Стелла Грей
Обнаженное прошлое
Все персонажи и описываемые события являются вымышленными.
Любое совпадение с реальными людьми или событиями, является случайностью.
Флакон со звоном слетел с полки и разлетелся на мелкие осколки.
Комната тут же наполнилась мускусно-древесным запахом с ноткой ванили.
Я вздохнула. Сразу стало горько и обидно. Любимые духи! Хоть и оставалось несколько капель, все равно жаль, вон как пахнет.
– Самойлова, ты меня слышишь?! – вернула в реальность Лариска своим бархатным контральто. – Я со стенкой разговариваю?
Я мотнула головой, чтобы отогнать подальше зарождающееся расстройство. Потом покосилась на телефон с включенной громкой связью и вздохнула.
– Слышу, Лар.
– Вот и слушай! – не унималась она. – Включись уже наконец-то! Мужчина в самом расцвете лет! Красивый, обеспеченный, работящий! Не испугался, что у тебя ребенок! Что тут думать-то?
Вот так всегда.
Лариска не успокоится, пока не выдаст меня замуж: зорко следит, чтобы я не пропускала свидания и добросовестно ходила с каждым, кто меня на них звал.
Выслушивая монолог подруги и коллеги на тему «У каждой женщины должен быть надежный мужчина», я быстро убрала осколки. При этом Лариска даже не заметила, что ей практически не отвечают.
– Аня, сама подумай, – продолжала она. – В наше время просто социальное бедствие: женщины, оставшиеся с детьми, и мужчины, которые этих детей принять не могут. А Эдик пригласил тебя на свидание со спокойной душой.
Я снова села за туалетный столик, продолжая наносить макияж. Самое страшное – стрелки. Идеально ровные и одинаковые они могут получиться, если ты владеешь твердой рукой и… искусством фотомонтажа.
Впрочем, если Эдика не устроит мой мейкап, я особо не расстроюсь.
Да, Лариска права целиком и полностью. Через два года мне исполнится тридцать, Дашке нужен отец, решать проблемы самой надоело… И вообще, я бы не отказалась просыпаться каждое утро с любимым мужем, а в конце рабочего дня снова засыпать у него под боком. Только вот…
При виде черноволосого смуглого Эдика с белозубой улыбкой внутри были покой и тишина, будто в безветренный день на озере. Я смотрела на него, оценивала мускулистое тело, красивые карие глаза, хорошие манеры и… оставалась каменной.
– Мам! – Дашка нарисовалась в дверном проеме. – Можно я возьму те новые краски, которые мы вчера купили? Хочу потренироваться перед завтрашним уроком.
Пропал ребенок. Но мои губы невольно улыбаются, когда Даша с горящими глазами скачет в магазине для дизайнеров, хендмейдеров и прочих рукоделов, а потом, прижимая к груди очередное сокровище, готовится к новому уроку в художественной школе.
– Бери, – шепнула и улыбнулась я.
Дочь бросила быстрый взгляд на телефон, прислушалась:
– Тетя Лара? – спросила одними губами.
Я кивнула. Ребенок покачал головой, задрал нос и удалился в свою комнату. В этом вся Дашка. Она совершенно уверена, что нам вдвоем замечательно, а от мальчишек вообще одни проблемы (от мужчин тоже).
– Ладно, я в тебя верю, – сообщила Лара и тут же притихла. – Кто там у тебя?
– Даша зашла, – вздохнула я, расчесывая золотистые волнистые волосы.
Вот уж настоящее богатство, всегда гордилась своей гривой и буду гордиться. Волосы всегда прекрасно выглядят даже после душа и без укладки.
– Передавай привет мелкой, – хмыкнула Лариска. – И не обращай внимания на ее рожицы. В конце концов, она сама повзрослеет и поймет, что мужик в доме – это благо. Все, давай держи меня в курсе, Джульетта!
Я несколько облегченно выдохнула, когда подруга отключилась. Переубедить Лариску нереально, а напоминать про два ее неудачных брака – опасно для жизни.
Быстро завершив макияж, я открыла шкаф и вытянула платье: песочное, со строгим силуэтом, эффектно подчеркивающим грудь и талию.
Пусть Эдик – не предел моих мечтаний, но он достоин того, чтобы смотреть на красивую женщину рядом. Меня несколько смущало, что он раздавал комплименты другим дамам с такой легкостью, словно вообще не напрягался. Дамский угодник? Вроде нет. Ловелас?
Застегнув молнию, я повертелась у зеркала и осталась довольна результатом.
Что ж, не стоит сразу подозревать Эдика во всех грехах. Любой мужик ошалеет, оказавшись в редакции женского журнала. Такой-то напор красоты…
Меня, правда, он выделил сразу. Хоть и не пойму почему.
Я подхватила сумочку и вышла из комнаты. Сейчас загляну к Дашке, велю не есть все конфеты вместо супа, который стоит на плите, и буду выходить.
Глянув на изящные наручные часики, я ахнула. Совсем заболталась! Опаздываю! Боже, как неудобно! Гнетущее чувство внутри, которое будто давило на сердце, почему-то становилось все сильнее. Может, не стоит идти? Позвонить Эдику, наврать что-нибудь о недомогании? Мы еще не столь близко знакомы, чтобы он примчался помогать. А так… Заодно будет время обо всем подумать и разложить по полочкам.
Я тряхнула кудрями. Так, Самойлова, не позорься. Это всего лишь мужчина, он тебя не съест. Да и свидание у нас первое, так что даже не понадкусывает.
Грудь колесом, подбородок задрала и пошла!
Подходя к комнате Дашки, я услышала, как тихонько наигрывает этническая музыка. Надо же, совсем маленькая еще, а музыкальный вкус – как у меня в двадцать восемь.
Я открыла дверь и увидела на полу дочь, лежащую в странной позе.
С ног до головы обдало жаром, за горло схватили невидимые руки ужаса.
– Даша! – крикнула я и, оказавшись рядом с ней, рухнула на колени. – Даша, Дашенька!
…От запаха, царившего в больницах, у меня всегда болела голова. И вот сейчас, находясь в коридоре, который буквально слепил своей белизной, я кусала губы и бездумно смотрела в пол.
Не пустили. Дашка потеряла сознание, и у меня не получилось ее привести в чувство. Изначально паника захлестнула с головой, хотелось метаться по комнате и кричать. Но, слава богу, это лишь промелькнуло яркой картинкой перед внутренним взором, и я, вскочив на ноги, быстро вызвала скорую помощь.
Сердце колотилось как бешеное. Дочка выглядела такой бледной, такой худенькой… Боже, не зря соседка говорила, что ей не хватает витаминов. Что в школе слишком большая нагрузка, а ребенок постоянно бегает в художку.
Я даже не заметила, что всю дорогу в душной кабине машины сидела, сжимая в руках плюшевого сиреневого слоника, которого Дашка как-то прицепила на мои ключи. Слоники у нее были везде, постоянно.
– Нет зверя полезнее, чем слон, – любила Дашка заявлять с такой важностью, что каждый раз я с трудом сдерживала улыбку. – В Индии, например, это священное животное.
– Женщина, вам плохо? – поинтересовался молодой высокий врач.
Я невольно вздрогнула, только что осознав, что мне положили руку на плечо. Сделала судорожный выдох. Да, мне плохо. Плохо. Там за дверью что-то делают с моей дочерью, но меня не пускают. Сказали свое стеклянное: «Подождите тут, не нервничайте».
Легко им!
– Нет… порядок, – заторможенно ответила я, глядя в обеспокоенные серые глаза. – Просто переживаю за дочь.
Врач быстро кинул взгляд на указанную мною палату, потом кивнул:
– Хорошо. Если почувствуете что-то не так – не сидите. Ребенку нужна здоровая мать.
Я не успела ничего ответить – его отозвали. Но слова зажгли огонек надежды и аккумулировали силы, которых еще несколько секунд назад не было.
Загнав подальше беспокойство, я выпрямила спину и машинально откинула волосы назад. И именно в это время выглянула медсестра и позвала:
– Анна Николаевна, зайдите, пожалуйста.
* * *
– И что же с Дашкой? – поинтересовалась Лариска, быстро растыкивая бумаги по папкам.
– Пока диагностировали вегетососудистую дистонию, – вздохнула я, вновь чувствуя, как внутри ворочается червячок угрызений.
Отвратительная мать, не досмотрела, не смогла. Вечно по уши в своей работе.
– Но будут ведь обследовать, верно? – уточнила подруга.
Папки с грохотом свалились со стола, Лариска чертыхнулась и принялась их собирать. Я присела рядом, помогая ей.
– Будут, – кивнула. – Сегодня должны сказать диагноз.
Вчерашний вечер хоть и заставил здорово понервничать, но как-то вот так сложилось, что врачи сумели заверить меня в том, что все будет хорошо. Ну… во всяком случае, что Дашке ничего не грозит.
Поэтому план созрел в мгновение ока: возьму справку, договорюсь в школе, подам заявление, и на недельку махнем на море. Да, сейчас только начало мая, но все равно очень тепло и… Для здоровья полезен сам морской воздух, не обязательно же плавать постоянно. А потом еще летом съездим.
Приободрившись, я позвонила дочери. Минут десять поболтали, она заверила меня, что все в порядке и чувствует себя прекрасно.
От сердца отлегло, и остаток дня я проработала со спокойной душой. Лариска убежала раньше: очередное свидание с горячим кавалером. Я только покачала головой, мысленно прикидывая, каких вкусняшек куплю после того, как заеду в больницу. Дашка будет рада до ужаса. Вот возьму ее любимого белого шоколада и йогуртов.
Окрыленная и в прекрасном настроении, я закрыла офис и быстро спустилась на парковку. Красная «мазда» сиротливо стояла одна. Да уж, не зря звание трудоголика ко мне прилипло намертво, ничего не поделать. Зато мы с дочкой ни в чем себе не отказываем!
Насвистывая бодрый мотивчик, я села за руль.
Небо затянуло тучами. Вспомнились прогнозы синоптиков: последние три дня обещали дождь, но он словно играл с людьми, только пугал, и так пока ни капли на землю не проронил. Ничего, скоро будем на юге, там – даже если прольется вода с неба – не страшно. Дождь и море – это так же прекрасно, как солнце и море. Вот чистая правда!
В этот раз я забежала в холл и тут же оказалась возле стойки регистратуры.
– Самойлова Дарья? – уточнили у меня.
– Да.
– Игорь Сергеевич вас ждет.
Вчерашний маршрут, знакомый кабинет. Меня попросили подождать немного. Я села с краешка на стул и задумчиво заскользила взглядом по окружающей обстановке. Дверь открылась, и появился врач… который интересовался вчера моим самочувствием. Удерживая в руках какие-то бумаги, он явно думал о чем-то своем, не очень радужном.
Как же я вчера была невнимательна: не сообразила, что вести нас с Дашкой будет именно он… Заметив меня, мужчина на мгновение замер, словно не ожидал увидеть, и тут же чуть нахмурился.
– Здравствуйте, Анна Николаевна.
– Добрый день, Игорь Сергеевич. Что скажете?
Он прошел на свое место, сел. Медленно отложил бумаги в сторону и посмотрел на меня. И сама не знаю почему, но по позвоночнику пробежал холодок. А еще стрелки белых часов, висевших на стене, вдруг стали тикать с оглушительной громкостью.
– Анна Николаевна… – начал он.
Я невольно вцепилась пальцами в сумочку, горло перехватило невидимым обручем.
– Боюсь, у вашей дочери лейкемия.
* * *
10 лет назад
– Аня, Аня! Сколько можно там сидеть? Уже начинается! – позвала меня Олька, на ходу глядя на себя в зеркало и быстро поправляя макияж.
Я так спешила на концерт, что забыла дома косметичку. В сумке оказался только печально завалявшийся розовый блеск, который по недоразумению я купила в ларьке. Поэтому и тушь, и карандаш пришлось брать у Оли.
Ведь есть для кого! Она хочет понравиться Саше, а я – Антону. Понравиться еще больше. Так, чтобы не думали уже ни о ком.
Посмотрев на себя в зеркало, я пригладила юбку серебристо-синего мини-платья и в который раз подумала, что смогу затмить всех! Со сцены доносилась музыка. Трехдневный фестиваль «Ночные звезды» проводился каждый год, и в этот раз нам удалось выбраться всей группой. В школе я могла о таком только мечтать.
Голова кружилась. От музыки, свободы, одновременно сладковатой и горькой слабоалкоголки в фигурных бутылочках, продававшейся буквально на каждом шагу.
Уже восемнадцать. Уже все можно. К тому же я знаю свою меру, никогда не шагну за грань.
Олька утянула меня ближе к толпе, туда, где басы проникают в самое сердце и стоять на месте просто не получалось. Мы с ней уже вовсю пританцовывали, выкрикивая знакомые строки известных песен местных групп. Людей становилось все больше и больше. Приходилось продвигаться вперед, чтобы случайно не ударить кого-то локтем.
В голове шумело, адреналин наполнял каждую клеточку тела.
– Что вы тут делаете? – шепнули мне на ухо, и сильные руки обняли меня со спины.
Кровь вспыхнула, огненным вьюнком промчалась по венам, сердце сладко сжалось. Этот хрипловатый голос я бы узнала в любой толпе, отделив от миллионов других. А еще запах можжевельника. Антон пользуется каким-то парфюмом, в котором всегда чувствуется запах хвои.
– Музыку слушаем! – радостно взвизгнула Олька, тут же прижавшись к Саше.
Я ничего не ответила, не в силах отвести взгляда от синих глаз Антона. Вот пусть говорят, что не бывает синих глаз, но что они понимают, когда смотришь в глаза любимого человека и тонешь, забывая обо всем на свете?
У него мужественный подбородок, высокие скулы, прямой нос, бесконечно чувственные губы, черные как смоль ресницы. Волосы тоже черные, что делает его красоту экзотичной и притягательной.
Антон улыбнулся, склонился и прижался к моим губам. От его поцелуев перехватило дыхание, а от пальцев, вплетшихся в мои волосы, немного ослабели колени. Он всегда обнимает меня так сильно и крепко, что даже если возникает шальная мысль сбежать, то понимаешь: не выпустят, не дадут воли.
Он считает меня своей. Так прямо и говорит:
– Аня, ты только моя. А если кто решит иначе, познакомится с моим апперкотом.
И я ему верю. Антон занимается в спортивной секции. Каждый раз, когда он снимает футболку, я, затаив дыхание, любуюсь его роскошной фигурой.
И сейчас тоже, отвечая на поцелуй, положила руки на плечи, скользнула ладонями по спине, ощущая горячую кожу сквозь тонкую ткань майки.
– Ой, ну все! – подначил рядом Сашка. – Может, прямо здесь начнете?
– Пошли, – шепнул Антон, не дав мне возразить и, крепко взяв за руку, вывел из толпы.
– Куда мы идем? – спросила я уже после того, как мы изрядно удалились от сцены к берегу.
Здесь было тихо и безлюдно. Только накатывали мелкие волны на влажный песок.
Я сама не поняла, как оказалась прижата к стволу ивы и длинные ветви скрыли нас от посторонних глаз.
Поцелуи Антона сводили с ума, я не могла надышаться его разгоряченной кожей, дурманящим можжевельником и совсем чуть-чуть – табаком. Антон начал курить совсем недавно.
– Что… мы? – хрипло выдохнула я, глядя на него затуманенными от страсти глазами и видя, что его тоже повело от желания.
Молния моего платья тихо вжикнула, серебристо-синяя ткань упала к ногам.
– Ох, здесь? – только и смогла произнести я, чувствуя, что сердце колотится, как бешеное.
– Аня, ты хочешь? – Его ладонь накрыла мою грудь, с губ едва не сорвался стон.
Пусть это не так, как всегда представлялось в мечтах. Пусть рвет все шаблоны о приличии и границах.
– Да, – еле слышно выдохнула я. – Хочу. Сейчас.
В синих глазах Антона сверкнула молния. Меня бросило в жар.
– Моя, только моя, – обжег он мои губы, прижимаясь в неистовом поцелуе.
Его руки скользили по моему телу, находя самые чувствительные местечки, и ласкали так умело, что по всему телу шла дрожь предвкушения.
А когда он подхватил меня под бедра, то и вовсе ахнула и сдавленно застонала, чувствуя сильное мужское тело.
– Будешь только моей, Аня, – шепнул Антон, прихватывая губами мочку моего уха. – Никому и никогда тебя не отдам. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя… ах, люблю, – выдохнула я, теряясь под напором его ласк и подаваясь вперед, чтобы чувствовать, как плавится кожа на коже, как горят губы от шальных поцелуев, а тело содрогается от удовольствия при каждом проникновении.
– Люблю, люблю… – повторял он, словно сумасшедший.
Мои ногти впивались в его плечи, наутро обязательно останутся царапины. Но сейчас это неважно. Я вздрогнула от накрывшего чувства эйфории, на мгновение потеряла способность дышать и существовать.
Звезды вдруг оказались невероятно близко, а на душе стало жарко и сладко.
Я тоже тебя люблю. И буду только твоей.
* * *
Пошатываясь, я вышла из туалета. Слабость охватила все тело, во рту еще стоял привкус желчи и сырой воды.
– Ох, Ань… – Оля всплеснула руками, подлетела ко мне и тут же подхватила под локоть. – Пошли, пошли!
Я могла только передвигать ноги и медленно идти следом за подругой. Хорошо, что выходные: в общежитии мало народу, никто лишний раз не будет задавать вопросы.
– Ань, осторожнее, – сказала тихо Олька и ловко впихнула меня в нашу комнатку.
Добравшись до кровати, я шумно выдохнула и провела ладонью по взмокшему лбу. Так, главное, без паники. У всех это бывает. Ну или почти у всех. В этом нет ничего такого страшного. Да, будет тяжело, придется, наверно, взять академический отпуск. Но Антон… господи, мы же поругались два месяца назад!
И все это время демонстративно ходили по универу и делали вид, что друг друга не знаем. Он все пытался зажимать Аленку Шпалу из параллельной группы, но я потом от Сашки все равно узнала, что ничем хорошим у них не кончилось.
– Ты отравилась, что ли? – поинтересовалась подруга, присев рядом. – Вся белая как мел, что такое?
– Нет, Оль, – покачала я головой. – Это не отравление. Я… – Пришлось сглотнуть и набрать воздуха в грудь. – Я…
Глаза Ольки округлились, она тут же прижала руки к щекам.
– Ой, Анька, ты что… беременна?
Горло перехватило, я смогла только кивнуть. Не зря была задержка. И по утрам вот еда не лезет в горло – сразу бегу к унитазу. И вдруг проснулось желание есть оливки, которые никогда не любила.
Оля вскочила с кровати и заметалась по комнате. Но потом, заметив мой стеклянный взгляд, взяла себя в руки.
– Так, спокойно. Сейчас звоним Антону. Говоришь с ним. Надо помириться. Ребенок – это серьезно.
– Да, – немного заторможенно ответила я и взяла мобильный.
Жалко, что денег совсем мало. Однако я дозвонюсь. Потому что Оля права. Больше чем права. И ребенок – это очень серьезно.
Прошел час, второй. Абонент не может принять вызов.
Я хотела уже было написать на почту, но вдруг вспомнила, что он меняет адреса один за другим. А значит, лучше поговорить с глазу на глаз.
Время тянулось, будто резиновое, пока я собиралась. В голове царил сумбур. Одевшись и накрасившись, я выпила успокоительного. Посмотрела на себя в зеркало. Беременность сейчас не видна. Я красивая. Мы поговорим. Он все поймет, и… сможем помириться.
– Я с тобой иду, – заявила Олька. – Вдруг грохнешься еще там обморок от счастья.
– Только не пугай их, – чуть улыбнулась я.
– Кого? – фыркнула она. – Эту змею, его мамочку?
Я вздохнула. Зинаида Александровна и правда родилась в год змеи. А еще по характеру недалеко от нее ушла. Каждый раз, когда я замечала, что на меня смотрит эта женщина, становилось не по себе.
Один раз даже стала свидетелем, как она выговаривала Антону, думая, что я не слышу:
– И на что тебе эта голодранка? Ты только посмотри на нее. Да, личико хорошенькое. Но для крепкого брака одного личика недостаточно.
Тогда они с матерью даже повздорили, а мне было до слез обидно. Я даже прокусила до крови губу, но ничего не сказала – сдержалась.
На улице было жарко, даже не смотря на то, что уже пришел вечер.
Оля шла рядом и зорко следила за мной, готовая в любую минуту поддержать. Но, стоило нам оказаться возле дома Антона, как сердце тут же заныло. Так, спокойно, вдох-выдох. Не надо думать о том, что тенью висит нехорошее предчувствие. У меня все получится.
– Я тут подожду, – тихо сказала Оля. – Если что – кричи.
– Меня там не обидят, – произнесла я, немного удивленная ее словами. – Все получится.
Я поднялась по ступенькам и вошла в прохладный подъезд. Вот он, третий этаж. Чуть посторонилась, пропуская вежливую старушку с пуделем – соседку из квартиры напротив Антоновой.
Подойдя к знакомой до боли двери, я на мгновение замерла, прежде чем нажать кнопку звонка. Дышать стало сложнее, от волнения перехватило горло. Я сделала шумный выдох и нажала на кнопку звонка. Тут же раздалась соловьиная трель. Раздались шаги в коридоре. Нет, не Антон…
Дверь открылась, на пороге показалась Зинаида Александровна, даже в домашнем халате выглядящая так, будто собралась на прием к важным гостям. И кожа свежая, явно только что маску смыла. А взгляд такой, что хочется отшатнуться.
– Внезапно, – заявила она, даже не подумав поздороваться. – Что тебе понадобилось?
Вот так с порога, без лишних расшаркиваний.
– Здравствуйте, Зинаида Александровна, – сказала я, стиснув зубы. – Могу я поговорить с Антоном?
Она смерила меня презрительным взглядом, будто окатила ведром ледяной воды.
– Нельзя. Антон уехал в Германию делать предложение своей невесте, – с явным удовольствием произнесла Зинаида Александровна. – Возвращаться не будет. Не ищи его.
– Но… – начала я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. – Как же… а адрес…
– Не дам я его адреса, незачем, – хмуро ответила она. – Послушай доброго совета: забудь о нем и найди себе кого-то уже по своему достатку. Не заглядывайся на богатых женихов – и не придется так больно падать.
Дверь захлопнулась прямо перед моим носом. Пришлось опереться на стену, чтобы немного уложить услышанную информацию в голове.
Антон уехал к невесте…
Спустя секунду перед глазами все качнулось, и я потеряла сознание.
* * *
Доктор Игорь Сергеевич давно остался во вчерашнем дне. Как и огромные голубые глаза Дашки, которая спрашивала:
– Мам, ты чего? Вон телефон уронила и даже не обратила внимания. Что с тобой? Я уже лучше себя чувствую, не надо так бояться.
А я смотрела на нее, молча кусала нижнюю губу, совершенно не чувствуя боли, и понимала, что не могу ничего сказать.
В голове было пусто, будто на заброшенном берегу реки. Я мельком заметила свое отражение в зеркале: женщина-привидение. Слишком белые губы, слишком темные круги под глазами, слишком глубокий ужас в глазах, которые вдруг превратились в бездонные колодцы. И смотреть страшно, и отойти нельзя.
– Даш… – произнесла я не своим голосом, чувствуя, что горло словно сдавило стальной рукой. – Котенок, как ты себя чувствуешь?
– Намного лучше, – заверила она и еще посмотрела по сторонам, будто с моим появлением ожидала увидеть что-то другое. – Только я домой хочу.
Я невольно сжала платок, который держала в руках. Кажется, еще чуть-чуть – и ткань попросту вопьется в кожу, которая лопнет от напряжения.
Во рту почему-то стало солено, будто появилась кровь. Я сделала глубокий вдох, приказывая себе успокоиться. Нельзя, просто нельзя показывать, что ты нервничаешь и переживаешь. Тогда ребенок тоже будет сам не свой. А Дашке волноваться нельзя. Совсем нельзя, иначе…
Что именно иначе – я просто не знала. Кажется, такое случилось первый раз в жизни, когда я стояла возле дверей квартиры Антона Данишевского. А потом перед глазами потемнело. Я тогда потеряла сознание, но пришла в себя почти сразу же, потому что, падая, стукнулась о стену. Боль тут же привела в себя.
И сейчас… сейчас было точно так же. Только пока не было той боли, которая бы могла привести в себя.
– Даш, доктор сказал, что тебе надо побыть тут какое-то время. Кое-что обследуют, посмотрят на самочувствие. И только тогда смогут отпустить.
Я прекрасно понимала, что вру собственной дочери, но ничего не могла поделать. В голове совершенно не укладывался пазл, как и что сказать ребенку. Язык не поворачивался озвучить диагноз. И я знала, что буду говорить разное… что угодно, лишь бы не страшную правду, которую пока даже сама осознать не в состоянии.
Дашка нахмурилась, задумчиво посмотрела на меня. Маленький и уже совершенно самостоятельный человек, который умеет анализировать и делать выводы.
– А надолго? – деловито спросила она, отбросив в сторону даже намек на истерику. – Потому что у меня контрольная по математике на следующей неделе, Екатерина Васильевна сказала всем основательно подготовиться. А мне пятерка нужна.
Я с трудом сглотнула образовавшийся в горле комок. Кто бы мог подумать, что говорить правду окажется так сложно. Зато ложь будет сама слетать с губ, словно цветочные лепестки.
– Посмотрим, Даш. Я ей напишу, ты не переживай.
– Переживать? – чуть нахмурилась дочь. – Мам… а как же я тут? Останусь?
Я сразу испугалась, что ей не хочется оставаться одной. Да и мне не хотелось оставлять, но… Надо сейчас домой, собрать вещи, потом купить лекарства, потом… Ох, мамочки.
– Останешься. Но недолго, обещаю.
Эти слова звенели у меня в голове, когда я вышла из машины.
С неба срывался дождь. Было очень зябко и прохладно. Я обхватила себя руками и медленно направилась в сторону остановки. Сегодня я примчалась в больницу на такси, машина сейчас в ремонте.
Игорь Сергеевич сказал, что нужна пересадка костного мозга. Взяли клетки моего, но анализы… К сожалению, мгновенно результат не узнать. Поэтому нужно ждать. Только ждать.
Я боялась думать о том, что может быть, если мое Дашке не подойдет. Ни братьев, ни сестер у нее нет. Да и вряд ли когда-то будут…
Сердце кольнуло, я остановилась под прозрачным навесом, ожидая маршрутку.
Так, только не паниковать. Все будет хорошо. Обязательно будет!
Успев замерзнуть, я плюнула на маршрутку, которая потерялась где-то на просторах города, нарушая график прибытия, и спустилась в метро. Отсюда дольше добираться, но ничего страшного, зато не так холодно.
Спускаясь на эскалаторе, я скользила бездумным взглядом по рекламным щитам. В какой-то момент мелькнула надпись: «Новая искрометная комедия Антона Данишевского “Люблю до смерти!”. В главных ролях звезды отечественного кино: Вероника Белая, Евгения Андреева, Кирилл Форшмаков. Спонсоры…»
Дальше перечислялось, кто отдал деньги на фильм, чем там замечательна эта постановка и еще какая-то ерунда. Но я не могла поверить прочитанному.
Сердце пропускало удары и билось, будто только совсем недавно научилось это делать. Не может быть… Скорее всего, просто однофамильцы. Но совпадение такое…
Зайдя в нужный вагон, я все еще думала про афишу. Захотелось даже достать смартфон и поискать Антона Данишевского, чтобы убедиться, что режиссер этого фильма ни капли не похож на того Антона, из моей юности.
– Девушка, садитесь, – сказал мне импозантный мужчина с пронзительными янтарными глазами. – Вы еле на ногах стоите.
Я слабо улыбнулась:
– Благодарю.
Села на освободившееся место, подняла голову и поняла, что напротив висит афиша комедии режиссера Данишевского.
Поначалу не знала, куда деть глаза. Казалось, что смотреть на этот кусок бумаги, как ненормальная, просто незаконно. Того и гляди люди начнутся коситься и крутить пальцем у виска.
Сама не знаю, что я хотела там увидеть. Имена актеров мне ничего не говорили. Вроде бы кого-то и видела, но настолько вскользь, что даже отпечатка в мозгу не осталось.
Украдкой взглянув на тех, кто находился рядом, я поняла, что мои страхи беспочвенны. Это всего лишь воспоминания о прошлом, щедро сдобренные стрессом. Кто читал, кто-то уткнулся в телефон, кто-то тихо переговаривался. Иногда только можно почувствовать, что мужчина с янтарными глазами заинтересованно поглядывает в мою сторону. Однако в моем состоянии было совсем не до него.
Я закусила губу, перед глазами проносились сцены из прошлого. Настолько далекого, что никогда бы не подумала, что могу это вспомнить. В шуме метро, холодноватом свете с потолка и тьме самых разнообразных запахов я видела парня, в которого была влюблена много лет назад.
Я прекрасно знала, что если провести ладонью по его крепкому плечу, то внутри разольется жар. Если склониться и вдохнуть его запах, то почувствую гель после бритья, парфюм и ментол. А если вдруг поднять голову, то можно просто утонуть в бездонно-синих глазах, которые могли соперничать с небом.
Сделав рваный выдох, поняла, что моя станция следующая. Поднялась, возле самых дверей неловко покачнулась. Меня подхватили под локоть. От прикосновения сильной руки я почувствовала, как волна смущения жаром прошла по телу.
– Осторожнее!
– Спасибо, – пробормотала я, не поднимая глаз, и тут же вышла.
Никаких мужчин сейчас. Мне не до отношений. А то, что есть ощущение, что мне продолжили смотреть в спину, так это ничего страшного. Совсем ничего.
Зазвонил телефон, я глянула на экран. Эдик… Боже, я совершенно о нем забыла. Надо взять трубку и что-то сказать. Но внутри словно появился барьер, который не пускал никого в душу. Сейчас там было место только для Даши. Больше туда никто не поместится.
Тут же забрезжила мысль, что на самом деле может быть еще один человек, который нужен, но я тут же ее прогнала.
Эдик отключился, и я с облегчением выдохнула. Лучше из дома уже напишу. Когда выпью успокоительное и немного приду в себя.
Спустя час я так и сделала, только вот все равно чувствовала вину. Будто обманываю человека. Эдик поговорил со мной, предложил помощь, но я отказалась. Мои клетки подойдут Даше. Обязательно подойдут. А там уже все решится. Если же нет…
На глаза сами навернулись слезы. Я поняла, что еще немного – и разревусь, как маленькая девочка, которая осталась совершенно одна на всем земном шаре.
Метнувшись в ванную, я умылась холодной водой и еще выпила успокоительное. Сейчас – спать. А завтра сообщат результаты. И будет все хорошо.
Утро началось с переписки с Дашкой. Она явно скучала и хотела домой.
– Дорогая моя, веди себя хорошо, – попыталась я включить строгую маму, правда, улыбка то и дело появлялась на губах. – И тогда нас обязательно отпустят раньше, чем обещали.
– Мне не нравится медсестра, – заявило мое чадо. – Она какая-то злая. А вот Игорь Сергеевич добрый, улыбается. И еще похвалил моих нарисованных слонов.
Я тихо вздохнула. Слонов, да. Даша, пожалуйста, продолжай думать о них, но только не задавай вопрос: «Мамочка, а что у меня за болезнь?» Я этого боялась до ужаса, хотя прекрасно понимала, что через какое-то время он прозвучит.
Потому после переписки с дочерью я прислонилась к стене, прикрыв глаза. Телефон прижала к груди, будто это могло заглушить бешеный стук сердца. С каждым часом казалось, что я приближаюсь к безбрежной пропасти, в которую если упасть, то больше никогда не выберешься.
Потом глянула на часы и в ужасе начала кидать вещи, собираясь на работу.
Завтрак был забыт, обед тоже пошел наперекосяк. Хорошо, что Лариска вовремя ухватила меня за шкирку и утянула в ближайшее кафе.
– Так, – хмуро сообщила она. – Ешь давай. Ишь чего удумала. Чтобы голова соображала, надо кидать в желудок пищу. На тебя и так больно смотреть, так ты еще голодом себя решила заморить.
Я послушно поела, но еда казалась безвкусным картоном.
Время тянулось, будто резиновое. Горло словно перехватили стальными пальцами. Я приказывала себе успокоиться, но ничего не выходило.
– Давай я поеду с тобой? – вдруг предложила Лариска. – Все равно сегодня не хочу ничего делать, Дашульку проведаем вместе.
– Хорошо, – слабо улыбнулась я, искренне благодарная за поддержку. – Спасибо.
