Эту книгу я посвящаю моему самому дорогому советчику в делах житейских и сказочных – моей маме Алле.
Она теперь живёт не в этом мире, а совсем в другом. (И это не фантазия, как в сказках. Жизнь не исчезает!)
На этой Земле – среди многих бед и скорбей – мама дала мне столько горячей, жертвенной любви, что её бы хватило на сто тысяч удивительных, добрых историй для взрослых и детей!
Теперь я могу с ней видеться только во снах, но её любовь – во мне, она помогает писать сказки, даже когда это бывает очень трудно.
Уважаемые люди! Особенно дети, которых Бог очень любит! Прошу вас о помощи: помолитесь об упокоении моей мамы Аллы, чтобы была ей вечная и чистая Радость!..
С надеждой и благодарностью, автор
Однажды шёл по селу колдун – злое сердце. И увидел за забором под персиковым деревом мальчика. Лежит тот на мягкой перине, персики ест. А рядом женщина – срывает с дерева самые спелые плоды, мальчику подаёт.
Наелся тот, принялся косточки в стрекозу на ветке бросать. А женщина отошла работать по саду: лопатой копает, тяпкой окучивает, тяжёлые вёдра таскает.
У колдуна от удовольствия глаза заблестели, и он тихо спросил, перегнувшись через забор:
– Что не работаешь, такой большой? Не можешь или не хочешь?
– Могу, – ответил лентяй. – Но зачем, когда за меня всё мамка делает?
– Ой, как мне нравится, – улыбнулся колдун, – когда люди как блошки. Люблю блошек…
Сказал – и плюнул на мальчика через забор.
Мать вернулась:
– Сынок, ты где?
– Тут я, – тоненько слышится в ответ.
И ей блошка на ладонь – скок.
– Это я! – пропищал блошка. – Какой-то колдун на меня плюнул – и я превратился. Нет чтобы во льва или оленя, а то – в блоху! Это всё ты, мамка, виновата: от меня отошла и не защитила!
Заплакала женщина. Потом выдернула из перины пушинку, устлала ею свой напёрсток, чтобы было мягко, а в напёрсток положила блошку.
Соседи говорят:
– Эх, предупреждали тебя: не надо его так баловать. Хорошего мальчика колдун не сумел бы превратить в блоху. А теперь тебе надо идти за тридевять земель. Тридевять пройдёшь, а там и тридесятая. В той тридесятой земле есть родник, которого Ангел Небесный коснулся рукой, и вода там стала святою. Больные исцеляются, испив её, а заколдованные – освобождаются от чар…
Вот повесила бедная женщина напёрсток с блохой у себя на груди, перекрестилась – и в дальний путь пошла.
Идёт она днём и ночью: под солнцем горячим, под луной холодной, ни о сне, ни о еде не думает. А блошка ей:
– Мамка, я есть хочу! – Да и вопьётся матери в грудь, и кровь пьёт. Блохи-то, известно, чем питаются. Сначала он в напёрсток возвращался, а потом вспрыгнул женщине на голову и там поселился. Сверху путь хорошо видно, по сторонам глядеть интересно. Проголодается – опять в родную мать вопьётся, а та, бедная, терпит.
Блоха толстеет – а мать худеет. Так измучилась, что упала на тридевятой земле.
– Эй, мамка, чего разлеглась! – пищит блоха.
– Заболела я.
– Ну, немного отдохни и поднимайся, иди меня выручать!
Но она сказала:
– Наверно, не встать мне уже, сынок.
Сынок же ей:
– Обо мне подумала – чем я питаться буду?! Мамка! Умирать не смей!
– Не от усталости встать не могу, а оттого, что дорогой мой сын меня не любит… Придётся тебе в тридесятую землю идти самому. Нельзя, чтобы ты блохой остался: стыдно…
И замолчала.
– Как – самому? – испугался блошка. – Я маленький, я слабенький!
Посидел он ещё на маме, впился ещё разок перед доро́гой – и прыгнул. Прыг! Скок! Блохи далеко прыгают.
«Ничего, сам доберусь. Вон я какой молодец!»
Тут дождь полил. Блошка спрятался под лист. А с листа свисают две дождевые капли, через них тучи в небе видно. И эти капли похожи на слёзы, какие он у мамы видел перед расставанием. И тревожно стало у блошки на сердце. Это он впервые в жизни свою маму пожалел.
Дождь кончился, он дальше поскакал.
Но тогда задул встречный ветер. Блошка прыгает, а ветер его, как соринку, обратно бросает. Тогда блошка пополз, за землю цепляясь. Долго дул встречный ветер, долго полз блошка.
А вот на пути чёрная река течёт, через неё мостик. Только хотел блошка на него ступить, как, откуда ни возьмись, появился камень: большой, чёрный и очень горячий. А не миновав этот камень, на мост не ступить. Прыгнул блошка, но сил не хватило. Упал он на камень, больно обжёгся и скорей назад спрыгнул.
Тут вспомнилась ему мама и её слова на прощанье. Разбежался он как следует – и прыгнул изо всей силы, и перепрыгнул тот большой горячий чёрный камень. Даже ветер блошку назад отбросить не смог.
Вот приполз он, наконец, в тридесятую землю, к святому роднику.
Отхлебнул водицы – и превратился опять в мальчика. Но не радостно ему.
«Вода святая, – подумал он. – Мамке бы… ма-ме бы отнести поскорей».
У источника черпачок лежит. Мальчик обрадовался, взялся за черпачок, а тот хоть мал, да весом в четыре пуда. И больше набрать не во что.
«Ой, не смогу», – испугался он. А его руки будто сами ухватили черпак, набрали из родника воды – и мальчик потащил его. «Ой, не смогу, тяжело», – а ноги будто сами идут да идут. «Всё ж надо донести, – решил он. – Только бы успеть!»
И началось тут интересное: черпак с каждой минутой вес терял. Было в нём четыре пуда, потом два, а потом – стал он совсем лёгкий.
Но тут опять надо было идти через чёрную реку по мосту, а у моста – теперь уже с этой стороны – чёрный горячий камень…
На самом же деле то был не камень, а колдун – любитель блошек, который тогда плюнул.
Мальчик только хотел его перешагнуть, а колдун вдруг принял свой человеческий вид и приказывает:
– Брось святу-воду прямо в грязь!
У мальчика колени задрожали, но он сказал:
– В ней мама нуждается. Я перед ней много виноват, пустите меня, дяденька!
Очень разозлился колдун – и столкнул его в чёрную реку.
– Помогите, дяденька! – просит мальчик.
– Брось святу-воду, тогда выручу!
Но тот держит черпак над головой, не бросает.
А тогда и явился на мосту – Ангел Господень, и сияет светло.
Колдун, как ни был силён, но испугался, скорей опять камнем обернулся.
Ангел протянул руку мальчику, вынул из чёрной реки. А мальчик был весь в грязи, однако святую воду сберёг, ни капли не пролив.
Как поставил его Ангел на ноги, мальчик в миг очистился от грязи, и одежда его стала, будто её только что постирали да выгладили.
Ангел взял из черпака капельку – и капнул на чёрный камень.
Задрожал тот камень – скорей покатился прочь по узкому мосту. Да не удержался – и бултых в ту реку! Кричит из грязи, и от него пузыри тоже кричат противными голосами да плюются.
Один плевок попал Ангелу на белое одеяние, но мигом отскочил обратно в чёрную реку. Не пристала грязь к чистоте.
– Вот там и сиди до Страшного Суда, – сказал Ангел колдуну. А мальчику говорит: – Ты же, братец, проси что хочешь.
– Отнесите меня скорей к маме!
И Ангел отнёс его к матери. Дал ей сын испить из черпака. И вот лицо у неё опять здоровым румянцем озарилось! Поднялась она, обняла сына.
Смеялись они и плакали, да светло слёзки капали. Ангел с небес на добрых людей любовался и Бога славил.
Мать же та сына более не баловала, но была к нему теперь строга с любовью мудрой, христианской.
А у Лёни мама умерла. Поплакал он, порыдал, что долго её теперь не увидит, – и придумал для своей мамы испечь пирожок с яблочным повидлом. Его мама научила пирожки печь.
Вот испёк он пирожок и говорит:
– Дорогой мой Ангел Хранитель! Пожалуйста, отнеси его в Рай моей маме. Она такие любит.
Но Ангел Хранитель сказал тихим голосом:
– Слышь, Лёнь, что скажу. А скажу, что знаю. В Рай пирожки не положено, там и так радости очень много. А подари ты свой пирожок тому, кто в нём нуждается, – мама будет очень рада…
Мальчик согласился и пошёл по улице искать нищего, чтобы ему пирожок отдать. Находился, устал, а нищего не нашёл.
Тут подбегает к нему серый кот, голодный, и мяукает, чтоб его пожалели.
И дал ему Лёня свой тёплый ещё пирожок. Как накинулся котик на еду – и всё до крошечки съел, вместе с повидлом. Да своим лбом о Лёню потёрся – в знак особой любви и уважения. И в родной подвал ушёл.
А ночью Лёне явилась мама, которая в Раю. Улыбается, будто светится вся.
– Спасибо тебе, Лёнечка! Мне и так здесь радости очень много, а увидела, как ты голодного котика покормил – ещё радостней стало…
После того Лёня не тосковал, а если подкрадывалось к его душе уныние, то он скорей делал пирожок повкусней и, пока тёплый, нёс кого-нибудь голодного, бедного угостить, и с ним порадоваться…
Шёл человек, видит – перед ним записка, на ней палочка.
«Переломи эту палочку и скажи своё любое желание, оно сбудется», – прочёл человек.
Переломил палочку и сказал:
– Хочу, чтобы все недобрые желания меня навсегда оставили, а остались только добрые!
А за кустом сидел враг, это он подложил записку с палочкой: мол, пожелает человек много денег, или что-нибудь другое очень приятное, – так через то приятное и погибнет душой. А тут услыхал враг такое желание, заскрипел от злости зубами и убежал.
Услышал того человека и Господь. Он превратил его в Ангела, и бывший человек замахал белыми крыльями и полетел в небо.
Один человек унывал, что его никто не любит и что никому он не нужен.
Но однажды он подумал: «А сам-то я кого-нибудь люблю?»
У него под окном ходили птички, искали, чем бы подкрепиться. Тогда этот человек взял белый хлеб и стал кормить птичек. Те обрадовались, защебетали, запрыгали.
Улыбнулся бывший унылый человек, потому что какая же это радость – кормить живых созданий!
А потом он, проходя по общей лестнице в доме, первый раз в жизни улыбнулся соседу. И тот улыбнулся ему. А этот человек тогда принялся всем знакомым и даже незнакомым людям улыбаться, и редко кто про него думал с суровым видом, что это у него с головой непорядок, – а многие ему отвечали приветливой улыбкой. И ещё сильней обрадовался этот человек, и сказал в синее небо:
– Я так рад, Господи!
А потом он собрал большую посылку и отослал её в детский дом. И ещё много хорошего стал делать.
Теперь бывший унылый человек улыбается от счастья, ложась ночью спать в своей одинокой квартире. Будто это не дети, а будто это он сам получит ту большую посылку с конфетами, игрушками и другими очень нужными вещами. И всем улыбкам знакомых и незнакомых – радуется этот человек, засыпая. И птичкам, клевавшим хлеб под окном. И что как хорошо, что он однажды на свет родился. Вот…
В школьном классе был круглый отличник, и был мальчик, который часто получал двойки.
Отличник был здоров и крепок мускулами, а тот мальчик – болен и слаб. И отличник много его обижал. А бедняга от него натерпится – да на следующий день и прогуляет уроки, чтобы не встречаться со злым одноклассником. Преподаватели и родители ругали прогульщика, и по поведению у него была двойка. А у отличника – пятёрка. Он ведь уроков не прогуливал.
Очень приятно жилось одному, и очень горько – другому.
Но однажды вечером к тому злому мальчишке явился Ангел, взял его за ухо да так потянул, что и оторвал. И будто исчез, с ухом.
Заплакал злой отличник от боли и подумал: «Как же я в школе покажусь без уха? Все будут смеяться, особенно девчонки! Ужас!..»
И в школу он пришёл, перевязав голову бинтом, чтобы никто не увидел, что уха нет. А всем сказал, что простудил уши и теперь прогревает. А к бедному двоечнику и подойти боится: как бы второго уха не лишиться…
Принялись мальчишки играть на перемене, силой меряться. Отличник стал бороться, чтоб все видели, какой он здоровый и сильный, забыл про повязку, и она с головы слезла.
– Ой!.. – удивились одноклассники.
Тот покраснел – и убежал.
А на следующий день пришёл в класс, встал у доски и перед всеми, и перед классной руководительницей – про всё рассказал.
«Может, пожалеет меня Ангел, вернёт ухо…» – думал он.
Тут Ангел и вошёл в класс, и все удивились, какой он прекрасный и как светло улыбается. Ангел подошёл к отличнику, приложил его ухо к прежнему месту, и всё быстро срослось.
Затем Ангел подошёл к двоечнику, поцеловал его в лоб – и сделался невидим.
А классная руководительница, которая больше всех ругала этого мальчика, стала у него просить прощения. И весь класс стал у него просить прощения, потому что никто ни разу не заступился за слабого.
С той поры этот мальчик не прогуливает уроков и учится очень хорошо.
Конечно, тут Ангелов поцелуй тоже имеет значение…
Жила-была Таня, которая училась в спецшколе. Не для особо одарённых детей, а наоборот. И когда она шла через двор в свою школу или возвращалась домой, то соседские дети над ней потешались.
Позавчера они вытряхнули из её портфеля в грязную лужу все учебники с тетрадками. Вчера сунули ей за пазуху холодный камень. А сегодня они Тане в лицо плевали. Им было очень весело…
– Вон дебильная идёт! – кричали дети, завидев её.
И ходила она опустив голову – чтобы не видеть, как на неё смотрят здоровые, красивые люди. Она ведь понимала их взгляды, но ни на кого не держала зла. И она считала, что в её жизни было только две больших беды.
Первая – это когда от старости умерла кошка, которая жила у них в семье, сколько Таня себя помнила, – и тогда в квартире остались только Таня с мамой.
А вторая беда – когда тяжело заболела мама. Женщине предложили лечь в больницу, но она побоялась, что тогда дочку – для присмотра за ней – насильно заберут в такой дом, где решётки на окнах, а детей могут обидеть. И мама осталась дома.
Много-много молилась Таня Богу. Да сама и квартиру прибирала, в магазины ходила, сама готовила на кухне нехитрую еду. И маму из ложки кормила.
А потом сядет к маме на кровать с какой-нибудь доброй книгой и читает вслух.
Мама и поправилась!
Училась Таня с огромным старанием. Здоровые ровесники уже давно отучились в нормальных школах, а она всё школьница.
Наконец закончила она все четырнадцать классов в своей спецшколе, а затем – поступила в институт, на библиотечный факультет.
Когда она подходила к родному дому, то теперь соседские сверстники, а также новая, подросшая детвора, её не мучили, а удивлялись:
– Эта дебильная в самом деле учится в институте!..
А Таня всё ходила склонив голову и к удивлению многих сдавала экзамен за экзаменом. И окончила институт. И получила интересную работу в городской библиотеке.
А те соседи по двору, поскольку прежде учиться не хотели, – один теперь копал канавы лопатой, другой таскал в магазине ящики. А одну молодую женщину, которая раньше над Таней смеялась, взяли уборщицей как раз в ту библиотеку. Она мыла пол в Танином кабинете и с интересом, даже с уважением, поглядывала на Таню, скромно склонившуюся над книгами, – и не могла понять: как это?..
У женщины было два сына-близнеца: Вася и Лёня. Вот однажды она заболела; её отвезли в больницу и там ей делали операцию. А мальчикам было велено оставаться дома.
Вася лёг на кровать и начал отчаянно плакать и громко звать:
– Мамочка! Выздоравливай скорей и возвращайся домой!..
А Лёня на коленках тихо молился о маме перед Образом.
…Операция прошла хорошо, и братьев позвали к матери. Они вошли в палату, а мать говорит, улыбаясь:
– Услышал Господь твой плач, сынок! Спасибо тебе!
Вася, который в отчаяньи плакал и звал маму, подумал, что это она о нём. Но она взяла за руку Лёню, который тогда тихо молился, и крепко его обняла.
Очень удивился Вася и хотел обидеться, но мать и его притянула за руку к себе и тоже крепко обняла.
Дима жил в деревне, а деревня та – у заповедного леса. Очень любил Дима ходить по лесу, птичек слушать – да смотреть на зелёное солнечное небо вверху (оно всё-всё листвой от деревьев покрыто). И смотреть, как по тропинке ёжик бежит, а там белочка прыгает – и ещё много кого можно встретить в заповедном лесу. Даже олени есть прекрасные, в больших кустах шуршат таинственно.
Да заодно и грибы с ягодами Дима замечает, складывает их в лукошко, а соберёт полное – и домой…
Вот однажды прокрался в лес браконьер – и застрелил олениху, а её оленёнка ранил. Вышел оленёнок прямо к Диме на тропинку. Мальчик его обнял, на руки взял, а тот ростиком с зайца, и дрожит.
Побежал скорей Дима в деревню, а из оленёнка кровь капает.
Вот принёс его в избу, где ветеринар Степаныч живёт. Ветеринар оленёнку раны полечил и говорит:
– Много крови потерял детёныш. Выживет ли – не знаю. Оставь его у меня пока…
Пошёл мальчик домой задумчивый. Вот у речки сел и думает. Опять пошёл – всё думает, тяжко вздыхает. А потом вдруг повернулся и побежал обратно к ветеринаровой избе.
Удивился хозяин, а мальчик бледный стоит.
– Вы, Степаныч, это… – говорит он ветеринару, – мою кровь возьмите.
– Зачем? – ещё больше удивился Степаныч.
– Чтоб ему перелить. Чтоб выжил.
Говорит мальчик, а сам боится. Страшно ему, когда большую иглу в вену втыкают. Да и сам-то выживет ли, если много крови возьмут?
А ветеринар засмеялся хорошим смехом, обнял мальчика и в лоб поцеловал.
– Глупыш дорогой! – сказал Степаныч. – Ему человеческая кровь не подойдёт. Человеческая кровь – она особенная. А ты о нём лучше помолись. Господь милует.
Прибежал мальчик домой, всё быстренько родителям рассказал, чтоб тоже помолились об оленёнке. Вот встал мальчик перед Образом, хотел молитву сказать – да только сладко заплакал и ни словечка не смог произнести.
А утром он проснулся рано-рано и побежал к ветеринаровой избе, да ещё не добежав, кричит:
– Дядя Степаныч! Живой? Оленёнок!
– Живой, – улыбнулся сонный Степаныч. Он из-за оленёнка всю ночь не спал, выхаживал. – Теперь будет жить. Так что бери его домой, корми из сосочки парным молоком – и вырастет у тебя настоящий олень. – Дал ветеринар Диме бутылочку с соской и сказал: – А я теперь досыпать буду…
Живёт в деревне, что у заповедного леса, мальчик Дима, а у него настоящий олень, и рога у оленя будто ветви. В этих рогах внутри кровь течёт, и они тёплые.
Олень Диму в лес на себе возит, а все зверушки, птицы и прохожие добрые люди, увидев такую картину, радуются в удивлении.
Небо ясное! Трава зелёная и пахнет хорошо! И мальчики вышли во двор.
– Я с тобой больше не играю, – вдруг заявил первый.
– Почему? – удивился второй.
– Ты – плохой национальности. Не нашей. Мне всё про вас родители рассказали.
– И играй сам со своей национальностью, – обиделся второй.
Тут кузнечик – прыг, прыг в траве. И первый его поймал.
– Я его поймал, – сказал первый. – Он будет нашей национальности.
Второй поймал другого кузнечика:
– А этот не вашей. Он нашей национальности.
– А эта лягушка – нашей национальности, – первый схватил лягушку, она лапками задрыгала со страху.
Подошла девочка, засмеялась:
– Вы чего?
– А этот жук – нашей национальности, – продолжал делить мир первый.
Девочке тоже стало интересно, она тоже кое-кого поймала:
– А вот – наш! Хороший, поглядите! И тот, который бежит, тоже наш, а не ваш, и не ваш! И вот, вот это облако, – прекрасное облако летело над землёй, – нашей национальности!
Мальчики изумились такому нахальству. Не поймала, а уже говорит, что её.
– Ну а вон то – моё облако, нашей национальности то есть, – назначил первый.
– А то нашей! И то нашей! Нашей – два облака, а вашей только одно! – кричал второй первому. – Ха-ха!
– А тогда!.. А тогда, – закричала девочка, – вот те все остальные облака и тучки – нашей национальности, а не вашей и не вашей! Ха-ха-ха!..
– А ты, собственно, – разозлился первый, – какой национальности будешь?
– Да! Какой? – поддержал второй.
Неожиданно у девочки глаза заплакали маленьким дождиком. Ей родители строго запретили говорить, какой она национальности, потому что могут не понять.
А тут с неба из тучки настоящий дождь пошёл.
– Моя! Моя! – начали дети ловить дождинки. Руками и ртом.
– Ой! – сказал первый. Это ему в глаз попала большая капля. Он закрыл глаз рукой.
Все трое спрятались под огромный лопух. Под ним дождя нет.
– Их же всех не переловишь, – сообразил первый. – Боли-и-ит!.. И как нам теперь быть?
– Дай, подую, – предложила девочка и подула на глаз. – Полегчало?
А потом и второй подул.
Дождь уютно шлёпал о лопушиный лист. Из карманов стали вылезать лягушки, насекомые и ещё кое-кто. И скорей прочь!
– Чепуха какая-то, – сказал первый. – Мы зачем мир делили?
– Сам начал, – ответил второй. – Ты только не обижайся, но так тебе и надо.
Тот сказал:
– Я больше мир делить не буду.
– И я не буду больше, – сказал второй. – Что мне, заняться нечем, что ли?
– Хороший дождь, – улыбнулась девочка. – Он пахнет хорошо. Он весь мир умоет-умоет, и всё заблестит как новенькое.
– Кап, кап, – капает дождь на лопух. А дети сидят задумчивые, мирные. И слушают музыку. Прекрасную детскую музыку: кап, кап!..