Она вошла в кафе, взяла у стойки бара первый попавшийся журнал, заняла столик возле окна и заказала кофе.
Он обещал прийти к закрытию – минут через сорок, хотя и был категорически против этой встречи, но Она настояла. Да и кто из нас имеет настолько надежное сцепление с дорогой собственных заблуждений, что может, ударив по тормозам, остановиться мгновенно.
Он разлюбил, а Она еще нет. И как поверить Ему, если в течение стольких лет Он каждый день уверял в обратном.
Руки дрожали. Чтобы справиться с волнением и как-то убить время до Его прихода, Она наугад открыла журнал. Хрустальная солонка, не вписавшись в разворот страниц, покатилась за край стола, ударилась о кафельный пол и со звоном рассыпалась на сотни осколков, перемешанных с тысячами крошечных и соленых, как слезы, кристаллов.
«Словно зеркало Снежной королевы», – подумала Она и поспешила успокоить расстроенную официантку.
По странному стечению обстоятельств статья в журнале была о Гансе Христиане Андерсене. О том, что всю жизнь великий сказочник был мнителен и суеверен. Боялся ограбления, наемных убийц и сумасшествия. Собак и потери паспорта. Смерти в воде и в огне – всегда возил с собой веревку, чтобы в случае пожара выбраться из окна. Погребения заживо – рядом с кроватью клал записку: «На самом деле я не умер».
Она не очень-то верила в приметы, но только что прочитанное невольно вернуло Ее к домыслам о разбитых зеркалах и рассыпанной соли. Как ни старалась сейчас уборщица, но еще никогда и никому не удавалось собрать всё до единого осколочки или кристаллики сразу. Вот и сейчас они заговорщицки мерцали из-под стола, будто предупреждали: «Жди беды!»
Да и сам Андерсен. Стоило лишь подумать о его волшебном зеркале, и сказочник тут же дал о себе знать…
Она дочитала статью, выпила кофе и машинально опрокинула пустую чашку на блюдце. А когда минутой позже перевернула ее, увидела в потеках кофейной гущи узнаваемый профиль сказочника и руку с поднятым перстом: «Будь осторожна!»
И Она наконец-то поняла: Он действительно разлюбил, у Него другая. Так зачем длить агонию и вымаливать то, чего нет и уже никогда не будет.
Взглянула на себя со стороны – поникшую, потерянную, жалкую. Ну, придет Он, увидит Ее такую и окончательно убедится, что прав.
Отложила журнал. Посмотрела на часы и решила не ждать, хотя до Его прихода оставалось всего пять минут. Расплатилась за кофе и разбитую солонку и поспешила к метро.
В вагоне встретилась взглядом со своим отражением – затравленным, почти безумным. Подступили слезы. «Проклятые осколки, они-таки попали мне в глаза!» – горько усмехнулась Она – нелюбимая.
В полуночно-безлюдном переходе споткнулась о неотвязно-зацикленный призыв усталой старухи-цветочницы:
– Девушка, задержитесь на миг, сделайте себе подарок – купите розы! Последний букет, самый красивый и только для вас! Купите – не пожалеете!
Лишь для того, чтобы отключить этот назойливый звук, Она всего на миг остановилась и в обмен на сотню получила три полураскрытых белоснежных бутона. Вдохнула аромат, и сердце будто подтаяло. Остаток пути проехала, любуясь цветами, а сосед справа, безобидно-поддатый старикан, урчал комплиментами, сравнивая Ее саму с нежной розой.
Она была уже в конце дорожки, спускавшейся под уклон от автобусной остановки к дому, когда где-то на уровне шестнадцатого этажа своей кирпичной башни услышала безобразные крики: двое – мужчина и женщина – ссорились. Раздался резкий стук рамы, звон оконного стекла. А через вздох нечто большое и иллюзорно-прозрачное ребром полоснуло по сумраку и рухнуло на асфальт всего лишь в трех шагах перед ней, взорвавшись тысячью смертоносных осколков…
Ни один не причинил Ей вреда, но пережитый шок окончательно вернул в реальность. Она наконец-то почувствовала, что жива и безмерно любима! Зарылась лицом в спасительные цветы и разрыдалась от счастья…
Маленькими были они Одним Целым. Не знали, где кончается один и начинается другой. Делили друг с другом все миры и открытия.
Прошло время. Они выросли. Между ними возникли пространство и время. Наступило отчуждение. Вот как-то раз договорились они где-нибудь встретиться. Просто поговорить.
Уютная кафешка, играет музыка. Вокруг много людей. Присев за одним из столиков, заказали себе разные напитки. Первый, лохматый, которого все называли ОНО, – коньяк в пузатом бокале. Второй – зелёного цвета смузи, а третья – солнечного света в большой чашке.
Сидят, слушают жалобы друг друга. ОНО всё про болячки свои рассказывает: поясница болит, пятку до крови сбил в новых туфлях, устаёт, сил нет ни на какие радости… Второй говорит поучительным тоном, что бегать надо по утрам и не пить алкоголь. Что первый неправильно всё делает, поэтому его никто не любит. Вот он-то знает, как надо правильно жить.
Рис. Ирины Соловых
Много сказал, да только о себе хорошее. О других – с критикой. А третья страдала, слушая этих двоих. Глаза её светились бликами из солнечной чашки. Ей всё время было больно. Она радовалась всегда в одиночестве, грустила в толпе.
Настало время прощания.
Они вдруг поняли – это их последняя встреча. Повинуясь внезапному импульсу, встали и прильнули друг к другу в прощальном объятии.
Случилось невероятное – тёплое дыхание третьей ласково и мягко согрело первого. Тот радостно засмеялся. Второй забыл о своём недовольстве жизнью и заискрился радугой. А третья уже не могла остановить рвущуюся из неё нежность.
Они снова стали Одним Целым – Счастливым Человеком, в котором живут в гармонии Тело, Ум и Душа!
Вера ходила на свидания, словно прихватив с собой полковую лошадь и саблю. Приходила она, конечно, одна. Но мужчины чувствовали в ней командира и воина. И никак не хотели замечать нежную и ранимую женщину. А как ее заметишь? Если и сама Вера не знала, как это быть Женщиной.
Сначала она была отличницей и командиром отряда. Потом комсомолкой, активисткой, спортсменкой. Добивалась поставленных целей, решительно боролось с недостатками, принимала активное участие в общественной жизни. Потому что только она у нее и была. Личная отсутствовала напрочь.
Мальчики приглашали на свидания и провожали до дома ее подружек. Те не любили петь у костра, не участвовали в сборе макулатуры, не выступали на собраниях. Девчонки шушукались о нарядах, переписывали стихи о любви, томно вздыхали, глядя на звезды, и совсем не интересовались политической обстановкой в стране.
Вера удивлялась, как так буднично можно жить. Сама она жила, как ей казалось, ярко и интересно. Участвовала в диспутах и конференциях, занималась бегом и плаваньем, сочувствовала движению любителей кино, горела на работе, в выходные волонтером отправлялась убирать в лесу мусор. Помогала родным и близким, выслушивала жалобы подруг и знакомых, давала в долг коллегам, дежурила за «вдруг заболевших», причиняла добро и спасала мир.
Но однажды, когда страна готовилась встречать Новый год, густо пахло хвоей и мандаринами, везде слышались веселые голоса, смех, музыка, оставшись одна в пустой квартире перед телевизором, Вера задумалась: «А счастлива ли я?»
В этот момент с грохотом распахнулось окно. Девушка оглянулась и увидела, что на подоконнике кто-то сидит.
– Ах! Вы кто?
– Привет! Я – Снежный ангел! А тебя как зовут?
– Вера. Ты мне снишься?
– Нет. Я почувствовал, что нужна моя помощь, и залетел к тебе на минутку. Я готов исполнить твое самое заветное желание, но только одно. Загадывай.
– Ой! Я и не знаю. Пусть войны не будет. Или чтобы родные не болели. А еще я никогда не была на море…
– Только одно. И только для тебя. С боем курантов волшебство начнет действовать. Ну, пока! Я полетел дальше.
До Нового года оставалось совсем чуть-чуть. Уже заканчивал свою речь Президент. Вера быстро перебирала в голове мечты и желания, а они неожиданно перестали ее радовать и вдохновлять.
– Я хочу научиться любить себя! – громко закричала Вера под бой курантов.
– Все обязательно сбудется, – уверенно прошептала девушка чуть позже, прижимаясь к теплой подушке.
Луч солнца проник в комнату. Вера долго нежилась в постели. Наслаждалась тишиной морозного утра. Не спеша пила крепкий ароматный кофе (пусть вредный, но зато такой вкусный). Тихая радость наполняла ее душу. Долго разглядывала себя в зеркале, отыскивая изменения.
– Я поеду в парк, – неожиданно решила Вера.
Быстро собралась, оставила дома телефон, чтобы не беспокоили, и поехала на природу. Заснеженные деревья встретили торжественным молчанием. А Вера тихо брела по аллеям старого парка и заново открывала для себя его красоту. Дышала свежим воздухом. Словно наполнялась величием и достоинством. Пушистый снег делился с ней мягкостью и легкостью. Невесомые снежинки плавно кружились в воздухе. И Вера начала кружиться вместе с ними, неторопливо и размеренно, вальсируя и напевая.
– А можно мне с Вами? – внезапно услышала она мужской голос.
Молодой человек уже давно наблюдал за танцующей Верой. Она казалась ему неземной и волшебной принцессой.
– Конечно! Это так здорово танцевать в зимнем парке в первый день Нового года!
И они начали вращаться вокруг небольшой елочки. А потом, смеясь и хохоча, упали в снег.
– Благодарю тебя, Снежный ангел, – чуть слышно прошептала Вера, – Я уже чувствую свое счастье. Оно со мной. Я начинаю любить себя!
Мужчина выглянул в окно и обалдел. За свои сорок с хвостиком такого он еще не видел.
Во дворе его небольшого частного дома расположились две большие рыжие белки. Одна, развалившись на крылечке, попивала прямо из горла литрушечку водки, а вторая выводила на заборе: «С Днем рождения, Вася!», макая свой хвост в банку с краской.
– Все, допился, – подумал Вася.
Первая белка мигнула ему правым глазом и жестом протянула бутылку, приглашая присоединиться.
– Нееее, – испуганно замотал головой мужик. – Черт знает что.
– Знает, знает. В курсе, – деловито ответила белка. – Он нас и прислал.
Рис. Марины Крук
И они вдвоем зашлись диким хохотом. Вторая даже бросила писать восклицательный знак и затряслась в истерике. Краска с хвоста густо украсила подзаборный бурьян в белый цвет.
– Так Вася, спокойно, – прошептал себе под нос мужик и сполз на пол. – У меня белая горячка. Надо вызвать скорую.
Белка с бутылкой подскочила к окну и заорала:
– Рыжаааяяя! Рыжая горячка! «Белочка» по-вашему.
А потом, повернувшись к той, что с краской, добавила:
– Похоже, он еще и дальтоник.
Вторая, дорисовав поздравление, подскочила тоже к окну и стала объяснять:
– Белая горячка – это уже трындец полный. А нас Сам прислал познакомиться с тобой. Выпить на брудершафт и поздравить тебя с днем рождения. Ты знаешь, мы – классные белочки. Можем тусить, месить и куролесить. Нас никто не зовет. Обычно мы приходим сами. Помочь. Работа у нас такая. Помогать! А до белой горячки еще три дня лесом и два дня полем. Так что, Васек, не бери дурного в голову! Все ок!
Из вышеизложенного Вася догадался, что все не так уж плохо, и стал включать извилины. Да, он вчера где-то был и что-то пил. Осталось вспомнить, с кем.
– Так, так, – осенило вдруг его, – мой день рождения в декабре, а сейчас июнь. Мне это снится. Надо умыться и выпить рассольчику.
Он уже собирался встать, как белки подскочили и замахали хвостиками.
– Какой рассольчик? Фу, гадость редкая. На, хлебани нашей! Высший химический сорт! В соседнем генделике стащили. Сразу в сознание придешь.
И налили горючую жидкость в валявшуюся под ногами грязную чашку.
Вася хлебнул. Языки пламени обожгли горло, и сознание стало успокаиваться. Вспомнился друг Пашка, который вчера пригласил его встретить День освобождения Африки. Пашке придумать повод, как два пальца об асфальт. Заглянул в календарь – и на те, выкуси без закуси. Да уж, докатился. Бухаю с белочками. Надо завязывать.
– Васек, да ты че? – заволновались белки. – Не переживай! Давай лучше споем!
И затянули:
– Степь, да степь кругом…
В готическом квартале старого города Золушка искала себе платье. Фея не пришла, и нужно выкручиваться самой. Бал-то ведь назначен. И принц там будет. А Золушка совсем обносилась, и туфельки деревянные до дыр истоптались.
Город походил на старый огромный шкаф, а улицы в нем были длинные и узкие, как щели. В этих улочках скрывались магазины со всякой всячиной, от шпилек до марихуаны, в нем были и платья, и шляпки, и хрустальные туфельки. Улицы, каменные со всех трех сторон, текли как ручьи перед слегка робеющей Золушкой.
Смеркалось. В щели спустилась темнота, гуляющая по улочкам публика сильно изменилась. Стали попадаться странные, покрытые загадочными татуировками мужчины в причудливых шляпах и женщины с фиолетовым волосами.
– Девушка, не закрывайте! – окликнула Золушка симпатичную юную особу, запирающую двери своего магазина на старинный широкий засов.
В витрине блестели золотой изысканной вышивкой бальные платья. Девчушка оглянулась и оказалась вовсе не юной и совсем не симпатичной старушкой Бабой Ягой.
– Ну, здравствуй, Золушка! – сказала Баба Яга. – Что, самой пришлось искать себе обнову?
– Фея, это ты? – ужаснулась потрясенная Золушка. – Что с тобой случилось?
– Времена нынче тяжелые, кризис на дворе, надоело даром платья раздавать, открыла магазин.
– А я так ждала тебя, добрая фея! Или ты уже не добрая?
– Доброта нынче не в моде, на хлеб не намажешь.
– Ну ладно, покажи мне платья. Я, в общем-то, откладывала…
Золушка полезла в бюстгальтер за кровно заработанными.
– Зачем тебе платье-то, замуж хочется?
– Само собой.
– А что там хорошего, в том замужестве? Не так страшно туда не выйти, как выйти не за того.
– Ты чего, Баба-Фея, за кого мне выходить-то? Принц один в нашем королевстве, не ошибешься. Помоги лучше пуговки застегнуть.
Золушка уже крутилась перед зеркалом в фатиновом великолепии пудрового цвета.
– Мне еще чечевицу от гороха дома перебрать надо.
– Красотка! Все ок! Каретой обзавелась уже?
– Нет, не успела…
Баба-Фея достала из-за видавшей виды ширмы невероятный агрегат, напоминающий самовар без крышки.
– Ладно, по старой памяти доставка на дом за счет заведения.
– А как же так, дорогая крестная, ты же раньше из воздуха материализовывалась…
– Материализаторы заржавели. Теперь только так.
«Вот выйду замуж и сама стану феей», – подумала Золушка, забираясь в мудреную гравицапу.
И они полетели.
Антон недоуменно вертел в руках ключ. Обычный ключ, свой, родной. Но он почему-то не хотел поворачиваться в замке. Антон жил один, замок никто поменять не мог.
Перспектива ночевать на коврике перед собственной дверью не вдохновляла. Еще из угла таращилась зелеными глазами кошка, которая прошмыгнула с ним в подъезд. Антон пожалел животину, на улице мороз, не май месяц. И даже не март. Февраль, бррр… Это тоже не обнадеживало.
Кошка подошла ближе. Антон подмигнул животине и сказал:
– Ну что, кошка, будем спать на коврике?
Кошка помотала головой и ответила:
– Я бы не хотел. Но если ты предпочитаешь…
– Кошка, ты что, с дуба рухнула, предпочитаешь? – обалдело пробормотал Антон, пряча ключ и одновременно пытаясь подсчитать, сколько пива сегодня выпил. Получалось не очень много.
– Почему рухнул? Просто спрыгнул. И я не кошка, а Кот, – подумав, скромно добавил. – Ученый.
На его шее явственно проступала золотая цепь.
– Кот ученый… – пробормотал Антон, – Что за чертовщина.
– Посмотри на номер квартиры, – подсказал общительный Кот. Ученый, как выяснилось.
Антон поднял глаза и похолодел. Номер квартиры был не его. И как это понимать?
– Кот… эээ… Ученый…
– Можно просто Кот, – доброжелательно заметил Кот.
– Кот… я уже не спрашиваю… Хотя спрошу, раз пошла такая чертовщина. Где я? И почему ты разговариваешь? Мне что-то в пиво подмешали?
– Нет, расслабься, – улыбнулся Кот. – Пиво нормальное было. Помнишь, что ты сказал у входа в подъезд?
Антон нахмурился, вспоминая…
– Ну и мороз? Нет? Что я сказал?
– Ты сказал: «Чтоб я так жил».
– И?
– Что и?
– И что? Я часто это говорю, присказка дурацкая.
– А что при этом думал?
– Что?
– Ты думал про Ниццу, что там сейчас тепло.
– Я что, в Ницце?
– Нет.
– Но где?
– Ты сказал это, переступая через порог. Так?
– Наверное.
– И я как раз проскочил. Спас тебя, если что.
– От чего?
– Как ты не понимаешь. Пятница, тринадцатое. Полнолуние.
– И?
– Вот балбес. Мысли, неправильно озвученные на пороге могут забросить неизвестно куда. Я тебя спас, но сделал все, что мог. На твоем месте я бы поинтересовался, что делать дальше.
– Что? – послушно поинтересовался Антон.
– Зависит от того, чего ты хочешь. На самом деле.
– И чего?
– Ну ты, блин, даешь. Ты хочешь остаться в этой реальности, совершенно тебе не знакомой?
– Нет, – помотал головой Антон. – А что, отсюда можно вернуться?
– Вернуться можно хоть откуда. И хоть куда. Это намек.
Антон неожиданно для себя поверил во всю эту чертовщину. Посмотрел в зеленые кошачьи глаза и сказал:
– А давай, правда, в Ниццу. Сто лет там не был.
– Ты серьезно?
– Шутишь? Нет, конечно. Но если ты проваливаешься в чудо, надо этим пользоваться. Сможешь, Кот Ученый?
– А то! Запросто.
Кошачьи глаза вспыхнули, Антон зажмурился. Когда открыл глаза, в них било солнце. Февральское солнце Ниццы. Огромное желтое дерево цветущей мимозы…
Антон расхохотался, выбросил ненужный уже ключ и направился, насвистывая, в сторону Старого Порта.
Жила-была на свете замечательная молодая женщина.
Её очень любили и её родители, и родители мужа, а дедушки и бабушки с обеих сторон в ней просто души не чаяли. Соседи в пример ставили своим дочерям—подросткам. Друзья—подружки ею просто восхищались.
В квартире у неё царил полный порядок – всё красиво обставлено, сияло чистотой и свежестью. Постельное бельё хрустящее, полотенца всегда чистые и выглаженные. Вкусно пахло.
Кроме её мужа, жил там и большой рыжий кот, толстый и равнодушный. Гулять на улицу никогда не ходил и совершенно не протестовал, когда его два раза в неделю купали. Шерсть от него нигде не встречалась.
Ещё в таком чудесном доме не водились ни мухи, ни комары и тем более шкодливые домовые.
Замечательная наша хозяюшка в домовых не верила, хотя бабушка когда-то рассказывала про одного, что жил в их стареньком доме. Он шкодливый был в меру и очень разговорчивый.
У всякой такой нечисти не было никаких шансов поселиться здесь. Им не найти даже маленькой щёлочки, которую бы каждый день не чистили и не мыли.
Где уж тут закрепиться, с толком и чувством обосноваться? Как-то неуютно получается.
В квартире было всё, что нужно для счастливой жизни. Единственно, чего не было – зеркал.
Большое бабушкино зеркало в бронзовой оправе осталось на старой квартире – трещинка некрасивая на нём появилась. А новое так и не купили. Как-то не нужны были зеркала.
В ванной комнате кафельная плитка всегда натёрта до блеска – муж замечательной женщины мог в неё смотреться, когда брился.
Женщина работала дома. Составляла аккуратные отчеты для одной частной фирмы, вела бухгалтерию. У неё не было никогда ни одной ошибки в документах. Платили ей хорошо.
В один декабрьский сумрачный день всё изменилось.
Во входную дверь настойчиво позвонили. Хозяюшка была занята уборкой и не смогла быстро открыть. Раз в две недели она мыла потолок на кухне со специальным мыльным раствором, секрет которого никому не выдавала. Вытерла руки, слезла со стремянки и побежала открывать дверь. Никого не было. Перед дверью, прислоненный к косяку стоял огромный плоский картонный ящик. Затащила она его в прихожую, пыль обмела. Ручку входной двери обтёрла. Коврик перед дверью влажной тряпочкой почистила и побежала дальше наводить чистоту.
Вечером её муж не торопился возвращаться с работы. Заехал в магазин, купил продукты по списку. Печальные мысли бродили в его голове и не складывались в понимание Новогодних праздников, которые уже наступали…
– Опять к нам никто не придёт. Все друзья боятся намусорить и нашуметь у нас в квартире. Музей какой-то, – он опустил голову и посмотрел на свои наглаженные шнурки на ботинках. – Ну, прямо, совсем чересчур.
Рис. Ирины Соловых
В подъезде вкусно пахло запеченной в духовке курочкой. Он знал, что так пахнет только из их квартиры.
– Ну, ничего, другие хуже живут, даром, что веселее. Зато она у меня такая замечательная хозяюшка, – подумал он.
Поднимаясь по лестнице, неловко споткнулся, уронил пакеты, испачкал руки. Неловко потыкал локтем в звонок.
Открылась дверь. Его обдало лёгким запахом хлорки и очень соблазнительным – курицы с чесночком…
Муж поставил пакеты на пол. Стал искать, чем вытереть руки. Ботинки сами не расшнуруются. Жена хмуро отслеживала все хаотические движения его грязных рук.
«Слева шкаф без единого пятнышка – не обопрёшься, справа – картина с чахлыми розами, но математически выверенными правильными шипами, не сбить бы ненароком. Шагнуть некуда, притулиться не к чему», – с тоской подумал муж.
Тут его перемкнуло – сделал шаг и с остервенением стал вытирать руки о полы её замусоленного халата. Отфутболил ботинки на сверкающий паркет и ушёл в ванную. Хлопнул дверью. Розы свалились со стены.
Женщина обомлела, заплакала, сползла по стене и стукнулась локтем о коробку.
– Что это? Откуда? Ах, да! Дурацкая коробка! Кто прислал и зачем? За что мне это всё? Стараюсь для него, а он руки об меня вытер! – рыдала наша Замечательная Женщина, кромсая коробку.
Ошметки картона летели по всей прихожей, ей было уже всё равно.
– О! Зеркало! Изумительной чистоты и голубизны венецианское зеркало в бронзовой оправе с изысканными завитушками и с маленькой трещинкой в углу. Бабушкино! – ещё больше зарыдала она. – Ой, кто это в зеркале?
В нём отразилась потухшая женщина неопределённого возраста с волосами, висящими сосульками, в стоптанных тапках и замызганном халате.
– Кто это? Неужели я?
К зеркалу была прикреплена старая открытка с загнутыми углами.
На ней корявыми буквами было написано: «Завтра и никогда больше не убирай за варочной плитой. Переезжаю к вам жить. Хочу видеть красивой и счастливой маму вашего будущего малыша. У меня много сказок для него накопилось. Надо выговориться. Пока. Ваш душевный Домовой Прошка».
У них теперь всё отлично. Всё изменилось. Замечательная Женщина превратилась в Счастливую Женщину. Счастлив и её муж. И Прошка.
Идеальная семья. Весело, шумно. Пыль в углах уже попадается, но на это никто не обращает внимания. Завели ещё и кудлатого пса.
Сыну же надо кого-то за хвост таскать?!