Комиссар Рем Сфортунато ехал на опознание. Всё утро ему не давали покоя два слова. То ли случайная фраза из сна, то ли голос из прошлого. Точно! Некогда близкий ему голос… К чему бы это?
Впрочем, каждый день всегда начинался с определённых знаков. Словно некто говорил с ним языком непознанной стороны жизни. Так его методы дополняли цифры, краски, звуки, ощущения, вкусы, запахи…
Коллеги его взгляды не разделяли, но, как сказал наставник: «Главное, что ты находишь преступника и не важно, как это делаешь: гадаешь на кофейной гуще или шевелишь серыми клетками».
Комиссар прибавил звук. По радио «Венеция Мемори» синьора с придыханием
что-то рассказывала про пятницу тринадцатое, про синий час и его особый запах.
Синяя Вольво Сфортунато резко затормозила перед светофором, когда в голове снова раздался женский голос, мучивший его с самого утра: «Спаси его».
***
Играя пальцами на моей боли,
Пою жизнь своими словами,
Мягко убивая себя…
Из красной «Альфа Ромео» доносился национальный кавер известного хита. В шаге от эффектной блондинки автомобиль завизжал, и в аромат сырой листвы и поздней осени ворвался запах жжённой резины.
– Синьора Беато! – донеслось до Адели из открытого окна.
В её больших, с поволокой, карих глазах горел упрёк:
– Я думала, мы обо всём договорились…
– Меня босс послал. Водитель заболел. А его слово – закон.
– Я не нуждаюсь в тв… ваших услугах, – ответила она холодно. – О себе я могу позаботиться сама…
– Это приказ дона Лучано. Он очень беспокоится. Поэтому я здесь.
Адель удивилась его смирению. Надо же! Чудеса случаются. Что ж, так даже
лучше. Они знали друг друга с детства. Хоть будет, с кем по дороге отвести душу.
– Прости, Ромул. Мой муж меня часто ревнует, поэтому мне всегда кажется, будто за мной следят.
– Спокойно! Всё чисто. Я проверил.
– Только не надо меня защищать! Тебя это не касается.
– А кого?
Она с упрёком смотрела на него. Тогда он предложил:
– Слушай, а давай по кофе, а? Как в старые добрые времена.
– Попутал день с ночью?
Он кивнул:
– Тусил в клубе.
– С девушкой?
– А ты ревнуешь?
– Так, женское любопытство. Или просто детская привычка всё о тебе знать.
– Только обо мне? Ты любила нас обоих, а замуж вышла за третьего.
Они сели у барной стойки, и он подвинул одно из двух эспрессо.
– Так бывает, – Адель обняла горячую, пузатую чашку длинными, тонкими пальцами с розовыми ноготками. – Я любила тебя, потому что ты дарил мне незабудки…
– А его?
– За то, что всегда меня защищал…
– Но теперь у тебя другой. Он делает это лучше?
Адель отвернулась к окну. Где-то там, вдалеке, сейчас проезжал тот, третий.
Ромул подорвался с места:
– Не уходи! Я мигом.
***
Комиссар раздвинул синие шторы. Впустил яркое, но холодное, осеннее солнце. Женщина сидела, оперевшись на боковую панель комода. Голова упала на грудь. На виске запеклась кровь. Из набухшей вены торчал шприц. Сфортунато взял её за подбородок, осмотрел:
– Признаки асфиксии.
– Соседка обнаружила труп утром. Дверь была не заперта, – добавил его коллега-стажер.
– Что мы имеем? Орудие убийства нашёл?
– Нет. Черепно-мозговая травма. Но скончалась от передозировки. Часов
десять-двенадцать назад.. И отпечатков нигде нет. Чисто сработано. Дверь, похоже, сама и открыла.
– Запах какой-то знакомый…
– Уксус?
Сфортунато сразу ее узнал, видел вчера на снимках – это была мать Антонио Рикки, бывшего члена клана Лагана, который только что согласился сотрудничать с полицией.
Они ещё не успели приставить к ней охрану. Из-за бюрократии такое случалось довольно часто. Люди Лагана, похоже, опередили его и на этот раз.
Комиссар достал из кармана мобильный и позвонил своему начальнику, майору
Верди.
– Она мертва.
– Чёрт возьми! Что теперь делать? А если её сын откажется выдавать имена
своих пособников?
– Где Антонио? – спросил Сфортунато.
– Он уже в безопасности. Перевезли в другое место. Под охраной. Тут всё