Светлана Демидова
Любовь по договоренности
Если честно, то я в курение не втянута. Хочу – курю, хочу – нет. Это не дурная привычка, а особое действо! Правда! Я никогда не испытываю непреодолимого желания затянуться ядовитым дымом. Почему курю? Как бы это объяснить… В общем, ядовитый дым сигареты у меня ассоциируется с дыханием свободы. Да! У меня очень однообразная жизнь и строгий муж! Каждый день я сижу в своем подушечном гнезде и стучу по клаве. Пять листов – это ежедневная норма. Главное, чтобы не меньше. Но лучше – восемь. Иногда получается написать десять страниц или даже двенадцать, но крайне редко. А если это получается, то больше не получается ничего вообще. После двенадцати листов я не могу даже смотреть телевизор, а не то что приготовить мужу, пришедшему с работы, ужин. Ну и кому это надо? Лучше все же писать пять. В крайнем случае, восемь…
Поскольку писательница я не слишком популярная, ни на какие тусовки, встречи с читателями и фотосессии в гламурные журналы меня не приглашают. Большую часть жизни я провожу в своем гнезде. Иногда, правда, устраиваю бунт на корабле, вылезаю из постели, надеваю пуховик с крашеным песцом и еду куда-нибудь в глубь города. Все равно куда. Главное, чтобы подальше от дома. Летом на мне такие же неприметные, как пуховик, черные джинсы и светленькая маечка. Зимой – стандартная коричневая дубленка. В общем, человек из толпы. Обывательница. И никто даже не может представить, как в такой момент поет душа у этой обывательницы, как она наслаждается вырванной у злодейки-судьбы свободой.
Перво-наперво я всегда забираюсь в какое-нибудь кафе, где заказываю самую вредную, с точки зрения моего мужа, пищу: жутко масляный салат, неприлично калорийное пирожное, где побольше крема и сдобного теста, и еще много черного кофе. Вот тут-то для комплекта и полной нирваны как раз и нужны сигареты. Желательно с ментолом. Подруга говорит, что сигареты с ментолом самые вредные, но это именно то, что мне нужно в такие дни протеста. Пусть все будет неправильно, вредоносно и вызывающе! Все не так, как всегда, а потому приятно и очень возбуждающе!
Но дети, вопящие с плазменного экрана, сейчас очень мешают, да… Ничего не поделаешь, как я уже говорила, найти кафе без телевизора в красном углу куда сложнее, чем иголку сами знаете где. С неизбежностью приходится мириться. Лучше закурить сигарету. Ту самую. С ментолом. И в ожидании заказа, смакуя ментоловый дым, смотреть из окна на улицу.
– У вас свободно? – услышала я и в удивлении повернула голову.
В такое время в кафе полно свободных столиков, а потому нет никакой необходимости подсаживаться ко мне. Именно это я собиралась сказать женщине, голос которой услышала, и… обомлела. Передо мной стояла Марина. Из маршрутки. Та, которую муж променял на блондинку в шарфе цвета осенних листьев. Марине я не могла бы отказать ни в чем. Даже если б она потребовала, чтобы я вообще освободила этот столик, я тут же повиновалась бы. Мой муж меня, конечно, достал, но, возможно, я выглядела бы куда хуже Марины, если б увидела его с другой женщиной. В общем, мне хотелось сделать для этой Марины что-нибудь приятное, а потому, скроив самую доброжелательную мину, я ответила:
– Конечно. Садитесь.
– Простите, что я нарушила ваше уединение, – произнесла Марина, тут же устроившись напротив меня. – Просто мне нужно… смотреть в это окно… В другие не видно… Я вам не помешаю…
Разумеется, я тут же бросила самый заинтересованный взгляд за стекло. До этого я смотрела на улицу абсолютно бессмысленно, ни на чем не фокусируясь. Вы должны догадаться, что я там увидела. Вернее, кого… Правильно! На тротуаре стояли Маринин муравьиный Дон Кихот и блондинка. Они разговаривали. Нервно. Особенно горячилась блондинка. Она что-то пыталась втолковать мужчине, который, видимо, не желал ее понимать, а потому для помощи размахивала руками. Ее шарф сам собой сполз с головы, и примятые кудряшки не очень красиво свесились на одну сторону. Лица донкихотистого муравья я не видела, но даже его спина была очень выразительна. Она, эта спина, не хотела идти с блондинкой туда, куда ее хозяин собирался до того, как Марина вошла в маршрутку. Спина вообще больше не хотела блондинку. Мужчина, видимо, озвучил решение своей спины и, резко развернувшись, пошел в сторону метро. Блондинка что-то крикнула Дон Кихоту вдогонку, но он даже не обернулся. Женщина приложила руку ко рту таким же отчаянным жестом, каким Марина в маршрутке схватилась за свое горло. Потом, утопив подбородок в дыбившемся осеннем шарфе, блондинка медленно побрела в противоположную от метро сторону. Да-а-а… Послал-таки плясать свою стрекозу Маринин муравей! Прав был дедушка Крылов! Очень жизненные у него басни!
Надо же… Я столько раз описывала в своих книгах любовников, коих придумывала, и вот они, настоящие, прямо передо мной…
Я посмотрела на Марину. Она, напрочь забыв обо мне, все еще глядела в окно, где уже не было ни ее мужа, ни блондинки. Лицо женщины сделалось серым и обмякшим, словно грязный весенний снег, и грозило растаять, и даже стечь прямо на стол, за которым я, покуривая, ждала заказ. Да, неприятности не красят.
Я не вступаю в разговоры с незнакомыми людьми, хотя могла бы. Для дела. Чтобы получить новые впечатления для своих романов. Но все же никогда этого не делаю. Предпочитаю придумывать, что могут в той или иной ситуации сказать или совершить люди, за которыми я наблюдаю. О! Не попадайтесь на глаза женщинам в крашеных песцах, если не хотите ненароком очутиться на страницах романа. Одной из этих, в песце, вполне могу оказаться я, и тогда вы узнаете о себе такооое…
Сейчас же история сама собой просто лезла мне в руки, и глупо было не воспользоваться этим.
– Это ваш муж? – спросила я, хотя нисколько не сомневалась в этом.
Марина вздрогнула и перевела на меня испуганные глаза. Потом ее взгляд как-то мгновенно трансформировался в ненавидящий, и она по-змеиному прошипела:
– Сссс чччего вы вззззяли… Какое ваммм…
Она не дошипела. Чувствовалось, что ей очень хочется запустить в меня тяжелой стеклянной пепельницей или стильной вазочкой. Марина желала выместить ненависть к своему мужу и его блондинке хотя бы на мне, но силы ее вдруг покинули. Женщина уронила руки на стол, на них – голову и разрыдалась. Я не знала, как ее утешить. Да и вообще, по себе знаю, что в таких случаях лучше не лезть со своим сочувствием. В эти моменты очень полезно выплакаться как следует, чтобы хоть как-то освободиться от боли. Потому… пусть себе поплачет. Дети с телеэкрана так вопят, что никто, кроме меня, и не услышит Марининых рыданий. А то, что она прилегла на стол, – ну так и кому какое дело! У нас нынче полная свобода самовыражения!
Пока она плакала, я принялась думать о ее муравье. Муравьиный взгляд, обращенный на блондинку, до того быстро потух при появлении Марины, и так безразлична была спина, которую мы имели удовольствие видеть за окном, что я решила: эта женщина в шарфе цвета осенних листьев на самом деле ничего для этого мужчины не значит. Она для него является чем-то вроде моей ментоловой сигареты. Элемент мужской свободы. Хочу изменяю, хочу – нет! Вот только что пылал желанием, зеркальце поддерживал, ручку гладил, а теперь вдруг расхотел – и ничего с этим не поделать. Да! Похоже, сердце блондинки раздавлено… И Маринино тоже… И кем? Каким-то муравьем, чьи щеки целуются изнутри, как у литературного героя, над которым потешается все человечество! Конечно, Маринин муж не носит на голове тазика для бритья, но это вовсе не делает ему чести!
– Не расстраивайтесь, – проговорила я, отправив в рот порцию обильно сдобренного жирным майонезом салата, который мне наконец принесли.
Официантка хотела было что-то сказать в адрес Марины, по-прежнему распластанной на столе, но я ей не дала. Пусть идет и смотрит конкурс детской песни, а наши переживания – не ее ума дело. Впрочем, можно заказать кофе для Марины. Салата с пирожным ей, скорее всего, и не захочется, а тонизирующий напиток вполне может взбодрить! И я заказала еще один эспрессо, именно после этого выдав несчастной женщине свое «не расстраивайтесь» и добавив:
– Он не стоит ваших слез.
– Да что вы по-ни-ма-е-те? – пробулькала Марина и даже оторвала голову от стола, что было уже хорошим признаком.
Конечно, я могла бы ей сказать, что мой муж хоть и очень саркастически, но все-таки называет меня «инженером человеческих душ», и что про эти самые человеческие души я уже наваяла романов двадцать, только вряд ли она поверит! Разве инженеры человеческих душ едят простецкие салаты с просроченным майонезом в третьесортных кафе, пусть даже и украшенных разноцветными зонтиками? Да никогда! Они принимают пищу в фешенебельных ресторанах с белой лепниной на потолке, при входе в которые стоят вымуштрованные швейцары в галунах. Эти церберы не пропустят в зал всяких там марин, желающих во что бы то ни стало поглазеть в ресторанное окно на то, как им изменяют собственные мужья.
– Не любит он ее, – сказала я по-простому.
Марина посмотрела на меня с таким значением, что я поняла: она не против поговорить на эту тему. Давно известно, что самые животрепещущие, чувствительные и интимные вопросы лучше всего обсуждать с людьми совершенно незнакомыми: попутчиками в поездах дальнего следования, соседями по больничной койке или по таким вот столикам в кафе.
– Возможно, не слишком любит, – поправила меня Марина, – раз столь безжалостно бросил ее посреди тротуара. Но ведь выходит, что меня он не любит вообще…
– С чего вы взяли?
– Ну… раз изменяет… Вот вам… скажите… муж изменял?
Я взяла из пачки еще одну сигарету, зачем-то помяла ее в пальцах, как когда-то разминал свою папиросу «Беломорканал» мой дед, прикурила и, выдохнув дым, честно ответила:
– Откуда мне знать? Мне кажется, что не изменял, но ведь и вы, судя по всему, до сегодняшнего дня были уверены, что муж вам верен.
– Я… до сегодняшнего дня… почему-то даже не задумывалась над этим… Гоша никогда не давал повода к каким-то сомнениям… Всегда был нежен, предупредителен… и все оказалось враньем…
Марина так резко выбросила в мою сторону руку, что я отпрянула. Показалось, что женщина решила ударить меня, раз уж Гошу не удается, но она всего лишь взяла из моей пачки сигарету. Без спроса, но я восприняла это как само собой разумеющееся. Коль у нас общий интимный разговор, сигареты должны быть общими и подавно. Я подвинула ближе к Марине зажигалку и произнесла:
– Возможно, никакого вранья с его стороны нет. Гоша любит именно вас, а эта блондинка – так… развлечение… Легкий отдых от несколько утомивших пут семейной жизни.
– Эта блондинка – моя лучшая подруга. Златой прозывается, – ответила Марина.
Лицо ее вдруг сделалось жестким, и я подумала, что она совсем не тот человек, которым показалась вначале. Сейчас передо мной сидела вовсе не оскорбленная в лучших чувствах мягкотелая добродетель, а сильная, волевая женщина, собравшаяся мстить.
Я решила никак не реагировать на Маринино сообщение о подруге (пусть расскажет сама, что захочет) и принялась искать в чертах новой знакомой то, что способствовало преображению. Похоже, все дело было в губах. Уголки рта Марины, до сего момента безвольно опущенные, придавали ее лицу вид безответной куклы Пьеро, которую любил бивать палкой Арлекин. Сейчас любой Арлекин обошел бы эту женщину стороной, не возлагая напрасных надежд на свою палку. Марина улыбалась. Две нетронутые помадой полоски ее губ, растянувшись, заставили щеки молодой еще женщины сложиться в старческие складки. Жена муравьиного Дон Кихота казалась сейчас старше мужа на целую жизнь, что, разумеется, шло ему в минус. Придется этому «насекомому существу» принять за свое преступление изысканнейшую кару от наимудрейшей.
Выпустив клуб ментолового дыма изо рта, а потом еще две витые дымные змейки из носа, Марина действительно начала рассказывать дальше без всяких на то просьб с моей стороны:
– Мы со Златкой всю жизнь вместе. В одной песочнице играли. Ходили в один детский сад, учились в одном классе. В институты, правда, поступили разные. Златка – в медицинский, а я в политехнический… Но все равно дружили. Она даже свидетельницей была на нашей свадьбе с Георгием. Восемнадцать лет назад… – Марина так яростно затянулась, что сигарета мгновенно почернела, съежившись в пепел почти до самого фильтра. Потом женщина выдохнула целое облако дыма и вынуждена была даже помахать перед собой рукой, чтобы снова увидеть мое лицо, на несколько секунд скрывшееся от нее за этой нестойкой завесой.
Тут принесли кофе. Марина приняла чашку без всякого удивления, будто заказывала ее сама, тут же отпила хороший глоток и снова помахала рукой уже для того, чтобы как-то остудить обожженный рот. Я по-прежнему молчала.
– Интересно, – произнесла она, продолжая неприятно улыбаться, чем безжалостно смяла в морщины свои щеки, – как давно это у них началось… Впрочем, теперь я поняла: с моей стороны было сущим идиотизмом не замечать, что они симпатизируют друг другу. Гошка всегда охотно слушал мои россказни о Златке, хотя и называл ее глупой курицей, а она… да… теперь я это четко вижу… смотрела на него с каким-то особенно значительным выражением лица. Я думала, что Златка просто уважает Георгия, а выходит, все это время она его… любила… Впрочем, нет! Какая еще любовь! Между ними была просто самая вульгарная связь!
Слово «вульгарная» Марина произнесла с таким отвращением на лице, что ее подруга (конечно, теперь уже бывшая) сразу представилась мне грязной, неопрятной бомжихой с щербатым затхлым ртом и растрескавшимися бородавками на пальцах. И это несмотря на то, что я точно знала: Злата – яркая чувственная блондинка с тонкими запястьями! Вот она, сила слов! Еще я подумала о том, что нет на этом свете ничего более непрочного и эфемерного, чем дружба. Не только женская, как вы, наверно, успели подумать. Мужчины в случае насущной необходимости так же легко предают друзей. Приходилось наблюдать…
Последнее время я довольно легко обхожусь без подруг. Общение с ними отнимает массу времени, которое я могу потратить на свои романы. Во-первых, ими я зарабатываю на жизнь, во-вторых, являясь полной хозяйкой собственного произведения, я расставляю человеческие фигурки в том порядке, какой придет в голову. Никакой, даже самый хитроумный герой на кривой кобыле меня не объедет, а любую проштрафившуюся героиню (подругу) я могу, условно говоря, оставить на съедение волкам в дремучем лесу, сослать на галеры или растворить в серной кислоте. Ни одна из придуманных мною женщин никогда не сможет увести у меня мужа. Хоть этот мужчина меня и достал, но он все же мой собственный, а потому никому не стоит раскатывать на него губы.
Пока Марина прикуривала следующую мою сигарету, я успела подумать о том, что бедняжку ждет сегодня нелегкий вечерок. Муравьиный Георгий, в конце концов, где бы его сейчас ни носило, будет вынужден вернуться домой, и между ними произойдет диалог, который может стоить женщине здоровья. Их разговор здорово украсил бы задуманный мною роман, если б мне, конечно, довелось при этом присутствовать. Впрочем, сию сцену легко смоделировать…
– Между прочим, вы могли бы мне помочь… – проронила вдруг Марина после того, как опять длинной затяжкой превратила в пепел сразу половину сигареты.
– Я?! – Моему удивлению не было предела. Если отчаявшаяся женщина вдруг решила, что я могу выступить посредницей в деле ее переговоров с блудным мужем или бывшей подругой, то она здорово ошибается. Для своего романа я все придумаю самостоятельно.
– Да! Вы! – Марина резко приободрилась, одним махом затушила в пепельнице сигарету и всем телом подалась ко мне. Ее и без того темные глаза сделались почти черными из-за расширившихся зрачков. – Всех моих подруг Георгий знает в лицо, а потому при их участии я не могу провернуть операцию, которая только что пришла мне в голову.
– Но почему вы решили, что… – начала я, но женщина тут же перебила меня вопросом:
– Вы ведь замужем, не так ли?
После того, как я кивнула, Марина решила уточнить:
– И вы не знаете, изменяет вам муж или нет, да?
– До сегодняшнего дня я была убеждена, что не изменяет, но… после случившегося с вами твердой уверенности в его непогрешимости у меня уже нет… – честно ответила я.
– А я теперь думаю, что непогрешимых мужей вообще нет, а потому предлагаю вам сделку!
– Сделку? – удивилась я. До сих пор никто ничего подобного мне не предлагал, а потому я уже заранее на все согласилась. Такого жизненного опыта у меня еще не было, а он, все с той же писательской точки зрения, может стать бесценным.
– Да! Чтобы вы с ходу не отказались, я сначала хочу предложить вознаграждение! Вот! – Марина положила передо мной свою левую руку, на среднем пальце которой сверкал перстень. Я, абсолютно не разбирающаяся в ювелирных изделиях, сразу поняла, что он драгоценный. В полумраке кафе было не очень понятно, какого цвета камни в перстне, но выглядело украшение по-царски.
– Натуральные сапфиры, – пояснила Марина. – Эксклюзивная вещь. Будет ваша, если согласитесь.
Ну, знаете, это уже чересчур! Писатели не продаются за перстни с сапфирами! Это скажет вам любой из них… но… Писателя вполне можно купить за сюжет бестселлера… Да! Сюжет, что уже просился в книгу, был от меня на расстоянии всего лишь длины столика кафе «Осенний блюз», и упускать его – слишком глупо.
– Я не ношу колец, – ответила я, – а потому вы лучше расскажите, что задумали, и, возможно, это заинтересует меня куда больше, нежели ваши эксклюзивные сапфиры.
– Хорошо!
Марина сразу убрала руку, и я поняла, что расставаться с перстнем женщине совсем не хотелось. Поскольку она все же готова была его отдать, стало окончательно ясно, сколь серьезны ее намерения. Хотя… Я не была бы писательницей, если б тут же не продумала такой вариант: я делаю то, что от меня хочет Марина, а она не только не дарит перстень, а, условно говоря, отвозит меня в дремучий лес на съедение волкам, продает на галеры или растворяет в серной кислоте. Так стоит ли соглашаться на ее предложение? Впрочем, решение я приму потом, а пока выслушаю Маринины соображения.
– Хорошо! – еще раз повторила Марина. – Я расскажу… Гоша… ну… мой муж, Георгий, очень любит своего брата Бо…
– Бо? – Я вопросительно вскинула брови.
– Ну да… его так все зовут… На самом деле он Богдан… Бо младше Гошки почти на десять лет. Ему сейчас двадцать восемь. Мой муж очень любит брата. Мне кажется, даже излишне… как-то слишком болезненно, чуть ли не как сына… Помогает во многом, денег всегда подкидывает, все его беды старается руками развести. Разумеется, Бо этим пользуется… как последняя сволочь…
– Вы не любите Бо?
– Особенно любить мне его не за что. – Марина произнесла это вполне спокойно, и я поняла: ненависти к нему она не испытывает, что тут же и подтвердилось. Покрутив в пальцах зажигалку, женщина продолжила: – Но и раздражения он у меня особого не вызывает. Если я назвала его сволочью, так поделом… пользуется он Гошкой совершенно беспардонно… А вообще наличие Бо меня всегда устраивало. У нас с мужем дети… никак не получаются, а Гоша… он никогда не стремился завести их с какой-то другой женщиной. Думаю, потому, что у него есть тот, кого можно любить по-отцовски, – младший брат. И вот этого-то Гошкиного брата я вам и предлагаю!
– В каком смысле? – удивилась я.
– Понимаете, мой муж страшно ревнует брата к женщинам, поскольку они вполне могут заместить Гошку в жизни Бо. Нет, только не подумайте чего-нибудь такого… отвратительного… Никакого инцеста… однополой любви… Все совершенно в другой плоскости… Если Бо женится, то будет меньше нуждаться в обществе брата, реже прислушиваться к его мнению, просить совета…
– А самому-то Бо разве не нужны женщины?
– Нужны, конечно, но… жениться он особенно не стремится… подруг меняет в свое удовольствие. И если Гоша раскритикует очередную пассию брата, Бо оставляет ее без всякого сожаления. А мой муж мастер на едкие замечания, убийственные характеристики. Он способен найти изъян в самой идеальной особе и преподать его под таким саркастическим соусом на тарелочке с голубой каемочкой, что остается только удивляться: и как мы с Бо этого не заметили!
Поскольку Марина замолчала, опять вылущивая из сильно похудевшей пачки сигарету, я спросила:
– А, собственно, что вы от меня хотите?
Очередной раз затянувшись и выпустив дым из обеих ноздрей в стиле Змея Горыныча, она ответила:
– Я хочу познакомить вас с братом мужа!
– Зачем?! – Моему удивлению не было предела. – Я за-му-жем!
– Ну и что?! Я же не призываю вас бросить мужа и выйти замуж за Бо!
– А к чему вы меня призываете?
– Я предлагаю вам просто… развлечься с Бо, влюбить его в себя, чтобы… Гошка оказался в состоянии, очень похожем на мое…
– Но тогда, может быть, лучше вам самой заняться братом мужа? Представьте, как это…
– Нет! – оборвала меня Марина. – У меня не выйдет… Во-первых, с Бо я знакома сто лет, столько же времени, сколько с Гошей, и он для меня… ну не мужчина, что ли… родственник. А во-вторых, и Бо на меня никогда не смотрел заинтересованно. Я жена брата, а это святое…
– Ну… Тогда вы можете просто завести роман с кем-нибудь другим и не скрывать этого от мужа! – предложила я.
Марина горестно вздохнула.
– И это невозможно… Я люблю Георгия… Даже вот сейчас… ненавидя… все же люблю… Не смогу вот так, с ходу, полюбить другого… А если не полюблю, то и страстной быть не сумею. Гошка сразу догадается, что я просто делаю ему назло…
– Раз любите… может, и не стоит мстить… Простите его… и все постепенно наладится…
При этих моих словах Марина опять закаменела. Между бровями резко обозначилась зигзагообразная складка, сразу придавшая лицу пугающее инфернальное выражение. Нет, при всей своей любви к мужу эта женщина его не простит. Она хочет использовать меня в качестве оружия в той войне с ним, которую собирается развязать. Нашла идиотку! Хотя… конечно, интересно в чем-нибудь таком… нетривиальном… поучаствовать… Ради спортивного интереса… Писательского то есть… Потом можно выдать чуть ли не репортаж с места событий. Правда, я никогда в жизни не обольщала мужчин. Писала об этом – да, но исходя только из теоретических умозаключений, не подтвержденных практикой. Похоже, брезжит возможность проверить теоретические выкладки жизнью. Да, но как же муж? А что муж? Муж, как известно, объелся груш! Где гарантия, что он мне не изменяет, как Маринин Муравей Ламанчский? Кроме того, я вовсе не собираюсь наставлять своему мужчине рога! Я просто поиграю с Бо! Буду приближаться, ускользая, чтобы он совершенно охренел! Ага! Так он и охренеет от тетки под сорок! Ему ж двадцать восемь… Ну и что? Нынешние тетки под сорок – не хуже давешних двадцатипятилетних! Да если мне постричься…
– Не наладится, – угрюмо буркнула Марина, и мне сделалось неловко. У человека драма, а я все о своем, писательском… С другой стороны, эта женщина не собирается лить слезы и посыпаться пеплом. Она намерена отомстить. И если в своей помощи откажу я, она найдет другого человека или другой способ, о котором я уже никогда не узнаю. А если не узнаю, то и не напишу… Конечно, можно нафантазировать, но это не пойдет ни в какое сравнение с информацией, так сказать, из первых рук.
– Честно говоря, я не хочу, чтобы наладилось, – продолжила Марина. – Я никогда больше не смогу жить с человеком, который спал с другой женщиной.
– Понимаете, для мужчин, как мне кажется, процесс… соития… не имеет такого сакрального значения, как для женщин… – Я все же попыталась примирить Марину с судьбой. – Они могут сильно любить одну, а спать с десятком других… и одновременно… Сами они это называют полигамией и очень гордятся ею.
– А вот за это… за свою полигамию… они все и получат… в лице Георгия!
– То есть вы думаете, что если Бо сильно увлечется, к примеру, мной, то это прямо-таки размажет в слизь вашего мужа?
– Просто я не знаю у него других слабых мест.
– Возможно, ваша идея в своем роде и хороша, но я не подойду в качестве исполнителя, – попыталась подытожить я уже с большой долей сожаления. – Я не смогу выйти замуж за Бо даже фиктивно, а без этого, думаю, месть окажется неполноценной и потому не произведет на Георгия желаемого впечатления.
– Замуж на самом деле вам выходить не придется, а фиктивное свидетельство о браке сейчас достать – раз плюнуть. Не сложнее, чем диплом о высшем образовании или водительские права.
– Но надо же, чтобы Бо согласился предъявить вашему Гоше фиктивное свидетельство! А зачем ему это?
– Да он не узнает, что мы женим его фиктивно…
Поскольку я не смогла удивиться громогласно, ибо всякие слова застряли у меня в горле, Марина тут же дала разъяснения:
– Моя одноклассница работает в ЗАГСе. Думаю, я договорюсь с ней за определенное вознаграждение. Все, разумеется, только за мой счет!
Я с минуту помолчала, обдумывая ситуацию, и поинтересовалась:
– А что скажет Бо, если на самом деле влюбится и даже сходит со мной под венец, а потом узнает, что венец фальшивый?
– Он будет наказан за всех тех женщин, которых бросил в угоду Георгию! – с сатанинской улыбкой отозвалась сидящая напротив меня женщина.
– Наш ответ Чемберлену? – усмехнулась я.
– Ну… что-то вроде этого, – согласилась Марина, а я с большим сомнением спросила:
– И вы уверены, что Бо в меня влюбится?
Марина с таким пристрастием принялась меня разглядывать, что я, засмущавшись, совершенно утопила подбородок в высоком вороте темно-красного свитера и даже пожалела, что на мне нет капюшона с крашеным песцом, в котором можно было бы скрыть голову полностью. Да разве такие убогие тетки в красных свитерах крупной вязки в состоянии покорить сердце двадцативосьмилетнего Бо? Никогда! Их удел – высасывать любовные истории из пальца, сидючи дома в гнезде из подушек и одеяла. Я уже хотела озвучить эти свои мысли, но Марина поспела с выводами раньше меня:
– Во-первых, вам надо постричься. Во-вторых, переодеться. В-третьих, сделать маникюр.
Я тут же скрючила свои лапки с кургузыми ногтями и патетически воскликнула:
– На накладные ногти не согласна категорически! Не ногти делают женщину женщиной!
– Одобряю ваше заявление! – согласилась со мной Марина. – Женщину женщиной делают юбки и платья! Бо обожает короткие юбки! Вы можете позволить себе мини?
Мне показалось, что женщине очень хочется заглянуть под стол, чтобы осмотреть мои ноги, но то ли она посчитала это дурным тоном, то ли сообразила, что раз я в таком толстом свитере, то, скорее всего, в брюках, под которыми ничего толком не разглядишь, и под стол не полезла. Еще мне очень понравилось, что она не спросила, сколько мне лет. Впрочем, зачем спрашивать… Нам с ней детей Бо не крестить!
– Я все могу себе позволить, – в конце концов отозвалась я. – Только уверенности в том, что Бо на меня поведется, нет никакой. Кроме того, вы утверждаете, что ваш муж горазд на определенного рода характеристики. Испытывать на себе его остроумие мне что-то не очень хочется… Да и нет желания смотреть, как Бо с Георгием парой потешаются над моим уничижением.
– Вы не поняли! – Марина тут же смешно замахала перед собой обеими руками, как при плавании по-собачьи. – Гошка хорошо воспитан. Джентльмен… в этом смысле… Он ни за что не будет ставить вас в неловкое положение. Богдану о своем впечатлении он обычно говорит потом, тет-а-тет. Ну… и мне тоже… после… Раньше так было… Сейчас я его вовсе не собираюсь слушать…
Я уже совсем было решилась отказаться от этой безумной затеи, когда Марина, словно почувствовав мое состояние, потянулась через стол, схватила меня за руку и горячо заговорила:
– Ну пожалуйста! Соглашайтесь! Умоляю! Неужели вас никогда в жизни мужчины не оскорбляли так, чтобы захотелось отомстить им сразу всем в лице одного типичного представителя?! Мой муж… он же заслуживает… вы не можете этого отрицать… А я со своей стороны для вас сделаю… все… что захотите… Не интересны мои сапфиры, придумаем что-нибудь другое… Я понимаю, что в этом мире за все надо платить! Я заплачу! Чем хотите! Как хотите! Как скажете, в общем…
Я высвободила свою руку из горячих Марининых ладоней и крепко задумалась. Пожалуй, если посмотреть на ее авантюрный проект в таком контексте, он довольно заманчив. Хочу ли я отомстить кому-нибудь из мужчин? Да! Кому? Во-первых, одному товарищу, который в свое время отказался от меня! После этого я долго не хотела жить… Ему, бросившему меня, было в то время только шестнадцать лет, но… Сами знаете: единожды предавший… единожды солгавший… на этом не остановится, а потому ему стоит наконец расплатиться сразу по всем счетам! Жаль, правда, что в лице Бо… Но что ж делать, если по-другому нельзя…
А еще я хочу отомстить своему мужу, который считает меня безмозглой кропательницей бульварных романов. Да! Он не читал ни одной моей книжки, потому что это, видите ли, не его профиль, потому что у него в мозгу «извилин несколько поболее, чем у поклонников такой литературы»! Он, если хотите знать, вообще стыдится того, что его жена пишет романы «для узколобых домохозяек с половниками», и очень рад, что я делаю это под псевдонимом, то есть его фамилию не позорю! Да! Вот так! Пожалуй, есть смысл принять Маринино предложение. При этом жена муравьиного Дон Кихота будет решать свои задачи, а я свои. И граждане, которые с большим количеством извилин, еще пожалеют, что посмели не принимать нас с Мариной всерьез! Мы с ней срежиссируем такую драму, что мало не покажется! А Ряба вообще подавится своим тиражом! Вы думаете, что не знаете Рябу? Знаете! Ее знает вся страна! Абсолютно все население, вышедшее из младенческого возраста! Даже те, кто и хотел бы не знать, как, например, мой интеллектуальный муж, тем не менее без запинки произнесут ее имя и фамилию: Ольга Рябышева. Ага! Вы ее тоже, конечно, знаете, даже если вдруг ее нетленку никогда не читали! Псевдоним ей выдали, видимо, тоже в те времена, когда издатели полагали, что прибыль им смогут принести только тетки с русскими фамилиями. С Рябышевой они не прогадали. Она приносит! Анастасия Кузнецова (то есть я) тоже приносила бы, если б ее (то есть моя) физиономия украшала бы даже тарелочки для денег в супермаркетах, как Ольгина. Я тоже могла бы рекламировать стиральный порошок, вести свою колонку в глянцевом журнале «Для милых дам» и восседать в жюри телевизионного шоу «Горячий лед». Только никто меня никуда не приглашает! А я бы там хорошо смотрелась! Даже на накладные ногти для такого дела можно было согласиться! Все остальное у меня в полном порядке! Да! Меня всего-то и надо: постричь, переодеть и как следует накрасить!
– Хорошо! Согласна! – выдала я Марине, похоже, тогда, когда она уже совсем отчаялась услышать от меня положительный ответ. Еще бы! Она ж не знала, что у меня в ее деле появился шкурный интерес. Эта женщина не могла и подумать, что я в ответ на ее предложение страстно возжелаю не столько отомстить собственному мужу и всем тем, кто считает меня пишущей желтый примитив на потребу толпы, сколько перекроить по своему хотению ту действительность, хозяевами которой они себя ощущают. Говорят ведь – слово материально. Просто слово. Проверим, до какой же степени материальна изощренная писательская мысль, насколько способна она пронзить чужое сознание, внедриться в него, расщепить, расплющить и вывернуть наизнанку. А потом я напишу об этом роман! Настоящий бестселлер!
