Стивен Левитт
Фрикомыслие. Нестандартные подходы к решению проблем

Тем не менее, если вы хотите думать как фрик и признаете ограниченность своих знаний, вы увидите, что с помощью хорошего вероятностного эксперимента можно решить любую задачу.

Очевидно, что не в каждом случае эксперимент уместен и возможен. Особенно это касается социальных вопросов. В большинстве стран (по крайней мере в большинстве демократических стран) вы не можете выбрать группу людей и приказать им, например, завести десять детей вместо двух или трех, или не есть ничего, кроме чечевицы, в течение 20 лет, или ходить в церковь каждый день. Вот почему важно быть внимательным к «естественным экспериментам», то есть к ситуациям, когда какие-то попытки изменить систему позволяют нам увидеть как раз те данные, которые мы получили бы, если бы имели возможность отобрать группу испытуемых и изменить их поведение.

Многие сценарии, описанные нами в предыдущих книгах, основаны как раз на естественных экспериментах. Когда мы пытались оценить последствия заключения в тюрьму миллионов людей¹⁹, нам удалось воспользоваться тем, что по судебным искам о гражданских правах в некоторых штатах власти были вынуждены отпустить на свободу из переполненных тюрем тысячи заключенных (ни один мэр или губернатор никогда бы не сделал этого добровольно). Анализируя связь между абортами и преступностью²⁰, мы обратили внимание на тот факт, что легализация абортов в разных штатах растянулась во времени; это позволило нам лучше выделить ее последствия, чем в случае, когда она произошла бы везде одновременно.

Таким образом, естественные эксперименты важны настолько же, насколько редки эксперименты сознательные. Еще одна возможность – организовать лабораторный эксперимент. Социологи по всему миру проводят их сейчас тысячами. Они нанимают студентов, инструктируют их, как себя вести в различных ситуациях, и надеются понять все что угодно – от альтруизма и жадности до преступности. Такие эксперименты очень помогают исследовать поведение, недоступное наблюдению в реальных условиях. Их результаты часто приводят в восторг, но не обязательно дают нужную информацию.

Почему так происходит? Сценарии большинства экспериментов отличаются от сценариев реального мира, которые они пытаются воссоздать. Это всего лишь аналоги маркетинговых фокус-групп, перенесенные в академическую сферу: небольшое число специально отобранных добровольцев, помещенных в искусственную среду, которые стараются как можно точнее следовать инструкциям экспериментатора. Лабораторные эксперименты незаменимы в естественных науках. Отчасти потому, что нейтрино и амебы не меняют своего поведения, когда за ними наблюдают, а вот люди ― меняют.

Более надежный способ получить необходимые данные – провести полевой эксперимент²¹. Другими словами, вместо того чтобы пытаться воспроизвести реальные условия в лаборатории, перенести экспериментатора в реальный мир. Эксперимент идет, но его участники могут и не знать о нем, что положительно сказывается на достоверности полученных данных.

В полевом эксперименте ваша выборка может быть сколь угодно случайной, а ее размеры будут много больше, чем в случае лабораторного исследования. Вы будете иметь возможность наблюдать людей, реагирующих на реальные стимулы, а не на профессора, нависающего над ними. Грамотно проведенный полевой эксперимент может значительно улучшить решение проблемы.

Так уже и происходит. В главе 6 вы прочтете об одном хитром эксперименте, который заставил владельцев домов в Калифорнии тратить меньше электроэнергии, и еще об одном, который помог фонду собрать миллионы долларов, чтобы изменить жизнь детей бедноты. В главе 9 мы расскажем о самом безрассудном эксперименте, который мы когда-либо проводили. Для него мы наняли людей, стоящих перед сложным жизненным выбором (стоит ли записаться в армию, уволиться с работы, разорвать романтические отношения и т. д.), и, подбросив монетку, делали выбор за них.

* * *

Кроме пользы, есть еще одна причина, по которой фрики любят проводить эксперименты. Это весело! Когда вы проникнетесь духом экспериментаторства, мир станет для вас песочницей, в которой можно проверять новые идеи, задавать новые вопросы и опровергать устоявшиеся мнения.

Вас никогда не удивляло, почему одни вина значительно дороже других? Действительно ли их вкус настолько лучше?²² Несколько лет назад один из нас решил это проверить.

Местом проведения эксперимента была выбрана штаб-квартира Общества стипендиатов, где лучшие умы Гарвардского университета собираются, чтобы обсудить свои исследования и раз в неделю церемонно поужинать под председательством почетного старшего члена общества. Вино – важная часть этих ужинов, и общество знаменито своим богатым винным погребом. Бутылка вина из него может стоить и 100 долларов. Один из младших членов поинтересовался, насколько оправданна такая цена. Несколько старших членов, знатоки вина, заверили его, что дорогое вино в среднем намного лучше дешевого.

Младший член общества решил устроить слепую дегустацию, чтобы проверить это утверждение. Он попросил сомелье принести из погреба две бутылки вина хороших урожаев. Затем в винной лавке по соседству купил самую дешевую бутылку вина из того же сорта винограда, что и две первые. Она стоила восемь долларов. Он разлил вино из трех бутылок в четыре декантера, наполнив два из них одним и тем же дорогим вином из погреба. Вот что у него получилось.

Когда дело дошло до дегустации, старшие члены общества старались изо всех сил. Они крутили вино в бокале, нюхали, пили его мельчайшими глоточками. Они заполнили специальные карточки, в которых оценили вино из каждого декантера. Им сообщили, что одно из вин стоит в десять раз дешевле остальных.

И каким же был результат? В среднем все декантеры получили близкие оценки. То есть дешевое вино на вкус оказалось таким же, как и дорогое. Но не это самое удивительное. Наш экспериментатор сравнил оценки, которые поставил каждый из старших членов тому или иному вину. Попробуйте угадать, оценки каких двух декантеров максимально различались. Первого и четвертого, в которых было одно и то же вино!

Результаты не получили всеобщего одобрения. Один из старших членов-знатоков во всеуслышание заявил, что у него насморк, который, по-видимому, изменил восприятие вкуса нёбом, и быстро покинул помещение.

Возможно, этот эксперимент был не самым честным. Или не самым научным. И было бы интересно увидеть результаты подобного исследования, проведенного более основательно.

Робин Голдштейн, кулинарный и винный критик, изучавший нейробиологию, юриспруденцию и французскую кухню, решил провести такой эксперимент. В течение нескольких месяцев он устроил 17 слепых дегустаций в разных штатах США. В них приняли участие более 500 человек – как новички, так и профессионалы (сомелье и виноторговцы). Голдштейн использовал 523 различных вина ценой от 1,65 до 150 долларов. Дегустация проводилась двойным слепым методом – ни тот, кто подавал, ни тот, кто пил, не знали ни марки, ни цены вина. После каждой пробы дегустатору задавали один вопрос: «Как в целом вы оцениваете это вино?» Можно было выбрать один из четырех вариантов ответа: «плохо» (1 балл), «нормально» (2 балла), «хорошо» (3 балла) и «отлично» (4 балла). В среднем по всем винам и всем дегустаторам результат составил 2,2 балла – чуть выше «нормального». Смогли ли более дорогие вина набрать больше очков? Ответ: нет. Голдштейн установил, что участники эксперимента «находили дорогие вина менее приятными», чем дешевые. Он также отметил, что знатоки из числа дегустаторов (около 12 % участников прошли специальное обучение) не предпочли дешевые вина, но вместе с тем и не выказали явного предпочтения дорогим.

Когда вы выбираете бутылку вина в магазине, не приходилось ли вам основывать свое предпочтение на красоте этикетки? Согласно выводам, к которым пришел Голдштейн, это не такая уж плохая стратегия. По крайней мере вы можете отличить одну этикетку от другой, что не всегда удается сделать с содержимым бутылок.

Голдштейн, который и без того заслужил звание еретика среди виноделов, решился провести еще один эксперимент. Если дорогие вина на вкус не лучше дешевых, заинтересовался он, что означают все эти рейтинги и награды критиков? Насколько они оправданны? Наиболее известен в этой сфере журнал Wine Spectator. Он делает обзоры тысяч различных вин и вручает «Награду за совершенство» ресторанам, в которых «прекрасно подобранная винная карта содержит вина лучших производителей, подходящие к меню по стилю и цене». Лишь несколько тысяч ресторанов в мире удостоены этой награды.

Голдштейн задался вопросом: действительно ли в этой награде есть смысл, на который она претендует? Он создал в Милане фиктивный ресторан, сделал его сайт и поместил на нем меню, представлявшее собой «радостное смешение слегка неуклюжих новоитальянских рецептов». Заведение он назвал Osteria L’Intrepido («Бесстрашный ресторан») – в честь собственного гида по ресторанам «Бесстрашный критик». «Я хотел узнать ответы на два вопроса, – говорит Голдштейн. – Во-первых, нужно ли иметь хорошую винную карту, чтобы получить “Награду за совершенство” от журнала Wine Spectator? И во-вторых, должен ли ресторан действительно существовать, чтобы получить эту награду?»

Голдштейн очень тщательно составил виртуальную винную карту своего «бесстрашного» ресторана, но не в том смысле, как вы подумали. Так, в раздел, где, по идее, должны быть представлены лучшие и дорогие вина ресторана, он поместил откровенно плохие напитки²³. Этот список содержал 15 вин, обзоры которых выходили на страницах Wine Spectator. Вина в журнале оцениваются по 100-балльной шкале. Получившие оценку выше 90 баллов по меньшей мере «выдающиеся», более 80 баллов – «хорошие». Если вино набирает 75–79 баллов, журнал называет его «средним», а все вина с оценкой ниже 74 баллов «не рекомендуются».

Как же Wine Spectator оценил 15 «лучших» вин из карты Голдштейна? В среднем журнал дал им жалкий 71 балл. Одно из вин, согласно журналу, «пахло скотным двором и имело вкус гнили». Другое содержало «слишком много разбавителя для краски и характером напоминало лак для ногтей». Каберне совиньон 1995 года I Fossaretti было оценено в 58 баллов, и обзор содержал такую характеристику: «Что-то с ним не так… вкус металлический и весьма странный». В списке Голдштейна напротив этого вина стояла цена 120 долларов, а в среднем стоимость бутылки из списка составляла 180.

Как посмел Голдштейн ожидать, что его фальшивый ресторан, где самые дорогие вина некогда получили ужасные оценки и обзоры в Wine Spectator, сможет завоевать «Награду за совершенство» от того же самого Wine Spectator?

«Я предположил, – сказал критик, – что самое важное в заявке на участие – взнос в размере 250 долларов».

Итак, он послал чек, заявку и свою винную карту. Спустя некоторое время автоответчик в его виртуальном миланском ресторане принял вполне реальный звонок из Нью-Йорка. Из Wine Spectator. Ресторан получил «Награду за совершенство»! Редакция также поинтересовалась, не хочет ли хозяин заведения «поведать о своем успехе в рекламной публикации на страницах следующего выпуска журнала». Это привело Голдштейна к выводу, что «вся затея с раздачей наград – всего лишь способ привлечь рекламодателей».

Мы спросили его, значит ли это, что мы двое, не имея ни малейшего представления о том, как управлять рестораном, можем надеяться когда-нибудь выиграть «Награду за совершенство»?

– Да, – ответил он. – Если ваши вина будут достаточно плохими.

Может быть, вы полагаете очевидным, что «награды», подобные этой, – всего лишь маркетинговая уловка. Вполне может быть, вы также считаете, что дорогие вина не обязательно лучше по вкусу или что рекламные бюджеты расходуются впустую.

Но многие очевидные идеи становятся таковыми только после того, как кто-то потратит время и силы, чтобы изучить их и доказать (или опровергнуть). Желание разобраться в вопросе может осуществиться только тогда, когда вы перестанете притворяться, что и так знаете все ответы. Это требует определенной смелости с вашей стороны, поскольку слишком многое заставляет нас лукавить.

Помните британских школьников²⁴, которые выдумывали ответы на вопросы о поездке Мэри к морю? Следующее исследование тех же ученых называлось «Поможем детям отвечать “я не знаю” на вопросы, у которых нет ответа». В этот раз исследователи прямо попросили детей отвечать «я не знаю», если ответ на вопрос неизвестен. Хорошая новость заключается в том, что дети вполне успешно говорили «я не знаю», где это было необходимо, и при этом правильно отвечали на остальные вопросы.

Пусть успехи детей будут ободрением и нам. Когда в следующий раз у вас появится искушение сделать вид, будто вы знаете ответ на вопрос, скажите, не затягивая: «Я не знаю». И добавьте, разумеется: «Но, возможно, я могу это выяснить». И трудитесь изо всех сил, чтобы добиться этого. Вас может удивить реакция людей на такое признание, особенно когда через день или неделю вы появитесь с настоящим ответом.

Но даже если дело пойдет не очень удачно и, к примеру, начальник будет высмеивать ваше незнание или вы при всем старании так и не найдете ответа на поставленный вопрос, есть еще одно, стратегически важное преимущество в том, чтобы уметь сказать: «Я не знаю». Предположим, что вы уже несколько раз произносили вслух эти три слова. В следующий раз, когда вы окажетесь в затруднении, столкнувшись с вопросом, на который не можете ответить, действуйте по собственному усмотрению, придумайте что угодно – и люди поверят вам, потому что вы тот самый парень, который был достаточно сумасшедшим, чтобы признать свое незнание. В конце концов, не стоит переставать думать, даже если вы работаете в офисе.

Глава 3
В чем проблема?

Итак, вам понадобится определенная смелость, чтобы согласиться с тем, что вы не знаете всех ответов. Но нужна еще большая смелость, чтобы понять, что вы не знаете даже правильных вопросов. А если вы задаете неверные вопросы, то, вероятнее всего, получите и неверные ответы.

Задумайтесь о проблеме, которую вы действительно хотели бы решить. Избыточный вес, или изменение климата, или падение качества обучения в американских общественных школах… А теперь спросите себя, как вы пришли к осознанию проблемы и как вы ее формулируете. Скорее всего, ваша точка зрения по большей части сформирована средствами массовой информации.

У большинства людей нет времени и желания разбираться в сути значительных и сложных проблем. Мы склонны прислушиваться к тому, что говорят другие, и если их мнение близко нам, оно становится основой нашего восприятия проблемы. Более того, мы чаще всего обращаем внимание только на ту ее часть, которая беспокоит именно нас. К примеру, из-за того, что ваша бабушка была школьным учителем и вам кажется, что она относилась к своей работе гораздо серьезнее нынешних учителей, вам ненавистна идея школ, не соответствующих стандарту. Для вас очевидно, что все неурядицы в школах возникают из-за того, что там много плохих учителей.

Однако давайте рассмотрим эту проблему более внимательно. За попытками реформировать систему образования в США стоит множество теорий, которые ставят во главу угла различные факторы: размер школы, число учеников в классе, постоянство администрации, финансирование технологических новшеств и, конечно, уровень мастерства учителей. Не стоит доказывать, что хороший учитель лучше плохого учителя. Также верно и то, что средний уровень квалификации учителей¹ в школе снизился с тех пор, как там работала ваша бабушка, – отчасти потому, что сейчас у умной женщины гораздо больше возможностей сделать карьеру². Более того, в некоторых странах – например, в Финляндии, Сингапуре и Южной Корее – учителей выбирают из лучших студентов колледжей, тогда как в Соединенных Штатах будущие учителя в период обучения занимают далеко не первые строчки в рейтинге успеваемости³. Поэтому вполне возможно, что, говоря о школьной реформе, нужно в первую очередь обращать внимание на качество подготовки учителей.

Но огромное количество данных указывает на то, что успехи учеников в меньшей степени зависят от учителя; определяющим здесь является другой набор факторов. А именно как и сколько дети учатся у своих родителей, как упорно они работают дома и насколько родители привили детям желание учиться. Если недостает этого домашнего влияния, школа может сделать лишь то, что она может. Дети проводят в ней семь часов в день, 180 дней в году, то есть 22 % своего времени бодрствования. Причем не все это время отдано обучению – дети общаются, едят, переходят из класса в класс. Кроме того, первые три-четыре года жизни ребенок обычно общается только с родителями и никакой школы у него нет.

Но даже когда серьезные люди рассуждают о реформе образования, вы редко услышите в их речи слова о роли семьи в обучении ребенка и о том, насколько это влияет на его дальнейший успех⁴. Во многом это происходит потому, что, говоря о «реформе образования», мы подразумеваем вопрос: «Что не так с нашими школами?» На самом же деле его следует сформулировать иначе: «Почему американские дети знают меньше⁵, чем их сверстники из Эстонии и Польши?» Когда вы задаете другой вопрос, вы ищете ответ в другом месте.

Поэтому, когда мы говорим о том, что у американских детей не все в порядке, нам, возможно, нужно обратить больше внимания на родителей, чем на школы.

Если кто-то в нашем обществе захочет стать парикмахером, кикбоксером, егерем или учителем, он или она должны пройти соответствующую подготовку и получить лицензию от государства. Но чтобы стать родителем, всего этого не нужно. Любой человек, обладающий репродуктивными органами, без сомнения, имеет право «сделать» ребенка и воспитывать его так, как считает нужным (если только его методы воспитания не оставляют синяков), а затем отправить в школу, чтобы учителя смогли сотворить с ребенком чудо⁶. Может быть, мы спрашиваем слишком много с учителей и слишком мало – с родителей и детей?

Попробуем сформулировать в более общем виде: к какой бы проблеме вы ни подступались, убедитесь, что вы решаете не только самую заметную и громкую ее часть, которая привлекла ваше внимание. До того как начать тратить время и вкладывать средства, крайне важно верно сформулировать проблему, а еще лучше – переформулировать ее.

Именно это и проделал никому не известный японский студент, когда взялся решать задачу, о которой многие из нас не думали и даже не хотели бы думать⁷.

Осенью 2000 года юноша, который позже станет знаменит под именем Коби, изучал экономику в Университете в Йоккаити (префектура Миэ). Он жил вместе с подругой Куми. Им приходилось освещать квартиру свечами, так как у них не было денег на оплату электричества. Оба они происходили из небогатых семей; отец Коби был послушником в буддистском храме и проводил экскурсии для туристов, его заработка часто тоже не хватало на оплату счетов.

Куми узнала о состязании, главный приз которого составлял 5000 долларов. Ничего не сказав Коби, она зарегистрировала его в качестве участника. Это было телевизионное соревнование едоков.

Причины, побудившие ее так поступить, не были очевидны. Коби не отличался прожорливостью, его рост составлял около метра семидесяти, он был довольно хрупкого телосложения. Вместе с тем у него был крепкий желудок и хороший аппетит. Ребенком он всегда съедал свою порцию подчистую и часто доедал то, что оставляли его сестры. Также он считал, что значимость размеров тела преувеличена. Одним из героев его детства был величайший борец сумо Тиёнофудзи по прозвищу Волк, который, несмотря на небольшой вес, обладал превосходной техникой борьбы.

Коби неохотно, но согласился участвовать в соревнованиях. Он понимал, что может выиграть, только если будет умнее своих соперников. В университете он изучал теорию игр, и сейчас она могла ему пригодиться в деле. В соревновании было четыре этапа: вареный картофель, морепродукты, баранина по-монгольски и лапша. Победители каждого этапа переходят к следующему. Коби внимательно изучил прошлые многоэтапные соревнования едоков. Он увидел, что большинство участников старались изо всех сил на первых этапах и, хотя им удавалось пробиться дальше, они были слишком измучены и пресыщены, чтобы хорошо выступить в финале. Поэтому он выбрал стратегию сохранения силы и места в желудке, решив съедать за раз ровно столько, чтобы перейти в следующий раунд. Это, конечно, не бог весть какая высшая математика, но и его соперники математиками не были. В финале Коби вдохновился своим героем детства и, словно волк, проглотил достаточно лапши, чтобы выиграть главный приз – 5000 долларов. В квартире Коби и Куми снова зажегся свет.

Можно было заработать еще денег, участвуя в японских соревнованиях едоков, но Коби, вкусив победу в любительском соревновании, хотел стать профессионалом. Он нацелился на главный приз, чемпионский кубок – награду в Международном соревновании по поеданию хот-догов Nathan’s Famous^[7], посвященном Дню независимости США. Уже почти четыре десятилетия эти соревнования проходят на Кони-Айленде в Нью-Йорке. The New York Times и другие писали, что первые соревнования прошли в 1916 году, но устроители признались, что выдумали эту историю⁸. Каждый год трансляцию соревнования на канале ESPN смотрит более миллиона зрителей.

Правила крайне просты. Участники должны съесть как можно больше хот-догов (официальное сокращение – ХД) за 12 минут. ХД или его часть, оказавшиеся во рту участника, когда гонг возвестит об окончании состязания, идут в зачет, если участник сможет их проглотить. Едок может быть дисквалифицирован, если значительная часть ХД, которые он проглотил, выйдет наружу. На профессиональном жаргоне это называется «удача отвернулась». Позволяется использовать соусы и разные добавки, но серьезные едоки не обращают на них внимания. Также разрешены напитки любого вида в неограниченном количестве. В 2001 году, когда Коби решил участвовать в соревнованиях на Кони-Айленде, рекорд составлял умопомрачительные 251/8 ХД за 12 минут.

У себя дома, в Японии, Коби тренировался. Найти настоящие хот-доги было почти невозможно, поэтому он ел сосиски из рыбного фарша, а вместо булочек использовал ломти хлеба. О его многомесячных тренировках никто не знал. Он никому не был известен, когда приехал на Кони-Айленд. Все три призера прошлого года были японцами. Мировой рекорд принадлежал Казуото Кролику Араи, и тот не видел в новичке никакой угрозы. Некоторые даже считали, что Коби еще несовершеннолетний и его участие противоречит правилам. Один из соперников подшучивал над ним: «Твои ноги тоньше моих рук!»

И какой результат показал Коби? На своем первом выступлении на Кони-Айленде он задал всем жару и установил новый мировой рекорд. Сколько же хот-догов он съел? До него рекорд, напомним, составлял 251/8. Попробуем угадать: 27 или 28 ХД? Это увеличит рекорд на 10 %. Очень оптимистичный прогноз в 20 % даст вам цифру чуть больше 30 ХД за 12 минут.

Но он съел 50. Пятьдесят! Это больше четырех хот-догов в минуту в течение всех 12 минут. Тощий 23-летний Коби – Такеру Кобаяси – почти удвоил мировой рекорд.

Задумайтесь о таком преимуществе. Соревнования по поеданию хот-догов на Кони-Айленде не сравнить с забегом на 100 метров, но давайте попробуем поставить их рядом. На момент написания этой книги рекорд в беге на 100 метров принадлежит спринтеру с Ямайки с очень удачным именем Усейн Болт^[8] и составляет 9,58 секунды. Даже в такой короткой гонке Болт умудряется обгонять своих соперников на несколько шагов; его считают лучшим спринтером в истории. Рекорд, побитый Болтом, составлял 9,74 секунды. Он улучшил его на 1,6 %. Если бы Болт побил рекорд так же, как это сделал Кобаяси, он бы пробежал 100 метров за 4,87 секунды, то есть со средней скоростью 74 км/ч. Это быстрее борзой, хотя и медленнее гепарда.

Кобаяси победил на Кони-Айленде и в следующем году, и все четыре года следом, подняв рекордную планку до 53¾ ХД. Ни один из предыдущих чемпионов не побеждал более трех раз, не говоря уже о шести победах подряд. Но не только сама победа и отрыв, с которой он ее одержал, побудили нас рассказать его историю. Типичный участник соревнований выглядит так, будто может проглотить самого Кобаяси, и принадлежит к числу тех, кто в студенчестве мог за один присест съесть две пиццы целиком, запить их шестью банками газировки и этим прославиться. Кобаяси, напротив, был спокоен, сдержан, ироничен и обладал аналитическим складом ума.

Он стал мировой знаменитостью. В Японии интерес к соревнованиям едоков заметно остыл после того, как школьник подавился⁹, пытаясь повторить подвиг своих кумиров. Но Кобаяси соревновался в других странах, устанавливая рекорды в поедании гамбургеров, братвурстов, печенья Twinkies, рулетов с омарами, рыбных тако и пр. Редкая неудача постигла его однажды в дуэли едоков на телевидении. За две с половиной минуты Кобаяси съел 31 сосиску без булочки, а его соперник – 50. В тот день Коби соревновался с бурым медведем¹⁰ весом почти полтонны.

Поначалу успехи и преимущество Кобаяси на Кони-Айленде смущали людей. Соперники подозревали его в какой-то хитрости. Может быть, он принимает мышечный релаксант или какое-нибудь другое заморское средство, чтобы подавить рвотный рефлекс? Ходили слухи, что он глотает камни, чтобы растянуть желудок. Некоторые утверждали, что Кобаяси – это часть тайного замысла японского правительства, направленного на то, чтобы унизить Америку (состязание ведь проходит 4 июля – в День независимости США!). А может быть, японские хирурги имплантировали ему второй пищевод или желудок.

Увы, ни одно из этих подозрений не оправдалось. Так почему же Такеру Кобаяси удалось обойти всех остальных?

Пытаясь найти ответ на этот вопрос, мы встречались с ним несколько раз. Наша первая встреча состоялась летним вечером в Нью-Йорке за ужином в Cafe Luxembourg – тихом изящном ресторане в Верхнем Вест-Сайде. Кобаяси выглядел гурманом: молодой зеленый салат, черный чай, утиная грудка без соуса. Трудно было представить, что перед нами тот же человек, который впихивал в себя такое количество хот-догов по сигналу гонга. Сейчас это выглядело так, как будто рестлер сидел за вышивкой. «Если сравнивать меня с американскими едоками, – рассказывал он, – то я не ем много каждый день. Есть очень быстро некрасиво. То, чем я занимаюсь на соревнованиях, противоречит традициям и культурным устоям японцев».

Его мать не переживала из-за выбранной им профессии. «Мы никогда не говорили о соревнованиях или тренировках». Но в 2006 году, когда она умирала от рака, сын был для нее поддержкой и источником сил. «Ей делали химиотерапию, и ее часто тошнило. Она говорила: “Ты ведь сопротивлялся тошноте, когда ел так много. Я тоже попробую, у меня получится”».

У него изящные черты лица; мягкий взгляд и высокие скулы делают его похожим на эльфа. Он модно подстрижен, волосы с одной стороны покрашены в красный цвет, а с другой в желтый (кетчуп и горчица). Негромко, но уверенно он рассказывает о том, как готовился к своим первым соревнованиям на Кони-Айленде. Эти месяцы в уединении были чередой экспериментов и анализа.

Кобаяси видел, что большинство участников соревнований на Кони-Айленде используют одну и ту же стратегию, которую и стратегией-то не назовешь. Они лишь с ускорением проделывали то же, что и обычный человек, когда ест хот-дог на пикнике с барбекю. Такой человек берет хот-дог в руки, подносит его одним концом ко рту, откусывает, прожевывает, глотает и запивает водой. Кобаяси задался вопросом: существует ли лучший способ расправиться с хот-догом?

Нигде, к примеру, не говорилось, что хот-дог нужно обязательно есть от одного конца к другому. Первый эксперимент Коби был простым: что будет, если разломить хот-дог пополам, перед тем как отправить в рот? Он обнаружил, что это дает больше возможностей для пережевывания и проглатывания, так как перераспределяет работу: часть ее делают руки, а не челюсти. Этот прием станет известным под названием Соломоново решение: библейский царь Соломон решил спор о том, кому из двух женщин принадлежит ребенок, приказав разрубить его пополам (подробнее об этом ниже, в главе 7).

Затем Кобаяси попробовал пересмотреть еще одну устоявшуюся практику – есть сосиску и булочку вместе. Неудивительно, что все так поступали. Когда речь идет о том, чтобы насладиться едой, сосиске самое место в булке: легкая и мягкая булочка прекрасно сочетается с упругим приправленным пряностями мясом. Но пережевывать сосиску и булку вместе, как обнаружил Коби, трудно из-за их разной плотности. Сосиска представляет собой мягкую трубку, плотно набитую фаршем и специями, которая просто ныряет в пищевод. Булка же, будучи пышной и легкой, занимает во рту много места и требует пережевывания.

Итак, он стал извлекать сосиску из булки. Сперва Кобаяси съедал несколько разломанных пополам сосисок, после чего поглощал оставшиеся булки. Он стал напоминать человека-фабрику, добившись того разделения труда, которое заставляет сердца экономистов биться быстрее со времен Адама Смита.