Софья Багдасарова
Воры, вандалы и идиоты. Криминальная история русского искусства
Правдивой, кажется, является вторая версия, но тогда надо вырезать предыдущий абзац. А мне нравится, как я там остросоциально пошутила, так что пусть оба варианта будут, впрочем, Таня, если скомандуешь, как редактор, чтобы я вырезала, – то ликвидирую, сама решай. (Корректору: нет, последняя фраза специально оставлена, чтобы читатель ощутил и проникся, как мы тут ночами страдаем над рукописями, в муках рождая радость людскую. И себе зарплаты, это же так важно.)
Последний раз полотно Жерома зафиксировали взглядом в 10 утра. Во временной промежуток после этого некто зашел в зал и вырезал картину из золоченой рамы. Пропажу заметил в 15:15 при обходе научный сотрудник Александр Бабин. Подняли тревогу, входы-выходы из здания были перекрыты, всех посетителей обыскивали. Но все тщетно.
Чуть ранее, в полтретьего, на выходе из Эрмитажа видели подозрительного человека. Составили фоторобот: среднего роста, темноволосый, с короткими вьющимися волосами, лет сорока. Вел себя нервно, держал что-то в руках. Толку никакого из этого не вышло, а Пиотровский (директор Эрмитажа, уточняю для будущих поколений читателей – рассчитываю на переиздание в 2059 году), удивлялся, кому мог понадобиться Жером, когда рядом есть Энгр и Делакруа. Еще Пиотровский высказывал подозрения в эротомании вора – вдруг его именно голые женщины на полотне привлекли. Поиски не дали результатов, со временем дело было приостановлено за неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
Вот примерно такую историю, только без лирических отступлений насчет зарплатных карточек, рассказали Зюганову и его команде приехавшие в Госдуму эксперты расформированной ныне Росохранкультуры В. В. Петраков и А. А. Подмазо. Они изучили полотно, подтвердили, что это реально – тот самый пропавший Жером, только в плачевном состоянии. Говоря искусствоведческим языком – в аварийном.
Из-за того, что полотно складывали, старинные нити тонкого холста перетерлись и лопнули. По линиям заломов образовался прорыв, причем сквозной. Четыре куска картины соединялись между собой только отдельными ниточками.
Картина после кражи, вид до реставрации
Реставрация заняла почти два года – с февраля 2007 по ноябрь 2009 года. Когда она была закончена, картину снова выставили в музее. «Как было» все починить оказалось невозможно – крест на месте разрыва, говорят, теперь отсвечивает. А картина – в сущности, проходная, салонная вещь, но теперь окруженная славой, висит нынче на видном месте, подключенная к звонкой сигнализации.
С пакета, принесенного в Госдуму, сняли отпечатки пальцев, но никаких результатов это не принесло. Был ли анонимный коммунист тем же человеком, кто украл картину? Или она попала в его руки окольными путями? Знают ответ лишь те, кто никогда не будет разговаривать об этом с журналистами, а я и спрашивать не буду, опасаясь мести вышеизложенных председателей.
Байки № 2
рассказанные мне одним немолодым, но очень милым московским коллекционером на Масленицу, под водочку и блины с красной икрой, среди его интерьеров, увешанных голыми женщинами маслом
Было это лет 12 назад, одному коллекционеру, моему приятелю, принесли с Арбата автографы. Говорят – «рисунки Василия Жуковского[1]». Смотрит – вроде похоже. Но все равно, конечно, сомневается. Говорит продавцу: «А пойдем тут быстренько экспертизу проведем? Тут как раз Музей Жуковского[2] рядом, давай заглянем, им покажем, что скажут?» Продавец без малейших колебаний соглашается, и вдвоем с покупателем оба идут в Музей Жуковского в одном из арбатских переулков.
Там им выдают сотрудника, тот смотрит на рисунки и выносит вердикт: «Конечно, очень похоже. Но точно не Жуковский, не подлинный автограф. Потому что это идентичная копия тех рисунков, которые у нас в музее висят. Были бы хоть вариации какие – можно было бы посомневаться. А это просто – точная копия!»
Тут, рассказывал приятель, в душе у него зашевелился червячок сомнения. И он сотрудника музея просит показать эти самые музейные оригиналы, исходные образцы из фондов. «Зачем же из фондов? – отвечает сотрудник. – Они у нас в экспозиции висят, вон на той стене».
Теперь уже втроем – продавец, покупатель и эксперт – гуськом следуют к указанной стене по узким коридорам-лестницам старинного особнячка. «Вот тут они у нас висят!» – говорит сотрудник музея и указывает рукой на стену. Стена оказывается пустой. Рисунки исчезли.
В общем, говорят, того нового музейного охранника, который на днях эту витрину опустошил, вычислили достаточно быстро. По описанию нашего продавца, очень расстроенного такой подставой. Хотелось бы сказать, что они этого охранника вот прям там на лестнице нос к носу встретили, но врать не буду.
* * *
Прихожу как-то к приятелю, который собирает и торгует. Он стоит, смотрит на новое свое приобретение. Женский портрет, вроде кисти Надежды Удальцовой[3], точно не помню. Изображена неизвестная, причем такой характерной восточно-еврейской внешности, с носом. Говорю ему:
– Ба! Да вылитая Майя Плисецкая[4], жаль, не она!
– Почему не она? А вдруг?
– По датам не подходит, маловата она еще в тот период была, не выросла.
– Да, действительно. А жаль, хвастался бы…
– Ну ты хвастайся, что это ее мама, как ее? Актриса Рахиль Менделевна Мессерер, вот.
– О! Ты круто придумал, действительно. Так и окрестим нашу «незнакомку» для домашнего пользования.
Ну, оба поржали тогда и разошлись.
Спустя десяток лет на одном антикварном салоне мне пытались продать эту картину как натуральный портрет Рахили Мессерер, матери Плисецкой. В доказательство чего даже показывали надпись на обороте с указанием имени модели. Был польщен своею ролью феи-крестной.
* * *
Однажды некий человек нарисовал 300 рисунков Тышлера. Неплохих, даже экспертизу о подлинности на них получить смог. Чистая графика, без подкраски цветом.
И вот, один мой приятель умудрился целых сто листов из этого разводилова приобрести. Быстро, конечно, разобрался, что фуфло, жалел потраченных денег.
Захожу к нему как-то, а он сидит, радостный:
– Сплавил! Сплавил это фуфло! И даже заработал на этом! Ура, отмылся!
Потом оказалось, что десяток листов из этого набора, самых симпатичных и качественных, он себе все-таки оставил, для коллекции. «Зачем?? – спрашиваю. – Зачем тебе этот фейк??» Молчит. Сам не знает. Но, как Кощей, приберег для себя.
* * *
Сижу как-то в Третьяковке в служебных помещениях – по своим делам. Смотрю, как люди работают, человека жду. Мимо меня проходят несколько весьма корпулентных дам, в погонах, со стальным взглядом. И ведут тощего дрожащего человечка, очень бледного. Несут папку с графикой. Оказывается, то ли приставы, то ли таможенники, а он, этот цуцик, задержан. А в его папке – сотня шедевров графики от гениев русского авангарда.
Полчаса спустя вижу, как они шествуют обратно: дамы печальны и молчаливы. Цуцик же улыбается облегченно. Папку с рисунками он выкидывать не стал: мало ли кому потом пригодится продать, и вообще, вдруг эксперты Третьяковки ошиблись?
* * *
Когда я был молодой и красивый, но уже собрал неплохую коллекцию, то жил в самом центре. А на соседней улице жил крупный частный коллекционер, известный подонок.
И вот он умер. А после него осталась достаточно юная вдова, в квартире, набитой искусством. Тут один друг говорит мне: «А женись на ней! Объедините, так сказать, коллекции!»
Но я объяснил ему, что это дурацкая идея. От таких людей, как тот подонок, даже умерший, пользы выйти не может никакой, в собирательстве особенно.
Хотя вот сейчас думаю, что стоило бы рискнуть.
При мне это было, давно: пришел покупатель на Антикварный салон. На одном из стендов торговал картинами один темпераментный армянин, глаза – огромныеее, грустныееее, честныеее… Вот у него этот покупатель приобретает картину Пиросмани, «Лисичку». Я про себя думаю: «Ха-ха, “пиросмани” он на салоне нашел подлинного, как же. Его и в музеях с трудом найдешь». На следующий день этот же покупатель опять приходит на Салон. Подходит к тому же стенду, с армянином. А там на стене, ровно на том месте, которое вчера опустело, когда для него «Лисичку» сняли и завернули, висит точно такая же и тоже «руки Пиросмани».
Покупатель начинает нервничать, орать. Армянин ему: «Вы что, не видите, тут хвост другой! В другую сторону заворачивается! Пиросмани их целую серию написал!!!».
Тут я понял, что сейчас стрелять начнут, и ретировался.
Поддельный Рерих с прилагающимися экспертными заключениями.
Выставка подделок из частной коллекции «Шедевры подделки или Н/Х», 2012, Дом иконы на Спиридоновке. Фото автора
«Пейзаж с ручьем» кисти «Айвазовского», 1863, репродукция из аукционного каталога 2004 года
IV. Кукушонок на аукционе
Однажды в Голландии родился Куккук. Крестили его «Маринус Адрианус».
Папа у него был Куккук – Иоганн Герман, художник. Брат у него был Куккук – Баренд Корнелис, художник.
И другой брат был Куккук, Иоганн. Тоже художник. И третий – Герман.
И сын у него, Куккук, Питер Хендрик, тоже стал художником.
И племянницы Адель и Мария Луиза (тоже Куккуки). И внучатый племянник, Маринус Адрианус Младший, тоже стал. Художником то есть.
Быть может, наш Маринус Адрианус хотел вырасти и стать космонавтом. Или футболистом. Но в таком токсичном окружении (всего набралось 16 человек художников Куккуков) выбора особого, понятное дело, не было.
Тем более что родился он в 1807 году.
Рисовать Маринус Адрианус предпочитал пейзажи. После того, как стал художником, конечно.
Пейзажи он писал зеленой краской – так выходило красивее. И коричневой, как же без этого. И небо чтоб было голубое. Еще гусей он рисовал и коров – одних белым цветом, других коричневым.
На хлеб с маслом хватало, но Куккуку было понятно, что это потолок. «Нет, не стать мне Рубенсом! – возопил он как-то к небесам. – Не стать Рембрандтом! Тернером! Даже завалящим каким-нибудь московитским художником мне не стать!» И в этот момент в небесах засмеялись ангелы, а будущий папа Ивана Шишкина поцеловал будущую матерь Ивана Шишкина. На дворе был 1832 год.
Прошло 32 года. Русский художник Иван Шишкин ходил по Дюссельдорфу. Тут надо учесть – для нас, по звучанию, это кондовая Германия такая. Но вообще, периодически, это бывало герцогство Клевское – то есть больше Голландия, чем Германия. У брата Куккука, Баренда Корнелиса (художника, конечно), там дом был, в Дюссельдорфе. Дом сохранился, теперь там музей «Koekkoek-Huis».
Шишкин ходил по Дюссельдорфу, снял там мастерскую. Учился у местных пейзажистов, которые из Швейцарии в основном приезжали. Не у Куккука – тот в Амстердаме сидел. И не у брата его Баренда Корнелиса. У других учился. Но не важно, все они одним миром мазаны были. Называется это миро «дюссельдорфская школа живописи», по локации.
В 1865 году Шишкин решил, что все выучил, и вернулся в Россию. А Куккук через три года умер. В Амстердаме, не в Дюссельдорфе. А Шишкин все рисовал, рисовал. Пейзажи. Зеленой краской и коричневой. Сначала ему говорили: «Суховато что-то у вас получается, как-то слишком по-дюссельдорфски». А потом он расписался! Проснулся в нем великорусский талант: раззудись, плечо, размахнись, рука, ты пахни в лицо, ветер с полудня, ветер-ветер, выметающий, красной птицей залетающий в белокаменные лбы. Пошли сплошные шедевры, которые мощью своей передают великую душу русской природы. Куда передают? Неважно. Азбукой Морзе. А потом Шишкин умер, вслед за Куккуком, но в 1898 году, сильно позже. Другое поколение же совсем.
Часть вторая, наши дни. Прошло 170 с лишним лет с того дня, как Куккук возопил, а ангелы засмеялись. Куда-то, наверно, на улицу Нью-Бонд-стрит в Лондоне, в контору многоуважаемого аукционного дома «Сотбис» принесли картину Шишкина. Продавать. Достопочтенный клиент один, достойный доверия, лондонец, принес.
Пейзаж такой красивый, зеленый, с коричневым. Деревья во всех подробностях прорисованы – большой вяз и рядом другие, потом лужок, коровки пасутся. Ручеек течет. Цену в аукционном доме сразу в один миллион долларов поставили. Шишкин же, натуральный! Русские олигархи его любят. За «Лесную поляну», например, на «русских торгах» 3 млн долларов заплатили (правда, четырьмя годами позже), а за «Мерекюль. На даче» – 2 млн. Это все, впрочем, было еще до экономического кризиса 2008 года. И до кризиса 2014 года. Но после 1998 года, слава богу.
Пейзаж принесенный – вернемся к нему – был, конечно, вполне шишкинский, но какой-то суховатый. Слишком дюссельдорфский. Вяз чересчур на передний план вываливался, коровы слишком бодро жевали. Подпись, впрочем, стояла годная – «Schischkin» (по системе Поливанова это читается как «Шишкин»), год, опять-таки, подходящий был начертан в подписи, 1863-й. Как раз тогда великий россиянин бродил по Дюссельдорфу и у местных швейцарцев пейзажам учился.
Итак, короче, миллион, и баста! Тем более что вот вам нате, люди в «Сотбис», – на гербовой бумаге экспертиза из самой Третьяковской галереи, что сие есть подлинник великого нашего певца русской природы, означенного I. Schischkin.
Не буду умалчивать, что червячок сомнений у экспертов аукционного дома (великого аукционного дома! легендарного аукционного дома! я подчеркиваю это) все же в душе зашевелился. Да и зачем мне это умалчивать, зачем чернить репутацию великого аукционного дома, легендарного аукционного дома? Наоборот, я заостряю ваше внимание на том, что «Сотбис» все сделал, как положено, согласно процедурам. Гербовую бумагу от ГТГ прочел. Ультрафиолетом подпись Шишкина на картине просветил, и все с ней оказалось замечательно, отлично оказалось. Великий аукционный дом, легендарный аукционный дом!
(Уважаемая пресс-служба аукционного дома «Сотбис», русский отдел. Если вам попадется в руки данная книга, прошу обратить внимание на сугубо корректное, вдумчивое, тщательное и отнюдь не подхалимское, а вот действительно соответствующее реальности изложение автором произошедших событий. Ну и обозначение места «Сотбис» на мировом арт-рынке. Пожалуйста, не вычеркивайте меня после публикации данного текста из списков рассылки приглашений на ваши мероприятия с показами предаукционных выставок. И, разумеется, фуршетами. Я ж уже почти vip-персона стала! Еще немного поднатужусь, покряхчу и совсем стану! Про меня уже даже статью в Википедии написали! И не удалили на следующий день, что особенно важно, Википедия она такая, суровая к непокойникам, а про меня вот не удалили, ура.)
(Редактору Тане: пожалуйста, не вычеркивай предыдущий абзац, это жизненно важно. С меня бутылка.)
Наступило 26 мая 2004 года, день торгов. Картина Шишкина «Пейзаж с ручьем» была всем заинтересованным уже продемонстрирована на предаукционной выставке. Примечание для таких же недо vip-ов и не-олигархов, как я: предаукционная выставка – это экспозиция предметов, которые будут проданы на грядущих торгах. Аукционные дома постоянно их устраивают либо в своих помещениях, либо арендуя какие-нибудь пафосные залы и дворцы. Такие выставки обычно проходят всего пару дней, на них по персональным приглашениям заманивают миллионеров, чтобы те побродили среди реальных предметов искусства, впечатлились их красотой и испытали непреодолимое желание их купить. Обычный человек тоже может заявиться на такое мероприятие и сделать вид, что это обычная выставка, как в музее, что он пришел просто высоким искусством насладиться. Но вот беда: персонал таких экспозиций зачастую настолько пафосный и так на тебя взирает свысока, что прямо реально стыдно становится, что ты не олигарх и не можешь миллион долларов за данного Шишкина выложить. Это удовольствие от созерцания портит – кому сильно, кому слегка, зависит от уровня внушаемости. Понятно, что зря они так глазами обычную публику сверлят – от их взоров у нас миллионов на кармане не прибавится, а уж ежели мы приперлись на эту выставку, так досмотрим ее, обливайте нас презрением, сколько хотите. Хотя если колготки не поехавшие надеть, а новые цельные, это сильно помогает в данной ситуации. Самооценку наращивает. А если еще обувь начистить!
Это было лирическое отступление. К 4-й главе, друзья мои, надеюсь, вы, кто не бросил читать, осознали и смирились, что данная книга будет ими столь же полна, как «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. Увы, умом и талантом с автором (покойником, статью в Википедии только попробуй кто удалить!) мне не сравниться, но стихи я писать тоже пробовала. В дальнейшем вам, кстати, грозит искусствоведческий гекзаметр. Правда, я еще не решила, про что – про кражу, вандализм или же подделку.
Наступило 26 мая 2004 года. Аукционер (такой человек с молоточком и зычным гласом) занял свое место за конторкой. Русские олигархи столпились в лондонском зале, рассевшись по удобным креслам. Другие русские олигархи засели за телефоны, чтобы удаленно участвовать в торгах. Это те, кто был не в Лондоне или хотел остаться анонимом.
Но напрасно они вглядывались в чреду лотов, которую сотрудники «Сотбис» проносили у них перед глазами в сей важный день. Не несут Шишкина и не несут. Куда делся Шишкин?
Та же локация, за полчаса до начала торгов. Телефонный звонок:
– Здравствуйте! Меня зовут [имя вычеркнуто из соображений конфиденциальности]. Я по поводу вашего Шишкина.
– А что с ним?
– Это не Шишкин!
– С чего вы взяли? Натуральный Шишкин, миллион стоит, приходите, покупайте.
– Клянусь вам! Год назад ездил я в Швецию, на аукцион Bukowskis. Там ровно эту же самую картину продавали, но совсем за другие деньги. И автор был точно не Шишкин. Немец какой-то или голландец… А, вот нашел для вас в каталоге! Куккук!
Червячок сомнения, грызший душу экспертов «Сотбис», трансмутировал в великого змея Каа… (Опять это прилагательное «великий», вы заметили? И опять в одном предложении с «Сотбис», так, подсознание, охолонись.) Картину Ивана Шишкина «Пейзаж с ручьем» 1863 года успели снять с торгов за полчаса до их начала. Дальше началось расследование.
– Здравствуйте, это шведский аукционный дом Bukowskis? Вас беспокоят из «Сотбис».
– Добрый день, чем вам помочь?
– Скажите, вы знаете такого художника, Куккука?
– Куккука? Как же, как же… Вам какого? Иоганна Германа Куккука, Баренда Корнелиса или, может быть, Германа? Или Маринуса Адриануса (Старшего или Младшего)? А еще у них в семье девочки были, может, вам кого из них? Или из следующего поколения?
– Давайте мы вам лучше фоточку пришлем…
Как потом выяснилось, дело было ровно годом ранее. Это был обычный майский день 2003 года в Стокгольме, когда в аукционном доме Bukowskis прошли торги (употребленное прилагательное – «обычный»; действительно, зачем излишние превосходные степени, шведы ж все равно предаукционные выставки в Москве не устраивают). На аукцион была представлена картина Маринуса Адриануса Куккука Старшего, чье дословное название я вам привести не могу, потому что в 2003 году интернет еще был совсем детсадовский, и онлайн-каталоги за столь древние годы в нем не отложились, не накопились, не напластовались.
Владелец картины был, наверно, швед. В любом случае не будем порицать его за не незнание ценности Куккука для творчества Ивана Шишкина. Он выставил пейзаж с ручьем всего тысяч за девять долларов.
Нормальная цена для подобного дюссельдорфского пейзажного академизма.
Но вдруг в аукционном зале началось рубилово. «Кто дает 10 тысяч? Джентльмен справа? 15? Господин слева? 25 тысяч от джентльмена справа? 35? 45? 50? О боги Вальгаллы, 65 тысяч? Кто больше? Продано!!!»
Так что в аукционном доме Bukowskis очень хорошо запомнили данного Куккука. Не каждый день Куккуков продают за 65 тысяч вместо девяти.
Проясним про рубилово: раз целых два, а может, и даже три человека бились на этом аукционе за картину, значит, не одному знатоку творчества Шишкина в голову пришла гениальная идея, а как минимум двум. А что же за гениальная идея?
Тут все дело в экономике. Если один и тот же товар в разных странах продается со стократной разницей в цене, то почему бы умному человеку на этом не нажиться? Цена при этом зависит только от наличия или отсутствия логотипа. Вещь от «знакового бренда» продается за 100 тысяч, точно такой же предмет, но сделанный неизвестной фирмой, – за тысячу. Знакомая ситуация для нас, живущих в окружении китайского ширпортреба и нелицензионных копий. Вот и в мире искусства – такая же ситуация.
Дело в том, что русская живопись, увы, на протяжении почти всей своей истории была достаточно провинциальна. Вперед мы вырвались только в эпоху авангарда, до этого же плелись в хвосте. В XVIII–XIX веках средний европейский мастер, если не мог найти работу в Европе, приезжал в Российскую империю и становился тут звездой, мастером, влиятельным педагогом. И наоборот – великий русский художник, чье имя мы знаем наизусть, а картины печатают в учебниках, оказавшись на Западе, внезапно осознавал, что он – всего лишь один из многочисленных парижских или берлинских середнячков.
На этом печальном принципе русского искусства и основана схема данного мошенничества, которое на профессиональном жаргоне называют «перелицовка». Надо прочесать ряды этих европейских середнячков, найти такого, кто максимально похож на нашего родного великого гения. Купить его за десять тысяч. Нарисовать поддельный автограф. Придумать картине подложную историю бытования («провенанс»), описав, где она болталась последние полтораста лет. Эта стадия подчас намного сложнее, чем собственно подделка картины. И вуаля – впарить покупателю, сопроводив рассказами о раннем, европейском периоде русского гения.
Именно это было проделано с данным Куккуком. Год между Стокгольмом и Лондоном картина провела в неизвестной нам мастерской – может, в российской, может, в европейской (что ее зря за пределы шенгенской зоны таскать, действительно?). За это время неизвестный же умелец ликвидировал автограф Маринуса нашего Адриануса.
И заменил его подписью Шишкина.
Еще на полотне было слишком много народу и живности – люди какие-то ходили по лесу, коровки, овечки. Шишкин, как известно, это все теплокровное безобразие не любил и не умел – медвежат в «Утре в сосновом лесу» для него написал Константин Савицкий. Кстати, владелец упомянутого шедевра, некто П. М. Третьяков, сразу подпись Савицкого с полотна стер, потому что как эксклюзивно «шишкинская» она намного ценнее; нравы в XIX веке, заметьте, почти как сегодняшние.
Так и людей и ягненка при перелицовке Куккука в Шишкина стерли.
Коров, так и быть, оставили. Тем более что было известно – в Дюссельдорфе Шишкин как раз учился у художника-анималиста, швейцарца Рудольфа Колера. Как раз животных рисовать.
Все это выяснилось при сличении репродукции из шведского каталога с лондонским.
Репродукция картины Куккука из шведского аукционного каталога с отмеченными деталями, которые позже исчезнут.
Что же было дальше?
Был скандал, были публикации в иностранной прессе, поволновались эксперты и сотрудники аукционного дома. А с точки зрения уголовного кодекса? Да ничего! Никто же не пострадал, никто не был обманут. Полотно «Сотбис», говорят, аккуратно вернул тому человеку, который его принес на продажу. И даже не известно, сказали ли ему ата-та-та и внесли ли в черные списки. Фамилия его так и осталась неназванной. Скотленд-Ярд никаких дел не заводил.
В России только поохали сильно над наглостью подделки. Поохали, и все.
Потому что потом случилось дело Преображенских[5].
