Светлана Анатольевна Сугарова
Солнце
– Но почему его нет сейчас, дедушка Рит? – взволнованно спросила Эрана.
– Я не знаю, детка, – вздохнул тот. – Да это уже и неважно, ведь солнца нет много-много десятков лет, и никто не помнит его и не знает о нем.
– Но знаю я! – воскликнула девочка. – И помните вы!
Лицо старика сделалось испуганным.
– Лучше никогда, слышишь, никогда не говорить об этом вслух, дитя!
– Но почему? – почти крикнула та.
Рит понизил голос, словно их могли подслушать сами стены.
– Говорят, что на стариков, таких, как я, что еще не умерли сами, охотятся какие-то люди. Говорят, что это приказ властей: извести, уничтожить всех, кто еще может помнить прежние времена.
Эрана содрогнулась.
– Но зачем это?
– Если бы я знал, – вздохнул Рит. – Когда меня покинула Лирана, я даже хотел, чтобы и меня забрали, но никто не пришел ко мне. А сейчас у меня появилась ты, малышка, и я боюсь, смертельно боюсь потерять тебя. Наверное, мне лучше было бы давным-давно забыть о солнце, а тебе лучше было бы никогда не слышать о нем и о том, как было раньше. Его уже никогда не вернуть, а мы лишь понапрасну мучаем себя миражами. Тем более я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось. Лучше забыть о нем и никогда, никогда не вспоминать, – совсем тихо закончил он, и глаза его вдруг увлажнились.
– Но я жила этими рассказами, дедушка, – она сияла каким-то очарованным светом. Наверное, также сияла и ее мать, когда она говорила о солнце. – Я представляла себе другой мир, полный света, радости, красок. Я рисовала в воображении этот сказочный, яркий шар с горячими лучами, который делал все вокруг совсем другим, и порой даже видела его во сне. Он такой нереальный, такой ослепительный, такой неповторимый! Теперь я понимаю, почему этот сумрачный мир кажется таким невыносимым, почему умирают те, кто видел солнце, почему ушла моя мама, почему вы, дедушка Рит, всегда печальны. Тоска по солнцу, по прежнему светлому миру сожгла их и точит вас. Ведь это так?
Рит ласково погладил длинноволосую головку. Ответил не сразу, погрузившись в свои мысли.
– Да, Эрана, это так. Мы слишком любили солнце, этот светоч, дарящий тепло и красоту, и эта любовь сгубила нас. Сумрак сдавил так сильно, что стало нечем дышать. И именно поэтому я боюсь за тебя, малышка. Боюсь, что и тебя он сдавит столь же сильно и погубит. Забудь про те рассказы, Эрана, они все равно несбыточны. Тебе не стоит губить свою жизнь из-за того, чего не вернуть. Послушай старика, дочка. Обещай, что больше не скажешь ни слова о нем.
Эрана ласково улыбнулась и совсем по-детски признательно обняла его за талию, прижавшись щекой к животу старика, сказала:
– Я люблю вас, и я люблю солнце. И вы, и оно помогаете мне жить дальше. Но вы здесь, рядом, вы настоящий, и вас я люблю больше, поэтому, обещаю, что буду жить, несмотря ни на что ради вас, дедушка Рит.
3
После этого их разговора прошло немало дней, но Рит все никак не мог забыть его. Не давало покоя беспокойство за Эрану. Но девочка росла, улыбалась, заботилась о нем, как и прежде и разговоров о солнце больше не заводила. Вот только Рит нет-нет да замечал ненароком, как Эрана порой тоскливо и безнадежно смотрит в унылые мрачные небеса, тихонько вздыхая, а в глазах дрожат скрытые слезы. В такие мгновения сердце старика надрывалось, и беспокойство бушевало с удвоенной силой. Но вскоре девочка вновь была спокойна и сдержана, и Рит успокаивался. Правда ненадолго, потому что Эрана все чаще тайком плакала по ночам, ее то и дело охватывала печаль и рассеянность, и она уходила куда-нибудь, чтобы он не видел ее состояния. Вернувшись, девочка щебетала и улыбалась, но Рит себе места не находил. Он так привык к девочке, что от его чуткого взгляда не могли укрыться даже малейшие изменения ее настроения. Он видел, что Эрана медленно, незаметно для чужого взора угасала, чахла и не на шутку перепугался. Не раз пытался поговорить с ней, но девочка каждый раз уклонялась от серьезного разговора или все переводила в шутку.
Но день ото дня печаль ее становилась глубже, скрывать грусть и тоску было все труднее, и Рит понимал, что теряет девочку. Сумрак заполнял, давил ее нежную неокрепшую душу, как давил души тех, кто жил в прежние времена и которых уже давно не было на свете. Тот же сумрак съедал и его, но он был стар, и ему уже нечего было желать, не к чему было стремиться, кроме скромной могилки на одиноком кладбище. Его стариковская печаль и тоска были понятны: слишком ярки воспоминания о прошлом, но Рит не мог смириться с тем, что Эрана, никогда не видевшая красок, цветов, голубого неба, мучается и засыхает. Она была ребенком этого мрачного неуютного скудного мира, но это был ее мир.
Сотни таких же детей живут на этой земле, воспринимая окружающую действительность как данность, как неотъемлемую часть мироздания, и их не тревожит отсутствие света, деревьев, травы, солнца, ведь они не знают, что это такое. И эти дети счастливы, как любые другие дети, они беззаботны и веселы, потому что это их мир, они родились в нем, и они никогда не видели ничего другого.
Эрана должна была быть одной из этих детей ночи, играть, безобразничать и шалить, как они, а не жить на отшибе, как изгой, со стариком, существование которого идет вразрез с нынешним обществом, со стариком, которого вообще не должно быть на свете. Но ей выпал другой тяжелый удел, удел стариков. И сейчас Рит горько жалел о том, что однажды девочка услышала рассказы матери о былом. Она не должна была знать ни о ясных, безоблачных днях, ни о солнечном свете. Она не должна была смущать свой разум несбыточным и давно ушедшими образами. Но Эрана узнала о солнце, и теперь гнетущий мрак казался ей нестерпимым и жалким. Девочка страдала и задыхалась, а Рит не знал, что делать.
Дни стали тянуться тягуче медленно, как было раньше, вновь навалилась непосильным грузом вся тяжесть жизни, и мгла, что с появлением девочки побледнела и как-то съежилась, вдруг обрушилась на его согбенные плечи всей своей силой. Загоревшиеся было новым огнем его глаза, погасли, мучительные думы и переживания состарили его намного быстрее и безжалостнее, чем время, но старик не замечал этого. Все его помыслы сосредоточились на Эране, он думал, как же помочь ей.
Безумное решение пришло внезапно, когда однажды девочка перед сном вдруг спросила его.
– Дедушка Рит, ведь может быть такое, что когда-нибудь солнце вновь вернется к нам?
– Конечно, может, милая, – отозвался старик печально. – Поэтому не стоит отчаиваться, надо верить и желаемое обязательно сбудется.
Эрана тихо, почти шепотом сказала:
– Я слышала, как говорили, что в далеких-далеких землях творятся настоящие чудеса.
Сердце Рита забилось быстро-быстро в каком-то тоскливом предчувствии.
– Какие же это чудеса, детка?
Глаза ребенка засияли каким-то мечтательным, почти потусторонним светом, когда она заговорила:
– Говорят, что в этих забытых невиданных землях небо становится светлым-светлым и высоким-высоким, а над горизонтом поднимается нечто ослепительно-яркое, горячее, поразительное все выше, выше, и вокруг становится так ясно, так чисто, так огромно, что человек похож на маленькую песчинку. Я знаю, дедушка Рит, это солнце! – по ее бледным щекам вдруг побежали слезы. – Это оно, оно!
Рит робко обнял ее за хрупкие плечики, словно хотел удержать возле себя во что бы то ни стало, проговорил:
– Перестань, Эрана, ты же взрослая девочка и тебе не пристало плакать, как новорожденное дитя.
Да, Рит и сам несколько раз слышал эти размытые, полудикие, чудовищно раздутые, необычайно далекие от истины, слухи, когда тайком пробирался в поселение в надежде найти хоть какую-то провизию. Там у него было несколько знакомых, которым он мог доверять, и которые жалели старика – отшельника, не сдавая его властям. От них-то он и услышал эти странные, весьма неправдоподобные слухи о дальних- дальних, давным-давно позабытых землях, в которых есть солнце. Настоящее обжигающее солнце, голубое небо, высокие деревья и зеленая трава. Поначалу Рит лишь посмеивался, слушая этот бред, который пересказывался как вымышленная развлекательная байка, чтобы скоротать вечерок. Потом задумался. Потом поверил. Но порой ему отчаянно хотелось ничего этого не знать, ведь жить, зная, что где-то есть солнце и цветы и не в силах прикоснуться к ним, было просто нестерпимо. Но он прятал свою тоску, как мог, смертельно боясь, что эти слухи дойдут и до его Эраны. И вот они настигли ее, как он и боялся.
Рит понял, что впадает в панику.
– Скажите только одно, дедушка Рит, – проговорила девочка, уткнувшись ему в плечо мокрой щекой, – те края, где светлое-светлое небо действительно существуют?
Старик понял, что отступать уже поздно: Эрана поверила. Тяжело ответил:
– Даже если они и существуют, то так невообразимо далеко, что туда не доберется ни один смертный человек. Путь туда закрыт для всех.
– Почему? – горестно воскликнула девочка. – Почему, ведь там солнце?
– Потому что мы так долго живем без солнца и света, что перестали понимать смысл этих слов! – не выдержав, быстро и горячо заговорил старик. – По солнцу и свету тоскуем только мы, да еще пара таких же горемычных стариков, как и я, до которых еще не добрались, чтобы заставить их умолкнуть навсегда! Почему, по-твоему, им не оставить этих бедолаг в покое доживать свой век, почему на них охотятся, как на каких-то преступников? Да потому что своими рассказами о былой жизни, своими воспоминаниями о солнце, красках, свободе они смущают людей, они сеют в них ненужные сомнения, рассуждения, мечты, любопытство, которые вовсе не нужны в этом скучном, монотонном, но предсказуемом и управляемом мире. И даже если действительно есть такие края, где светит солнце и по синему небу гуляют белые облака, туда не попадет никто из этого сумрачного мира.
– Почему, дедушка Рит? – в глазах Эраны стояло непонимание и удивление.
– Потому что о солнце уже никто не помнит, – горько усмехнулся тот, – кто-то очень постарался, чтобы даже воспоминания о нем стерлись навеки. Не знаю, кому это надо и для чего, но я знаю лишь одно: солнце уже не нужно в этом мире, и никто не печалится, что его нет.
– Мы печалимся, дедушка Рит. Оно нам нужно.
– Только нам, Эрана, только нам. – Сокрушенно покачал головой старик и погладил девочку по голове, утешая. – Солнце всегда с нами в наших воспоминаниях, нашей памяти и в нашем сердце.
