Холодильник назывался "Ладога",
Скромный, ненавязчивый на вид,
На него записывали задолго
До приобретенья: дефицит!
Вдруг, что снег на голову народа,
Ухнул перестроечный экстаз,
И для холодильного завода
Не спустили денег под заказ.
Производство встало и стоит,
Хоть у немцев получай кредит!
Немцы отозвались, приезжали,
Долго совещались меж собой
И решенье выдали: едва ли
Шансы к жизни обретёт больной.
Ибо управленье изначально
Главный принцип заложило так:
Если я естественный начальник,
Ты вполне естественно дурак.
И когда откроются границы,
В два прихлопа и один присест,
Не давая время удивиться,
Конкурент на рынке вас уест.
Данке шён, на эту вертикаль
Даже марки нам потратить жаль!
А директор возражает: "Херры!
Государство не покинет нас,
Вот закрутит гайки, примет меры…"
Ну, и где ж ты, "Ладога", сейчас?
Что бы вы ни говорили,
а весна – не за горой,
До неё подать отсюда
можно личною рукой.
В светло-рыжем ореоле
полновесная луна,
Под которой всё не вечно,
отвращает ото сна.
Поднимаются тарифы
за жильё в такую высь,
Если ты платить не можешь,
то хотя бы застрелись.
Многодумные избранцы,
каждый словно тигр лют,
Супротив американцев
протестуют и встают.
Все стеной за президента,
не покинь нас, дорогой,
Что тогда с осиротелой
роазыграется страной?
Злобный вирус развивает
коронованную прыть,
Доктора предупреждают,
надо руки-ноги мыть.
Не ходите в город, люди,
утром, вечером, впотьмах,
А сидите дома в шубе,
и под шубою в трусах.
Всё прицельнее в прохожих
и проезжих вирус бьёт,
Но ему смеётся в рожу
разыгравшийся народ.
Что бы вы ни говорили,
а весной в краю родном
Вопреки научным данным
мы решительно живём!
Раз в начале века было решено:
Там, где Пётр Первый прорубил окно,
Встанет обновлённый чудо-стадион!..
Опыта набраться съездили в Лондόн.
И когда набрались полные карманы,
Объявили людям: Альбион туманный,
В частности, Уэмбли, мы заткнём за пояс,
Можете ложиться спать, не беспокоясь,
За рублей каких-то два-три миллиарда
Будет вам от зрелищ на душе отрада.
Объявили конкурс. Ки́шо Курока́ва
Победил всех прочих, честь ему и слава.
Всё пошло по плану, как часы, при этом
С каждою минутой вырастала смета,
А у руководства понижался статус,
Вот и гендиректор выгнан за растрату.
Бедный Курокава видит: вот так нумер!
Сильно огорчился, так что даже умер.
Не по нраву наши нравы самураям.
Все мы в результате жизни умираем.
В общем всё нормально, стадион построен,
Тот ещё Уэмбли перекрыли втрое,
Если мы на фунты перечтём вложенья,
Такова у нас таблица умноженья.
Куда продолжается Родина
Державно и в каждом дворе,
Всегда по дороге не пройденной,
Вступив на неё в Октябре?
Возможно, Она продолжается
Со стуком на стыках колёс
В манере того бронепоезда,
Что пущен давно под откос?
А может, Она продолжается,
Не зная, куда продолжать,
От этого и матюкается,
Чего у неё не отнять?
А может, Она продолжается
Наружу торчащей трубой,
Откуда и проистекается
Её величавый застой?
А может, Она продолжается
В Европу немытым окном,
Куда постепенно смывается,
Махнув на прощанье крылом?
Вы хотите писать о политике тоже?
Гляньте в зеркало, чья там красуется рожа?
Это Черчилль, который, уйдя на покой,
Рассказал, как рулил он войной мировой?
Или генсекретарь, подаривший Союзу
Повсеместную оттепель и кукурузу,
Или вы объяснить Перестройку должны,
Как последний глава неделимой страны?
Нет, вы рвётесь писать о сегодняшней яви,
Что опасно, но вам дивидендов прибавит,
Вы готовы всей звонкою силой поэта
Обличать умыкнувших куски от бюджета,
И ведущих козлов, и ведомых баранов,
Для души получающих травку с экранов?
Если вас пригласят подпевать в общем хоре,
Отвечаете гордо, идите вы…! Сорри:
По закону ругаться сегодня чревато,
Но картина ведь не адекватна без мата!
Что-то совсем неохота вставать,
Ясности духа и ловкости в теле
Не ощущается… Как погудели!
Утром закончили… Часиков в пять?
А почему нам случилось гудеть?
А потому – обмывали обновки
Друга Коляна трусы и кроссовки,
Чтобы носились всегда и везде.
И потому компанейский народ
Вместе собрал вышеназванный Коля,
Что к удивлению, был он уволен
И заплатили ему под расчёт.
А потому, что сгорела фирмá,
И не один был Колянчик уволен.
В Греции плохо с маркетингом что ли,
Или трансфер сорвала Кострома.
А почему для поднятья с колен
Той Костроме не подбросить дровишек?
А потому, что на рынок мы вышли
Выбора ради крутых перемен.
И потому, что смотрели на Запад,
Что перед крахом своим загнивал,
Из-за бугра доносящийся запах
Здесь ощущался как нал и безнал.
А почему точно так загнивать
Нам не выходит? Я лично проверил:
Там же начальство, не люди, а звери!
Как ни гудел, а извольте вставать.
Чему научились наши муниципалы
у северных соседей?
Татьяна Морозова
Мы говорим в муниципалитете:
– Когда посмотришь с нашей стороны,
Ну, до чего наивны шведы эти,
Как их попытки нам помочь смешны!
Туда же вслед хотят учить нас финны –
Вот смех! – утилизировать старьё.
Мы только ради финнов, рты разинув,
Покажем восхищение своё.
А эти физкультурные датчане!
Хлопот у них других наверно нет,
На фитнес так и тянут, так и манят:
Бросай авто – и на велосипед?!
Но им не скажешь, успокойтесь, черти,
У нас другой сложился этикет,
Где в чисто вертикальной круговерти
Распилен сверху донизу бюджет.
Заправившись халявно пивом дивным
И в дьюти-фри пополнив свой запас,
Мы думаем, варяги так наивны,
Но промолчим, пусть приглашают нас!
Раз, посетивши Барбадόс,
Литровую бутылку рома,
Две пинты, то есть, я привёз
С друзьями и родными дома
Распить… Увы, преодолеть
Никто не мог и полстакана,
Никто не мог и даже треть,
Что представляется не странным:
Столь мощным духом заряжён
Был этот алкоголь нездешний,
С ним рядом русский самогон –
Амброзия, духи, черешня…
Но сей напиток злой зело
Не без добра был, слава Богу,
Мгновенно тёще помогло,
Когда она растёрла ногу…
Ко мне явился газовщик
Проверить газа уплотненье.
Налил ему стакан и вмиг
Он опрокинул без сомненья.
"Ух, ты! – специалист сказал, –
Такое пью впервые в жизни!"
Полезли из орбит глаза,
Ручьями слёз на скатерть брызнув.
Но отказался от второй,
Я понимаю человека:
Не может он идти бухой
С работы на собранье ЖЭКа!
Геннадию Малееву, японоведу
Японцем приглашённый на обед,
Я деликатно выразил сомненье,
Мне незнаком восточный этикет,
Боюсь, не оправдаю приглашенье.
В ответ меня профессор-джентльмен
Заверил, беспокоиться не сто́ит,
Кивайте просто чаще головою
И говорите всем сумимасэн,
Мол, виноват и всякое такое.
Простое выходное кимоно
Не привлечёт внимание к особе,
Не надо слишком ярких красок, но
Прошу не забывать про пояс óби,
Который даже в наши времена –
Почетный знак обычаев старинных,
Любая гейша развязать должна
Его без всякой помощи мужчины.
Японцы не приучены к столу,
Сидеть придется, подогнув колени,
А яства будут прямо на полу,
Но через час наступит облегченье,
Смиритесь вы с подушкой дзабутон,
Поняв, что в непривычном положеньи
Имеется продуманный резон,
Особенно, когда немало тостов,
Звучащих одинаково – кампай!
На русский это переводят просто –
Поехали! А, может быть, давай!
На заданный вопрос по островам
Ответил я уверенно и кратко:
"Хоккайдо вы передаёте нам
И приезжайте в гости на Камчатку!"
Классиков стал вспоминать перед сном,
Не заболел ли? Фантазия в том,
Хочется знать, по какому закону
Край обитанья с кривыми балконами,
Лифтами, пахнущими не озонами,
Пьяно ползущими вскользь охламонами,
Этим – гроши, а другим – миллионы,
Ну, и т.д., по какому закону
Любим Отчизну мы так беззаветно
И уж, конечно, всегда безответно?
Классик сказал, это свойственно нам
Из-за почтенья к отцовским гробам.
Классик второй полюбил за молчанье
И за безбрежных лесов колыханье.
Третий– за то, что безумная Тройка-
Русь по ухабам проносится бойко.
Ну, а четвертый – что русских ширин
Не измеряет стандартный аршин.
Классик народный, бабуля Настасья:
– Любим за наше великое счастье –
Боженька выбрал российский народ.
Любит сильнее – больнее дерёт!