Миссис Спенс стала думать, что с окончанием учебного года наступит подходящее время разрешить Сэму поселиться у ее бывшего мужа. При этом она понимала, что привольная холостяцкая жизнь – неподходящая обстановка для ее сына. Со слезами на глазах Линда Спенс сказала мне, что ей кажется, будто она выгоняет сына из дома и ставит под угрозу его будущее, а хорошие матери так не поступают. Я напомнил ей, что у троих ее младших детей одно-единственное детство, которое им портит Сэм. Она делала все возможное, чтобы помочь Сэму, в том числе отвела его к психологу. Я напомнил ей, что Сэм способен на крайности, чреватые юридическими и финансовыми проблемами для всей семьи. С помощью своего биологического отца Сэм подал судебную жалобу на отчима, обвинив его в рукоприкладстве. Спенсы были вынуждены нанять адвоката и участвовать в судебном разбирательстве. Получив полное представление о происходящем в доме Спенсов, судья отклонил жалобу и сделал Сэму замечание за ложный донос. Приняв во внимание этот случай и перспективы домашних безобразий Сэма в течение всего лета, миссис Спенс была готова позволить ему уехать. Я был согласен, поскольку ни она, ни ее супруг уже никак не могли помочь своему сыну.
Ничем не лучше ситуация, когда совершеннолетние дочь или сын имеют право жить самостоятельно, но отказываются покидать родительский дом. Родители могут опасаться, что отпрыск может натворить что-то ужасное, если они заставят его съехать. Одна мать сказала мне: «Одна идиотская попытка самоубийства у нас уже была. Он порезал себе руки в районе запястий. Уж поверьте, я не хочу снова пройти через что-либо подобное. Меня напугало острое чувство неприязни, которое я испытала после того, как его увезли в больницу. Иногда я думаю, что мне нужен психоаналитик. Эти детки не понимают, что они делают со своими родителями».
Чтобы обеспечить себе преимущество в битвах с родителями, делинквентные дети применяют широкий ассортимент тактических приемов. Они регулярно прибегают к тому, что благополучные дети делают лишь изредка. Разговоры по большей части превращаются в поединки. Их тактики предназначены для того, чтобы перевести внимание с собственного безответственного поведения на то, что якобы сделали родители, тем самым поставив последних в положение обороняющихся. Делинквентные дети игнорируют сказанное родителями, после чего утверждают, что ничего подобного не слышали. Они говорят, что все перепутали, потому что родители не уточнили. Они обвиняют родителей в том, что к ним не прислушались, или настаивают, что их не поняли. Они сплошь и рядом обвиняют в несправедливом отношении к себе и требуют объяснить все, что говорят и делают родители. Они могут с удрученным видом сетовать на то, что у них ничего не получается, называть себя полными ничтожествами. Часто им удается поселить в родителях чувство вины разговорами о том, что их не любят, не жалеют и портят им жизнь. Пристыженные и обессилевшие родители сменяют гнев на милость, успокаивают отпрыска и смягчают дисциплинарные меры. А сам проступок, который был главной темой, остается без рассмотрения.
Под напором непокорных и вечно перечащих детей рушатся некоторые браки. Нередко подходы родителей к воспитанию ребенка различаются. Один может быть строг и старается прививать подростку чувство ответственности за свои поступки. Другой оправдывает ребенка, тем самым невольно поощряя неправильное поведение в дальнейшем. Если родители не выступают единым фронтом, ребенок разделяет и властвует. Он сталкивает их между собой, принимает сторону более снисходительного родителя и всячески дискредитирует другого. Затем он ищет сочувствия окружающих – рассказывает о том, что родители постоянно ссорятся и делают жизнь дома невыносимой, умалчивая о том, что именно его неправильное поведение является источником разлада. Мне встречались родители, которые винили себя и друг друга в катастрофических последствиях такой ситуации для брака.
Все это наносит родителям сокрушительный душевный и финансовый урон. Чувство вины заставляет их изводить себя вопросом о том, что можно было сделать иначе. «Возможно, мы слишком давили на него и тем самым породили чудовище?» – спросила меня одна мать. Другая предположила, что их с мужем ошибка состояла в том, что они «не давали ему вволю поиграть, когда он был маленьким». Такие родители испытывают физические недомогания, депрессию и тревожность. В их домах царит напряженная обстановка, и они больше не служат убежищами от проблем внешнего мира. Родители с замиранием сердца реагируют на каждый телефонный звонок. Что на этот раз? Разъяренный сосед, школа с рассказом о драке или, самое ужасное, больница с сообщением о том, что их ребенок ранен или погиб?
Лишь немногие родители остаются безразличными или сдаются. Обычно поиски решения продолжаются – давайте уделять этому ребенку больше времени, переведем его в другую школу, поможем ему записаться в спортивную секцию или кружок, отправим его к психологу, пойдем к психологу сами. Родители хватаются за любую возможность и продолжают изводиться вопросами. Матери и отцы винят самих себя, друг друга, людей и события за пределами семейного круга.
Неизвестность, страх и чувство долга часто заставляют матерей и отцов выручать своего отпрыска из беды любой ценой. Я встречал немало родителей, которые залезали в долги, чтобы заплатить залог, нанять адвоката и обеспечить другие услуги для ребенка, которому грозили серьезные уголовные обвинения. Даже опозорившись перед соседями, родители продолжают помогать своему ребенку. Один отец сказал мне: «Это все-таки мой сын. Я обязан поддержать его». Этот отец перезаложил свой дом, чтобы нанять первоклассного адвоката для своего пятнадцатилетнего сына. Какой-то особой благодарности он не дождался. Его сын изначально рассчитывал на такую помощь. «Он представления не имеет о том, какие трудности создал для своей семьи. Он считает, что мы обязаны решить его проблему», – сказал этот отец.
Развод отлично подходит для того, чтобы такие подростки интриговали и извлекали выгоду из родительских разногласий. Эмили находилась под совместной юридической опекой своих родителей, мистера и миссис Дуглас, но жила в основном у матери. У миссис Дуглас было еще двое младших детей, и она была намного более строгой: устанавливала домашние правила, требовала ответственности, проверяла выполнение домашних заданий и контролировала местонахождение Эмили. Она считала своего бывшего мужа либеральным родителем, который «посердится-посердится и отойдет». «Наверное, я слишком вольно относился к соблюдению правил», – признался мне мистер Дуглас. Но время от времени он тоже не выдерживал и прибегал к серьезным мерам: отбирал у Эмили телефон или снимал входную дверь в ее комнату.
Эмили и так доставляла немало проблем, но после расставания родителей она стала просто безнадежной. Обоим родителям пришлось столкнуться с ее постоянным враньем, побегами из дому, половой распущенностью, выклянчиванием денег, намеренной порчей имущества, курением и физической агрессией по отношению к брату и сестре. На глазах у Дугласов их дочь (с коэффициентом интеллектуального развития выше среднего) прогуливала уроки, отказывалась выполнять домашние задания и совершенно не готовилась к экзаменам. Мать назвала Эмили бранчливой и «невероятной матерщинницей». Дугласы все время расходились в том, как можно ей помочь. Если мистер Дуглас был готов отправить Эмили в местную среднюю школу и считал плату за частную школу бессмысленной тратой денег, то миссис Дуглас оплатила для дочери частную католическую школу с малочисленными классами и плотным контролем за учащимися. Эмили клялась, что ноги ее не будет в епархиальной школе, и требовала переезда к отцу. Утверждая, что мать только и хочет «поставить ее на место», Эмили заявила, что впредь не будет с ней общаться. О брате и сестре Эмили отозвалась как о «мелких засранцах, которые подлизываются к мамуле». Она осуждала отца, утверждая: «Он всегда за брата с сестрой. А на меня только орет как резаный». Относительно своей предполагаемой благосклонности к младшим детям мистер Дуглас сказал: «Действительно, находиться с другими моими детками приятно». Они явно создавали для родителей куда меньше трудностей.
Мать силком затащила Эмили к психотерапевту, который заключил, что основной проблемой подростка были «родительские затруднения». Было сказано, что у Эмили нет «серьезных расстройств», а практически все ее проблемы вызваны «недостатками» ее родителей. Ну, конечно, «родительские затруднения» – в основном их порождала сама Эмили своим расчетливым и коварным поведением и выдающимся умением натравливать родителей друг на друга. Ей нравилось быть там, где на данный момент было меньше запретов. Для нее рецептом решения всех проблем было полное выполнение окружающими ее требований. Все члены семьи, и в первую очередь младшие дети, превратились в заложников Эмили.
Этот психотерапевт был категорически не прав, посчитав поведение Эмили следствием родительских разногласий. Сложные отношения между мистером и миссис Дуглас давали Эмили возможность вбивать между ними еще более широкий клин, отвлекать внимание, порождать конфликт и делать то, что ей заблагорассудится. Семья находилась в состоянии хаоса из-за того, что эта девочка инстинктивно находила слабые места своих родственников и терзала их. Проблемы Эмили выходили далеко за рамки «семейных». Я посоветовал ее родителям проконсультироваться у специалиста по совместному воспитанию детей супругами, чтобы стать более эффективной командой. Рекомендованная психотерапевтом, который смотрел Эмили, системная семейная терапия была бы колоссальной потерей времени впустую. После нее у родителей прибавилось бы проблем, которых им и так хватало. Мне попадались потерпевшие от семейной терапии, видимыми результатами которой для родителей были только астрономические счета и дополнительный стресс. Я посоветовал, чтобы Эмили посещала собственного психотерапевта. Он мог бы вплотную заняться стереотипами ее мышления и поведения, которые губительно сказывались на окружающих и в конечном итоге на ней самой.
Специалист в области психического здоровья может выискать какую-то глубинную проблему и обнаружить конфликт в любой семье. Системная семейная психотерапия исходит из того, что проблемы одного человека являются симптомом неких нарушений в жизни всей его семьи. Например, предполагается, что ребенок может стать делинквентным, поскольку является козлом отпущения, на котором другие члены семьи неосознанно отыгрывают свои запретные фантазии и побуждения.
Вполне возможно, что в отдельных случаях нарушенная семейная система может способствовать антиобщественному поведению. Но до сих пор не получено убедительных доказательств того, что именно нарушенная семейная система является причиной растущих и усиливающихся проявлений делинквентного поведения ребенка. На самом деле опыт терапии часто показывает, что делинквентный ребенок вводит свою семью и психологов в заблуждение. Настаивая на том, что он в полном порядке и не нуждается в лечении, он тем самым укрепляет психотерапевта во мнении о том, что во всем виновата «нездоровая» семья.
Я получаю огромное количество писем от родителей из всех уголков Соединенных Штатов, погрязших в бесконечных проблемах с детьми вроде Дона, Сэма, Тома и Эмили. Они пишут, что психологи-консультанты, к которым они приводят своих детей, сразу же предполагают, что виной всему родители, и сосредотачивают все свое внимание на них. Их как будто судят, в то же время не делая почти ничего для помощи ребенку. Безусловно, некоторым родителям требуется помощь психолога или психотерапевта. Но, к сожалению, даже изменение родителей в лучшую сторону – это не гарантия того, что ребенок станет сознательным членом общества.
Иногда определенная психологическая дистанция позволяет приемным родителям быть объективнее по сравнению с биологическими. Несмотря на их неизменную преданность приемным детям, они понимают, что все старания напрасны. Тамара изо всех сил пыталась как можно лучше относиться к Тони, потерявшему родную мать в восьмилетнем возрасте. Ее все больше и больше тревожило то, в каком направлении движется ребенок: его выбор друзей, незаинтересованность в учебе, скрытность и ложь, пренебрежительное отношение к любым авторитетам. Тамара оказалась в трудной ситуации: с одной стороны, она старалась проявлять любовь и заботу, а с другой стороны, Тони отвечал отказом на любые ее просьбы или требования. Когда я заговорил с Тони о его мачехе, он язвительно сказал: «Устраивает невесть что из-за любой ерунды». Он заявил, что вообще не желает с ней разговаривать. «Она не очень доверяет мне, а я не очень доверяю ей», – сказал он. «Я не могу сосуществовать с ребенком, которому не нужна. Я старалась. Изначально я видела в нем ребенка, которому необходима любовь», – сказала Тамара. Их отношения испортились настолько, что она с большой печалью в голосе призналась: «Мне не нравится этот парень». Тамара решила обратиться к Тони письменно. Ее письмо было пронизано чувствами, которые я неоднократно наблюдал у приемных родителей: это была мужественная попытка установить контакт, поладить с ребенком, который явно этого не хочет. Тамара написала и о том, что ее брак трещит по швам.
Становится совершенно очевидно, что мы не сможем поддерживать мирные позитивные отношения. Ты представить себе не можешь, насколько меня огорчает это печальное положение дел.
У тебя есть все возможности изменить свою жизнь, но ты явно не желаешь воспользоваться ими… Мне горько видеть, как ты губишь свои прекрасные задатки. С моей стороны это неправильно, но боюсь, что я очень лично отношусь к твоим поступкам, считая, что они адресованы мне, постороннему человеку, вторгшемуся в твою жизнь. Может быть, это обоснованно, а может быть, и нет.
Если честно, я не думаю, что требовала от тебя больше, чем от других детей… Два с половиной года я тебя обожала. Два с половиной года я хотела, чтобы ты обращался ко мне со всеми своими радостями и тревогами, а я обнимала тебя и служила тебе опорой. Я так хотела быть важной частью твоей жизни… Теперь, два с половиной года спустя, мне хочется врезать тебе как следует, чтобы посмотреть, вызовет ли это хоть какую-то реакцию. Однако мне больше нравится любить, чем ненавидеть, и обниматься, чем бить со всей силы. Мне больше нравится любовь, которую я испытывала 2,5 года назад, чем злость и раздражение, которые я испытываю сейчас.
Мы не становимся ближе к разрешению этой ситуации. У меня есть огромная потребность в мирной и душевной домашней жизни. Злость, раздражение и огорчение разрушают отношения между мной и твоим папой и просто убивают меня.
Ты должен все это понимать, и мне нужно, чтобы ты это понимал. Я не снимаю с себя мою долю ответственности. Твой папа тебя любит и видит в тебе хорошее. Я хотела любить тебя, но настоящая любовь бывает только обоюдной. Я вижу в тебе хорошее, но также вижу и необходимость направлять тебя твердой рукой. Возможно, однажды ты позволишь Господу направлять тебя, и тогда тебе будет намного легче жить. С любовью…
Тамара подошла к критической точке и в отношениях с пасынком, и в отношениях с мужем. Более того, она стала неприязненно относиться к самой себе, поскольку осознала, что происходит прямо противоположное тому, что она предполагала, становясь мачехой Тони. Она стремилась быть заботливой, любящей и участливой, но ее отвергали. И ее угнетало, что мужу приходится задумываться о выборе между ней и Тони. Не будучи готовой отказаться ни от брака, ни от Тони, она согласилась посещать психолога вместе с мужем.
Нет ничего необычного в том, что в повторном браке возникают трудности в отношениях с детьми, родившимися в предыдущем. В таких случаях налаживание отношений в семье требует немалого труда, а иногда и профессиональной помощи. Однако в данном случае налицо был типичный случай ребенка, использующего любые особенности характера приемного родителя или сам факт того, что он «неродной», для оправдания собственного неправильного поведения. Один мальчик рассказывал мне, что его мачеха, которая оказалась моложе его родной матери, велела ему сидеть дома или у себя в комнате. Он был немногословен: «Иногда я слушался, иногда нет. Она с этим ничего не могла поделать. Она мне не мать. Нечего мне указывать, если ты слишком молода, чтобы быть моей матерью». Он передразнивал голос мачехи, ее выражение лица и манеры.
Бывает, что делинквентный ребенок задается целью убедить родителей в своей порядочности. Неожиданно он начинает выполнять домашние обязанности, становится мил с родителями и в целом ведет себя значительно лучше. Кажется, будто из-за туч выглянуло солнце. На самом деле это жульничество в расчете убедить родителей, что он исправляется. Обычно это делается с целью добиться отмены наказания или чего-то, в чем ему отказали. Это «мотивация от обратного». Ребенок старается переубедить родителя, а после – «вознаградить» его хорошим поведением. Он рассчитывает, что временный положительный эффект сотрет все его прежние прегрешения. Но такое улучшение поведения бывает непродолжительным.
После многолетних нападок на их собственные ценности некоторые родители постепенно склоняются к взглядам, ранее для них неприемлемым. В одном таком случае мать, прежде непоколебимая противница наркотиков, постепенно смягчалась и в конечном итоге стала поборницей легализации марихуаны. Это произошло после того, как она убедилась в бесполезности попыток запретить своему ребенку употреблять этот наркотик, а он внушил ей, что это делают все вокруг. Такие смены взглядов бывают следствием отчаянного желания родителя сблизиться с ребенком, который, как ему кажется, отдаляется все больше и больше.
Нэнси Лэнза была матерью Адама, устроившего в 2012 году бойню в средней школе города Ньютаун. Из информации, появившейся после этого расстрела, можно сделать вывод о том, что миссис Лэнза стремилась помочь своему сыну, но в то же время во всем потакала ему. Обозреватель газеты The Washington Post Рут Маркус описывает это так: «Для определенных видов еды можно было пользоваться только определенной посудой. Нельзя было отмечать дни рождения, Рождество и прочие праздники. Мать избавилась от своего кота, потому что стрелок не желал видеть его в доме»[42]. Миссис Лэнза покупала продукты и готовила в соответствии с требованиями сына. Она терпела его требование общаться по электронной почте, хотя они жили под одной крышей. Мать настолько баловала сына, что «поддерживала его интерес к оружию», и выписала чек, чтобы он купил себе пистолет в качестве рождественского подарка. Миссис Лэнза была из тех родителей, кто идет на все, чтобы не терять контакт с ребенком. У обоих «была общая страсть – оружие».
Ребенок способен расчетливо и бессердечно эксплуатировать стремление родителя укреплять их узы. Он полагает, что для того, чтобы не портить отношения, этот родитель будет идти на уступки по любым вопросам. Если один родитель отрекается от своего авторитета, а другой – нет, следствием этого становятся серьезные проблемы в браке.
Читатель может решить, что я освобождаю родителей от ответственности, невзирая на любые их недостатки. Это не так. Жестокие, нерадивые, безалаберные и психологически ущербные родители, скорее всего, будут оказывать вредное влияние на своих детей. В то же время это не значит, что их дети обязательно станут преступниками. К счастью для общества, большинство детей, пострадавших от жесткого обращения или недостатка родительского внимания, преступниками не становятся. Кроме того, как это ни поразительно, но некоторые преступники являются сыновьями и дочерьми любящих, заботливых и ответственных родителей. К сожалению, все старания родителей исправить такого рода ребенка, как правило, терпят неудачу. Получается, что гонимыми оказываются родители, а гонителем ребенок, а не наоборот.
В некоторых юрисдикциях существуют санкции для родителей за противоправное поведение их детей. Если подросток находится вне дома после установленного законом времени, хронически прогуливает школу или совершает другие нарушения, родителей могут оштрафовать или посадить в тюрьму. Мне приходилось беседовать с потерявшими надежду родителями, отчаянные и добросовестные усилия которых по исправлению своего неисправимого отпрыска наталкивались на его открытое сопротивление и неизменно терпели крах. Возможно, полезно наказывать безответственных и нерадивых родителей за правонарушения их детей. Но подобные меры только усугубляют и без того горестное положение сознательных родителей, которые на самом деле нуждаются в помощи правоохранителей и судов, а не в их приговорах.
Каждый прочитавший эту главу родитель может встревожиться, если его ребенок демонстрирует признаки поведения, о которых в ней говорится. Но прежде чем делать вывод о наличии в семье потенциального преступника, стоит задаться вопросом о том, являются ли подобные проявления единичными случаями или же налицо растущие и крепнущие поведенческие модели. Не каждый ребенок, прихватывающий монетки со столика у себя дома или ворующий конфетки в магазине, становится преступником. В этой главе описаны поведенческие модели меньшинства детей, которые со временем могут начать причинять огромный вред обществу, невзирая на все усилия помочь им со стороны родителей и окружающих.
Даже будучи загнанными, разочарованными и разгневанными, родители все равно испытывают глубокую печаль. Многие говорят о том, что постоянно думают о своем ребенке и его проблемах. Одна мать описала тягостные чувства большинства родителей делинквентных детей следующим образом: «Мне ужасно жалко моего пятнадцатилетнего ребенка, который так сильно обозлен на весь мир и окружающих его людей. Я бы что угодно отдала, только бы он вернулся к нам и радовался, что он член семьи. Все, что имею, продам, чтобы заполучить волшебную палочку, которой можно было бы махнуть и привести все в порядок. Невыносимо видеть, как ребенок губит себя. Хотела бы я узнать, что для него есть хоть какая-то надежда стать относительно нормальным, счастливым подростком и наслаждаться драгоценными годами детства». Рассказывая о своей совершенно безответственной, грубой и эгоистичной дочери, другая мать заметила: «Только я начинаю питать в отношении нее надежды, как она опять делает что-нибудь отвратительное. Но какая я была бы мать, если бы не надеялась?»
Некоторые измученные матери и отцы постепенно приходят к выводу о том, что уже не смогут улучшить положение дел. Тем не менее разорвать отношения с ребенком, то есть сделать единственно возможное в такой ситуации, мучительно больно.
«Я учусь не думать об этом. Я не хочу всю свою жизнь быть связанным этой проблемой. Это как очень больной родственник. Ты мысленно готовишься к смерти этого человека», – сказал один отец. В самых заурядных жизненных ситуациях привычная боль становится еще сильнее. Что родители скажут бабушке о ее внуке? Матерям и отцам стыдно признаться школьному психологу в том, что они неспособны контролировать своего ребенка и дома, не говоря уже о его поведении в школе. Любое происшествие служит беспощадным напоминанием о том, что они терпят неудачу, возможно, в самом важном деле их жизни – воспитании ребенка. И несмотря на все это, у ребенка нет ни капли понимания того, какие мучения испытывают его родители. На вопрос, как он относится к страданиям родителей, один мальчик равнодушно ответил: «А это как операция. Надо привыкать жить с болью. Это их дело».