Татьяна Степанова
Готическая коллекция
Глава 8
СВИДЕТЕЛЬ
– Вам все равно придется отвечать на наши вопросы, – повторила Катя, не спуская глаз с незнакомца.
И в этот момент, по логике вещей, по любой из существующих в мире логик – книжной, киношной, авантюрно-приключенческой, детективной или научно-фантастической, незнакомец должен был понять, что пришло время открыть карты, что стечением обстоятельств он загнан в угол и ему просто ничего не остается, как развязать язык. Увы, Кате снова пришлось столкнуться с суровой реальностью, не признающей логики.
– Да? – хмыкнул незнакомец презрительно. – Щас, разбежался.
– Но гражданка Преториус мертва, и вы должны…
– Я должен? Кому? Тебе, киска, я не должен ничего. – Он залпом допил свой кофе, неторопливо и уверенно поднялся, пошел к стойке. Бросил на пластиковый лоток кассы деньги и повернулся к двери.
Катя тревожно следила за ним. Вот сейчас он уйдет, исчезнет из поля зрения, канет в неизвестность, и, может быть, с ним оборвется единственная нить, ведущая к разгадке убийства на пляже. Этого, естественно, допустить нельзя. Но как его задержать? Скомандовать: стой, к стене, руки за голову? Ой, господи, как все это сложно…
– Постойте, погодите, куда же вы?! – воскликнула она жалобно, вскочив из-за стола и едва не свалив на пол сахарницу. – Вы не можете так… Да послушайте вы меня!
Незнакомец уже взялся за ручку двери. Распахнул ее, и… послышался удивленно-негодующий возглас. Незнакомец на кого-то наткнулся на ступеньках бара и, возможно, впопыхах отдавил кому-то ногу. Кто ему там встретился лоб в лоб, Кате было не видно из-за сразу же захлопнувшейся двери, но голос она услышала:
– Ну ты, полегче, ослеп, что ли, в натуре? – Человек за дверью проснулся этим солнечным утром явно не в лучшем своем настроении.
Катя умоляюще посмотрела на Юлию Медовникову. Та, кажется, сразу узнала этот голос.
– Ваня, ну-ка задержи его, – крикнула она зычно, – он мне заказ не оплатил, сбежал! – Она быстро кивнула Кате на дверь в кухню.
– Ты что же это? – осведомился за дверью тот же недовольный хрипловатый баритон. – Денег нет? Бедный совсем, а?
– Без рук, ты, давай без рук, понял – нет? А то ведь я тоже могу.
– Беги за участковым, ему по телефону сейчас фиг дозвониться, беги так, тут рядом, – скомандовала Юлия, – он у себя в опорном. Почту нашу видела уже? Так он там, только у него дверь с торца. Да беги же, а то Дергачев, кажется, не совсем еще пришел в себя с перепоя. Как бы ребра этому мальчику не переломал. Ой, да они уже, кажется, сцепились! Уже лупят друг друга… Беги же скорей, не жди!
Катя через кухню выскочила на задний двор гостиницы. Возле контейнера с мусором копошился вчерашний старичок Баркасов. Чертыхаясь, он нес куда-то на пожарной лопате дохлую чайку. Кучка белых окровавленных перьев валялась на земле.
– Семен Семенович! – уже по-свойски окликнула его Катя.
– Аюшки!
– Там драка в баре, клиент безобразничает. Дергачев его задержать пытается, идите помогите ему, а я по просьбе Юли за участковым. Если его в опорном нет – куда мне бежать, где его искать, не знаете?
– Или у себя он на квартире, или на причале, если не в опорном. Комнату-то он у Сидоренковых снимает. На площади переулок слева, дом кирпичный, синий забор, они вместе с Дергачевым там квартиранты. Да нет, вряд ли на квартире, он должен быть в опорном… Э, милая, это вчера ты была на берегу-то? Ох, ну и дела, прямо жуть берет. Ты, значит, тут с ребятами у нас в гостинице отдыхаешь?
– Да, да, Семен Семеныч, кстати, меня Екатерина зовут.
Эту важную новость Катя сообщила Баркасову уже на бегу. В душе она была благодарна и этому милому старику за его подробный отчет о том, где сыскать участкового, нужного в этой ситуации позарез, и Юлии за ее сообразительность и находчивость, и даже Дергачеву, которого еще вчера она ну просто на дух не переносила.
Нет, какие все-таки славные, отзывчивые люди тут живут, на этой косе – узкой, как лезвие бритвы, полосе между морем и заливом. Морская душа – широкая душа. Да, этому лейтенантику Катюшину крупно повезло с таким сознательным населением. Ведь главное в раскрытии убийства что? Конечно, работа со свидетельской базой, как скажет Никита Колосов. И даже если большая половина этой самой свидетельской базы ничегошеньки о деле не знает, но все же косвенно старается помочь чем-нибудь, это уже греет душу человека в погонах. Доброе слово и кошке приятно, не то что милиционеру! Потому что вселяет хоть смутную, да надежду, что общими усилиями даже запутанное и темное дело сдвинется с мертвой точки. И блеснет луч надежды. И разгорится заря новой жизни и… Нет, кажется, эта фраза совершенно из другой оперы.
Так восторженно мыслила Катя, мчась на всех парах и то и дело теряя на лету босоножки-шлепки, устремляясь к зданию почты на площади, – мимо домов, заборов, садов, кур, гусей, важно вышагивающих по дороге навстречу и абсолютно не расположенных уступать дорогу, мимо двух молоденьких мам с колясками и младенцами, мимо юного почтальона верхом на древнем немецком мопеде (год выпуска – никак не позднее середины шестидесятых).
Позже она кардинально изменила это свое скоропалительное и радужное мнение от знакомства с местными. Честно говоря, скоро от всей этой восторженной чепухи не осталось и следа.
Участковый Катюшин заседал в опорном пункте. В обнимку с телефоном. Опорный пункт действительно располагался в торце почты – железная дверь, как в противоатомный бункер, а за ней две крохотные комнатушки. Одна – приемная, где на двух стульях сидели в расслабленных позах четверо бритых под братков подростков в спортивных костюмах. Вторая – кабинет, святая святых, где за письменным столом, смутно напоминающим школьную парту, между облезлым сейфом и шкафом, набитым бланками, расположился участковый Клим Катюшин, облаченный на этот раз, согласно уставу, в полную милицейскую форму. Как и положено в часы приема жалоб и заявлений от населения.
Когда Катя без стука влетела в опорный пункт, он хмуро беседовал с кем-то по телефону, то и дело что-то переспрашивая у пятого подростка, тоже бритого под ноль и тоже вяло и расслабленно раскинувшегося перед ним на стуле. Кате сначала померещилось, что это бритый мальчик, но оказалось, нет – бритая, колючая, как ежик, девочка лет пятнадцати в джинсовом комбинезоне, украшенном бахромой и булавками. На левом предплечье и голом фарфорово-розовом темени девочки синели татуировки.
– Значит, часто она в гараж ходила? – переспросил Клим снова, перед этим сердито буркнув что-то в трубку и брякнув ее на телефон. Тут он поднял глаза и узрел Катю.
– Нечасто, чаще все-таки в церковь, про которую вы раньше меня спрашивали. – Голосок у бритой девочки был тоненький и сипло-прокуренный одновременно. – Ей наш немец нравился, ну просто отпад. Я ей говорила: и че ты, Светка, в нем видишь? Длинный шланг, тощий, как разденется на пляже – одни кости, а она…
– Ну ладно, Рита, спасибо, потом поговорим. Ты иди, ко мне пришли тут. Хм… по делу. – Катюшин, не сводя глаз с Кати, медленно поднялся из-за стола.
Рита-ежик стрельнула в сторону Кати хитрыми глазками, сползла со стула и вильнула за дверь.
– Я всю ночь не спал, думал, волновался – как ты, как одна до гостиницы добралась. – Клим говорил и смотрел так, словно Катя была настоящим привидением.
– Как видишь, не рассыпалась, дошла. Я вот по какому вопросу. – Катя тут же хотела перейти к делу, но…
– Помнишь, что я тебе вчера сказал?
– Насчет чего? Насчет убитой?
– Нет, – он укоризненно вздохнул, – про любовь с первого взгляда. Так вот. Что скрывать? Это оно самое и есть. Здесь, – он приложил ладонь к кителю с левой стороны.
– Что? – не поняла Катя.
– Чувство.
После этого «чувства», произнесенного глухим бархатным тоном завзятого казановы, было ну просто грешно спускать его на землю, открывая суровую правду насчет субординации и старшинства званий.
Но без всех этих точек над i нельзя было и надеяться, что этот милицейский клоун доведет до ее сведения подробности осмотра места происшествия и трупа, произведенного опергруппой и экспертами. А подробности и новости (если таковые, конечно, имелись) Катю остро интересовали, тем более сейчас, когда в «Пан Спортсмен» так неожиданно, как снег на голову свалился какой-то знакомец Ирины Преториус.
– Послушайте, Клим…
Но он просто заткнул ей рот вопросом:
– Ты правда с мужем сюда приехала? Не разыгрываешь меня, нет? Я и об этом тоже думал. Значит, так. Делаем все красиво. Я сейчас сажаю тебя на мотоцикл, везу в гостиницу, ты зовешь мужа, мы с ним говорим как мужики. Все. Без тебя – ты пока кофе в баре попьешь.
– Да в баре драка! – Катя, чтобы прервать это его «делаем красиво», даже ногой топнула. – Я поэтому и сюда примчалась. Скорее, там в кафе Дергачев типа одного пытается задержать до твоего прихода. Этот тип утром откуда-то появился, спрашивал о Преториус! Ну что ты… что вы смотрите на меня так глупо, лейтенант?! – От злости она перешла на «вы». – Заводите свой драндулет, а то он вырвется от Дергачева, и тогда…
– У Вани не вырвется никто. – Катюшин царским жестом снял с сейфа фуражку и, приблизившись почти вплотную к Кате (он едва доставал ей до подбородка), сказал: – Ты удивительная, просто необыкновенная.
«А ты контуженный, наверное», – в сердцах подумала Катя. Взгромоздившись за спиной участкового на мотоцикл, она прикидывала, когда же объявить ему, что они – коллеги, сейчас или сразу же после допроса незнакомца? Решила – лучше после. И когда Катюшин заложил лихой вираж на повороте, даже похвалила его скрепя сердце, перекричав рев мотора:
– А ты классно водишь!
На что он сразу живо откликнулся:
– С любимой женщиной я еще круче вожу. Шепни, что любишь, – в момент убедишься.
Кате захотелось съездить его по затылку за дерзость. Удержало лишь то, что Катюшин был в форме и они в этот самый момент ехали мимо причала, где полно было лодок и суетились люди. Жизнь в Морском в этот солнечный погожий денек буйно кипела.
Столь же буйно кипела она и в «Пане Спортсмене». Они успели вовремя. Едва Катюшин остановил мотоцикл возле гостиницы, как они услышали доносившиеся из бара звуки битвы – грохот падающих стульев и вопли Юлии Медовниковой.
Катюшин рывком распахнул дверь, словно укротитель, спешащий в клетку с тиграми. Битва переместилась уже на пол, в горизонтальное положение. Дергачев и незнакомец с сопением и невнятными ругательствами катались по полу, тузили друг друга кулаками и пинали ногами. Юлия, вооруженная щеткой, кружила над ними как коршун с еще не вполне ясными, но, судя по всему, недобрыми намерениями – огреть того, кто первый подвернется под руку, по голове.
– Руки вверх, – смачно скомандовал Катюшин с порога. – Иван, хватит, брось. Отпусти его, слышишь? Да кончай, я сказал, пусти!
Дергачев, случайно оказавшийся в этот момент сверху, прижал своего противника к полу.
– Я что – я ничего! А он мне кулаком под дых, сволочь. – Он сел, тяжело дыша и трогая ссадину на скуле. – Я вообще сюда чай пить шел. А этот налетел на меня, чуть с ног не сшиб, да еще и за заказ не заплатил. Юля, подтверди!
– Врешь, придурок! – выпалил незнакомец, тоже садясь и с отвращением отпихивая от себя ноги Дергачева. – Сумасшедший, психопат буйный! Да уберите от меня этого алкаша!
– Я те сейчас покажу алкаша! – рявкнул Дергачев.
– Гражданин, ваши документы. – Катюшин, доходивший высокому незнакомцу едва до плеча, произнес это тоном околоточного (Кате показалось – вот сейчас добавит: «Благоволите, сударь!»).
– Но это же он ко мне прицепился ни с того ни с сего! Я-то тут при чем? А за ту бурду, что тут за кофе выдают, я заплатил!
– Бурду?! – Юлия швырнула щетку на пол. – Дома жене за завтраком это скажите. Бурду… Тогда нечего по барам спозаранку шляться! Всю посуду мне вон разгрохали, весь сервиз…
– Ваши документы, – терпеливо повторил Катюшин, – паспорт.
– У меня нет с собой паспорта. Не взял. Вот только что есть. – Незнакомец полез в задний карман некогда белых и стильных, а теперь мятых, покрытых пылью и пятнами кофе брюк и вытащил пластиковую карточку. Катюшин взял ее, повертел в руках.
– Это филькина грамота.
– Это филькина грамота?! – Незнакомец обиделся не на шутку. – Да тут же все есть – фамилия моя, имя, даже фото – вот!
Катя из-за плеча Катюшина рассмотрела карточку – вроде бы клубная, членская карта какого-то «Трансатлантика» с цветной маленькой фотографией.
– Чайкин Борис Львович? – спросил Катюшин, сверяясь с ней.
– Ну да, Чайкин. Я – Чайкин. Со мной все выяснили. А с этим кретином что? Он же напал на меня при свидетелях.
Катя посмотрела на Чайкина. И, как и Сергею Мещерскому, ей вдруг сразу отчего-то припомнилась чеховская пьеса. И мертвая птица на дворе. Надо же… Вот оно как, оказывается, бывает.
– Гражданка Преториус Ирина – ваша знакомая, родственница? – спросил Катюшин.
– Я не понимаю, – Чайкин посмотрел на Катю, – это какое-то недоразумение, да? Мне сказали, они… она, что – правда, мертва?
– Она убита вчера днем. А вы были с ней знакомы, судя по вашему восклицанию. И?
– Что? – Чайкин тревожно оглядел их. – Да что вам всем нужно от меня?
– Я же вас предупредила: вам придется отвечать на вопросы следствия: хотите вы этого или нет. Это вот местный участковый, – подала голос Катя.
Катюшин удивленно оглянулся.
– Прежде чем требовать документы, лейтенант, надо представиться самому, – назидательно шепнула она, снова переходя на «вы». – Он не из вашего поселка. И о том, кто вы такой, понятия не имеет.
– Юль, свари кофе, что ли, покрепче и пожевать чего-нибудь, – хмуро попросил Дергачев, отходя в дальний угол бара и усаживаясь за стол, что был накрыт для Кати. – Слушайте, а кто знает, что вчера было? Кто это бил меня вчера?
Видно, следом за «Чайкой» пришла очередь «На дне». Классика бессмертна.
– Ладно, ты-то помолчи пока, – приказал Катюшин примирительным тоном и снова обратился к Чайкину: – Ну? Я жду ответа.
– Да какого ответа, какого?
– Вы знали Преториус?
– Ну, знал. А как она умерла? Кто ее убил? Муж ее тут? Он что, приехал?
Град вопросов. Град-виноград…
Катя краем глаза наблюдала за Юлией и Дергачевым. Оба с явным любопытством ловили каждое слово Чайкина. Заметил это и Катюшин.
– Ну-ка, давайте свежим воздухом подышим, – он подтолкнул собеседника к двери, а сам спросил Медовникову: – Юля, а Илья дома?
– На птицефабрику уехал вроде бы. Что-то его долго нет, – ответила она. – Ему что-нибудь передать, Клим?
– Нет, спасибо, я с ним потом сам переговорю.
Когда они выходили на улицу, Катя оглянулась – Юлия была уже в кухне, взяла со стойки трубку радиотелефона и лихорадочно нажимала на кнопки. «Она ведь и раньше хотела кому-то звонить, – вспоминала Катя, – как только про заказ номера от него услыхала».
– Ну, я вас внимательно слушаю, – объявил Катюшин, когда почти насильно усадил Чайкина за столик на летней веранде кафе. – Все о вас и покойной гражданке…
– Погодите, дайте хоть с мыслями собраться… – Чайкин тупо глядел на стол. – Убита. Это что, ограбление, да? Или же… это не ограбление? А муж ее здесь?
– Пока мы только разбираемся в деталях. Ваши показания, возможно, что-то прояснят, – снова подала голос Катя и снова поймала взгляд Катюшина. Он явно был взволнован и обескуражен этим «мы».
– Но мне нечего скрывать. Мы приехали сюда с Ириной Петровной из Калининграда по делам. Точнее даже, по поручению ее мужа. Я… работаю у ее мужа.
– Кем? – спросил Катюшин, разглядывая Чайкина.
– Я вожу машину.
– Красный «Пассат»? На нем вы сюда приехали?
– Ну да, да. Дела могли задержать нас с Ириной… с женой моего шефа на несколько дней, и поэтому Ирина Петровна заказала номер в здешней частной гостинице. Так она мне сказала перед отъездом. Мы должны были там встретиться, когда…
– То есть как встретиться? Вы же ехали вместе. Вы же шофер?
– Ну да, я шофер, но и не только… Иногда мне приходится выполнять другие поручения шефа. Тут тоже пришлось задержаться по одному делу в Зеленоградске. Жена моего шефа поехала одна, она отлично водит машину. Мы договорились, что вечером встретимся в отеле.
– То есть еще вчера вечером?
– Да, да, вчера! Что вы все цепляетесь? Но я задержался несколько дольше, чем ожидал. Пропустил автобус, попутки что-то не попались. Приехал сюда только утром, на первом рейсовом. Пошел искать гостиницу.
– Как-то странно вы ее искали, – заметила Катя, – вы что, названия отеля не знали?
– Ну, я просто забыл… здесь же всего один частный отель в Морском?
– Значит, когда точно вы расстались с гражданкой Преториус? – спросил Катюшин.
– Вчера днем, где-то около одиннадцати. Мы были уже в Зеленоградске, выехали из Калининграда рано…
– А чем вообще занималась Преториус? – спросил Катюшин.
– Она? Ну, ее муж известный предприниматель. Экспорт машин из Германии. У него целая сеть автосалонов. Она тоже была в бизнесе.
– А вы, значит, просто их шофер?
– Да, – мрачно ответил Чайкин.
– А сюда, в Морское, по какому же делу вы приехали? – спросила Катя вежливо.
– Моя хозяйка собиралась провести здесь деловые переговоры.
– С кем?
– Я точно не знаю.
– Ах да, вы же простой шофер. – Катя поймала его взгляд – снова сапфиры сверкнули огнем, как на витрине ювелирторга.
– А что это такое? – Катюшин кивнул на карточку «Трансатлантика», лежащую на столе.
– Ну, это клуб такой, бизнес-центр в Калининграде, я состою его членом. Паспорт, извините, не взял с собой.
– А где же ваши водительские права? – спросил Катюшин вкрадчиво. – Тоже позабыли?
– Я… нет, почему? Все осталось в машине, я торопился. Господи боже, я же вам объясняю, я задержался в Зеленоградске, сюда добирался на автобусе…
– А где вы сегодня ночевали? – спросила Катя. – В баре ночь коротали в этом самом Зеленоградске? Или на скамейке на пляже?
– Послушайте, я не понимаю…
– Это вы послушайте, Борис. Всю эту беспомощную нелепую ложь, что вы тут нам плетете, можете больше не повторять.
– Я говорю правду.
– Вы лжете, Чайкин, – отрезала Катя. – И зря. Вы, по-моему, до сих пор ничего не поняли. Она мертва. Убита. И в такой ситуации, будь я на вашем месте, я бы сто раз подумала, прежде чем так нескладно и наивно врать.
Чайкин замолчал. Катюшин что-то обдумывал.
– Ладно, – сказал он, – сейчас в больницу со мной поедете, в морг в Зеленоградске. Формальное опознание тела нужно провести. Ну а после поглядим, как и что. Вон мой мотоцикл стоит. Идите, садитесь. Я сейчас.
– Послушай, ты что это? – спросил он, едва Чайкин удалился к мотоциклу. – Я не понял. Кто тут у нас командир, а?
– Мне кажется, я, – кротко ответила Катя и сделала то, что давно собиралась, – достала из кармана шорт удостоверение. – Из нас двоих, лейтенант, а кроме нас двоих тут власть никто, кажется, и правосудие пока не представляет, командовать парадом, как старшей по званию, надлежит мне.
Катюшин вник в удостоверение. Едва не зарылся в этот маленький кусочек картона.
– Не может такого быть, – сказал он.
– Все может быть. – Катя убрала удостоверение. – Впрочем, на лидерстве я не настаиваю. Это ваш участок.
– Мой, – тихо сказал Катюшин. – Нет, быть такого не может. А ты… что же ты… что же сразу не сказала?
– Так интереснее. Правда?
Он глянул на нее снизу вверх. Потом выпрямился, расправил плечи, гордо вздернул подбородок.
– Ни от одного слова своего не отказываюсь, – вздохнул он тяжко. – А вы… а ты правда тут с мужем отдыхаешь?
– Чистая правда, – ответила Катя. – А теперь, Клим, вернемся к Чайкину. Что ты с ним после опознания в морге делать собираешься?
– На пятнадцать суток водворю, – меланхолично ответил Катюшин, думая явно о чем-то другом, – за вранье.
– Но это незаконно.
– Ну тогда за драку. Объяснения с Ивана, с Юлии возьму и оформлю как мелкую хулиганку.
– А ты давно этого Дергачева знаешь? – осторожно осведомилась Катя. – Мне сказали, вы вместе квартиру снимаете?
– А ты обо мне и справки навела? Уже? – Он глянул на нее и снова вздохнул. – Я его знаю сто лет. Мы в одном дворе жили.
– Где? Здесь, в Морском?
Катюшин покачал головой – нет.
– Мы из Калининграда.
– Значит, ты оттуда родом? А сюда после училища попал?
– Ага, – ответил Катюшин, – почти. А карточка, между прочим, что нам этот фрукт предъявил, натуральная. Только «Трансатлантик» этот никакой не бизнес-центр. Это новый развлекательный комплекс возле порта: казино, бары ночные, стрип-шоу, клубы, кабинеты ВИП с девочками и все такое. И карта эта никакая не членская, пусть он нам тут не заливает. Это что-то вроде рабочего пропуска туда на каждый день.
