы с Игорем зашли в павильон, нас уже встречали. Я сразу заметила Льва Борисовича. Он был одет «с иголочки», но лицо было бледное и вид усталый.
– О, вы уже тут. Отлично. Игорь, тебе туда, – Лев Борисович указал на группу мужчин, которые стояли вдалеке.
Я тоже ждала команды, но он взял меня за локоть и повел к режиссерскому месту.
– Сейчас будут две сцены с разными актрисами. Вы посмотрите, и мы обсудим, какая из них подходит больше.
Раздались слова: камера, мотор. Появилась худенькая девушка, которая мне импонировала. Она говорила не слишком громко, но слова проникали в самое сердце. Я слушала ее монолог и понимала, что слова сейчас обретают совершенно иной смысл, не тот, который я изначально закладывала. Следом вышла вторая девушка, она говорила более резко и не так проникновенно. Я стала внимательно её рассматривать: приятной наружности, с красивыми ногами. Но от неё шел какой-то холод, текст не работал так, как понимала его я.
И вдруг мне самой захотелось попробовать. Когда через пять минут снова подошел режиссер, я стала читать монолог, глядя ему в глаза. Он молчал и после жестом пригласил актрис к нам. Я уже более уверенно стала говорить, и меня никто не останавливал.
– Перерыв на 10 минут, – сказал режиссер и я вздрогнула – Вы молодец.
– Вы действительно поняли, что я хотела донести?
– Только сейчас, после того, как услышал это от вас. Ну и что мне делать с этими актрисами, отпускать или еще посмотрим?
Мы рассмеялись, глядя друг на друга, и я пожала плечами.
– Нам надо еще поработать над текстом, – заметил режиссер и направился в кабинет.
Мы стали разбирать те места, которые его беспокоили. Часа через два полностью прошлись по вопросам веры, которые не давали режиссеру покоя.
– Ох, прошу прощения, я столько времени у вас отнял, – сказал Лев Борисович, глянув на часы.
– Ну что вы, времени, проведенного с пользой, мне не жалко, но действительно пора собираться.
Я покинула кабинет первой и решила подождать на улице.
– Льва Борисовича ожидаете? По какому вопросу? – с ухмылкой спросила привлекательная женщина, которую я видела несколько раз с режиссером.
Я решила просто промолчать. В этот же момент дверь открылась, и с бумагами в руках вышел Лев Борисович.
– Виктория Павловна, – сухо поприветствовал он женщину, – Вот, возьмите, – он протянул мне бумаги, – дома еще раз пересмотрите, пожалуйста.
– Да, конечно. Всего доброго, я пошла.
– Ну, уж нет, я отвезу вас домой, – ответил Лев Борисович и указал нам обеим на машину.
– Как подготовка к круглому столу? – спросил режиссер, когда мы сели в машину.
– Хорошо, спасибо, – ответила я и кратко обозначила темы, которые хотела бы раскрыть.
– На самом деле существует гармоническое общение с собой? – вдруг спросил режиссер, и все засмеялись.
Вскоре мы подъехали, я попрощалась и вышла из машины. Режиссер поблагодарил за работу и обещал перезвонить.
Дома я не могла выбросить из головы эту Викторию Павловну. Поймала себя на мысли, что ревную. Тут же стало стыдно, ведь я не имею никакого права на это. Переключилась на материал и даже открыла что-то новое в так хорошо знакомом мне тексте. Интересно, а если бы не режиссер, я бы заметила эти смыслы? И я еще раз убедилась, насколько он сильная личность, способная перевернуть душу, и сделать тебя уязвимой перед поставленными вопросами.
На полях обнаружились несколько вопросительных знаков, но вечером режиссер мне так и не перезвонил. Видимо, посвятил вечер Виктории Павловне. В ту ночь я плохо спала.
Не перезвонил режиссер и завтра. От его ассистентки я узнала, что Лев Борисович уехал и вернется только через несколько дней. Тогда же он приглашает меня на просмотр отснятого материала. Чтобы не думать, с кем режиссер отправился в командировку, я решила прогуляться по магазинам. В пылу азарта заглянула даже в парикмахерскую, в которой не была уже лет десять, наверное.
Приехавший за мной водитель сообщил, что мы едем не на площадку, а домой к режиссеру. Оказывается, он немного приболел. Когда мы подъехали, водитель взял из багажника сумки, и мы вместе двинулись к лифту. Лев Борисович сам открыл нам дверь, но вид у него не был здоровым. Через несколько минут он проводил водителя и предложил мне присесть.
– Так что все-таки случилось с вами?
– Уже все неплохо, – едва улыбаясь, ответил режиссер.
– Вам бы надо прилечь, – я уступила диван и принесла себе табуретку из кухни. – Лев Борисович, если вы хотите продолжать активно работать на «Мосфильме», быть в центре внимания и отдавать так же много сил работе, нужно сейчас лечь в больницу. Вам нужен интенсивный курс терапии – капельницы, уколы и другие процедуры, которые пропишет доктор. В противном случае вас хватит на месяц или два, а потом случится инсульт, инфаркт или еще чего похуже.
– Как ваши дела? – криво улыбаясь, спросил он.
– Слушайте, я завтра же позвоню врачу!
Лев Борисович промолчал, но почему-то взялся за сердце. Я тут же отыскала номер больницы и попросила пригласить Виктора Петровича. К счастью, он сегодня дежурил и скоро взял трубку. Я быстро объяснила ему ситуацию.
– Даю вам час на сборы и высылаю скорую, – тут же ответил он.
– Вот и пообщались, – заметил Лев Борисович, когда я сообщила ему, что через час мы должны отправиться в больницу.
Времени хватило, чтобы собраться и самим спуститься вниз к приезду скорой.
– Не стоит пугать соседей, – заявил Лев Борисович.
Я уже собиралась сесть в машину вслед за ним, но режиссер вежливо сообщил, что справится сам. Ему явно было неловко. Я попрощалась и отправилась к метро.
Дома я не находила себе места, бродила из угла в угол и ждала от Льва Борисовича звонка. Вскоре не выдержала и позвонила в больницу сама:
– Можно поговорить с Виктором Петровичем, мне нужно узнать о поступившем сегодня больном?
– Вы правильно сделали, что не стали ждать до утра, – первым делом сказал доктор, когда подошел к телефону. – У Льва Борисовича сильные сердечные боли, но мы сейчас их купируем. Вам тоже лучше отдохнуть. Оставьте мне свой номер, я утром сам вас наберу.
Проснулась я с чувством беспокойства, которое душило и било молоточками в виски. Я выпила успокоительных капель и попробовала писать, но в голове было стерильно. Тогда я решила заняться уборкой, чтобы как-то себя разгрузить физически.
Около десяти часов утра мне позвонила медсестра из больницы и сообщила, что Льву Борисовичу лучше. Ему сделали капельницу, несколько уколов, и его жизни ничего не угрожает. Я поблагодарила и положила трубку. А после села и расплакалась. В голове снова и снова всплывала благодарность Богу, что он дал ему еще время на этой земле.
Я решила позвонить на «Мосфильм» и рассказать, что Лев Борисович попал в больницу. Назвала номер больницы, отделение и легла на диван. Мне тоже было нелегко. Болела голова и дыхание учащалось.
Я пыталась читать, но мысли перескакивали с сюжета книги на болезнь режиссера. После новой порции успокоительного, я смогла поспать. А когда проснулась, стало чуть легче. Немного прогулявшись вокруг дома, я решила снова позвонить в больницу. Новости были хорошими – состояние стабильное.
На вторую субботу Лев Борисович выписался из больницы. Я за эти две недели не навязывалась, и он тоже мне не звонил. Но звонку я была рада.
– Хотел поблагодарить вас за быстрое вмешательство и то, что настояли на госпитализации.
– Вам уже легче? Вы подлечились?
– Да, мотор вроде сейчас не барахлит.
– Выздоравливайте! И, пожалуйста, не утомляйте себя работой по 12–14 часов в сутки без воздуха.
– Знаете, без работы я и не живу вовсе, скорее мучаюсь.
– Я понимаю. Но и вы поймите, что сейчас нужно сделать правильный выбор.
– Я хотел бы увидеться с вами завтра. Не могли бы приехать, чтобы прогуляться и заодно обсудить рабочие вопросы?
Радость в моем согласии скрыть не получилось. Режиссер, кажется, тоже приободрился, когда почувствовал ее.
Немолодая женщина открыла мне дверь, помогла с вещами и проводила в комнату.
Лев Борисович приподнялся на локте и произнес:
– Так разволновался перед вашим приходом, что прихватило сердце.
Я сильно испугалась и, видимо, изменилась в лице. Режиссер увидел мою реакцию и вмиг расстроился. Женщина, которая меня встречала, вдруг прикрикнула:
– Так, успокоились оба! Обед через 10 минут.
Мы остались в комнате и печально смотрели друг на друга.
– Я завтра обязательно должен быть на Мосфильме и провести совещание. Нужно успокоить коллектив.
– Пожалуйста, не загадывайте. Давайте вы решите это с утра.
Через 10 минут мы отправились на кухню.
– Кажется, я забыл вам представить Веру Ивановну. Это моя помощница, – одновременно с этими словами Льва Борисовича перед нами поставили ароматный суп, а Вера Ивановна игриво подмигнула мне. Обед прошел за приятными разговорами, и мы договорились о прогулке после.
На улице Лев Борисович ухватился за меня, как за зонтик в сильный дождь. Он был слаб, но решительно настроен прогуляться. Когда я аккуратно убрала его руку, и режиссер остался без опоры, он одарил меня удивленным взглядом.
– Вы же завтра на работу собираетесь. Вот, практикуйтесь хотя бы ходить самостоятельно.
– Вы правы, – в голосе режиссера была слышна печаль.
– А может вам пригласить коллег домой? Устроите совещание, напоите их чаем. А что? Отличная возможность выразить благодарность тем, кто хорошо справился с работой в ваше отсутствие.
– Да вы дипломат. Хорошо, я подумаю об этом.
– А вы молодец, отлично держитесь, – похвалила я Льва Борисовича, когда мы уже приближались к подъезду. – Возможно, вечером сможете выйти еще разок, чтобы проводить меня.
– Кстати на счет этого. Я как раз планировал попросить вас остаться у меня с ночевкой.
– Хм…мне надо подумать.
– Приставать не буду, обещаю.
– Жаль…
– Пока не буду.
После ухода Веры Ивановны мы снова взялись за работу. Режиссер поделился новыми идеями, которые возникли, пока он лежал в больнице. Я выслушала, но тут же обрушила на него десятки вопросов. Началась активная полемика, и Лев Борисович стал заметно эмоциональнее. Чтобы не допустить нового приступа, я резко прекратила обсуждение:
– Так, на сегодня все. Пока я с вами согласна, но обязательно подумаю, как найти более подходящее решение. А сейчас, вы не против, если я пойду прилягу? Вот тоже надо бы отдохнуть.
– Конечно, кушетка в вашем распоряжении.
Я вошла в уже знакомую мне комнату, отыскала плед и легла. Плечи болели, я чувствовала себя очень усталой.
– Так как вам идея пригласить завтра коллег на чай? – спросила я, надеясь, что режиссер меня услышит в соседней комнате, – В вашем шкафу слишком много конфет и печенья. Надо срочно скормить их кому-то.
– Знаете, я еще никогда не приглашал коллег домой.
– Все бывает в первый раз. Я позвоню Вере Ивановне, чтобы она помогла нам с приемом гостей.
И мы замолчали, чтобы дать себе отдохнуть.
Когда раздался первый звонок в дверь, на пороге квартире стояли сразу пять человек. Дом стал похожим на улей, сотрудники пытались в один голос делиться новостями с режиссером. В моей голове сразу возникла идея для нового рассказа. Мы с Верой Ивановной подали чай и угощения, а чуть позже встретили еще семерых коллег режиссера. Теперь разговор пошел в более спокойном ключе, активно решались рабочие вопросы. Я уличила минутку и шепнула помощнику Льва Борисовича, что задерживаться более чем на час не желательно, режиссеру нужно отдыхать и принимать лекарства. Минут через 10 все начали собираться.
– Послезавтра постараюсь уже быть на рабочем месте, – заявил Лев Борисович, провожая сотрудников.
– Бросьте, вам нужно сейчас о здоровье подумать. Я сам заеду и расскажу обо всем, что происходит на площадке, – ответил помощник и попрощался. Когда дверь за последним гостем закрылась, Лев Борисович с трудом добрался до дивана и вмиг рухнул на него. Насколько же я была права, что не отпустила его на киностудию. Мы привели кухню в порядок, Вера Ивановна ушла, и я тоже собралась домой.