Стася Андриевская
Авторитетный опекун. Присвоение строптивой
Глава 6
Утром, выйдя из душа, я едва не ловлю сердечный приступ: на моей кровати, заложив руки за голову нагло возлегает Глеб. Прямо в деловом костюме и до блеска начищенных туфлях.
При моём появлении, выразительно встряхивает часами на запястье:
– Двадцать три минуты, Лина! Что там можно делать так долго? – И, не дожидаясь ответа, переходит к делу: – Значит так, у меня сегодня день под завязку, даже к ужину скорее всего не успею, так что все планы переносятся на завтра.
Подходит к окну, выглядывает в сторону центрального входа и, удовлетворённо кивнув, направляется к двери.
– Машку больше не игнорь, ясно? Она с виду только стерва, а на самом деле нормальная, просто работа у неё нервная. Да ещё Малыш этот мозг конопатит, дурачок блаженный. Короче, барыню не включай больше, лучше попроси её пусть шмотки тебе поможет выбрать.
Я прижимаю к груди мокрое полотенце, и никак не могу собраться с мыслями. Машка? Малыш? Барыня?
…А по венам тёплой негой бегут отголоски сна – ощущение моей руки в горячей мужской ладони и его волнующая близость… Эти воспоминания настолько яркие, что мне даже неловко поднять взгляд, как будто тогда Глеб сможет увидеть в нём что-то запретное. Аж щёки вспыхивают.
– Завтра я обязательно выкрою время, выведу тебя в свет, так сказать. Поэтому после завтрака Катерина принесёт тебе ноут, там закладки на бутики разные, выбери себе что хочешь. Что-нибудь подходящее для хорошего ресторана. Ну и что-нибудь для меня присмотри. – Опекун с видом великого соблазнителя дёргает бровью. – Кружевное бельишко, трусики-чулочки всякие…
– В смысле… – не на шутку теряюсь я. – Вы… носите кружевные трусики?
Он замирает на мгновенье и начинает хохотать:
– Молодец, урыла! – Снова смотрит на часы. – Так, ладно, тогда выберешь платье, а кружева я тебе сам куплю. На свой вкус.
– Зачем? – напрягаюсь я. – Мне не нужно кружевное бельё. Тем более от вас!
– Ну, во-первых, одевать тебя – моя святая опекунская обязанность. А во-вторых, кончай уже мне выкать. А то так и вижу эту картину: Глеб Борисович, дружочек, а не пройти ли нам с вами в опочивальню? Нет, душа моя, Ангелина Павловна, сегодня я буду трахать вас прямо у камина!
– Что… – задыхаюсь я, заливаясь краской до корней волос, – что значит… трахать?!
– Трахать? – Повторяет он, а на его лицо стремительно набегает вдруг тень, и вот я уже вижу не довольного жизнью балагура, а того самого непроницаемого незнакомца из папиного кабинета, от взгляда которого кровь стынет. – Так, я не понял. Мы же вчера всё обсудили, Лина? Да, сегодня я не могу, занят, поэтому начнём завтра. Сначала выход в свет, там нас сразу срисуют как пару, пойдут слухи что ты со мной. Для надёжности можно в ювелирку заехать, бриллиантик какой-нибудь тебе прикупить. Всё. Считай с этого момента официальный статус у тебя имеется. Ну а дальше, знаешь ли, – разводит руками, – твоя очередь отрабатывать договор.
– Что?! Я не обещала вам… Я… Я вам ничего такого не обещала! Я вас вообще к чёрту послала, если вы забыли!
Брови Глеба угрожающе сдвигаются.
– То есть, ты хочешь сказать, что выбрала второй вариант? И вместо светских тусовок, бриллиантов и качественного траха, мне просто подготовить для тебя документы о передаче папашиных активов в моё полное распоряжение. Так? А тебя саму добавить в базу шкур на продажу. Я правильно понимаю?
Он давит. Своим гневом, хозяйской аурой и требованием безоговорочного подчинения. И я не вижу альтернативы. Правда не вижу! Для меня что первое, что второе…
Нет, умом-то я всё понимаю. Но вот так запросто сказать – хорошо, я выбираю этот… как его… трах у камина… Ну не могу я, у меня ком в горле, я… я… Я боюсь!
– Ладно, – выдыхает Глеб, но губы всё ещё строго поджаты. – Я дам тебе ещё день. Один день, Лина. А вечером ты дашь мне понятный ответ, с которого уже не соскочишь. – Решительным шагом направляется к выходу, но на пороге оборачивается: – За отказ от еды теперь буду строго наказывать. И с сегодняшнего дня ты начинаешь занятия по профилю. Мне, знаешь ли, нужен нормальный, релевантный товар, на случай если ты всё-таки выберешь стать шкурой.
Он уходит, а я так и остаюсь в ступоре. Где-то внутри безнадёжно тает то самое, затаившееся после сна очарование этим… мерзавцем. И так обидно от этого, словно я не глупую фантазию теряю, а реальные чувства: боязливый интерес, робкое притяжение… Так глупо.
Так я и хожу в анабиозе. Не осмеливаюсь пропустить завтрак, на автомате знакомлюсь с кухаркой Галиной, очень милой, тёплой женщиной, которую я, однако, практически не вижу и не слышу. В голове белый шум.
Я понимаю, что выхода у меня нет. Этот гад не отпустит. И сама я тоже не сбегу – как, если вокруг лес, и я даже приблизительно не знаю в какую сторону идти, потому что приехала сюда по подземному тоннелю?
И такое отчаяние от этой безысходности накатывает! Это ведь самое настоящее принуждение! Средневековье какое-то дикое. С работорговлей, наложницами и вельможами-самодурами!
И как я вообще могла ещё сегодня утром думать об этом негодяе с теплотой? И как я могу добровольно сказать ему «да»?
А как я могу сказать «нет»?
И на этой «весёлой» ноте раздумий ко мне заявляется вдруг Мариэль с модной спортивной сумочкой через плечо.
– Готова? – опустив приветствие, сходу спрашивает она, и окидывает меня таким высокомерным взглядом, словно я ей денег должна. – Хотя, о чём я, боже… Где ты и где готова. Ладно, пофиг. Просто начинаем.
– Что начинаем? – не понимаю я.
– Обучение, – фыркает Мариэль. – Буду учить тебя прекрасному, доброму и вечному…
И с торжествующим видом достаёт из сумки большой резиновый член.
– Ой, вот только не надо падать в обморок, ладно? – увидев мою оторопь, закатывает она глаза. – Это всего лишь обучающее оборудование, хотя силикон, конечно, премиум, и по ощущениям, скажу я тебе, – словно специально смущая меня ещё больше, ведёт рукой вверх вниз по рельефному стволу, – очень близко к натуральному. Даже крайняя плоть имитирована как надо. Если мы, конечно, говорим про необрезанных. На, это будет твой.
Она протягивает мне член, а я стою обалделая и не то, что взять, а даже шаг навстречу сделать не могу.
– И что мне с ним делать?
– О-о-о! – игриво мотыляет розовым естеством Мариэль. – Чего только с ним не сделаешь! Но сегодня мы начнём с изучения анатомии, и, если успеем, плавно перейдём к основам минета. Это база, без которой ты ни одного мужика никогда не приручишь. Тем более Глеба. Да возьми уже, он не кусается!
Нагретый пальцами Мариэль силикон ложится в ладонь неожиданно уютно. Но всё равно, первые минуты я с опаской держу его на вытянутой руке.
Водя наманикюренным пальчиком по своему экземпляру «обучающего оборудования», Мариэль рассказывает мне про головку, уздечку и ствол, про мошонку и виды мужского возбуждения, а я смотрю на экспонат в своей руке и в голове такая каша!
– …Я говорю, бери смазку! – доносится до меня из этой каши. Возвращаюсь в реальность – Мариэль, обжимая пальцами головку своего экземпляра, держит над ним тюбик с лубрикантом. Смотрит на меня с издёвкой, только что в голос не насмехается: – Да, рыбка моя, это тебе не МГИМО, тут всё надо на практике пробовать! Пальчиками вот так обхватывай, нежнее. Чувствуешь, вот эту зону, как будто влитая рука сидит? Это исходная позиция. Но запомни, пока сухой, ничего никуда не двигаем. Обязательно смочить. Смотри, капаешь смазку буквально немного, вот сюда. – Из её тюбика срывается тягучая красивая капля и падает чётко на ложбинку уретры, поблёскивая, словно роса. – И уже это само по себе должно выглядеть сексуально, ясно? Это уже прелюдия. Когда научишься капать из флакона, научу тебя смачивать слюной. Вот так. – Она приподнимается над столиком, к которому на присоске прикреплён член и, до соблазнительных ямочек втянув щёки, совершенно распутно выпускает струйку слюны всё туда же, на розовую, зажатую между пальцами головку. – У этого приёма есть свои фишки, о которых нормально расскажу только я… Аллё, зайка! Так и будем сидеть до вечера, пялиться, или начнём практиковаться?
– А они… ну, члены… Они все такие огромные? – Это единственная мысль, которую мне удалось озвучить. Серьёзно. Я шокирована вообще-то.
– Пф-ф! Кому как повезёт, знаешь ли! Ну и всё познаётся в сравнении, конечно. А тебе разве есть с чем сравнивать?
Я вспоминаю про голого Глеба, и на щёки густо ползёт краска. Единственный член, который я видела вживую, да. И если сравнивать с ним, то этот, силиконовый, гора-а-аздо больше.
– Ну вот если сравнивать с Глебом, например, – словно подслушав мои мысли, вторит им Мариэль, – то тот, что сейчас у тебя, практически один в один. В рабочем состоянии, естественно. И обрати внимание на пропорции, соотношение длины, диаметра ствола и размеры головки. На саму форму головки и глубину крепления уздечки. Видишь? Вариаций бывает хренова куча, от пугающих до откровенно нелепых, но именно у Глеба член идеальный, как будто создан не природой, а рукой мастера. И лично я считаю, что Глеб просто обязан отлить его в золоте, или хотя бы хороший фотосет устроить.
– Ты что… видела его член? – поражаюсь я. Но тут же вспоминаю как свободно Глеб расхаживает голым и добавляю главное: – Я имею в виду… возбуждённым?
Мариэль прекращает плавно двигать руку вверх-вниз по своему «пособию». Смотрит на меня то ли с издёвкой, то ли со злостью. Чуть склонившись в мою сторону, понижает голос:
– Не только видела, но и делала с ним всё то, чему учу сейчас тебя. А ещё и такое, о чём в теории не учат, только на личном опыте познают. И кстати, не только я. Глеб, чтобы ты понимала, вообще очень любит секс. Много и часто. А ещё он любит разнообразие. И я имею в виду не только Камасутру, но и банально – разные вагины. Ну… баб разных любит, понимаешь? И даже не всегда по одной, частенько и двух-трёх за раз приходует. Это на тот случай, если ты вдруг начнёшь впадать в иллюзии о большой и светлой любви с ним. Не надо, девочка. Не рви себе душу. Глеб – это не про любовь. Хорошенько потрахаться – да, а за остальным надо спускаться с небес на землю и искать мужика попроще.
Смотрит на меня выжидающе и так ядовито, что аж в позвоночнике что-то противно зудит.
– Да я вообще-то… – зачем-то начинаю оправдываться я, – я и не собиралась. Мне всё это вообще не нужно. Ни Глеб ваш, ни все эти члены…
– Это хорошо, – во взгляде Мариэль проступает мягкость, и колючий яд словно растворяется. – Я хотя бы за тебя спокойна буду. Потому что знаешь… – Вздыхает. – Скольких вроде тебя я обучила, но довольны жизнью, крутят мужиками как хотят, купаются в роскоши и обожании только те, которые не прошли через Глеба. Он как проклятие. Ты его пробуешь в первый раз, и твоя природа словно в ту же секунду настраивается на него одного. Ты без него дышать не можешь, а ему это нахрен не надо. Всё что надо ему – это новую дырочку, желательно целую и неопытную, чтобы застолбить так застолбить. И вот он тупо натрахался и пошёл дальше, а ты сердце по кускам собираешь. Потому что ты для него – дырка, а он для тебя – любовь…
Выпрямляется. Неторопливо, красивыми изящными движениями вытирает влажной салфеткой руку от лубриканта и слюны. А я слежу за этой рукой, как заворожённая… и почему-то вижу её на члене Глеба.
Смаргиваю. Отворачиваюсь. В груди всё клокочет, жарко полыхает лицо.
Зачем она мне всё это рассказывает? Как будто мне есть дело до этого её Глеба, до этих его женщин и сексуальных предпочтений!
– Я не хочу быть с ним, Мариэль, – признаюсь глухо, словно боюсь, что прозвучит фальшиво. – Я вообще больше всего хочу сбежать отсюда, но не могу, ты же сама понимаешь. И у меня даже нет выбора отказаться от его притязаний, потому что другая перспектива – попасть на рынок шкур. Проституток, как я понимаю, верно? Поэтому, если мне и придётся переспать с ним, то только против воли, и уж влюбляться я в него после этого точно не собираюсь! Я его ненавижу, если уж честно. Но у меня, похоже, нет выбора, только и всего.
Пауза. Мы обе молчим, и по мере того, как утихает внутреннее возмущение, до меня постепенно начинает доходить, что Мариэль мне вовсе не подружка. И что она, возможно, вообще последняя, с кем стоило бы откровенничать о Глебе, ведь не просто так он подослал ко мне именно её…
– Не обязательно к шкурам, – кладёт она руку поверх моей. И этот жест неожиданно тёплый, успокаивающий. – Я сейчас скажу тебе то, за что Глеб мне бошку нахер оторвёт, если узнает, но ты вообще-то можешь сделать ход конём: и жизнь свою устроить нормально, и Лыбину нос утереть…
И она рассказывает мне об особом рынке наложниц, предназначенных для арабских шейхов. О красивой богатой жизни, в которую попадают девочки сумевшие и невинность сохранить, и овладеть искусством ублажать мужчину вот так, на «обучающем оборудовании»
Она даже показывает мне соцсети эффектных красавиц в лазурных бассейнах на фоне пальм, в роскошных машинах и бутиках, утверждая, что все они – её ученицы и так или иначе начинали свою «карьеру» с заведения Богдана.
Говорит, что очень многие девочки мечтают жить вот так же красиво и ненапряжно, наслаждаясь собой и купаясь в вожделении богатых мужчин, но не у всех есть исходные данные. А у меня есть. Невинность, славянская внешность, голубые глаза – это, говорит Мариэль, моё «суперкомбо» А образование МГИМО со знанием пяти иностранных языков – контрольный в голову любого арабского принца.
– И, если ты чётко и понятно скажешь Глебу, что выбираешь именно второе, он не сможет принудить тебя быть с ним, – понизив голос, мягко мурлычет Мариэль. – Он тебя и пальцем не тронет, уж поверь, потому что, если об этом узнает покупатель из числа шейхов – конец и Глебу, и всему их семейному бизнесу. А Глеб не самоубийца. Он ради очередной писечки, будь она хоть позолоченной, никогда в жизни не станет рисковать своим авторитетом. Так что всё в твоих руках, рыбка. Просто в сторону страхи и комплексы. А я помогу, если решишься.
Потом она рассказывает о том, что как только я выберу стать «невестой» шейха и заявлю, что желаю участвовать в смотринах, так называемой «Арабской ночи» – моё содержание тоже изменится.
– И даже если Глеб из принципа, чтобы не облажаться вот так сразу перед всем авторитетным сообществом, не вернёт тебя в офис к Богдану, он всё равно будет вынужден по-другому содержать тебя здесь. Ты сможешь выезжать из этой грёбанной глуши, потому что все «невесты» в обязательном порядке светятся на светских раутах. Товар лицом, так сказать. Там у тебя завяжутся полезные знакомства, связи и протекции. А фамилия отца и образование буквально сразу вознесут тебя над всеми конкурентками. Ты даже имеешь все шансы стать не любовницей, а официальной «европейской» женой какого-нибудь шейха. Женщиной, которая будет сопровождать его во всех поездках там, где нужен европейский подход к красоте и общению. И твоё МГИМО – это идеальная база, рыбка. Это, пожалуй, вообще единственное для чего действительно может пригодиться такое образование. Так что, – Мариэль вдохновлённо улыбается, у неё даже глаза блестят, – выбор за тобой!
А я слушаю её с не менее вдохновлённым лицом и понимаю, что вот он – шанс!
Нет, меня не влекут арабские сказки и гламурные фоточки в соцсетях, но вот возможность выезжать отсюда – очень даже!
А ещё – отсрочка, во время которой я стану неприкосновенной вообще для всех, включая и Глеба.
Я не хочу быть очередной невинной и неумелой дырочкой в его коллекции. Я просто хочу сбежать. И я сделаю это. А моё образование и знание пяти языков помогут мне не конкуренток на рынке элитных шкур обойти, а устроиться в жизни. Где-нибудь подальше от всего этого кошмара.
Словом, настроение – и у меня, и у Мариэль, заметно ползёт вверх. Я с энтузиазмом кидаюсь в «обучение», слушаю про все эти уздечки и мошонки, оргазмы, отличия вакуумных минетов от горловых и с интересом перебираю целую коллекцию разных членов, которые, как оказалось, припасены в сумке Мариэль.
Время летит незаметно. Впервые за последние дни я с удовольствием обедаю и наконец-то по-настоящему знакомлюсь с кухаркой Галиной – очень милой, уютной женщиной.
После обеда мы с Мариэль валяемся на моей кровати и выбираем наряды в онлайн-бутиках, делая заказы на адские, по моим меркам, суммы. Записываемся в СПА и к косметологу. А покончив с шоппингом, возвращаемся к занятиям с членами.
В один из моментов разговор заходит о позе «наездницы», и Мариэль, без лишних слов скинув на пол мою подушку, велит мне присесть над нею на корточки.
– Ого, у тебя пластика! – хвалит она то, как я двигаюсь.
А я хохочу, даже не в силах выдавить, что вообще-то занималась хореографией, и все эти финты с подушками для меня сущее баловство. Я и не такое могу!
Показываю ей парочку трюков с растяжкой, настолько поражая Мариэль, что и она пробует их повторить.
Потом снова возвращаюсь на подушку и выписываю над нею круги бёдрами, оглашая комнату самими страстными, на какие способна, стонами. Мариэль хохочет и подначивает:
– Да, да, давай детка! Ещё, ещё!
И за всем этим я пропускау момент, когда на пороге появляется Глеб.
Глава 7
– Кхм-кхм… – предупреждающе закашливается Мариэль, я оборачиваюсь. Замолкаю на половине стона, в самом пике пикантного «па» над подушкой…
– Продолжай, – невозмутимо велит Глеб. – Давай. Покажи класс.
Но у меня вдруг начинают дрожать колени, да так сильно, что я и с подушки-то поднимаюсь только ползком – сначала до кровати, а уж там кое как, по стеночке. Хочется провалиться от стыда.
– Ты же говорил до ужина не приедешь? – эффектно закидывает ногу на ногу Мариэль. Выпрямляет спину, чуть подаётся грудью вперёд. На столике прямо перед нею возвышается приклеенный на присоску член. Тот самый, идеальный, как у Глеба.
Удушливо краснею от этой мысли, а вот Мариэль невозмутима. Она словно даже провоцирует его:
– Или ты решил лично зачёт принять? Тогда рановато. Мы только начали обучаться.
– Решил проверить сделала ли ты то, что я велел, или просто развлекаешься. И вижу, что второе.
– Ну знаешь, я в твою работу не лезу, и ты в моей не командуй. А у девочки всё нормально. Я ей всё рассказала, популярно объяснила, что к чему, и она приняла решение участвовать в Арабской ночи.
– Она… что?! – Кажется, Глеб сейчас придушит кого-нибудь из нас, настолько он мрачнеет. От гнева у него даже краснеет лицо и проступает вена на лбу.
Я пугаюсь. Мне вообще сложно с мужчинами, я к ним как-то по жизни не приучена, а уж с такими злыми и подавно.
– Лина, ну скажи ему! – подкатывает глаза Мариэль, и начинает невозмутимо оттирать «обучающее оборудование» от лубриканта.
Но я молчу. Я не знаю, что можно ему сказать. Мариэль недовольно вздыхает.
– Сначала запугают девочек по самое не могу, потом просят из них что-нибудь путнее сделать. Я рассказала ей всё, как ты и просил: про шкур, про бордели и арабские перспективы. И она решила, что вполне потянет попробовать себя именно там, а не здесь. Вот и всё. Я никого не заставляла! Я просто делала свою работу.
– Пошла вон.
Приказ звучит коротко и сухо, не повышая тона, но так грозно, что мы с Мариэль обе невольно втягиваем шеи в плечи.
– Я сказал, пошла вон, – не разжимая губ, повторяет Глеб, и Мариэль грациозно поднимается.
– И что, я могу наконец уехать отсюда или опять сидеть, с моря погоды ждать?
– Ждать.
Мариэль, цокнув, удаляется, Глеб провожает её тяжёлым взглядом. Теперь член, присосанный к столику, возвышается между ним и мною. И мне так жутко, что дышать нечем.
– Это правда? Ты решила идти на Арабскую ночь?
И я вдруг ясно понимаю почему он так злится. Не ожидал. Был уверен, что в том выборе без выбора, к которому он меня прижал, я однозначно выберу вовсе не восточные сказки, а его. Он же такой весь из себя идеальный!
И тут вдруг такой удар по самолюбию!
Это понимание придаёт мне сил. В конце концов, Мариэль тоже предупреждала, что он будет беситься, но что бешенство это будет бессильным.
– Да, – говорю максимально спокойно, пытаясь держать голову гордо поднятой. – Я, в конце концов, МГИМО заканчивала не для того, чтобы у вас тут, в лесу, сидеть.
– То есть, сидеть тут, в лесу, для тебя хуже, чем в гареме, да? И тебя не смущает, что там тебя смогут перепродавать, дарить, угощать тобою уважаемых гостей, расплачиваться по долгам и просто развлекаться, глядя, как тебя, русскую шкуру, ебёт какой-нибудь придворный шут? Или именно об этом Мариэль случайно забыла упомянуть?
У меня холодеет нутро. Об этом она не рассказывала, точно. Но с другой стороны – я ведь вовсе не собираюсь в Эмираты. Мне бы только получить чуть больше свободы и возможность выезжать отсюда в город!
– Почему же, рассказывала. Всё точно так же, как вы сейчас. Но вы же знаете, что все эти ужасы вовсе не обязательны, – отвечаю я упрямо. – Есть и другой сценарий: красивая жизнь европейской жены, и я пойду по этому пути. А моё образование и родословная помогут.
– То есть, ты действительно выбрала стать проституткой. Я не ослышался?
Как будто он давал мне какой-то другой выбор!
– Это называется содержанка. И это, если вы не знали, имело место быть во все времена, при любом дворе и любой династии. И некоторые фаворитки даже попадали в историю, как великие женщины всех времён. Например, Хюррем-султан была…
– Хюррем? – взрывается Глеб. – Султан?
Он оказывается возле меня, поддевает пальцами подбородок, заставляя смотреть прямо в его тёмные непроницаемые глаза.
– А ты потянешь? На султаншу-то?
Я с трудом сглатываю ком.
– А это не ваша забота, Глеб Борисович! У меня будет мужчина, который сам решит, тяну я или нет. Вы здесь вообще не при делах. Вы всего лишь мой опекун, так вот и опекайте как положено, на расстоянии! Чтобы до моего будущего мужчины не дошёл случайный слух, что вы меня посмели трогать и… И даже показывали мне свой… – пытаюсь, но так и не могу произнести это вслух, прямо ему в лицо. – Себя голого показывали!
Я несу чушь, знаю. Но всё внутри клокочет от какого-то безумного противостояния. Словно это вопрос жизни и смерти – уделать вот этого мерзавца напротив.
Мерзавца, член которого побывал и в руках Мариэль, и ещё в бог знает чьих руках, в губах и…
Уф-фф! Какая я злая!
Одним словом, где только он не побывал, этот его идеальный член! Член мерзавца, который ходит голым при малознакомых девушках, приходует за раз двух-трёх женщин и искренне считает, что любая умрёт от счастья, оказавшись в его постели!
Так вот: Я – не любая!
Глаза Глеба хищно щурятся… И мне почему-то мерещится в них злая насмешка.
– Ну что ж… – цедит он сквозь зубы, – пусть так. Тогда давай, покажи, чему научилась сегодня. Смелее, смелее! – кивает на торчащий над столом член. – Или тебе настоящий дать? Так ты только попроси…
Опасно подносит руки к своему ремню.
– Не имеете права! – умирая от страха, дерзко напоминаю я ему. – Арабские невесты неприкосновенны для других мужчин! – Но сама малодушно, лишь бы только Глеб не исполнил угрозу, хватаюсь за «обучающее оборудование»
– В глаза мне смотри! – требует Глеб. Я вынужденно поднимаю взгляд. – Молодец. А теперь дрочи.
Я сглатываю и неумело веду рукой, но она так сильно дрожит, что вибрация по члену тут же передаётся на столик, отчего тюбик лубриканта начинает тарахтеть крышечкой.
– Смелее, султанша, – едко ухмыляется Глеб, – он, к счастью, резиновый. Не пострадает от твоих корявых потуг.
Гневно поджимаю губы, крепче перехватываю член.
– В глаза мне смотри! Ну и?.. Чего застыла, работай рукой! Или у тебя только «или-или» работает? Херовая, скажу я, из тебя тогда содержанка!
– Да пошёл ты, понял? – огрызаюсь я в сердцах. Тут же пугаюсь от своей смелости, но лишь упрямо стискиваю пальцы и тяну руку вниз.
– Чёрт, мне даже просто смотреть на это больно, – закатывает глаза Глеб. – Можно как-то понежнее, султанша?
И не успеваю я огрызнуться в ответ, как он кладёт свою руку поверх моей, сжимает, заставляя всей ладонью чувствовать рельефную фактуру члена.
– Вот так, детка. Вот так… – Смотрит мне в глаза, понижая голос до искушающего шёпота: – Чувствуешь, какой упругий, тёплый, большой…
И я, чтобы не спасовать и не ударить в грязь лицом, с умным видом вытягиваю губы, и, не отводя взгляда от тёмных, мерцающих жгучей злостью глаз Глеба, пошло, как показывала Маприэль, плюю на член…
Но попадаю Глебу на запястье, прямо на манжет рубашки.
Едва не растягиваю губы в пораженческом «Упс», но Глеб не даёт – не дрогнув лицом и не отводя взгляда от моих глаз, он сам вдруг чувственно облизывает губы и сплёвывает точно на проклятую силиконовую головку, зажатую в наших пальцах. Сжимает мою руку, с усилием протискивая в кулак многострадальный член. И снова вверх. На второй раз, уже влажный, он проскальзывает легче. На третий ещё лучше.
Пальцы Глеба чуть смещаются, теперь не накрывая сверху, а словно переплетаясь с моими на равных, на равных увлажняясь его слюной, одинаково ощущая рельеф и упругость силиконовых вен. Ресницы вздрагивают, прикрывая глаза, из-за чего темнота взгляда становится ещё опаснее и гуще. Пронзительная. Манящая. С чувственной поволокой, от которой у меня разгоняется кровь и, устремляясь вниз живота, растекается по внутренней поверхности бёдер и промежности.
Мне хочется то ли сглотнуть, то ли облизнуть губы, но я лишь вслед за сильной, властной рукой послушно ускоряю темп и словно впадаю в транс…
Свободной рукой Глеб зарывается в мои волосы на затылке, притягивает голову к себе.
– Слышишь? – Его голос стал низким и глухим, появилась томная хрипотца в дыхании. – Слышишь его?
Кого я должна слышать? Резиновый член или что? Неуверенно мотаю головой: «нет»
– А так? – усмехается Глеб и, вжавшись лицом мне в висок, начинает дышать: жарко, часто, хрипло вибрируя из самой глубины грудной клетки…
А рука сжимается ещё сильнее, движения становятся резкими, быстрыми, ускоряясь, поднимаясь к пику вместе с дыханием…
– У-ум-мм… – глухим рокотом стонет вдруг прямо мне в ухо Глеб, прихватывая мочку губами, ощутимо прикусывая. – Ум-м… Да-а-а…
Ладонь стискивается поверх моей едва не до хруста в пальцах и медленно ползёт вверх. Ощутимо, до мельчайших деталей анатомии, проскальзывает сквозь сжатые пальцы головка члена… И освободившейся руке вдруг становится пусто и холодно.
Глеб не отпускает моей головы, всё так же жёстко, до боли натягивая волосы, заглядывая в глаза так близко, что я вижу мельчайшие детали его радужки, дышу его дыханием, пульсирую его сердцем…
Растерянно сглатываю и пытаюсь отвернуться, но он зажимает моё лицо освободившейся от члена рукой. Влажные горячие пальцы скользят по щеке и ловко проникают ко мне в рот. Тычутся глубоко, прижимают язык, поглаживают, медленно движутся вперёд-назад, невольно заставляя меня их посасывать… Тёмные глаза довольно щурятся:
– А теперь представь, что они в моей сперме…
В низ живота в тот же миг ударяет обжигающая волна возбуждения. Тело покрывается мурашками, напрягается грудь, сбивается дыхание. Чувствую, как дрожат мои ресницы, как безвольно подкатываются, закрываясь от внезапной слабости глаза, и по венам растекается что-то неподвластное моему контролю…
И сильные мужские пальцы наконец выскальзывают из моего рта.
– Вот так это обычно бывает, Ангел. – Глеб сминает мои губы подушечкой большого пальца, внимательно щупает лицо взглядом, словно раздумывая над чем-то. – Как-то примерно вот так…
И резко отстранившись, выкрикивает:
– Мариэль!
Она появляется в ту же секунду, словно всё это время ждала за дверью.
Глеб стоит, собираясь с мыслями, словно очнулся ото сна. Сжимает-разжимает кулак, которым только что учил меня «как надо», выравнивает сбившееся дыхание.
– Ну и как зачёт? – невесело хихикает Мариэль, и у меня на губах появляется ощущение горечи от её тона. – Сдан успешно?
Её взгляд шарит то по Глебу, то по мне, но задерживается именно на нём. Конкретно – жадно цепляется за его пах. Меня тоже дико тянет взглянуть туда, но я не смею. У меня ощущение – словно меня резко вывели из гипноза, и я всё ещё не понимаю, где нахожусь и что только что произошло, чувствуя лишь томительную сладкую тяжесть в промежности.
– Пришли мне кого-нибудь, – с непонятной усталой злостью командует Глеб, и направляется к выходу. – Да поживее.
– Так может, я сама смогу чем-нибудь… – устремляется за ним Мариэль.
– Похрен. Ты, так ты.
