Станислав Сахончик
Флотская бывальщина
Борзые грузины, по своей неистребимой привычке нагло приставать к женщинам, не учли местного менталитета (а там тоже гордые горцы), за что были нещадно биты и сейчас безвылазно сидели на своём сейнере. Скандал консульству кое-как удалось замять…
К русским местные сербы и черногорцы относятся по-братски и всегда стараются помочь при случае. С хорватами и словенцами лучше не контактировать.
И через неделю нам таки «помогли». Часть экипажа попросилась в увольнение: пароход стоял в доке и основной ремонт пока не начинался. Местных денег (динаров) ни у кого не было – получку ещё не выдавали, – и капитан, с лёгким чувством беспокойства, согласился отпустить народ покупаться. На дворе стоял черногорский февраль (+23), что для нас, не избалованных климатом, было «как бы летом», вода чистейшая, с температурой +20. Сошедшие на берег выбрали место за городком у маяка и начали купаться.
Представители встревоженного местного населения, обеспокоившись, как бы русские гости случайно не заболели, прибежали с вином и сливовицей «для сугреву». Добрые и отзывчивые люди!
В результате дружный интернациональный коллектив местного пролетариата и наших морячков, хорошо «согретый», душевно распевая русские и сербские песни, прошёл через городок компактной колонной до заводских ворот, бережно придерживая «уставших».
Капитан метал громы и молнии – но, посовещавшись с руководством завода, решил спустить дело на тормозах. Тем более что никаких эксцессов с местными не наблюдалось. Наоборот, на заводе у нас появилось много новых закадычных друзей.
За всем этим с завистью наблюдали со своего борта донельзя огорчённые грузины – дальше заводского пирса ходу им не было. Ибо нехрен…
Ремонт шёл своим чередом. Мы все жили на судне, в надоевшем «железе». Те, кто не был задействован в ремонте, несли рутинные стояночные вахты.
Шура Баранкин ходил дежурным по судну, службу нёс вроде исправно, правда, иногда – видимо, приняв втихаря малую дозу, – растягивал гласные при подаче команд и произносил слово «внимание» как «вынимание». Тогда Шуру с вахты «вынимали», и его менял боцман, не очень этим довольный.
После турне замполита по местным аптекам нам перестали отпускать спирт. Пришлось переходить на местное, тем более что в барах и кафе нас принимали радушно и всегда старались угостить. Мы им дарили в ответ эфиопские кораллы, ракушки и всякую другую экзотику вроде деревянных масок из Юго-Восточной Азии.
В увольнение, освоившись, ходили свободно, даже ездили на автобусах в окрестные городки, благо было на что посмотреть. Начинался курортный сезон, всё было заполнено туристами из Европы.
Наши молодые морячки по незнанию заглянули на нудистский пляж на одном из островов и изрядно при этом оконфузились при виде голых женских тел. После длительного воздержания реакция была вполне предсказуемой.
Мелкие недоразумения и проступки были, конечно, неизбежны – люди уже морально устали за полгода. Суша нами всегда рассматривалась как временное место пребывания, которое следовало использовать с максимальной пользой, поскольку после ремонта нас ждал заход в Севастополь, пополнение ремонтной команды до штатной численности и боевая служба в 8-й оперативной эскадре Индийского океана. Ещё минимум на полгода…
И тут сорвался Шура! После вахты он пошёл старшим группы увольняемых матросов в город. Отпустил ребят по магазинам (недавно была получка и в карманах шуршали динары) и ушёл куда-то сам.
К 17 часам моряки исправно прибыли на борт, но Баранкина не было ни через час, ни через два. Происшествие относилось к разряду чрезвычайных!
Пропал радист военного судна, имеющий все виды допусков к секретам, а страна хоть и дружественная, но кишит потенциальными шпионами со всей Европы. Родина в опасности!
А посему под руководством нашего «особиста» Жени Максимова (капитан-лейтенанта контрразведки, замаскированного под четвёртого штурмана) были сформированы три «поисково-ударные» группы из свободных от вахт моряков. Капитан с замполитом проинструктировали их перед выходом, показав на схеме городка точки поиска – кафе и бары, продуктовые магазины, автобусные остановки и (на всякий случай) придорожные кусты. А вахтенный помощник Андрюша должен был с самой высокой точки парохода в пятнадцатикратный бинокль наблюдать и докладывать.
Где-то примерно через час после выхода групп позвонили с заводской проходной – охрана слезно попросила забрать какого-то русского.
На проходную рысью устремились старпом и особист. Их глазам предстала невероятная «картина маслом».
Завидев осточертевшие лица своих начальников, пьяный «в хлам» Шура, с обезьяньей ловкостью вскарабкался на массивные решетчатые заводские ворота и стал вопить дурным голосом всякие несуразности, вроде «Свободу попугаям!» и «Хочу к маме!» (это ещё самые приличные), собрав у ворот заводскую публику. Чиф с Женей Максимовым пытались, тряся ворота, ухватить Шуру за ноги, но тот влез ещё выше и заорал ещё громче. Наконец, уставши от висения, Шура мешком рухнул в заботливые объятия отцов-командиров.
В это время начали возвращаться злые поисковики, тоже изрядно навеселе, поскольку в каждом «объекте поиска» гостеприимные черногорцы подносили им по стаканчику. Начальство этого старательно не замечало, радуясь, что главный инцидент исчерпан.
Шуру довели «под белые крылья» до трапа, а дальше он, как истинный моряк, шёл сам.
Правда, в спину его подталкивал второй механик Семёныч, «ласково» выражаясь о подлой Шуриной личности и последующих карах. На что Шура, злобно сверкая налитыми кровью глазками, только одышливо бормотал: «Сдохни, сдохни…»
Поскольку происшествие было из ряда вон выходящим, Шура был (по вытрезвлении) крепко «вздрючен» во всех позициях, оставлен на месяц без берега и до конца ремонта только пакостил по мелочам.
По приходе в Севастополь Шуру списали с борта, и более в экипаже «Колечицкого» он не появлялся.
Горчичное волшебство
Русские люди всегда славились своими нестандартными подходами к решению технических проблем. Со времён легендарного Левши и до нынешних дней не переводятся на Руси мастера-самородки. Немало их и среди моряков.
Таким «Левшой» на нашем пароходе был второй механик Семён Семёнович Кривоносов, попросту Семёныч. Во время ремонта в Югославии Семёныч проявлял чудеса изобретательности, поражая местных остроумными и нестандартными решениями.
Буквально из заводского хлама он собрал небольшую пескоструйку, чем существенно облегчил работу боцманской команды, доселе боровшейся в море со ржавчиной на палубе по старинке – кирочкой да металлической щеткой. Неисправности в главном двигателе Семёныч определял на слух, поэтому югославы часто приглашали его на консультации.
Завод никак не мог сдать заказчику паром «Негош» компании «Викинг Лайн», который занимался перевозками через Ла-Манш. Контракт «горел», заводу грозила крупная неустойка. Что-то не ладилось в турбинах. Но всё держалось в строжайшем секрете от конкурентов… Однако с Семёнычем информацией поделились.
Тот пришёл на «Негош», послушал двигатель, попросил «погонять» его на всех режимах, порылся в чертежах и схемах. Потом попросил удивлённых коллег свозить его в продуктовый магазин. Там он велел купить три больших пакета обычной горчицы.
Ошарашенные заводские начальники, недоумевая, купили требуемое. Семёныч хладнокровно попросил всех удалиться из машинного отделения, куда-то засыпал все три пакета. Затем через полчаса попросил погонять двигатель на всех режимах.
Тот заработал безупречно, сутки отработал на швартовных испытаниях и сутки – на ходовых по Которскому заливу.
Радостное заводское начальство подписало сдаточные документы, заказчик принял судно без замечаний, и «Негош» проследовал к берегам Англии, где ещё полгода отработал на линии без поломок и ушёл на профилактический ремонт в Голландию в плановом порядке.
Директор завода отпросил Семёныча на пару дней в заводской дом отдыха, где он с душой отдохнул. Правда, в нагрузку ему дали замполита Леонтьича (тоже из механиков). Так что отдых ему был немного подпорчен. Хотя потом оба они потом загадочно молчали и только ухмылялись на расспросы.
Как-то, уже в море, Семёныч попытался объяснить мне суть своего «горчичного ремонта», но я так ничего и не уяснил. Медицина всё же более понятная наука.
Севастопольский заплыв
Славный город Севастополь радушно принял в свои объятия наш пароход, за полгода ремонта в Югославии истосковавшийся по русской речи и советской действительности. Хорошо было там, на адриатическом бережку и в условиях европейского комфорта. Однако чего-то уже не стало хватать! Ностальгия – вещь сильная, не мы первые и не мы последние жертвы этого сильного чувства…
Поэтому морячки с местного танкера «Фиолент», пришвартовавшегося к нам на внешнем рейде, были приняты как родные, а русские маты приятно ласкали слух. Правда настроение чуть подпортил их третий механик, слезно попросивший не баловать местных девушек и более трёх рублей однократно им в руки не давать. Потому как мы тут пошикуем и уплывём, а местным флотским мачо здесь жить…
Буксиры нас поставили к стенке флотского арсенала, в конце бухты, сзади было только корабельное кладбище и инкерманский судораздел с корабельным кладбищем – места абсолютно неромантические.
Капитан честно сказал, что денег он нам не даст, ибо всё равно просадим по кабакам. Но экскурсии в город официально разрешил – и на том ему спасибо!
Через пару дней должно было самолётом прибыть пополнение из Владивостока, чтобы довести наш сокращённый ремонтный экипаж до штатной численности. А затем нам предстояло идти на боевую службу в Индийский океан.
Разумеется, половина экипажа, кроме стояночной вахты и донкерманов, принимавших воду и топливо, оказалась в городе и зависла по кабакам, разбившись на компании со строгим соблюдением специальности и субординации.
Отсутствие денег компенсировалось бартерными и прочими сделками с аборигенами, ибо заграничных шмоток и сувениров у народа припасено было много, а впереди ожидались ещё заходы в иностранные порты: пароход был не под военно-морским, а под красным флагом СССР – и с судовыми документами Дальневосточного пароходства.
Описание многочисленных подвигов дальневосточных морячков в Севастополе и окрестностях заняло бы немало места, хотя вряд ли резко отличалось бы от подвигов в портах прочих водоплавающих.
Однако никто в милицию не попал (хотя предпосылки к тому имелись), загранпаспортов не терял и в конфликты с местными не вступал. Горожане приняли нас вполне радушно – всё же дальневосточники были для них некой экзотикой и выделялись менталитетом (широтой души и элементами пофигизма). Загулявших морячков старались приютить из чувства солидарности коллеги с местных пароходов. Так что к подъёму флага успевали все.
Кое-кто, впрочем, добирался и самостоятельно, – как указано в уставе, «с использованием подручных средств».
Четвёртый помощник Андрей, парень бойкий, пользовался немалым успехом у местных дам. В тот вечер в ресторане «Севастополь», когда он предложил обрадованной официантке расплатиться за ужин модными кроссовками и кое-какими заграничными шмотками, к нему подрулил некий невзрачный товарищ и, помахивая красной корочкой ОБХСС, предложил «пройтиться». У входа, мол, уже ждёт комфортабельный автотранспорт с цветомузыкой.
Невзрачного товарища тут же взяли в «коробочку» подвыпившие местные рыбаки, гулявшие за наш счёт, а Андрея девчата-официантки быстренько протащили по ресторанным шхерам на тихую улочку, расцеловав на прощание и вручив бутылку водки в качестве компенсации. Романтическое свидание из-за происшествия тоже сорвалось, и огорчённому Андрею пришлось возвращаться на судно…
На последние рубли частник подбросил его к месту стоянки судна, но только к другой, противоположной стороне бухты: пассажир, находясь в изрядном подпитии, выдал водиле неправильные координаты. Озадаченный Андрей, однако, чувство долга не потерял, духом не упал и решил прорваться на пароход в любом случае.
Родной танкер празднично сиял стояночными огнями и иллюминаторами во мраке августовской ночи совсем рядом – метрах в трёхстах. А что такое пара кабельтовых для настоящего моряка? Сущая ерунда! Даже при отсутствии подходящих мореходных плавсредств.
Первым делом Андрей достал подаренную девчатами бутылку и, отхлебнув добрый глоток «из горла», поставил её на песок. Сняв шикарные югославские башмаки, кожаную куртку с паспортом моряка во внутреннем кармане и рубаху, сложил всё это в кожаную спортивную сумку, закрыл на молнию все кармашки, придав тем самым сумке некоторый запас плавучести, и решительно зашёл в воду.
Из соседних кустов послышался пьяный совет:
– Мужик, не торопись топиться! Жизнь, мля, прекрасна и удивительна, пока есть что выпить! Давай, братуха, подгребай к нам!
Андрей, и так залитый спиртным до гайморовых пазух, только махнул рукой и поплыл в сторону судна, учитывая течение. Сумка пока держала, однако прошедший рядом катерок развёл волну, захлестнувшую сумку и заставившую пловца поволноваться. Катерок Андрей пропустил с правого борта, согласно МППСС [3]
Сумка заметно потяжелела, и пришлось напрягаться, чтобы голова не опустилась в воду, да и ноги, облепленные мокрыми джинсами, уже начали уставать. Течение относило Андрея к корме. До парохода оставалось метров пятьдесят, когда сумка окончательно намокла и стала тянуть ко дну. Андрей, моментально протрезвев, собрал последние силы и замолотил ногами.
Рывок удался – он успел зацепиться за кранец, вываленный в воду у кормы. Там, на метр выше, уютно светились иллюминаторы кают боцмана и донкерманов.
Немного передохнув, Андрей пришёл в себя и понял, что спасён. Вспомнил о «штурманских понтах», коими славится ломоносовская «бурса», и рявкнул:
– Боцман, вывалить трап по левому борту!
Из-за кормовых лееров выглянула голова боцмана, в иллюминатор высунулся удивлённый старший донкерман Нагорный.
Мужики, привыкшие ко всяким неожиданностям, быстро бросили конец и молча втащили мокрого и замёрзшего Андрея на борт, быстро раздели, растёрли мочалкой, повесили вещи в машину сушиться. Андрей, поняв, что он дома, принял поднесённые ему полстакана докторского «шила» и сразу отключился.
На рассвете он, проснувшись, обнаружил, что напротив его шконки сидят оба донкермана и пристально, молча, с сожалением и немым укором на него смотрят.
Потом старший донкерман Нагорный сказал:
– Андрюха, я двадцать лет на флоте, но таких придурков, как ты, вижу впервые!
Подошедший боцман вручил Андрею его просохшие вещи.
– Андрей, ну ты точно придурок! Мог бы утонуть не за хрен собачий! Ладно, одевайся и вали в свою каюту, пока никто тебя не видел!
Больше дебатов на эту тему не было, все свидетели вроде бы молчали.
Но и сейчас по Севастополю ходит среди моряков вспомогательного флота байка про этот заплыв. Как правило, подобные байки обрастают всякими домыслами и невероятными подробностями в зависимости от фантазии рассказчиков. Дескать, плыл он на досках от забора, пел «Варяга», тащил сумку водки и материл всех окружающих, издавая всякие непотребные восклицания.
Общему сему знаменателю и сей подвиг подлежит! А правду знали только четверо – и сейчас она перед вами…
Стоит упомянуть, что в Интернете встретилась история про некоего старлея с крейсера «Кутузов», совершившего подобный заплыв. Он при этом утопил всю форму и, оставшись в фуражке и табельных трусах, сумел-таки незаметно пробраться мимо вахты в свою каюту. Вахтенный офицер потом долго пытался определить куда ведут мокрые следы.
Акульи ужастики
Как известно, в любой работе полагаются по КЗОТу и выходные дни. Вспомогательный флот ВМФ тоже не являлся в этом случае исключением.
Но перед начальством на берегу всегда стояла проблема – как сократить количество отгулов, положенных морякам за проведённые в море выходные дни. Ибо пребывание на боевых службах в Индийском океане, бывало, затягивалось на год с лишним, и если действовать по закону, то на судах обеспечения ТОФ половина экипажей гуляла бы минимум полгода, а полупустые пароходы стояли бы у пирсов Владивостока.
Поэтому умные головы из Главного штаба ВМФ придумали интересную новацию – проведение выходных дней в море, непосредственно на судах. Наверняка кто-нибудь из штабных чинов «Арбатского военного округа» получил за это внеочередную звёздочку на погоны, но на флотах этому, мягко говоря, не обрадовались. Чтоб им, крысам сухопутным, свои отпуска в кабинетах проводить!..
В 8-й оперативной эскадре (зона ответственности – Индийский океан и Красное море) это выглядело так. Судно обеспечения, «нагулявшее» наибольшее количество выходных, на недельку направлялось на архипелаг Дахлак или на остров Сокотра, где становилось на якорь на внешнем рейде. По судну объявлялся выходной день (или несколько), народ нёс стояночную вахту, а остальные погружались в крепкий сон в собственных койках, отвлекаясь лишь на приём пищи и рыбалку.
Этакая бесконечная сонная одурь, когда теряется чувство времени, а морально больше устаёшь, чем отдыхаешь…
Любители порыбачить кайфовали – возле фановой трубы и слива камбуза постоянно толкались разнообразные рыбы, включая хищных барракуд и тунцов. Причём более крупные рыбы поедали более мелких, и всеобщее пиршество шло круглосуточно.
Изредка на этот праздник жизни заплывала парочка акул, внося некое разнообразие – поедая всех подряд. Для развлечения моряки иногда ловили и акул. Но это уж так, на любителя…
У борта, несмотря на чистейшую воду, купаться было опасно, поэтому два раза в день спускали на воду рабочий катер, на котором по очереди доставляли экипаж на ближайшие необитаемые островки, где на отмелях произрастали кораллы и водились ракушки и лангусты – сырье для нехитрых морских сувениров, украшающих каюты.
Вот и в этот раз от борта танкера «Владимир Колечицкий» отвалил рабочий катер с десятком моряков. У многих были маски, трубки и ласты. На руле стоял второй помощник Слава Чуприн с трубкой в зубах, невозмутимый, как всегда. Катер, попыхивая дымком выхлопа, неторопливо шёл к одному из песчаных островков, где и предполагалось отдохнуть.
Надо сказать, что отдых на голом песке (ни единой травинки) при температуре плюс 45 – понятие весьма относительное, чреватое солнечным ударом, поэтому предполагалось провести время, в основном, в воде (там температура была плюс 35 – всё же как-то прохладнее). Потом приходилось на пароходе долго отлеживаться под кондиционером, потому что прибывали на борт в состоянии «вареной макаронины», с трудом добираясь до коек.
Нос катера, мягко прошелестев, уткнулся в отмель, метрах в пяти от берега. Дальше – вброд, оставив на катере моториста с рацией и санитарной сумкой.
Пляж островка огласился радостными воплями, хохотом, послышались удары в мяч, большая часть народа полезла в воду – замелькали ласты. Дальше всех заплыл молодой четвёртый штурман Андрей, парень азартный.
Вся эта идиллия длилась не больше часа. Моторист с катера заметил несколько акульих плавников, направлявшихся к острову. Сразу закричал, предупредил…
Народ начал выскакивать из воды, теряя ракушки и кораллы: все слишком хорошо знали, что такое акульи зубы! И только Андрей увлечённо нырял и нырял, не слыша криков и не замечая плавников, угрожающе приближавшихся к нему.
Народ на берегу аж взревел хором:
– Андрюха! Акулы! – Ну и матами, соответственно (для лучшего восприятия).
Андрей, наконец, услышал крики, оглянулся и, увидев приближающиеся плавники, со скоростью торпедного катера рванул к берегу, выскочил на отмель и в туче брызг влетел на песок. Промчавшись метров пятьдесят по песку, как-то странно задирая ноги, он сел на кучу песка, ошалело закрутил головой – и истерически захохотал…
Оказалось, что он бежал стометровку, не снимая ласт!!!
Моряки тоже с облегчением засмеялись – на этот раз обошлось! Но тут уж всем стало не до отдыха, хотя акул и отогнали, запустив в их сторону пару сигнальных ракет.
Загрузив в катер добычу, вернулись на танкер, оживлённо обсуждая случившееся. Дальше радисты разнесли весточку по эскадре, и Андрей проснулся знаменитым, превратившись из обычного четвёртого помощника в чемпиона 8-й оперативной эскадры по бегу в ластах на стометровку. Такое практиковалось – наряду с бегом в мешках.
По степени известности он тогда сравнялся со штурманом с БДК «Вилков», которому лангуст прищемил клешнями мужское достоинство на острове Сокотра.
Хотя, положа руку на сердце, на месте Андрея так поступил бы каждый в ситуации, когда за спиной маячат приближающийся акулий плавник и перспектива (в лучшем случае) лишиться какой-либо из конечностей.
Правда, вскоре у Андрея появился шанс отыграться – на следующий день старшим на катере по графику был он. По карте заранее определился с местом высадки – это была коралловая отмель с несколькими мелкими песчаными островками. Разумеется, никакой растительности там не наблюдалось и укрыться в тенёчке никоим образом не получилось бы. Но догадливые морячки из боцманской команды захватили с собой несколько больших кусков брезента и алюминиевые трубки, чтобы сделать хотя бы навесы от палящего солнца, Температура, как обычно, была по-утреннему бодрящей – плюс 46. Народ с радостными воплями разбежался по островкам и шустро начал нырять за кораллами и ракушками. Андрей с мотористом остались на катере, ведя наблюдение во все стороны – акулы могли появиться неожиданно.
Акулы архипелага Дахлак во времена итальянской оккупации (да и после неё) лакомились умершими заключёнными местной каторжной тюрьмы, так что к «человечинке» были приучены генетически.
Наши офицеры с базы, собираясь на рыбалку, всегда брали с собой оборонительные гранаты и пару пистолетов или автомат с несколькими магазинами. Обычная офицерская рыбалка начиналась с профилактического гранатометания, а затем следовал сбор оглушённой морской живности.
Но морякам «Колечицкого» стрелковое оружие по штату не было положено, хотя несколько самодельных острог в катере лежали, и, в крайнем случае, сигнальные ракеты тоже могли бы пригодиться.
Жара на катере была невыносимая, борта раскалились, и даже в забортной воде невозможно было охладиться. Это был просто тёплый рассол…
Не спасали и соломенные вьетнамские шляпы, припасённые ещё с Камрани.
Андрей, помня, как экипаж реагировал не его бег в ластах, решился на коварную месть. Достав мегафон, нажал тангеиту, и над морем разнёсся зычный, с нотками искренней тревоги, голос:
– Братва, акулы! Всем на борт!
Народ среагировал адекватно – все дружно, с матами, повыскакивали на островки, теряя на ходу ласты, тапки и прочее барахлишко. Тем более что поблизости действительно маячили какие-то плавники. В панике никто не вспомнил, что акулы на мелководье не заплывают. Всё столпились на четырёх островках и бежать по воде на катер абсолютно не желали.
Андрея несколько подвела собственная хитрость: пришлось ему подходить на катере, царапая днищем о кораллы, к каждому островку и снимать моряков вместе с их добычей – кораллами и ракушками.
На обратном пути Андрей стоял за штурвалом, и на его загорелом лице играла довольная ехидная улыбочка. Месть всё-таки удалась! И, главное, никто его не заподозрил в злом умысле. Все в катере дружно ржали, вспоминая как они, в туче брызг скакали по мелководью. Что называется, хватили адреналинчика…
Андрей пришвартовал катер к борту танкера, дождался, когда люди сойдут, доложил старпому о прибытии. Боцманская команда подняла катер на борт.
По трансляции объявили об окончании выходных. После обеда снялись с якоря и пошли в Аден.
Служба продолжалась.
