Станислав Гусев
30 дней Индии
Я легко открываюсь миру до определенного уровня, но не люблю людей с напускной, фальшивой добротой и излишним панибратством, таких, в которых сидит явное желание с тебя что-то поиметь. Возможно, Абу был хорошим парнем, но уж очень сильно в нем горело желание наживы, а это всегда чувствуется. Это отталкивает от людей, чьи приоритеты немного иные. Больше я его не видел, но у меня в памяти застыли его озорные блестящие глаза.
Ровными спокойными шагами я брел в одиночестве, не понимая куда, просто вперед, ощущая обиду непонятно на кого. Я перебирал мысли, рассуждал. И вдруг в памяти начали всплывать теплые воспоминания юности.
31 декабря, 1999 год. В комнате елка, украшенная советскими игрушками, ватой, ненавистным мне дождиком и старой гирляндой. За столом большая семья: бабушка накладывает пюре мне в тарелку, мама смотрит телевизор, сестра обнимает рыжего кота, дедушка произносит тост, чем-то похожий на новогоднее обращение Ельцина. Я про себя соглашаюсь с его фразой: «Это был нелегкий год». Мы чокаемся, я отпиваю глоток виноградного сока из резного хрустального бокала. На столе салаты, холодец, бутерброды со шпротами и икрой, жареная курица, закрутки, купаты, бутылка «Российского» шампанского.
В телевизоре поет молодой Киркоров. В зале под елкой лежат подарки и два пакета отборных конфет, собранных для меня с сестрой бабушкой. Главное место в них занимает, конечно же, киндер-сюрприз – всего один, зато самый ценный. Сейчас детей этим не удивишь: каждый день в их рационе подобные сладости. Но тогда для нас киндер-сюрприз представлял собой священный и желанный предмет.
У меня странное настроение. Мои друзья во дворе всю неделю говорили, что в эту ночь наступит конец света. Я еще не понимаю, верю в него или нет, но весь вечер переживаю и боюсь об этом сказать взрослым. Сестра говорит, что этого не может быть, ведь у нее серьезные планы на следующий год. Я думаю: «Если завтра будет конец, тогда сегодня надо покончить со всеми делами: сложить свои коллекционные модели машин в отдельную коробку, погладить кота, подарить открытку маме, съесть самые вкусные конфеты в подарке, а то они достанутся моей сестре, чего допустить нельзя ни при каких обстоятельствах, даже если на Землю упадет метеорит».
Выполнив дела, под песни из «Голубого огонька» я ложусь спать. Наутро, 1 января, все живы, конца света не происходит. «Ну вот, а я уже съел самые вкусные конфеты! Мир несправедлив», – с этой мыслью я вхожу в новое тысячелетие.
Одна история сменяла другую, перебрасывая меня в воспоминания разных лет.
Здесь мы едем в такси на вечеринку и поем песни Аллегровой. Я сижу на переднем сидении в костюме Бэтмена, слева суровый таксист хмуро смотрит на дорогу, позади мои друзья: джокер, фея, мальчик из фильма «Пила». Мы веселые, озорные и невероятно счастливые. Надрывно орем: «Угнала тебя, угнала…»
Далее я переносился во времени вперед.
Тут мы с друзьями стоим в круглосуточном магазине поздней ночью. Суровая принципиальная женщина говорит:
– Нет! И все.
Я спрашиваю ее имя, а потом говорю:
– Вот смотрю я в ваши прекрасные глаза и понимаю, что Михаил Юрьевич был абсолютно прав.
– Какой Михаил Юрьевич?
– Лермонтов!
Она вопросительно смотрит на меня. Я громко и с выражением начинаю читать стихотворение Лермонтова:
Зови надежду сновиденьем,
Неправду – истиной зови,
Не верь хвалам и увереньям,
Но верь, о, верь моей любви!
Такой любви нельзя не верить,
Мой взор не скроет ничего:
С тобою грех мне лицемерить,
Ты слишком ангел для того.
Она пытается сдержать улыбку, пробивающуюся сквозь серьезную гримасу. Затем сдается, цокает, берет черный пакет, кладет туда бутылку коньяка и протягивает нам со словами: «Только быстро отсюда». Моя компания расплачивается и удаляется с трофеем, а я, оставшись, спрашиваю у продавщицы, какой шоколад самый вкусный. Затем покупаю и плавно пододвигаю к ней плитку самого вкусного шоколада с фразой: «Это вам!»
На улице мы выпиваем коньяк и гуляем всю ночь, слушаем любимые песни на телефоне, рассказываем увлекательные истории. Веселье, музыка, разговоры, улыбки, искренний смех и множество приятных лиц рядом…
Я вспоминал и другие веселые мгновения и задавался вопросом: «Как так сложилось, что раньше в моей жизни было много людей, шумных компаний, вечеринок и встреч, а теперь нет? Раньше ни одни выходные не проходили без веселья, а сегодня я не знаю, кому позвонить, и не понимаю, кто бы мог меня понять. Как это произошло?»
Я не знал как, но четко понимал – я сам привел себя к тому, что имел сегодня. Я увольнялся с работ с большим коллективом, избегал шумных вечеринок и встреч, уходил из отношений или делал так, чтобы уходили от меня. Я сам привел одиночество в свою жизнь, я осознавал это, но никак не мог понять, для чего.
«Вот и сейчас здесь, в Джайпуре, я один. Отшельник. Одиночка, силуэт человека, дрейфующего в темных волнах бескрайнего океана».
Хотелось рыдать. Это было даже нужно, чтоб выгнать из себя тяжелые мысли, но никак не получалось. Механизмы, толкающие токсичную массу, не поддавались движению, будто заржавели. Вывеска «Tea» на горизонте возродила надежду. Я представил, как пью горячий чай с печеньем или сладостями, так популярными в Индии. Но, оказалось, его там не пьют, а продают сухим. С матерными словами и причитаниями я провалился в прострацию. Купил незрелые бананы на углу и двинулся куда-то дальше. В наушниках играл трек «Sandalee» – Velmurugan, Mahalingan. Я шел куда-то вперед, испытывая голод, холод и уныние.
Внутренний голос с сарказмом произнес: «Ну что, нравится Джайпур? Ты же так сюда хотел. Мы уже пятый день не можем нормально поесть. Оглянись вокруг: что-то этот город не выглядит таким радужным, как на картинках в Интернете. Посмотри, как местная шпана пристально и подозрительно за тобой наблюдает. Еще не хватало, чтоб здесь нам проломили голову».
22:20. Чайная
Возле дороги под небольшим навесом собиралась молодежь. Это была чайная. Она представляла собой небольшое, открытое, естественно, грязное пространство с несколькими железными лавочками и пластмассовыми стульями. В углу стоял хмурый мужчина с черной, прилизанной гелем шевелюрой и варил чай масала в большом ведре.
Чай в Индии пьют из очень маленьких стаканчиков, миллилитров по тридцать. «Да у нас в стране водку пьют из большей тары», – подумал я про себя, не произнося ничего вслух, дабы не укреплять глупые стереотипы.
Через двадцать минут на табуретке, служившей мне столом, валялось восемь пустых стаканчиков. «Тоска, бар, пустые стаканы на столе…» в индийской версии. Каждый новый посетитель считал своим долгом со мной поздороваться и задать какой-то тривиальный вопрос вроде: «Кто ты по национальности?», «Откуда приехал в Джайпур?», «Не желаешь ли гашиш?» Добрый интерес вызывал радость, но в каждом мини-разговоре рано или поздно всплывали фотографии местных драгоценных камней, украшений и завуалированные предложения их купить – и я возвращался к реальности.
22:50. Номер хостела
Соседние кровати просторной комнаты хостела пустовали. Я жил один. Ночь была темна, холодна и молчалива. Толстые стены отдавали подвальной сыростью, а отопление в индийских гостиницах отсутствовало. Большое окно закрывалось тканевой шторкой, через которую внутрь заползала промозглая ночь. Я нацепил всю свою одежду, укутал ноги курткой, укрылся пледом и лег.
Пришло сообщение от Лены:
– Как дела?
– Давай лучше завтра расскажу… – ответил я ей.
Мы договорились встретиться в Обезьяньей долине возле Храма Солнца в 7 утра. Я завел будильник и попытался уснуть.
«Мы в Джайпуре! Какое счастье», – издевательски произнес внутренний голос.
Подавленный и разбитый, я лежал на кровати, смотрел в темный заплесневелый потолок, жевал зеленый банан и вспоминал ту маленькую девочку, встретившуюся мне несколько часов назад. «Ну, по крайней мере меня здесь любят, а это дорогого стоит».
День 5
Еще не успел прозвенеть будильник, как я проснулся, а точнее подскочил от оглушительных возгласов громкоговорителей за окном. Мелодичный голос призывал к молитве в мечети неподалеку. Такой громкий, что казалось, она начинается прямо в моей комнате.
Часы показывали 06:00. «Обожаю Джайпур».
Луч утреннего солнца, пробивающийся сквозь щель меж тканью и окном, ложился на цветную помятую простынь. Синими от холода пальцами я сложил все свои пожитки в рюкзак и вышел в город, идя по направлению к Храму Солнца.
Снаружи уже расцветала жизнь: дети шли в школу, таща за спиной ранцы; женщины в цветастых оранжево-красных платках и позолоченных браслетах мели улицы пушистыми метлами; трудяги возили нагруженные повозки; старики нежились на солнце, сидя на порожках лиловых и пурпурных домов. Волшебный свет придавал яркости и разукрашивал мотивы Джайпура, преображая все вокруг. Город с рассветом стал привлекательнее, сияя розовыми оттенками.
Я заметил, что индийские города сильно отличаются в светлое и темное время. Ночью они мрачные и даже страшные, а днем – цветные и аутентичные. Я только восторженно смотрел по сторонам и щелкал затвором фотоаппарата. Настроение сразу улучшилось, правда, есть по-прежнему хотелось.
Брусчатая дорога вела к Храму Солнца, забираясь высоко в гору. «Смотри, все едят: обезьяны, коровы, собаки. Еще так смотрят, словно дразнят. Только мы не едим в Джайпуре. Зато наслаждаемся прекрасными видами. Художник же должен быть голодным, да?» – причитал мой внутренний голос. Я молчал.
На вершине мы встретились с Леной и ее индийским другом, которого звали Рахулом. Лбы их были украшены желтыми точками. Лена представила меня как писателя. Рахул одобрительно закивал и с интересом начал расспрашивать, о чем я пишу. Я даже немного растерялся: никто меня еще не называл писателем, начал что-то нудно рассказывать о путешествиях и моих заметках.
Рахул оказался приветливым и образованным парнем. Он также работал горным гидом и поднимался на самые высокие вершины континента (даже побывал на Эвересте и Эльбрусе). Я поведал о своем путешествии к Эльбрусу, вспомнил хычины с сыром. Живот мой отреагировал протяжным тоскливым урчанием.
– Пойдемте! – сказал Рахул и повел нас к знаменитому Обезьяньему храму.
Он рассказывал истории, а я фотографировал местных старцев, встречавшихся нам вплоть до самого храма. Разнообразие колоритных личностей поражало: то босой умиротворенный буддист, то пастух, то задумчивый сикх с проницательным мудрым взглядом, то старец с магическими шоколадными глазами, кромка радужки которых сияла цветом дневного неба, попадали в фокус моего объектива.
– Здесь можно выпить чаю с печеньем, хотите? – предложил Рахул.
«Да!» – прокричал мой внутренний голос раньше меня и Лены.
Обезьяний храм
Суровый индус с платком, намотанным на тучное тело, и с разукрашенным лбом презрительно пронзал меня взглядом. Рахул заранее предупредил, чтобы мы не давали местным деньги, с чем явно не был согласен этот мужчина.
В мутной зеленоватой воде священного озера плавали разноцветные сухие цветы. Индусы омывали ноги и лица, поджигали палочки благовоний и прикладывали ладони к стенам храма. Величественные обезьяны наблюдали за процессиями с высоты каменных стен.
Лена ходила медленно, дышала глубоко, аккуратно касалась стен, пропуская через себя энергетику места. Рахул рассказывал легенды, а я смотрел на храм через прямоугольное окошко фотоаппарата, замораживая моменты в памяти.
– Это потрясающее место. Здесь хочется молчать, – сказала Лена, когда мы вышли из храма.
И мы шли молча. Каждый обдумывал что-то свое где-то внутри. И лишь выйдя за ворота на оживленную улицу, перешли к обсуждению увиденного. В основном, конечно, мы с Леной. Рахул был местным и видел этот храм множество раз.
– Хорошо, а теперь поедем к следующей достопримечательности, – сказал Рахул, наблюдая довольным взглядом за нашими восторженными эмоциями.
13:40
Рикшу, в которой я сидел, мотыляло и бросало из стороны в сторону на кочках. Водитель мчался по дороге, постоянно сигналил и орал на других водителей, периодически прямо во время движения поворачиваясь ко мне и улыбаясь, поднимал вверх большой палец.
Рахул с Леной уехали на другом рикше. Мы договорились встретиться у Дворца Ветров – жемчужины Раджастана и главной достопримечательности Джайпура, ради которой многие туристы приезжают в этот город.
На финише таксист назвал другую сумму. Я поправил его и напомнил ту, о которой мы договаривались заранее.
– Ах да, я просто забыл, брат мой, – отвечал мне он, улыбаясь.
Мы решили не заходить внутрь Дворца Ветров, ведь все самое увлекательное снаружи, поэтому заняли место в кафе напротив. Идея, обедать на открытой террасе с видом на невероятный Дворец со множеством искусно вылепленных окошек представлялось, мне очень понравилась.
В заведении даже имелась неострая еда (правда, кафе тоже оказалось вегетарианским). «Твою мать! Я когда-нибудь в Индии нормально поем?» – прокричал я в душе, вслух сказав официанту лишь: «Хорошо, спасибо, тогда только кофе». Лена все поняла по моим глазам и звонко засмеялась. Рахул, не понимая, но за компанию, улыбнулся.
Нужно было что-то предпринимать, тогда Рахул пошел с козырей и привез нас в элитный ресторан. Внутри царила приятная прохлада, официанты в рубашках с бабочками носили блюда в перчатках и ставили их на столы с белоснежными скатертями. На резных стульях сидели пожилые европейцы аристократической внешности.
Я растянулся на бежевом диване под охлаждающим потоком кондиционера и наконец поел в меру острой пищи. Все вмиг заиграло новыми красками. Мир снова стал привлекательным. На радостях я забронировал новый хостел.
Мы попрощались с Рахулом, прыгнули с Леной в рикшу и поехали заселять меня в новое жилище.
Я часто переписываюсь с Рахулом в «Инстаграме». Он помогал мне с информацией (корректировал названия), которая вызывала у меня вопросы при написании этой истории. За что ему большое спасибо.
Окна в новом хостеле были застекленными, причем все, что уже выгодно выделяло его на фоне прежнего. Вдобавок там имелись теплые одеяла и душ с горячей водой. Казалось, скупая слеза вот-вот появится в уголке моего правого глаза от сантиментов, когда я делился с Леной впечатлениями, сидя на диване ресепшена.
– Знаешь, чего я сейчас хочу? – спросила Лена.
– Что?
– Найти какое-нибудь спокойное место с красивыми видом на город. И вот там встретить закат и помедитировать.
– Помнишь ту панораму Храма, на вершине горы, где мы были утром?
– Да, точно! – восторженно произнесла Лена.
На подходе к подъему местные парни настоятельно предлагали нам сопровождение (естественно, за деньги), что-то говоря про опасность. Но мы уверенно отказывались от их услуг, ощущая себя опытными путешественниками.
Брусчатая дорога уходила вверх. Шагая по ней, я смотрел по сторонам, обезьян заметно прибавилось в отличие от утра. Казалось, они были везде и всюду. И, что самое неприятное, они следовали за нами, сопровождая дикими взглядами каждый шаг.
Я шел, оглядываясь с некоторым напряжением. Лена же пребывала в веселом расположении духа и говорила, что хочет скорее прийти на смотровую площадку, сесть в тишине и помедитировать на закате. Уже не вслушиваясь в ее слова, я молча кивал и все чаще посматривал по сторонам. Медленно и верно обезьяны сужали кольцо вокруг нас. Сама волшебная площадка кишела голодными приматами разных возрастов и размеров. «Видимо, не только Лена любит медитировать на закате», – подумал я.
Она быстро нашла место, уверенно села и погрузилась в медитацию. Оставив ее наедине с собой, я подошел к обрыву и увидел картину, от которой захватывало дух: огромный розовый Джайпур предстал передо мной в лучах мягкого света. Небо начинало окрашиваться теплыми красками предстоящего заката. Круглые антенны отбрасывали длинные тени на пологие крыши. Дул теплый ветер, играя в волосах. Я вдохнул полной грудью, развел в стороны руки и закрыл глаза. Легкая приятная дрожь пробежала по всему телу. В такие моменты ты будто чувствуешь глубину мира, и в ушах начинает играть медитативная мелодия Вселенной – блаженство.
Вдруг позади меня раздался писклявый крик, похожий на обезьяний.
Я открыл глаза и, поворачиваясь, прокричал Лене:
– Ого, Лен, слышала, как обезьяна заорала?
Но когда я повернулся, увидел, как растрепанная Лена отбивается от обезьян, выдирая из цепких волосатых лап свой рюкзак.
«Оказывается, это был не обезьяний крик», – пронеслось в моей голове.
Я подбежал к ней. Тут же подоспело несколько молодых индусов, и мы вместе разогнали обезьян. Животные, враждебно скалясь и шипя, отступили всего на несколько метров и застыли, все так же наблюдая со стороны.
– Ну что, помедитировала? – спросил я Лену.
– Ага, – все еще испуганно озираясь, сказала она.
– Пойдем?
– Пойдем!
– А как же закат? – подшучивал я.
– Да фиг с ним.
Только выйдя за ворота, мы смогли расслабиться и перестать озираться по сторонам.
– Я тут знаю одно местечко, там готовят вкусный чай. Пойдем туда? – предложил я.
– Пойдем. В любой непонятной ситуации пей масала-чай! – произнесла Лена.
Мы пришли в знакомую чайную. Бариста мне улыбнулся и покачал головой в знак приветствия. (В Индии привычные нам кивания выглядят как покачивания головы из стороны в сторону по принципу метронома).
В заведении были исключительно представители мужского пола местной наружности, поэтому нас разглядывали с большим любопытством, особенно Лену.
– Четыре чая, – сказал я, зная местные размеры порций.
Мы, уставшие, немного разочарованные, оставшиеся без заката, зато целые, присели на лавку. Принесли стаканчики. Сладкий молочный чай с ярким вкусом имбиря и индийских специй поднял настроение. Скорее всего, такой эффект был из-за большого количества глюкозы, которая питала мозг, но индусы и романтичные путешественники утверждали, что масала обладает магическими свойствами.
Этот чай варится с молоком, в него добавляют сахар, имбирь и специи. Напиток получается бодрящим и пряным, имеет яркий насыщенный вкус сладости и легкой имбирной остроты. Масала-чай пьют в Индии повсеместно. В любом переулке на плите или костре можно найти засмоленный чайник с чудо-напитком.
Когда я пил его в первый раз, он мне не понравился, но для масала-чая нужно время и усидчивость. Позже я распробовал его и втянулся. С тех пор ни один день в Индии не проходил без этого удивительного чая. Его сладкий пряный вкус символизирует саму Индию. Такой же насыщенный, глубокий и неповторимо привлекательный.
Лена что-то искала в телефоне, а я пил чай, смотрел в пустоту перед собой и улыбался. Мне было хорошо и как-то даже тепло внутри, или от того, что я не один, или от горячего национального напитка.
Приятная усталость обнимала тело и, расползаясь, расслабила руки, ноги, голову. В полоске неба, меж навесом и пологими крышами домов, тянулся розовый закат, в котором плавали воздушные змеи. Мгновения, которые хотелось ощущать всем нутром и растянуть как можно дольше.
– А какие у тебя планы? – сказала Лена, закончив с делами.
– Сегодня? – уточнил я у нее, возвращаясь из своего блаженного состояния.
– Вообще.
– Да никаких.
– Поехали завтра в Пушкар? Давно хотела туда съездить. Это небольшой красивый городок в четырех часах езды отсюда.
Приятное состояние внутреннего тепла, ощущаемое в данный момент, хотелось продлить еще дольше, так что я согласился без промедления.
Мы договорились встретиться утром в намеченном месте, и Лена уехала. А я остался сидеть на лавке и заказал еще чай.
Ночь стелилась над городом, зажигая огни в окнах домов и фонари в чайной. Люди на соседних лавках сменяли друг друга, молодой человек в углу наполнял бумажные стаканчики пряным чаем; сигаретный дым, кружа под крышей, утекал наружу, растворяясь в черной бездне ночного неба.
20:10
Под навесом появился белокожий человек и сразу, признав во мне родственную душу европейской внешности, присел рядом. Внимание всей чайной теперь переключилось на него (ко мне уже привыкли).
На вид ему было около пятидесяти лет. Веселый взрослый мужчина с кудрявыми седеющими волосами, морщинистым лицом и открытой белозубой улыбкой, так свойственной европейцам.
После пары стаканчиков масала-чая мы разговорились. Жил он в Голландии и работал детским врачом. Мы сразу нашли общие темы и пожаловались друг другу на отсутствие европейских кафе, магазинов и неострой еды. «Понимаю тебя», – кивал он, улыбаясь. Я поведал о своих планах, что собираюсь путешествовать по Индии до конца срока визы. А он собирался улететь на Мальдивы.
«А поменяться можно?» – спросил мой внутренний голос.
Спустя полчаса оживленного разговора я наконец спросил его имя. Он невнятно представился.
– Animal? – переспросил я.
– Oh, no! – воскликнул он.
Я тут же вспомнил перевод. Осознал. Извинился. Захотелось прикрыть лицо ладонью. Мы засмеялись (его звали Германом), тяжело вздохнули в унисон и замолчали. Затем он оживился и сказал, что знает, где можно купить хотя бы что-то из еды.
Заветная цель незримой путеводной звездой вела нас по темному городу. Герман передвигался быстро, на ходу припоминая путь. Мы шли по ухабистым тропам, сквозь узенькие переулки и вскоре прибыли к кухне под открытым небом. Чумазый мужчина пек лепешки на огромной жаровне. Рядом сидели уставшие трудяги и жевали арахис в ожидании ароматного хлеба. Продавец даже растерялся, называя нам цену, и наверняка ее немного завысил. Но это оказалось все равно дешевле, чем в любых других местах, где я ел ранее. Свежеприготовленные хлебные лепешки, завернутые в газетные листы, пленительно благоухали. Румяные корочки похрустывали на зубах, ароматная хлебная мякоть буквально таяла во рту. Кажется, ничего вкуснее я не ел.
Лучше всего объединяют людей яркие мгновения, пережитые совместно. Конечно, радостные моменты приятны и привлекательны, но именно невзгоды и тяготы, а главное, совместное их преодоление сильнее сближают.
Когда мы прощались с Германом, он сказал:
– Встретимся в каком-нибудь из городов Индии.
Я лишь улыбнулся ему в ответ, мысленно пожелал хорошей дороги и интересного окружения на жизненном пути.
Огромное количество людей проходит через нашу жизнь, оставляя в ней свою неповторимую частичку.