Стейси Холлс
Миссис Ингланд
Коллекция цветов на подоконнике у Джорджины состояла из маргариток и ирисов, собранных в лондонских парках. Здесь же флора и фауна явно богаче. Возможно, тут даже водятся олени – живые, а не бронзовые. И пусть в доме царит безмолвие, зато снаружи нас ждет столько всего интересного!
Я зажгла лампу, выключила газовые рожки и, захватив саквояж, отправилась по коридору в детскую спальню. В комнате было темно, шторы опущены. Свет лампы выхватил из мрака металлические кровати на дощатом полу и смутные контуры тел под белыми простынями. Один из спящих завозился, и я приглушила свет. В дальнем углу комнаты, возле окна, в ногах пустой кровати стояла колыбель, покрытая, словно вуалью, тонкой кружевной тканью. Я двинулась вперед по скрипучим половицам и замерла возле ажурного балдахина. Льющееся из лампы мягкое сияние осветило пухлого младенца. Он лежал на спине, раскинув в стороны сжатые в кулаки ручки. Грудка малыша едва заметно поднималась и опускалась. В этой комнате тоже было душно и холодно. Я хотела открыть окно, но удержалась, боясь потревожить детей, поэтому осторожно присела на край кровати и стала расстегивать пуговицы на ботинках. На Пембридж-сквер я спала под одной простыней и полностью распахивала на ночь окно.
Ботинок с грохотом упал на пол, и я застыла, ожидая, что сейчас проснутся дети. Откуда-то из глубины спальни раздался долгий сонный вздох, и более ничего не последовало. Я прикрутила фитиль до минимума и тихонько подула на лампу. Ненадолго резко пахнуло керосином. Прохладные простыни манили прилечь, а от стеганого одеяла слегка веяло нафталином. В кромешной темноте я устроилась на кровати и стала ждать, когда меня сморит сон.
Глава 4
Я проснулась в шесть утра, дети еще спали. Сняла платье с крючка на стене и, стараясь не шуметь, начала одеваться. В ногах моей кровати стояла колыбель, а рядом еще одна металлическая кровать, придвинутая боком к стене. Там лежали две маленькие девочки – одна рыжая, а другая темноволосая. У дальней стены, ближе всего к двери, располагалась третья кровать, которую занимал рыжий мальчик. Слева от моей кровати находился камин, закрытый решеткой, на деревянный пол был брошен лоскутный коврик. Справа, в нише, прятался шкаф.
Не открывая плотных штор, я тихо прошла мимо спящих детей, и прикрыла за собой дверь. Детские комнаты находились в левом крыле здания. От остальных помещений их отделяла дверь с обивкой из зеленого сукна, приколоченного латунными гвоздями. На пару мгновений я замерла на верхней площадке лестницы и прислушалась к тишине в доме.
Сверху открывался вид на холл первого этажа, отделенный от нижней лестничной площадки балюстрадой. На обоих этажах стены были увешаны огромными, в золоченых рамах, портретами светловолосых усатых мужчин в черных костюмах. Я отправилась на поиски кухни, по пути заглядывая в парадные комнаты первого этажа в надежде встретить прислугу. Однако шторы на окнах все еще были задернуты, а в воздухе чувствовался стойкий запах сигарного дыма. Я двинулась в заднюю часть дома, на многообещающий тихий звон посуды.
– Няня Мэй.
Я замерла от неожиданности и увидела справа распахнутую дверь. За накрытым к завтраку столом возле дымящегося кофейника сидел мистер Ингланд с газетой в руках. Несмотря на раздвинутые шторы, в комнате царил полумрак, словно под водой. Это сходство усиливалось темно-зелеными стенами.
– Доброе утро, сэр! – поздоровалась я.
– А вы ранняя пташка.
– Я пришла за горячей водой для детской, сэр. Вы не знаете, где горничная хранит принадлежности для чистки камина?
Он удивленно посмотрел на меня.
– Прошу прощения, сэр. Уточню у хозяйки.
– Нет-нет. Блейз подскажет. Она у нас старшая горничная. Я представлю вас прислуге.
– О, большое спасибо, сэр, наверняка вы очень заняты. Я представлюсь им сама.
– Чепуха! Присаживайтесь.
Я на мгновение заколебалась, представив, что дети наверху проснутся одни, но все же выдвинула из-под стола изящный стул красного дерева.
– Кофе? – предложил мистер Ингланд.
На нем была белая рубашка и бордовая жилетка. Рядом лежал небрежно брошенный пиджак. Шевелюра мистера Ингланда слегка блестела от влаги.
– Нет, благодарю вас, сэр, – покачала головой я.
– Предпочитаете чай? – От улыбки кончики его усов загнулись вверх. – Да не волнуйтесь вы так, няня Мэй, еда не вычитается из жалованья. Сейчас я все устрою.
Я сидела с прямой спиной, не прислоняясь к спинке стула. Казалось, комнате передался мрак окружающего леса. С улицы доносился шум листвы на ветру. Хозяин вернулся и, усевшись за стол, положил на колени салфетку.
– Я бы не хотела мешать вашему завтраку, сэр, – произнесла я. – Я обращусь к экономке.
– Боюсь, у нас ее нет. Прошу прощения, очевидно, у нас гораздо более скромный быт, чем тот, к которому вы привыкли. Рассказывайте, как вам жилось в Лондоне?
Он громко хлебнул из чашки, и в следующее мгновение на пороге возникла служанка с серебряным подносом, прижатым к необъятной груди. Мы обменялись взглядами, и она расставила чайный сервиз перед хозяином.
– Это для няни Мэй. Спасибо, Блейз.
Она еще раз на меня посмотрела, на сей раз с негодованием. Блейз была на четыре-пять лет старше, пышные формы придавали ей сходство с почтенной матроной, а маленькие глазки напоминали ягоды черной смородины.
Я поблагодарила горничную, но она удалилась, не дождавшись позволения хозяина и не удостоив меня ответом, и с отчетливым стуком закрыла за собой дверь.
– Так где вы раньше работали? Ах да! В Лондоне. Он пришелся вам по душе? Полагаю, молодежи там нравится.
– Мне очень нравилось.
– И что же заставило вас двинуться на север?
– Эта должность, сэр.
Я боялась, что мистер Ингланд подумает, будто я насмехаюсь, однако мой ответ его заинтересовал.
– Очень хорошо. А сами вы откуда?
– Из Бирмингема, сэр.
– «Черная страна»[27]. Хотя вернее называть ее Серой: столько там дымящих труб. Кстати, поэтому мы вынуждены красить стены в темные цвета.
Мистер Ингланд подошел к буфету и провел пальцами по стене.
– Даже при закрытых окнах эта дрянь все равно проникает. – Он показал мне пальцы и вытер ладонь о брюки.
Затем уселся за стол, налил мне чаю и поинтересовался, не надо ли сахару или молока. Я как будто свалилась в какой-то перевернутый мир, где хозяин дома исполнял обязанности хозяйки. Мне еще не приходилось бывать наедине с хозяином, да и вообще с мужчиной, и я надеялась, что мое волнение не очень заметно.
– Благодарю вас, – вежливо сказала я, отпив из чашки.
– Так что вы хотели узнать? – Он свернул газету и, поставив локти на стол, сцепил пальцы в замок.
– Мне не стоит беспокоить вас по бытовым вопросам, сэр. Я могу поговорить с хозяйкой.
– Вы можете поговорить со мной, – выжидательно улыбнулся мистер Ингланд.
– В таком случае я бы хотела спросить, есть ли в вашем доме привычный распорядок дня, которого мне следует придерживаться. Безусловно, я примусь за работу и обещаю, что все пойдет гладко, но если вы пожелаете оставить какие-то пункты в режиме неизменными, например, прием пищи и тому подобное…
Он задумчиво оперся подбородком о сложенные ладони.
– Няня, которая жила тут до вас, растила меня с малолетства. Помню, уже тогда она казалась очень старой. Страшно подумать, сколько же было няне, когда она скончалась. Я ее очень любил.
– Сожалею, сэр.
– О, не стоит. Дети в восторге, что новая няня намного ближе к ним по возрасту. Я всегда считал, что с детьми нужно и самому быть немного ребенком.
Я невольно улыбнулась в знак согласия.
– Няня Нэнгл была совсем не ребенком. Как-то раз я случайно услышал, что Саул прозвал ее «старой драконихой Нэнгл». Надеюсь, ваше появление положит конец любым попыткам плеваться огнем в детской. И все же ребята очень расстроились. Бедняжкам пришлось пережить страшное потрясение, когда они утром обнаружили рядом с собой бездыханное тело.
В комнате повисла тишина.
– Она скончалась здесь, сэр?
– К сожалению, да. Боже, надеюсь, я не напугал вас!
– Я не верю в призраков. – Я с содроганием вспомнила аромат нафталина, исходящий от стеганого одеяла.
– Весьма мудро. – Мистер Ингланд устало потер уголок правого глаза. – Вода в детскую. Я помню.
В следующее мгновение Блейз принесла подставку с тостами и тарелку с яичницей и копченой сельдью.
– Спасибо, Блейз. Няне Мэй нужна горячая вода для детей.
– Сейчас отнесу, сэр.
– Спасибо, Блейз.
Она удалилась, а мистер Ингланд щедро посыпал рыбу перцем и приступил к трапезе.
– Итак, каков ваш распорядок дня? – спросил он.
Я разгладила руками фартук и стала рассказывать:
– Я просыпаюсь в шесть часов, отскребаю и черню каминную решетку[28], полирую медь на газовых рожках, подметаю и мою детскую. Раз в неделю вручную чищу ковер. После этого бужу детей на завтрак, затем они умываются, я чиню им одежду, и мы идем гулять перед ланчем. А после настает тихий час. Вечером я обычно привожу детей вниз или могу делать это после чаепития. Я не знаю, во сколько няня Нэнгл укладывала их спать, но, вероятно, будет лучше придерживаться того же времени.
– Часов в семь, – жуя, ответил мистер Ингланд. – Малыша чуть пораньше. Ваш распорядок дня вполне приемлем.
– Следует ли мне обсудить его и с миссис Ингланд?
– В этом нет нужды.
Я изумленно кивнула.
– К Саулу четыре раза в неделю приходит учитель, мистер Бут. Они занимаются с девяти до часу в столовой.
Я снова кивнула и быстро сверилась с часами на поясе.
– Домой я возвращаюсь в десять минут шестого. Полагаю, вы могли бы приводить детей к этому времени.
– Да, сэр. А девочки учатся?
– Нет.
– Даже с гувернанткой?
– Тогда в детской было бы не протолкнуться, согласитесь. – Мистер Ингланд обмакнул кусок тоста в желток, и у меня в животе громко заурчало. – Девочкам не нужен учитель. Они умеют читать, знают основы арифметики. Я сам обучил их игре на пианино.
Я будто собственную матушку слушала. Однако няни не вмешиваются в образование своих подопечных, поэтому я не стала спорить.
– Сэр, – заговорила я, – прошлой ночью мне показалось, что для миссис Ингланд…
Он молчал.
– Видите ли, для миссис Ингланд мой приезд стал неожиданностью.
Он откашлялся и продолжил завтракать.
– Моя супруга… как бы вам сказать, забывчива.
– Несомненно, мы все иной раз что-нибудь забываем. Но знаете, что особенно удивительно? Именно хозяйка заказала для меня билеты на поезд.
Повисла неловкая пауза, длина которой ясно давала понять, что мне не стоило заводить этот разговор.
Мистер Ингланд заметил мое смущение и сменил тему.
– Так что сподвигло вас выбрать эту профессию, няня Мэй? Многие девушки вроде вас предпочли бы работать в конторе, в магазине или на фабрике и наслаждаться свободными вечерами.
Похоже, ему было действительно любопытно. Я не привыкла к тому, чтобы интересовались моим мнением, и от волнения меня бросило в жар.
– Я всегда любила детей.
– Хмм… Вы редкий человек.
– Родители много работали. Я в семье старшая из пятерых детей, и как-то само собой вышло, что я стала о них заботиться.
Мистер Ингланд кивнул.
– А кроме того, – продолжила я, аккуратно подбирая слова, – полагаю, нет занятия в жизни интереснее, чем развивать ум ребенка. – Теперь я завоевала внимание хозяина безоговорочно и продолжила более уверенно: – Как говорит наш директор, материал, с которым работают няни, дороже холста, совершеннее мрамора и несравнимо ценнее для человечества. Мы формируем из детей порядочных людей. – Я залилась краской. – Звучит очень напыщенно.
– Отнюдь, мне интересно. И я соглашусь: хорошее зерно, посеянное в плодородную землю, будет плодоносить из поколения в поколение. Впрочем, как и дурное зерно. Няня Мэй, да вы прямо психиатр!
– Прошу прощения, сэр, мне неизвестно значение этого слова.
– Психиатры работают с человеческим сознанием. Их клиенты в основном преступники, которые хотят сослаться на невменяемость.
Его интонация была теплой и дружеской, но я почувствовала, что наболтала слишком много, и торопливо поднялась со стула.
– Мне пора к детям, сэр.
– Конечно. Они мечтают с вами познакомиться. Я прочел о Норланд-колледже в The Times и подумал: «Мне нужна одна из этих нянь». Весьма прогрессивное заведение.
– Благодарю вас, сэр.
– Надеюсь, дети станут вас слушаться. Если нет, приходите ко мне.
– Хорошо, сэр.
Мистер Ингланд не походил на отца, раздающего детям тумаки. С этим веселым прищуром черных глаз и легкой, непринужденной манерой общения хозяин был скорее из тех отцов, кто посадит своих детей на колени и поведает назидательную историю.
– Увидимся в гостиной позже, – сказал он на прощание.
– Да, сэр. Мне сообщить госпоже?
Он начал неторопливо нарезать селедку.
– Сообщите. Да, и еще кое-что, – прибавил мистер Ингланд, не глядя на меня. – Пожалуйста, запирайте детскую на ночь. Ключ с внутренней стороны двери.
– Слушаюсь, сэр, – пораженно ответила я.
– Хорошего дня.
– Хорошего дня, сэр.
Кухня оказалась просторной, с высоким потолком, с керамической плиткой на стенах. Повариху, миссис Мэнньон, я застала за чернением замысловатой с виду печи жесткой кисточкой. Сама миссис Мэнньон была румяная, круглая, невысокая, с волосами цвета апельсинового варенья. Я представилась и попросила воды, а она ответила, что Блейз уже унесла таз наверх.
– Благодарю вас. В какое время здесь подают завтрак? – поинтересовалась я.
– В восемь.
– А что вы приготовили детям?
– Тост и овсянку.
Полная миссис Мэнньон говорила, не отрывая взгляда от печи, перед которой стояла на коленях на каменном полу.
– Можно ли попросить добавить в меню яйца всмятку? – подала голос я.
Кисть в руке поварихи замерла, и миссис Мэнньон повернулась ко мне вполоборота и взглянула искоса.
– Чего-чего?
– Яйца всмятку, – повторила я. – Для детей.
– Вам еще и яиц надо?
– Они могли бы съесть чуть меньше овсянки, если так будет удобнее.
– Они могли бы! – Повариха сдула огненную прядь с лица. – Ладно! Добавлю яйца в список продуктов на неделю. Обед в полдень, чай в шесть, но в детскую я обычно посылаю чай к четырем.
– Обед? – недоуменно повторила я.
Миссис Мэнньон бросила кисть в баночку и поднялась на ноги.
– Ланч, обед – называйте как хотите, – уточнила она.
– О, так значит, ланч в двенадцать, а вместо ужина чай?
– Мне не до загадок! – вспылила она. – Обед в полдень, чай в шесть, как я уже сказала.
Я поблагодарила повариху и пошла на выход. Слишком быстро захлопнувшаяся кухонная дверь немного прищемила мне платье. На лестнице я встретила Блейз, которая спускалась с помойным ведром. Она посторонилась, молча буравя меня черными глазками.
– Спасибо за воду, – поблагодарила я. – Я бы и сама принесла. Я няня Мэй.
– Пожалуйста, – сквозь зубы процедила Блейз и продолжила свой путь.
Сгорая от унижения, я поспешила в детскую и, закрыв за собой обитую сукном дверь, отгородилась от остального дома.
Дети уже проснулись. Старшая девочка сидела у себя в кровати с младенцем, стараясь держать братика подальше от края, а тот играл с ее темными локонами. В другом конце спальни младшая сестра рассматривала мою накидку, висевшую на крючке.
– Доброе утро! – весело поздоровалась я, и младшая девочка подпрыгнула от неожиданности.
Я раздвинула шторы, подняла жалюзи и распахнула окно.
Заметив, что мальчик сел в кровати, я представилась:
– Я няня Мэй.
– Вы не похожи на няню, – удивился он. – Вы слишком молодая.
– Что ж, я действительно няня, и более того, именно ваша. Как тебя зовут?
– Саул.
– Рада знакомству, мастер Саул.
Я повернулась к остальным.
– Малыша зовут Чарли, – сообщила старшая девочка. – А это Милли. Я Ребекка, но все зовут меня Декка.
– Няня Нэнгл не звала, – возразил Саул. – Она говорила, что прозвища для рабочих.
– Я только смотрела на ваши вещи, – оправдывалась Милли. – Я ничего не своровала.
– Надеюсь, – улыбнулась я. – Смотреть можно. Только сначала следует спросить позволения.
Милли смиренно убрала руки за спину.
– Я говорила ей не подходить, – сказала Декка.
Мой взгляд на мгновение задержался на ней. Я будто смотрела на себя в детстве. У нас обеих были длинные темные волосы. А потом я сообразила, что Дэкка на год младше Элси. У Декки отцовские глаза, в ней чувствовались серьезность и ответственность за младших детей. Декка положила братика себе на колени, и он весело загукал. Я взяла младенца на руки.
– И сколько же Чарли?
– В прошлом месяце ему исполнился годик.
Малыш прижал пальчики к моему рту, и я сделала вид, будто кусаюсь, чем развеселила детей. Чарли оказался очаровательно пухленьким, розовощеким младенцем с золотистыми кудряшками.
– Няня Нэнгл умерла вон в той кровати, – заявил Саул. – Мы проснулись, а она уже труп.
– Достаточно, – твердо проговорила я, заметив переживания Милли.
– Няня Нэнгл еще отца воспитывала. Она была очень старая, – пояснила Декка.
– Она была толстая, и от нее вечно воняло капустой! – крикнула Милли, прыгая на кровати.
– Не стоит так говорить.
– И все время спала! – не унималась Милли. – Она не просыпалась, даже когда я орала ей в ухо! А потом ее увезли на черной карете.
– Думаю, няня Нэнгл очень устала столько лет работать няней.
– А вы спите, няня Мэй? – поинтересовалась Милли.
– Да, конечно. Я проснулась пораньше, чтобы успеть все приготовить.
– Мы не слышали, как вы появились. Вы храпите?
– Юные барышни не должны задавать подобные вопросы.
– А вы умеете играть в бабки? – спросил Саул.
– Да, хотя предпочитаю настольные игры.
– А в шашки?
– Да. Ну ладно, хватит болтать. Декка, покажи, пожалуйста, где ваши вещи, и я помогу всем одеться.
Утро пронеслось головокружительным вихрем. Я умыла и одела детей, попутно заметив, что вещи сидят на них плохо и нуждаются в подгонке по размеру. Нижние юбки девочек требовалось удлинить, как и шорты Саула, из которых торчали его белые бедра, и всем поголовно, кроме Чарли, была нужна новая обувь. Я спросила про инвалидное кресло, и Саул ответил, что это его. Мальчик страдал от астмы и пользовался креслом после приступов. Обе комнаты отличались обилием пыли и плохой вентиляцией. В игровой комнате оконная створка на дюйм не доходила до рамы, и я сделала себе мысленную пометку обязательно разобраться с этим.
Блейз принесла на большом серебряном подносе завтрак: овсянка, яйца и тосты. Я ее поблагодарила, но она не произнесла ни слова и лишь крепче стиснула зубы. Пока старшие дети завтракали, я кормила Чарли, периодически вытирая его пухлый подбородок салфеткой. На давно не стиранной скатерти повсюду виднелись застарелые пятна от супов и жира. Почувствовав неприятный душок, я отправилась на поиски его источника к буфету. Между буфетом и стеной оказался тайник сгнившей еды. Саул, красный как рак, признался, что няня Нэнгл заставляла его есть всякие невкусные вещи, которые и попадали в тайник: в основном рыба, заливное и язык. Поскольку старая няня видела плохо, Саул просто отходил в дальний угол комнаты якобы за каким-то делом и выкладывал еду из кармана.
Я раздобыла ведро, собрала рыбные кости, шкурку от бекона, внушительное количество вареной капусты и, спустившись на кухню, выбросила в помойку. В холле я увидела Тильду, горничную, которая шла навстречу. Пухлая, внешне похожая на немку, с волосами медового цвета, уложенными в привлекательные локоны, она подсказала, где можно найти все необходимое, и отправилась дальше стирать пыль. Комната, где завтракал хозяин, пустовала, малиновая скатерть была очищена от крошек.
Я поспешила обратно в детскую, дабы завершить утренние дела: протереть пыль, подмести в комнатах, отскрести от грязи камин, который не чистили и не зажигали несколько месяцев. Дети наблюдали за мной с любопытством, им это было в новинку, а потом, словно зачарованные, смотрели, как я переодевалась из формы для уборки в бежевое повседневное платье. Я заявила, что подглядывать неприлично, и у них хватило воспитанности отвернуться.
Я полагала, что миссис Ингланд захочет увидеть детей после завтрака, но этим утром нас никто не побеспокоил, и в девять часов Саул отправился вниз на занятие. Я уложила Чарли спать и принялась смахивать пыль с книжных полок.
– Ваша матушка приходит в детскую? – спросила я у девочек.
– Иногда, – подала голос Декка.
– Никогда, – заявила Милли.
– Нет, Милли, она приходит. Иногда. Например, когда у кого-нибудь из нас день рождения, – настаивала Декка.
Я ощутила симпатию к этой девочке.
– А у вас двоих нет занятий?
– Нет.
– Папа учил нас читать и писать.
Я заметила, что Декка говорит в прошедшем времени. Жизнь для девочек в семействе Ингландов складывалась не так, как у меня и Элси. Для нас с сестрой образование стало воротами или даже мостом, ведущим с одного берега на другой. Вспомнилась фраза мистера Ингланда: «Девушки вроде вас». Я не сказала ему, что не нуждаюсь в свободных вечерах и выходных, не желаю приходить домой на обед и ночевать в собственной кровати. В свободное время мои мысли могли унестись слишком далеко, а этого я никак допустить не могла.
За две минуты до часа пополудни я с Чарли на руках отправилась вниз, чтобы забрать Саула. Я оставила девочек с книгой, хотя становилось ясно, что Милли не хватает усидчивости и она предпочитает играть в игрушки. Она перебирала их все, задерживаясь на каждой на пару минут и переходя к следующей.
У Чарли резались зубки, и малыш капризничал. Все утро я извлекала предметы из его рта: оловянных солдатиков, кочергу и даже мокрицу. Мокрицы наводнили дом, или, по крайней мере, детскую. Заметив мокриц, ползущих по плинтусам, я собирала их в фартук и раз за разом выкидывала в окно. В глубине души я надеялась, что миссис Ингланд постучится в детскую. Однако в дверь никто не стучал. Тем временем с кухни вот-вот должны были принести ланч. Вероятно, мать заглянет к детям после ланча, или, как тут принято говорить, после «обеда». А может, она просто уехала. Мало ли, вдруг хозяйка – одна из тех молодых женщин, которые живут в водовороте нарядов и визитных карточек. Дверь в спальню миссис Ингланд оставалась запертой все утро. Я решила спросить о ней у слуг за обедом, напоминая себе, что для знакомства с привычками и ритуалами нового дома, а также его обитателями требуется время.
Большие напольные часы в холле отбили час дня, и из столовой донесся звук отодвигаемых стульев. Я поставила Чарли на пол и придерживала за обе ручки. Ножки малыша гнулись под ним. Завидев брата, Чарли испустил восторженный вопль.
– Здравствуйте. Вы, очевидно, няня, – проговорил мистер Бут, тщательно выговаривая слова.
Он носил галстук и коричневую кепку, словно школьник-переросток, и потертый портфель на ремне. Мистер Бут оказался моложе, чем я думала – лет двадцати пяти, – и невысокого роста. Лицо выдавало способность этого малого выкрутиться из любой ситуации, а под короткими коричневыми усиками постоянно светилась улыбка. Мистер Бут мне сразу понравился.
Саул провел по перилам лестницы длинным блестящим пером и заявил:
– Няня Мэй спит в кровати няни Нэнгл.
– Добрый день, мистер Бут, – поздоровалась я.
– Рад знакомству. И спасибо за апельсины. Очень приятно.
Я кивнула. Я попросила миссис Мэнньон выложить несколько кружочков апельсина на блюдце и поставить на стол перед уроком. Сим всегда говорила, что детям во время учебы не помешает закуска, и я решила договориться о ежедневной порции свежих фруктов.
– Пожалуйста. А что это у вас, мастер Саул?
– Я нашел его в лесу.
– Он собирался им писать, но я сказал, что в этом доме и в этом веке мы перешли на ручки, – усмехнулся мистер Бут.
– Вероятно, вам лучше вернуть перо туда, где оно лежало. Ибо его может разыскивать владелец, – предположила я.
– Птицы не разыскивают свои перья, – вытаращился на меня Саул.
Мистер Бут взял перо у Саула. Узор фазаньего пера был прихотлив и нежен, как у мотылька.
– Такое лучше в шляпу, чем в учебный класс, – сказал он, вручив перо малышу Чарли, который незамедлительно сжал подарок беззубыми деснами.
Мы все расхохотались, и в этот момент из кухни вышла Блейз.
– А я все думаю, куда это вы запропастились? – проговорила она.
Сначала я решила, что речь о Сауле, и задумалась, для чего он мог понадобиться прислуге. Но, к еще большему моему изумлению, в ответ раздался голос мистера Бута:
– Иду. Передайте миссис Мэнньон, что я рассчитываю отведать чайного кекса. Иначе мне там и делать нечего.
Блейз закатила глаза – впрочем, было заметно, что она улыбается, – и нырнула обратно в дверь.
– Вы знаете слуг? – спросила я, испытывая непонятное разочарование.
– Ага. Блейз моя невеста.
Я снова засмеялась, но, увидев, что мистер Бут смотрит на меня с недоумением, быстро поправилась:
– Как мило! Когда свадьба?
– В следующем месяце.
– Мои поздравления.
– Благодарю.
Саул висел на перилах лестницы, маясь от безделья.
– Что ж, меня зовут, – раскланялся преподаватель.
– Рада знакомству, – кивнула я, подхватывая Чарли на руки.
Мистер Бут, насвистывая, отправился на кухню; портфель хлопал его по бедру в такт шагам. Поднимаясь по лестнице, я услышала, как с глухим стуком закрылась дверь на кухню, и спросила у Саула, часто ли его учитель остается после занятия.
– Иногда, – пожал плечами Саул. – А что на обед?
– Нас ждет сюрприз.
Я не успела обговорить меню с миссис Мэнньон. После нашей первой встречи я решила подождать до завтра.
– А чем мы займемся потом?
– Я собиралась пригласить вас всех на прогулку.
– На прогулку! И мне можно будет бегать?
– Можешь бегать, если захочется.
Наверху с тихим щелчком открылась дверь комнаты миссис Ингланд, и на пороге возникла сама хозяйка. На ней было кремовое платье с кружевным корсажем и высоким воротником, украшенным брошью. Миссис Ингланд молча смотрела на нас.
– Мэм. – Я присела в реверансе и подняла Чарли повыше.
– Доброе утро, – вымолвила она, хотя настал уже второй час дня.
Пару мгновений прошло в неловкой тишине: я ждала, когда хозяйка что-нибудь скажет или приласкает детей. Однако она прошла в ванную комнату и захлопнула за собой дверь. Зато дверь в комнату хозяйки осталась приоткрытой, и я заметила угол железной кровати с одеялом цвета слоновой кости, а позади окно, в котором, словно картина в раме, виднелась коричнево-зеленая стена. Дом почти вплотную примыкал к отвесному склону утеса, и деревья протягивали ветви в окна. Из ванной не доносилось ни звука, и я интуитивно поняла, что миссис Ингланд стоит с той стороны двери и ждет, чтобы мы ушли. Снизу из кухни донесся взрыв хохота. Выждав еще мгновение, я отобрала у Чарли перо и скрылась за обитой сукном дверью.
