Светлана Анатольевна Касаткина
Признание обвиняемого. Монография

Все вышеперечисленные положения, свойственные советскому уголовному судопроизводству, были характерны для уголовного процесса розыскного типа. Форма уголовного судопроизводства России после принятия УПК РФ 2001 г. претерпела существенные изменения, направленные на ограничение действия розыскных начал и расширение действия принципа состязательности. Законодатель отказался от формулировки в качестве задач уголовного судопроизводства «быстрое и полное раскрытие преступлений», а в качестве цели – достижение объективной истины по каждому уголовному делу, сформулировав назначение уголовного процесса с позиций приоритета охраны прав личности.

Согласно ст. 6 УПК РФ уголовное судопроизводство имеет своим назначением защиту прав и законных интересов лиц и организаций, потерпевших от преступления, а также защиту личности от незаконного и необоснованного обвинения, осуждения, ограничения ее прав и свобод. Многими авторитетными процессуалистами, поддержавшими изменения законодательной формулировки целей (назначения) уголовного судопроизводства, отмечается его социальная направленность, лишающая «нормативной почвы тезис о борьбе с преступностью как цели процессуальной регламентации функционирования уголовной юстиции»⁴⁵, позволяющая сформулировать в рамках процессуальной формы соответствующие правила правоприменительной деятельности⁴⁶. Другие авторы, указывая скорее на идеологическую функцию законодательной регламентации назначения уголовного судопроизводства по УПК РФ, продолжают отстаивать мнение о том, что «уголовный процесс был, есть и будет в первую очередь узаконенным способом (средством) борьбы с преступностью и осуществления правосудия по уголовным делам»⁴⁷.

Потребность в обеспечении правопорядка (публичный интерес), если мы признаем каждого человека самостоятельной ценностью, подлежащей защите со стороны государства, не может не наполняться социальным содержанием. Совершение преступления порождает конфликт между обществом (государством), установившим определенные социальные стандарты поведения, закрепленные в законе, и лицом, их нарушившим, и требует его разрешения специально уполномоченным органом по установленным правилам. Суд, разрешая уголовное дело (осуществляя правосудие), не обременен задачами поиска и изобличения лиц, виновных в совершении преступления, он призван независимо и беспристрастно на основе состязательности и гласности разрешить социально-правовой конфликт, восстановив нарушенные права и интересы лиц, пострадавших от преступления, и исключив привлечение к уголовной ответственности невиновных⁴⁸. Социальное назначение уголовного судопроизводства, обусловленное потребностью упорядочения отношений по разрешению конфликта, вызванного совершенным преступлением, исключает возможность рассматривать уголовный процесс в качестве формы борьбы с преступностью⁴⁹. Уголовный процесс в равной мере есть гарантия защиты общества от преступности и одновременно гарантия от незаконного привлечения гражданина к уголовной ответственности, осуждения и незаслуженного наказания.

Признание личности наивысшей ценностью, стоящей в центре уголовно-процессуальной системы, защищаемой, а не изобличаемой этой системой, позволило В. Лившицу и Л. Прошкину сформулировать утверждение, с которым нельзя не согласится: «С точки зрения процессуального гуманизма вся уголовно-процессуальная система ориентирована не на подозреваемого, а на остальных членов общества, поскольку является гарантом того, что в случае вовлечения в уголовный процесс они не потеряют свой статус личности, будут иметь право на справедливое и гуманное к себе отношение»⁵⁰. В этой связи основное назначение уголовного судопроизводства заключается не столько в том, чтобы изобличить виновного, сколько в том, чтобы оградить невиновного от несправедливого обвинения, что соответствует отношению к уголовному процессу не как к средству борьбы, а как к средству защиты, как к правовому, а не политическому институту.

Не всеми процессуалистами изменение направленности (социальной направленности) уголовного судопроизводства встречено позитивно. В защищенных в последние годы диссертационных работах можно встретить высказывания о том, что уголовно-процессуальная доктрина приобрела искаженный смысл «в силу чрезмерной направленности правового потенциала УПК на защиту не потерпевшего от преступления, а обвиняемого (подсудимого) от воображаемого произвола властей», появилась пагубная «(увы, не для преступников)» тенденция преувеличения гуманистической миссии уголовного процесса⁵¹. Другой автор указывает, что положенные в основу судебно-правовой реформы акценты либерально-демократического толка приводят к «деградации» уголовно-процессуальных институтов, нацеленных на быстроту судопроизводства. По его мнению, «действующие законодательные подсистемы, представляющие собой остов государственно-правовой политики борьбы с преступностью, страдают чрезмерной заформализованностью; они загромождены избыточными правовыми конструкциями, институтами, отдельными статьями», создающими дополнительные преграды органам уголовной юстиции на пути их следования к судебной истине⁵².

Подобные рассуждения об упрощении уголовно-процессуальной формы в угоду задачам скорейшего раскрытия преступлений возвращают нас в то недалекое прошлое борьбы с «классовыми» врагами, когда ради достижения великих целей построения социалистического государства «скорый суд» (отождествляемый с «расправой»⁵³) не должен был терпеть никаких стеснений. В одной из совместных директив председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского и члена-докладчика Кассационного трибунала Н. В. Крыленко указывалось, что коренным отличием трибунала должна быть «необычайная быстрота, во-первых, и необычайная суровость, во-вторых, где подсудимый имеет минимум прав и где его интересы сознательно приносятся законом в жертву интересам целого»⁵⁴. По мнению А. Я. Вышинского, допущение адвокатов на предварительное следствие было «нецелесообразно и вредно», поскольку оно «могло бы создать значительные затруднения в работе следственных органов»⁵⁵. К чему это привело, нам хорошо известно. Представляется, что в современных условиях построения правового государства личность обвиняемого в уголовном процессе не может быть принесена в жертву государственно-политическим интересам искоренения преступности.

Исходя из закрепленного УПК РФ назначения уголовного судопроизводства, нельзя не отметить отсутствие в законе упоминания об истине как цели уголовно-процессуального доказывания. В новом законе не нашли отражения нормы ст. 71, 243 УПК РСФСР о том, что судья, осуществляя руководство судебным заседанием, должен принимать все предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом меры к всестороннему, полному и объективному исследованию обстоятельств дела и установлению истины. На наш взгляд, такой подход законодателя не простая случайность или недостаток, а совершенно закономерное следствие той уголовно-процессуальной формы, в соответствии с которой выстраивается российский уголовный процесс.

Вопрос о возможности, а главное, необходимости достижения истины в уголовном процессе в разрезе проблемы признательных показаний обвиняемого заслуживает отдельного рассмотрения, тем более что в настоящее время в связи с произошедшими изменениями уголовно-процессуального законодательства в юридической литературе не утихают дискуссии на эту тему. При этом ряд авторов, несмотря на фактическое отсутствие в законе терминов «истина», «установление истины», продолжают настаивать на признании истины целью уголовно-процессуального доказывания. Так, Т. З. Зинатуллин считает, что выполнение предназначения уголовного процесса возможно лишь при условии установления по каждому расследуемому и рассматриваемому делу объективной истины. Отмечая при этом, что «обязанность в каждом конкретном случае устанавливать истину есть не только служебный, правовой долг, но и долг нравственный»⁵⁶. В. И. Зажицкий, требуя предусмотреть в ст. 85 УПК РФ достижение истины в качестве цели доказывания, указывает, что «государство, претендующее на роль правового, не должно «зашвыривать» истину по уголовным делам на недосягаемое расстояние»⁵⁷.

Под истиной в уголовном процессе понимается полное и точное соответствие объективной действительности выводов следствия и суда об обстоятельствах расследуемого и разрешаемого дела, о виновности или невиновности привлеченных к уголовной ответственности лиц⁵⁸. В советский период в теории уголовного процесса на основе положений диалектического материализма обосновывалась и отстаивалась точка зрения о практической возможности достижения абсолютной истины по каждому уголовному делу. Ориентируя правоохранительные органы и суд на доступность познания абсолютной истины применительно к подлежащим установлению по делу обстоятельствам, М. С. Строгович писал: «Если истина по уголовному делу не найдена, если преступление не раскрыто и преступник не изобличен. значит, следствие и суд не справились со своей задачей, допустили серьезное нарушение законности»⁵⁹. Выказывания другого видного ученого того времени проф. М. А. Чельцова о недостижимости в делах судебных абсолютной безусловной достоверности⁶⁰ подвергались жесткой критике, которая была вполне закономерной реакцией на уголовное судопроизводство периода сталинских репрессий, когда выносимые в угоду государственно-политическим интересам приговоры не соответствовали не только фактическим обстоятельствам дела, но и основывались на заведомо порочных доказательствах.

Совершенно очевидно, что в идеале выносимый по делу приговор, содержащий выводы обо всех подлежащих установлению по уголовному делу обстоятельствах, должен соответствовать фактическим обстоятельствам дела, тому, что имело место в действительности (т. е. отражать объективную истину). Вместе с тем еще дореволюционные процессуалисты обращали внимание на невозможность полного познания истины судом. Так, В. Д. Спасович отмечал, что «из несовершенства нашего наблюдательного снаряда, из недостаточности наших органов познавательных следует, что эта достоверность, которой человек добивается изо всех своих сил, не может быть безусловная, а только относительная»⁶¹.

В. А. Случевский писал: «О полной несомненности не может быть и речи в области судебного исследования, и в делах судебных судья вынужден, по несовершенству средств человеческого правосудия, удовлетворяться по необходимости более или менее высокой степенью вероятности»⁶².

Познание происходившего в прошлом события преступления осуществляется при помощи средств, признаваемых законодателем доказательствами, и с использованием тех способов и процедуры доказывания, которые задаются уголовно-процессуальной формой. Судья, непосредственно присутствовавший при совершении преступления, а потому как никто другой могущий принять решение, соответствующее наблюдаемым обстоятельствам (т. е. соответствующее объективной истине), тем не менее, по правилам УПК РФ подлежит отводу как лицо, чья объективность и беспристрастность не гарантируются. Сведения о причастности к совершению преступления, полученные в момент фактического задержания лица, до составления соответствующего протокола задержания и до возбуждения уголовного дела, отраженные в соответствующих объяснениях, протоколах опроса, не относятся к числу доказательств, на основании которых могут быть установлены обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу. Соблюдение установленной процедуры является той платой, которой компенсируется возможное несоответствие выводов по делу обстоятельствам объективной действительности.

В состязательном уголовном судопроизводстве деятельность сторон по доказыванию обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, определяется их процессуальной функцией. Сторона обвинения обязана представить доказательства, подтверждающие выдвинутое против лица обвинение, используя при этом все предусмотренные законом средства. Обвиняемый (сторона защиты) не обязан доказывать свою невиновность, при этом обвиняемого вполне может удовлетворять ситуация, когда выводы следствия не соответствуют фактическим обстоятельствам дела. Суд, исследуя представленные сторонами доказательства, оценивая их по внутреннему убеждению, должен разрешить дело по существу и вынести законный, обоснованный и справедливый приговор.

Цели уголовно-процессуального доказывания сформулированы в ст. 85 УПК РФ как установление обстоятельств, подлежащих доказыванию при производстве по уголовному делу. Обстоятельства, входящие в предмет доказывания, устанавливаются достаточной совокупностью доказательств, которые в соответствии с ч. 1 ст. 74 УПК РФ являются средствами достижения цели доказывания. Процесс уголовно-процессуального доказывания, а с ним и весь механизм формирования истины по делу, целенаправлен на достижение системы доказанности (недоказанности) предмета доказывания⁶³. С. А. Пашин отмечает, что «с помощью доказательств не устанавливается истина, а обосновываются определенные выводы; поиск истины – это работа тех, кто отвечает за результат. В отличие от всех прочих судья отвечает не за результат в том смысле, что он должен сказать – «да виновен», если это доказано, или «нет, не виновен», если это не доказано, и больше ничего»⁶⁴. Таким образом, истинность судебного решения в состязательном процессе формируется в форме достоверной доказанности обстоятельств, подлежащих установлению по уголовному делу, под которой понимается «несомненность в наличии надлежащей совокупности средств доказывания (доказательств по делу) и надлежащей правовой процедуры доказательственной деятельности сторон (собирание, проверка, оценка доказательств)»⁶⁵.

Достижение истины в качестве цели уголовно-процессуальной деятельности предполагает смешение процессуальных функций, требует от суда активности в сборе и получении доказательств, возлагает на суд обвинительные полномочия, что является характеристиками розыскного судопроизводства. Действительно, в случае неполноты проведенного предварительного расследования суд, исходя из задачи установления истины по делу, вынужден либо возвращать уголовное дело на доследование, либо самостоятельно осуществлять поиск доказательств по делу. И то и другое влечет за собой нарушение интересов лица, в отношении которого государством осуществляется уголовное преследование. В первом случае – это затягивание расследования, неоправданное увеличение сроков применения к обвиняемому мер пресечения, в том числе и содержания под стражей, что нарушает право обвиняемого предстать перед судом «без неоправданной задержки», как того требует Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод; во втором – утрата судом беспристрастности.

Авторы, критикующие ликвидацию института возвращения дела на дополнительное расследование, следующим образом аргументируют свою позицию: «Общеизвестно, что качество расследования уголовных дел остается низким, а упразднение возможности исправлять недостатки предварительного расследования вряд ли будет способствовать установлению истины по делу»⁶⁶. Такие доводы если и отвечают задаче достижения истины по делу, то не вполне объясняют правовые основания, по которым органам расследования (стороне обвинения) в ущерб интересам обвиняемого (стороны защиты) предоставляются в лице суда дополнительные возможности для доказывания обвинения. В соответствии с конституционными положениями основу уголовного судопроизводства составляют правила о разделении уголовно-процессуальных функций и презумпции невиновности, требующей вынесения оправдательного приговора в случае недоказанной виновности. В этой связи предъявление суду требования любой ценой достигать объективную истину по делу не вписывается в выбранную законодателем уголовно-процессуальную форму.

Требование установить истину по каждому делу было присуще инквизиционному уголовному процессу, который «предоставлял возможность использовать для этого любые средства, в том числе и те, которые несовместимы с защитой жизни, здоровья, чести и достоинства человека»⁶⁷, исходил из достаточности признания обвиняемого («царицы доказательств») для постановления приговора. В юридической литературе на этот счет отмечается, что «стремление к истине в рамках уголовного процесса не всегда обеспечивало действительное ее достижение и часто оборачивалось злом как для отдельных людей, так и для общества в целом»⁶⁸. С указанным высказыванием трудно не согласиться, поскольку нормативное требование достижения истины по каждому уголовному делу в правоприменительной деятельности приводит к встречающимся на практике случаям применения к обвиняемым незаконных методов ведения расследования, «выбивания» показаний, фальсификации доказательств⁶⁹.

Связь между нацеленностью уголовного судопроизводства на достижение объективной истины и практическим стремлением конкретных правоприменителей к получению признания обвиняемого совершенно очевидна. Показания обвиняемого, в которых он признает свою вину в совершении инкриминируемого ему преступления, представляются наиболее весомым доводом в пользу того, что уголовное дело раскрыто, виновный изобличен и истина установлена (иначе зачем лицу, действительно непричастному к совершению преступления, заявлять о своей виновности, подчиняя себя тем самым обязанности подвергнуться определенным лишениям, ограничениям, связанным с уголовным наказанием). Если уж в условиях добровольности признания обвиняемого достижение истины не гарантируется (может иметь место заведомый самооговор), достоверность установления обстоятельств, соответствующих объективной действительности, когда признание было вынужденным, тем более находится под угрозой. Собственноручные признания обвиняемого, записанные под диктовку следователя (дознавателя) с учетом сведений, полученных из других собранных по делу доказательств, иногда после длительных изнуряющих допросов, в отсутствии защитника (но в присутствии понятых, протоколы допроса которых в последующем используются в качестве самостоятельных доказательств виновности обвиняемого), с применением физического насилия, создают только видимость достижения объективной истины, так как отражают и соответствуют исключительно версии обвинения. Только в условиях приоритета прав личности, признания их самостоятельной ценностью, защищаемой в том числе уголовно-процессуальными средствами, стремление государственных органов и должностных лиц, ответственных за полное, всестороннее и объективное установление всех обстоятельств по делу, будет направлено на получение всей необходимой совокупности доказательств по делу, а признание обвиняемого может занять место доказательства, действительно не имеющего особого приоритетного значения по сравнению с другими доказательствами⁷⁰.

В состязательно организованном уголовном процессе суд, не выступая ни на стороне обвинения, ни на стороне защиты, исследует представленные сторонами, наделенными равными процессуальными правами, доказательства с тем, чтобы вынести законный, обоснованный и справедливый приговор, т. е. устанавливает истину юридическую (процессуальную, судебную)⁷¹. Юридическая истина понимается как соответствие выводов дознавателя, следователя, прокурора и суда об обстоятельствах совершенного преступления собранным по уголовному делу доказательствам при условии, что ими использованы все доступные и надежные на определенном этапе развития человеческого разума средства и методы познания при сложившихся критериях истинности результата⁷². Действуя в рамках установленной законом процедуры, правоприменитель ограничен в своих возможностях по отысканию истины процессуальными гарантиями, исключающими вседозволенность методов познания обстоятельств совершенного преступления.

К таким ограничениям прежде всего относятся правила о допустимости доказательств, исключающие возможность использования в уголовном процессе доказательств, полученных с нарушением закона (ст. 50 Конституции РФ). Сведения, хотя и отражающие объективную действительность, но полученные с нарушением закона, не имеют юридической силы и в соответствии с ч. 1 ст. 75 УПК РФ не могут быть положены в основу обвинения, а также использоваться для доказывания обстоятельств, составляющих предмет доказывания по уголовному делу. Институт допустимости доказательств тем самым «мешает» установлению объективной истины по делу, ориентируя процесс доказывания на установление истины, соответствующей собранным по делу доказательствам, отвечающим критериям допустимости. Признавая соблюдение установленной законом процедуры получения (сбора, закрепления) доказательств большей ценностью, чем требование любой ценой восстановить объективную картину произошедшего, законодатель гарантирует защиту личности от излишнего принуждения и произвола со стороны лиц, ведущих расследование по делу.

На страницах юридической печати встречаются высказывания о том, что установление современного института недопустимости доказательств – это возвращение к формальной теории доказательств⁷³. А. Д. Бойков также замечает, что «такой формализм очень удобен для развала уголовного дела, и им же неплохо пользуются многие судьи (с принятием Конституции 1993 г.)»⁷⁴. В качестве возражений на подобного рода высказывания можно привести следующие доводы. В отличие от формальной теории доказательств, определявшей какую силу имеет каждое доказательство и предписывавшей суду принимать решение по заранее установленным критериям, вопреки здравому смыслу, правило о недопустимости доказательств направлено как раз на то, чтобы предостеречь суд от предубеждения, основанного на обманчивых и сомнительных доказательствах, полученных с нарушением установленной законом процедуры.

Показания обвиняемого, в которых он сообщает обстоятельства совершения преступления в соответствии с тем, как они имели место в действительности, бесспорно, имеют очень важное значение для правильного разрешения уголовного дела. Вместе с тем нарушение процедуры получения таких показаний, несмотря на их соответствие фактам объективной действительности (которая может быть установлена только в результате проверки и оценки всей совокупности собранных доказательств), исключает их из числа доказательств по уголовному делу. Соблюдение уголовно-процессуальной формы получения показаний обвиняемого предполагает разъяснение обвиняемому его прав, в том числе права не свидетельствовать против самого себя, отказаться от дачи показаний, пользоваться помощью защитника и др., а также выполнение должностным лицом, осуществляющим получение показаний обвиняемого, установленных законом правил проведения следственных действий с тем, чтобы исключить возможность подавления воли обвиняемого, самооговора либо иных действий в ущерб его законным интересам. Отход от данного принципа создает условия для злоупотреблений со стороны лиц, наделенных властными полномочиями в процессе, и в то же время не гарантирует, что признательные показания обвиняемого будут соответствовать объективной действительности. В этом смысле законодатель отдает предпочтение тем сведениям, которые получены в условиях обеспечения обвиняемому возможности добровольной дачи правдивых показаний, в отличие от показаний, данных под принуждением либо с нарушениями прав обвиняемого, могущих повлечь их недостоверность.

Другим фактором, определяющим отношение законодателя к показаниям обвиняемого, следует признать использование в процессе доказывания по уголовному делу закрепленных УПК РФ юридических презумпций, в частности презумпции невиновности. В состязательном процессе без помощи презумпции невиновности не удалось бы сохранить равновесие сторон – государственного органа уголовного преследования, за плечами которого вся мощь государственного аппарата принуждения, и частного лица, обвиняемого в совершении преступления, которые заведомо несопоставимы по своим фактическим силам и возможностям⁷⁵. Следствием утверждения о невиновности лица, пока обратное не доказано в предусмотренном законом порядке, является положение, согласно которому при наличии сомнений в виновности лица, если исчерпаны все возможности для собирания дополнительных доказательств, дело прекращается или суд выносит оправдательный приговор. Признание обвиняемого невиновным при недоказанности его вины соответствует концепции процессуальной истины в уголовном процессе⁷⁶, поскольку объективно обвиняемый мог быть причастным к совершению преступления, но вследствие того, что должностным лицам, осуществляющим расследование по делу, не удалось собрать соответствующих доказательств выдвинутого обвинения, обвиняемый считается невиновным и не подлежит уголовной ответственности⁷⁷. По правовым последствиям недоказанная виновность равнозначна доказанной невиновности (в отличие от допускавшегося в инквизиционном процессе решения об оставлении подсудимого в подозрении). При этом законодательно исключается возможность добиваться от обвиняемого показаний, направленных на устранение имеющихся у следствия сомнений в его виновности в целях доподлинного установления объективной картины произошедшего (право обвиняемого не давать показания по делу). Такая конструкция института уголовно-процессуального доказывания исходит из приоритетного значения в иерархии ценностей недопустимости осуждения невиновного перед возможной безнаказанностью виновного.

В качестве еще одного аспекта, определяющего подход к проблеме признания обвиняемого и его процессуальных последствий, следует назвать также обусловленное уголовно-процессуальной формой изменение соотношения публичности и диспозитивности в современном уголовном судопроизводстве. Для советского уголовного процесса свойственно было гипертрофированное публичное начало, в соответствии с которым на государственные органы и должностных лиц были возложены ex officio обязанности принимать все предусмотренные законом меры для решения стоящих перед уголовным судопроизводством задач раскрытия преступлений и изобличения виновных (борьбы с преступностью). Проявление диспозитивности, т. е. свободы частного лица своей волей и в своих интересах влиять на возбуждение и прекращение уголовных дел, допускалось лишь по незначительной категории дел частного обвинения (для которых, тем не менее, диспозитивные начала также могли быть ограничены в публичных интересах).

Вместе с тем конструирование уголовного судопроизводства на основе состязательности, где цель урегулирования конфликта, вызванного преступлением, предполагает активное участие сторон в процессуальной деятельности, признание за ними свободы выбора тех вариантов реализации своих прав, которые им предоставлены законом, неизбежно ведет к расширению сферы действия начал диспозитивности в уголовном процессе. Принцип диспозитивности, характерный для гражданского судопроизводства, где стороны вступают в дело для защиты своих личных прав и объективно уравнены в процессуальных возможностях для отстаивания своих интересов, подчиняет принимаемое по делу решение волеизъявлению сторон. Отказ истца от иска, заключение сторонами мирового соглашения влекут прекращение дела; следствием признания ответчиком предъявленного иска является удовлетворение требований истца.

Действие диспозитивности в уголовном процессе имеет свои ограничения, обусловленные публично-правовой природой обвинения (уголовного иска) и необходимостью защиты наряду с частными публичных интересов, направленных на обеспечение общественного блага, общественной пользы⁷⁸. Диспозитивность, понимаемая в уголовном процессе как свобода частных лиц, заинтересованных в исходе дела, в установленных законом пределах распоряжаться своими материальными правами и по своему усмотрению осуществлять процессуальные права, влияющие на возникновение, движение и прекращение уголовного процесса⁷⁹, проявляется в тех случаях, когда соблюдение интересов частного лица, защищаемых посредством уголовной процедуры, оказывается более ценным, чем «самовольное» вмешательство государства в сферу личных прав граждан. Предусмотренная ст. 25 УПК РФ возможность прекращения уголовных дел о преступлениях небольшой или средней тяжести (дела публичного обвинения), если в результате примирения сторон нарушенные преступлением общественные отношения фактически восстановлены, исключает необходимость применения к обвиняемому уголовного наказания. Решение о прекращении уголовного дела или уголовного преследования по нереабилитирующим основаниям принимается с учетом волеизъявления обвиняемого, который, реализуя свое конституционное право на судебную защиту и презумпцию невиновности, а также право на реабилитацию, вправе возражать против принятия такого решения.

С действием диспозитивности в уголовном процессе связан появившийся в УПК РФ особый порядок судебного разбирательства, позволяющий в случае согласия обвиняемого с предъявленным ему обвинением вынести приговор без проведения судебного следствия и исследования всех собранных по делу доказательств. Процедура, предусмотренная гл. 40 УПК РФ, основана на положениях классической состязательности и предполагает прекращение процесса в случае добровольного признания стороной спорного факта, на котором другая сторона основывает свои требования. Признание факта одной стороной освобождает другую сторону от необходимости его дальнейшего доказывания, и в условиях отсутствия спора суд принимает решение об удовлетворении требований стороны, в пользу которой сделано признание.

Применительно к уголовному процессу, где сторона государственного обвинения фактически превосходит сторону защиты, А. В. Смирнов указывает, что «добровольность признания обвиняемым своей виновности или ведущих к ней фактов потенциально находится под угрозой», что требует подтверждения добровольности признания совокупностью иных доказательств по делу⁸⁰. Проверка судом обстоятельств заявленного обвиняемым ходатайства об особом порядке судебного разбирательства, выяснение его действительного волеизъявления, обеспечение обязательного участия защитника, а также иные требования, установленные в интересах обвиняемого предусмотренной законом процедурой вынесения приговора в особом порядке, выступают гарантиями добровольности признания обвиняемого. В случаях когда признание обвинения (уголовного иска) соответствует действительной воле обвиняемого, не было вынужденным, обвиняемому известны и понятны последствия разрешения уголовного дела в особом порядке, в соответствии с принципом состязательности сторона обвинения освобождается от обязанности доказывать в ходе судебного разбирательства предъявленное обвинение, а суд выносит обвинительный приговор и назначает подсудимому наказание, размер которого ограничен по сравнению с возможным наказанием, назначаемым при рассмотрении уголовного дела в общем порядке⁸¹. При этом, освобождая сторону обвинения от обязанности доказывать в суде предъявленный уголовный иск, закон устанавливает гарантии от необоснованных и произвольных обвинений, требуя чтобы направляемое в суд обвинительное заключение (обвинительный акт), содержащее утверждение о совершении обвиняемым деяния, запрещенного уголовным законом, было подтверждено совокупностью доказательств, собранных в ходе предварительного расследования.