София Эс
Успеть до полудня

Глава 3

Стоило только войти в здание главного дома общины, как на меня обрушился истерический женский рев. Посреди огромного мраморного холла, выполненного в сдержанных серо-синих цветах неоклассического стиля, молодая оборотница валялась на полу в ногах альфы Игуро (что само по себе было удивительно!) и умоляла-умоляла-умоляла (дважды удивительно!).

Она так и выкрикивала: "Умоляю! Умоляю! Умоляю!"

Знающим законы стаи сообразить, о чём идёт речь, было нетрудно. В коленопреклонной позе пребывала молодая жена бывшего старшего беты Тэсаимо, разжалованного с данного поста несколькими часами ранее и, как следствие, потерявшего всяческие привелегии руководящего в общине. Потерявшего привелегии, но не уважение… Сейчас же супруга оборотня активно лишала его второго, что было уже гораздо серьезнее и значимее как для мужчины, так и для двуликого сына Луны.

Достоинство мужчины не в мощи его рыка, не в красоте тела и крепости мышц и даже не в его статусах и регалиях. Достоинство мужчины в его семье и силе ценностей, что несет она. И принимать решения мужчины семье должно с уважением его права на них. Как и принимать его поражения ей должно с тем же признанием его права на них. Нельзя сообща лишь праздновать победы. Хорошо и в шторм обеими руками держать штурвал утратившего устойчивость судна.

Но, видимо, единства в семье беты Тэсаимо и не было, раз супруга сочла возможным просить за мужа, да еще и вымаливая решение у альфы. Двойное неуважение. К супругу. И к вожаку стаи.

Замерев поначалу при входе, я решила двинуться дальше и то ли сделала это несколько шумно, то ли супруга беты Тэсаимо среагировала на движение, в общем, я шевельнулась и привлекла к себе внимание страждущей. Едко-желтые глаза несчастной хищным рывком переместились с ног мастера на меня, впились ядовитыми жалами, заставляя кожу лица краснеть и пылать. Я только открыла рот, чтобы поздороваться с присутствующими, но так и осталась стоять, потому как тигрица в мгновение сменила жалобно-просительное выражение лица на гневный оскал, позволив клыкам и когтям прорваться сквозь нежную кожу десен и пальцев рук.

Обезображенная начавшейся трансформацией женщина, шипя и брызгая слюной, пыталась что-то сказать, но все, что я смогла разобрать, это "тварь" и "отребье". Да, фантазия у нее в данный момент отсутствовала напрочь. Никаким разнообразием мысли она меня не удивила, хотя в общем-то была женщиной с развитыми интересами, держала кондитерскую лавку с весьма оригинальными рецептами. Но агония чувств, видимо, действительно вызывает замыкание в наших мозгах, и ни о каком логичном и творческом мышлении в эти моменты и речи уже не идет.

Не став досматривать представление, я, выдерживая бесчувственную морду лица, прошла через широкий холл к кабинету мастера. Постучала для порядка – да мало ли кто там решил укрыться помимо меня, заглянула внутрь, и, убедившись, что никого нет, зашла.

Подобное поведение мне было разрешено. Мастер Игуро мою персону видел, направление движение зафиксировал, поэтому найти при желании сможет быстро. А ждать окончания театрального представления да еще и не с лучшими актерами в главных ролях я предпочитала в комфортных условиях. Заботиться о своем благе было одним из заданий мастера для меня. Как по мне, так с задачей по бережному обращению с самой собой я справилась. Может, не на отлично (не стоило даже и останавливаться перед вышедшей из берегов сознательности женщиной), но на хорошо-то точно.

Минут через пять вернулся альфа. Проходя к своему креслу, бросил на меня изучающий взгляд, убедился, что ядовитые крики оборотницы не оставили глубокого отпечатка в моем настроении, и, усевшись, со вздохом проговорил:

– Вещай, Катиро. Вижу же, что пришла ты ко мне не ради праздности, а с покаянием. – В этом месте мастер усмехнулся (меня, признаться, тоже позабавила выбранная им манера вести диалог). – Чего натворить-то успела? – вот этот тон разговора уже куда привычнее.

– Я-то?! – решила сходу не сдавать своих позиций.

– Ты-то! – скалязь, ответствовал мужчина.

Вдохнула-выдохнула и рассказала:

– Девочка. Лет семь. На ногах оранжевые кроссовки. Ехала на желтом, ближе к лимонному цвету, велосипеде. Практически новом. Зелёная атласная лента с правой стороны руля. Две спицы на переднем колесе погнуты. Заднее колесо украшено плетением из цветных ниток. Торопилась, боялась опоздать. В дали я слышала бой часов с центральной площади. Нашей или не нашей – сомневаюсь, но, судя по местности, это может быть и одна из соседних общин.

Я не знаю, что точно произошло, но чувствую, девочка в опасности. Это либо уже случилось, либо вот-вот случится. Неизбежность ее конца уже предрешена, время на исходе.

Либо уже вышло.

…Последнюю фразу не планировала говорить. Она вырвалась сама, кислотой бессилия плеснув в тишину кабинета альфы.

Мастер Игуро молчал. И он, и я уже встречались с теми ситуациями, когда приходится принимать неизменный результат. Когда поправить ничего нельзя и остается только справляться с горем утраты. Справляться и разбирать нити произошедшего, распутывая судьбоносные клубки в поисках ответов на вопросы. Не чтобы исправить, доказать или оправдаться. А чтобы знать, на что еще можно опереться, куда еще можно посмотреть, как еще можно организовать поиск, когда он понадобится в следующий раз.

Закончив мысленно перепроверять корректность выданной альфе информации и все ли выявленные мной детали были последовательно отражены, я позволила себе поднять глаза на тигра. Он сидел хмурый и задумчивый. Его состояние было понятно: информации кот наплакал, проверить ее затруднительно, а действовать, судя по тому, как сжималось от плохого предчувствия нутро, необходимо быстро.

– Так, – сказал, наконец, мастер, но был перебит резким стуком в дверь, которая без ожидания разрешения распахнулась, и в комнату, посмеиваясь, ввалились двое. Один – высокий брюнет с темными, как безлунная ночь в Великой Степи, глазами, второй – золотоволосый юноша, в котором я с трудом, но узнала сына вожака стаи.

– Тадеуш! Эрам! – обрадовано воскликнул альфа и пошел обниматься с такими разными, но в чем-то очень похожими мужчинами. Одному было лет тридцать, сыну мастера Игуро – около двадцати трёх. И объединяло их выражение глаз альфы, которыми он на них восхищённо смотрел. В каждом из них оборотень видел свою гордость. Каждым он любовался всей душой.

Непривычная к подобному открытому проявлению чувств, как и к самим чувствам, я смутилась и постаралась слиться с окружающей обстановкой, лишь бы только не нарушить столь интимной атмосферы встречи. Мужчины обнимались, подшучивали друг над другом, постукивая по спинам и плечам, задавали одновременно десятки вопросов и, смеясь, оставляли их без ответа.

Когда они все же оторвались друг от друга и разошлись по кабинету, я деликатно кашлянула, привлекая внимание мастера Игуро. Получила, правда, внимание трёх пар глаз сразу, от чего в очередной раз стушевалась:

– Ну, я пойду, наверное… Зайду к Вам позже, мастер.

– Кати… Хм… Катиро, – поправился альфа, – ты, возможно, помнишь моего сына Тадеуша, он вернулся с учебы на континенте, и моего друга Эсарама Мареша, его давно не было в наших краях.

– Здравствуйте, – только и выдала я в ответ.

А что ещё я могла сделать под пристальными, изучающими взглядами обоих мужчин?! Тадеуша я помнила, но никогда ранее особо близко мы не общались. Все же у молодого оборотня в самом расцвете сил и общинного отребья пубертатного периода слишком мало схожих увлечений. Господина же Мареша я толком и не рассматривала. С некоторых пор моей стратегией выживания в стае стало избегание лишних контаков: чем реже соприкосновения – тем меньше поводов для боли.

– Здравствуйте, – ответили мне разом оба мужчины и широко заулыбались.

Мартовские коты, вошь вам под хвост!

Окончательно растерявшись, я просительно уставилась на мастера. Спасать положение была его прерогатива, ему и карты в руки.

Наконец, сообразив, чего я от него хочу, альфа кивнул мне:

– Увидимся позже, Катиро. Зайди к патрульным, проверь имеющуюся информацию и попроси их разослать ориентировки в соседние общины. Будем отталкиваться от той информации, что есть.

Получив рекомендации к действию, я оставила мужчин наедине и направилась в располагавшееся в этом же здании отделение местного патруля. Передав службе безопасности распоряжение альфы и дождавшись ответов из соседних общин, я узнала следующее: заявлений о пропаже ребенка не было. Ни у нас, на это я надеялась мало, ни в других стаях. Узнать по общему описанию девочку также не смогли – а вот это было удивительно. Да, я не видела ее полностью, но уж велосипед-то распознавался легко! Уж больно приметный он был.

…И все же выходила из главного дома общины я на нулях. Куда двигаться дальше – идей нет, а пребывать в смиренном ожидании новой информации отказывалась уже вся моя суть.

Спустившись по зашарпанным ступеням, я споткнулась: хромированный гигант, гибким хищником, замерев у обочины, преграждал мне дорогу. Большой, сильный зверь. В нем удивительным образом сочеталась грозность характера с плавными линиями корпуса. Черная текстурная кожа вытянутого сиденья приятно контрастировала на фоне отливающего серебром металла. Агрессивное настроение зверя подчеркивали яркие обтекатели по бокам. Аура статусности и властности окружала механического хищника. Сейчас сердце стального гиганта безмолвствовало, но в воздухе так и витали отзвуки его сытого порыкивания и возбуждённая готовность сорваться с места в любой миг.

Из созерцательного ступора меня вывел весомый толчок в плечо проходящего мимо незнакомца. Мужчина в черной кожаной куртке стремительно обернулся, удержав меня от позорного падения вниз, и пронзил насквозь антрацитовыми глазами. Ночь в его взгляде была живой. Она дышала, клубилась, мерцала. И с любопытством лаборанта-исследователя всматривалась в меня. Ощупывала лицо, касалась глаз, приоткрытых губ, ямочек на щеках. А мне до одури хотелось либо сбежать от нее на другой край континента, либо растаять в ней навсегда, отдав всю себя без остатка.

Частью себя я отловила, какие редкие глупости посещают мою голову, и тут же почувствовала, как интерес в теле господина Мареша, а передо мной стоял именно Эсарам Мареш, сменился напряженностью. Его пальцы уже не удерживали меня, а, скорее, стискивали все с большим отчаянием.

Отчаянием?!

Это же Эсарам Мареш, и явно он – владелец того самого мотоцикла, на который я столь опрометчиво пялилась минутами ранее. И уж быстрее я начну испытывать отчаяние, чем господин Мареш.

Похоже, я в очередной раз все перепутала и зацепила чужие эмоции, не относящиеся к делу напрямую.

И вообще мне нет никакого дела до стоящего так близко ко мне мужчины! Я прикосновения в принципе не люблю. Тем более такие надежные… Тьфу ты! Неосторожные! Конечно, неосторожные! Его близость, в целом, все больше напрягает меня…

И я, похоже, господина Мареша напрягаю: от его пальцев на моих плечах точно синяки останутся, да и ночь в глазах сверкает все ярче. Яростнее?..

Воспитанная семьей и общиной в атмосфере жесткой иерархии, стыда за собственное существование и причинение неудобства окружающим, я безумно смутилась и, поклонившись, не поднимая головы, протараторила:

– Искренне прошу прощения, господин Мареш. Я не желала помешать Вашему движению. Причиной моего ступора и пристального внимания стал Ваш удивительный мотоцикл. Бесконечно приятно на него смотреть и представлять звучание двигателя. Я повторно искренне приношу извинения за мою неуклюжесть.

Вот же, дохлый вурдалак! Весь этот год альфа настойчиво помогал создавать мне внутренние опоры, чтобы никакого раболепия и подчинения не звучало в моем самодостаточном организме, но стоило мне встретить более опасного зверя, как я снова теряю себя.

Теперь уже во мне поднялась волна раздражения и злости. На саму себя в первую очередь. И, едва сдерживая ее, я собиралась, не поднимая головы, уйти, но…

Но господин Мареш повел себя самым неожиданным образом:

– Беляшик, спину ровно, взгляд прямо в глаза собеседнику, и никакой виноватости и покорности. Ты имеешь право открыто интересоваться всем, что тебя окружает.

Да что за?!.

Да как он?!.

Беляшик?..

Беляшик?!

И вот тут меня накрыло!

Я. Его. Вспомнила!

В мой первый год жизни в общине на рождественские каникулы приемные родители уезжали из поселка. Кажется, это был подарок отца маме, и альфа Игуро тогда настоял на том, чтобы все запланированное было точно исполнено, а сам на неделю пригласил меня пожить в своем доме. Не сказать, чтобы это было для меня комфортно, я едва ли говорила, пугалась резких звуков, держала дистанцию с окружающими, но сын альфы часами пропадал с друзьями на улице, и я, в целом, была предоставлена сама себе. Тогда уже я вполне освоилась с чтением и с интересом погружалась в мир информации. Именно поэтому большую часть времени проводила в домашнем кабинете альфы в окружении огромной библиотеки.

Не помню уже точно, какую книгу я искала, но нашла ее на верхней полке одного из шкафов. Лестницы под рукой не было, поэтому я сделала свою: стул, сверху него ещё один стул, на него подставка для ног. И на всю эту импровизацию полезла хоть и маленькая, худенькая, но все же весомая я.

Закон притяжения сработал тогда, когда книга была уже в моих руках. Балансируя на все больше шатающейся пирамиде из стульев, я отвлеклась на открывшуюся дверь кабинета, и, зажмурив глаза, полетела вниз.

Прямо в руки Эраму.

Там и познакомились. Он сказал: "Беляшик, надо осторожнее выбирать лестницы", а я ответила: "А тебе – осторожнее подставлять руки". После чего молодой статный мужчина смеялся, долго и красочно. Сколько ему тогда было? Около двадцати одного? Наверное. Я отчетливо вспомнила, как из его темных глаз лился теплый свет, согревая испуганно дрожащую меня. Он гладил мои белые волосы и нежно шептал что-то успокаивающее, а ещё говорил, что никем, кроме беляшика, я и быть не могу. А когда подрасту стану, так и быть, его белоснежной королевой.

Удивительно, с ним моя параноидальная осторожность и угрюмая молчаливость отошли в сторону.

Тогда Эрам остался в доме альфы на все праздничные дни, и практически каждый момент времени проводил со мной, рассказывая истории загадочных странствий, помогая мне со школьными опытами по химии и контрольными по математике. Обычно замкнутая нелюдимая я с большим удовольствием проводила время с этим мужчиной, общаясь с ним без какой-либо субординации. Дистанции просто не существовало между нами. Я попала в его руки, а он – в мои. Кому из нас повезло больше – это вопрос. Четыре дня были одним большим захватывающим приключением, а потом Эрам уехал и больше не появлялся в моей жизни.

И вот теперь он уже не Эрам, а Эсарам Мареш, а я – снова Беляшик…

Беляшик!

Бесит!

Мигом вспыхнувшее раздражение смыло все социальные и морально-этические преграды и нашло выход в словах, которые я отчеканила, глядя прямо в глаза Эрама (да-да, никакого Эсарама, господин Мареш!):

– Беляшик?! Я тебе не отбивная и не кусок мяса, Уголек!

От наступившей тишины вокруг нас сдавило уши. Мы сверлили друг друга острыми взглядами, его полуночным, моим голубым, как Льдистые Пустоши. Легкий ветерок трепал наши волосы, спутывая белые и черные пряди. Его губы дрогнули в улыбке первыми, и, уже не сдерживаясь, мы громко рассмеялся вместе.

– Беляшик, а ты не разучилась удивлять! – проговорил Эрам, подмигивая мне.

– Что, до белоснежной королевы ещё не доросла? – язвительно спросила я, сохраняя радостный оскал на губах.

– Не доросла, Беляшик, не доросла, – потрепал по волосам меня этот… гад в черном. – И при первой встрече меня не узнала…

– А Вы, господин Мареш, – парировала я, – ещё бы лет десять не появлялись, я бы и вовсе забыла о Вашем существовании.

– Это уж вряд ли, – угрожающе произнес мужчина, тяжело припечатывая меня взглядом.

Упс… Кажется некоторые легко выходят из себя и не на все шутки реагируют адекватно. Как бы не перегнуть палку в общении с этим хищником. Впредь буду осторожнее.

– Кхм… Ты к нам отдохнуть или по делам? – решила я идти в обход его подурневшего настроения.

– Совмещаю приятное с полезным, – усмехнувшись, ответил Эрам. Лучше бы улыбался. Улыбка у него открытая, чистая, светлая, купаться в ней сплошное удовольствие. А усмешка – холодная и острая, как лезвие. Не самоубиться бы об нее.

– Ты занята? – его голос вывел меня из задумчивости.

Эрам шагнул к мотоциклу и с серьезным сосредоточенным лицом оседлал зверя.

– А? – а что я еще могла ему ответить? Лишь вытянулась вперед, будто прислушиваясь к нему, отказываясь думать о том, почему сам Эрам Мареш, этот удивительный мужчина, мой сказочный призрак из прошлого, задает мне подобный вопрос.

– Прокатись со мной, Беляшик, – антрацитовая ночь искушающе смотрела на меня из глубины его глаз. Звёзды в ней мерцали, зазывно подмигивали, искрились озорством и довольством, будто сытый кот наевшийся жирных сливок.

– Кккуда? – Ну не могла я поверить в услышанное. Мы не виделись несколько лет, и между нами сейчас должно быть расстояние из прожитого времени. Разделяющее нас, определяющее каждого по своим местам. Совершенно несовместным. Обрекающее на вечное сравнение – "где ты, а где я?!"

Но черная стихия во взгляде Эрама была явно против моих глупых мыслей. Она перестала пугать и теперь, скорее, завораживала меня, доверительно протягивая руку, соблазняя на приключение. Оттого и непривычно мне было чувствовать себя такой – заинтригованной, очарованно наблюдающей за опасным, но, как будто бы, родным, давно прирученным хищником.

Удивительно, что я не ощущала удушающий поток эмоций Эрама, как это бывало с другими оборотнями стаи. Его чувства были свежими, будто сумеречная гроза, разразившаяся в ранние предутренние часы. Пахло колким озоном и пряным ароматом луговых цветов, что подставляют под сильные удары дождевых капель свои листья и бутоны. Моя внутренняя сущность словно вынырнула из глубокой спячки, подобралась близко-близко к поверхности кожи и дышала взахлеб запахом этого мужчины. Таким памятным, таким знакомым!

И кто бы мне до этой встречи сказал о подобном, отмахнулась бы, как от сумасшедшего, а настоящая встреча с темноглазым мужчиной расставила все по местам.

Наверное, поэтому, когда Эрам протянул мне черный шлем, я взяла его. Когда он, накинув на мои плечи свою черную куртку, застегнул ее, я молча села позади него. И когда взревел двигатель четырехцилиндрового монстра, я крепко обняла его, еще глубже впуская в себя.

Глава 4

Оглушенная собственными чувствами и рычанием мотора все сильнее распаляющегося механического зверя я рассматривала пролетающие мимо нас аккуратные домики, фруктовые сады, овощные плантации. Местность менялась так быстро, что вместе с мелькающими образами из моей головы все дальше уносились прочь и какие-либо связные мысли.

Закончились территории общины, пошли холмы с короткой порослью трав и лиственные леса. Мы проскочили одну реку, мост через вторую, поворот на розовое озеро. Его горько-соленая вода в течение дня могла менять свой цвет от нежного розового до ярко малинового и даже кирпично-красного. И никакой магии в этом не было, хотя ведьминской природе подобные чудеса и могли покориться. Причина же переменчивости настроения островного озера была в его обитателях и их реакции на местное солнце. Мельчайшие одноклеточные зеленые водоросли были одними из немногих организмов, которые смогли адаптироваться к суровым условиям проживания в горячем засоленом водоеме. А благодаря высокой концентрации бета-каротина организмы оказались хорошо защищенными от интенсивного светового излучения, и чем жарче становилось вокруг, тем ярче зажигалась багряными оттенками вода озера.

То, что одних убивало, другие научились использовать в качестве источника энергии и жизни в целом. Та же история была и со мной. Отвержение окружающих в какой-то момент стало не ядом, а топливом для разгона моих желаний. И этот процесс грозил превратиться в сверхскоростной болид. Заряженный, стремительный, нацеленный. Я еще не чувствовала, что мой движок горит от перегрева, но внутренний двигатель был уже порядочно разогрет для мощного рывка вперед.

За очередным поворотом трассы показался виадук, позволяющий уйти на дорогу в одно из четырех ближайших соседних поселений оборотней. Мы пропустили и его.

Сидеть было высоко. И как-то уж слишком тесно пришлось придвинуться к Эраму. Вжаться в его спину, сцепив руки на мужской талии, ощущать сокращение его мышц при дыхании, во время управления мотоциклом на особо крутых поворотах. Чувствовать перекаты нервных волокон, пьянеть от жара соседского тела и уже шалыми от избытка ощущений глазами ловить на лету лишь размытые тени, проносящихся мимо объектов застройки, лесополосы, дорожных указателей.

По началу было стыдно находиться так близко к мужчине, крепко обнимая его ноги внутренней поверхностью бедер, впиваясь грудной клеткой в его рельефную спину, и в какой-то момент я даже попробовала отстраниться, увеличив между нами расстояние, но… Но Эрам – это Эрам. Рыкнув почище своего мотоцикла, он одной рукой вернул меня на место, припечатав сверху шлепком по ягодице и фразой: "Сиди на месте, Беляшик, а то покусаю!"

Я и сидела.

Дурела от ароматов, свиста ветра, свободного падения, когда мотоцикл нырял с очередной горы вниз.

Наш полет остановился только возле придорожного кафе. Огромное здание разместило у себя под крышей гостиницу, кофейню, общественные душевые и туалеты для тех, кто хотел освежиться по дороге, но не планировал арендовать номер.

Сползая (по-другому и не скажешь) с мотоцикла с помощью бережно поддерживающего меня Эрама, я желала ему провалиться сквозь землю сразу в бескрайние просторы Великой Степи. Лишь бы он не скалился так понимающе. Хорошо ещё хоть оставил без комментариев мои неловкие движения и стоны, несколько раз вырывавшиеся сквозь стиснутые зубы.

Мотоцикл – зверь любопытный, но очень уж анатомически непривычный для новичка.

Мое пунцовое от стыда лицо пряталось за темным стеклом шлема и снимать его я пока не планировала. Так в нем и прошагала к дальнему столику кофейни. Сбросила куртку, буркнула Эраму, что буду шоколадный молочный коктейль с зефиром и цветной кокосовой стружкой, и смоталась в туалет. Только там я сняла защиту с пылающей огнем головы, умылась (раз пять), пригладила, как сумела, растрёпанные ветром волосы, посмотрела в свои довольные, не смотря ни на что, сияющие глаза и вернулась в зал.

За нашим столиком Эрам сидел не один. Длиноногая шатенка с серыми глазами и внушительными формами, впечатляюще сложив верхнюю часть себя на стол, что-то рассказывала господину Марешу. Тот внимательно слушал, пристально смотрел на нее, надеюсь, прямо в глаза, а не на выставленные на обозрение передние "девяносто", хотя у этой они были все сто, а то и поболе.

Услышав чье-то рычание, я с ошеломление осознала, что оно мое.

Мое?

Мое!

И это при том, что во мне до сих пор оборотни не чуяли зверя, да и он никак не проявлял себя. А здесь целое рычание! Моя ты прелесть!

Окрыленная этим открытием я радостной птахой впорхнула к нам за стол. Хотела расположиться поодаль от беседующей парочки, но Эрам схватил меня за руку и безапелляционно усадил рядом с собой, через стол от шатенки… Забыв отпустить мое запястье… Продолжив наглаживать его шершавой подушечкой своего большого пальца…

Эммм…

Мыслей было много, но роясь и путаясь, ни на какой не получалось сосредоточиться, поэтому я растерянно молчала и пила молочный коктейль.

Через некоторое время, когда пульс от прикосновений Эрама перестал оглушающе бухать в виски, я прислушалась к разговору за столом. Перед нами сидела волчица, теперь я это четко видела, и рассказывала о пропавших два месяца назад в их стае документах. Личные дела членов общины были изъяты из школьных архивов и картотеки приемного отделения больницы.

В этом месте я выпрямилась, оторвалась от шоколадного коктейля, забрала у Эрама свою руку, чтобы не отвлекаться, и сосредоточилась на эмоциях волчицы. А господин Мареш обжёг меня антрацитовыми глазами с веселящимися звездами в их глубине, но спорить, хвала Великой Степи, не стал. Хороший мальчик! Кушайте свой кофе, господин Мареш, и позвольте мне делать мою работу.

В чувствах волчицы преобладали на данный момент любопытство, вожделение, азарт. Они для меня были понятными, но бесполезными для расследования, поэтому я пошла дальше. Под верхним слоем текущего эмоционального состояния жила тревога, она усиливалась, когда Эрам задавал уточняющие вопросы о пропавших документах. Это то, что надо. И мысленно потянув за эту ниточку, я словно шагнула в приоткрытую дверь, переместившись в сознание женщины.

Хорошо бы узнать, как именно обнаружили пропажи. Картинки-картинки-картинки, я пролистывала их без разбора, потому как искала интуитивно, а моя интуиция пока молчала. Так… Вот… Нашла. Волчица была из службы безопасности. Она не первая работала с пропавшими документами, но она присутствовала во время поиска следов вскрытия обоих помещений и опроса возможных свидетелей. А это то, что может помочь!

Погрузившись ещё глубже в сознание женщины, я искала тот момент, когда она соприкасалась с дверями и окнами, ведущими в кабинеты с архивами. Сначала мне не удавалось нащупать чувственный отклик от этих предметов. А он должен был быть, ведь их касались множество раз. Но одно дело – чувствовать эмоциональный и ментальный след, когда держишь вещь в своих руках, и другое дело – пытаться прожить это через посредника. Но долой жалобы и стоны, они сейчас лишние, если я не чувствую остаточных эманаций, значит, надо погружаться ещё глубже.

Отпустив свое сознание, позволив ему раствориться в чужих ощущениях, я выхватила знакомую эмоцию превосходства и презрительного отношения (есть! Это тот же самый "почтальон"!) и тут же перенеслась в личный кошмар:

– Ну что же ты, девочка, иди к папочке!

Я замерла, как мышь перед коброй, перестав даже дышать. Нет… нет… меня здесь нет.

– Ты моя, девочка, – и меня схватили за плечи, начали хлестать по щекам, так, что в горло полилась приторная, с противозным и таким знакомым металлическим привкусом кровь.

Отвратительный коктейль…

Удар. Ещё удар. И я открываю глаза…

Черная ночь растревоженным зверем вцепилась в мое сознание, вытаскивая за шкирку из остатков видения. Звезды хлестали яростным светом. Я пялилась в глаза Эрама, продолжая глотать хлещущую из носа кровь. С очередным сглатыванием пришла тошнота, и я пулей устремилась в туалет.

Пулей – это я погорячилась, конечно…

С трудом донеся себя до унитаза, позволила, наконец, телу отпустить все лишнее, раздражающее, отравляющее.

Меня выворачивало. До дна. А в паузах между рвотными позывами я приговаривала:

– Вурдалака тебе в жены! Имитарских клещей – в дышло! Чтоб шиаторский червь прогрыз тебе брюхо и через уши вылез! Шкура трусливая! Бертугай линялый! Чтоб тебя лишай пожрал и тобой же его неделю тошнило!

Спасибо Вам, мастер Матори, за великий могучий ругательный!

Когда меня отпустило, я, мокрая и дрожащая, сползла по стенке унитаза на пол. Горячие руки Эрама осторожно перевернули, вытерли мне лицо, укутали мое тело в знакомую кожаную куртку, и, бережно подняв, вынесли на свежий воздух.

На этом мое сознание окончательно устало, и я отключилась.

***

Очнулась по-прежнему в руках Эрама. Мы сидели на улице, возле той же кофейни. Сгущались сумерки, последние лучи солнца золотисто-розовым светом заливали горизонт. В тишине уходящего дня приглушённо звучали голоса посетителей кофейни, где-то недалеко работал двигатель тяжеловоза, у кого-то ещё дальше шелестело помехами местное радио. Обыденный поздний вечер, отпускающий заботы на покой.

– Ты здорово напугала меня, Бельчонок, – хриплым голосом нарушил уютное молчание Эрам.

– Уже не Беляшик? – ещё более хрипло отозвалась я. Горло саднило, голова гудела, и в добавок ко всему меня начало потрясывать.

– В данном случае я готов пойти тебе навстречу и забыть об этом прозвище… Сегодня ты практически куском мяса болталась в моих руках, и я ничего не мог сделать, чтобы помочь. Сам не понимаю, как вернул тебя с той бездны, – мужчина поправил меня в своих руках, ещё плотнее завернув в куртку, да чего уж там, практически спеленав ей. – Поэтому нет, ты больше не Беляшик, Бельчонок. После сегодняшнего я вообще подумываю о вегетарианстве, – и в этом месте Эрам ухмыльнулся.

Спасибо тебе, Великая Степь! Если он не разучился шутить, значит, не все так плохо. Все ещё образуется. Обязательно образуется!

– Знаешь, бельчонок – это тоже ценный мех и нежное мясо. Далековато как-то от вегетарианства, – подхватила я его мысль.

Давай же, хватайся за этот конец веревки, и будем вместе вытаскивать теперь уже тебя. Невозможно смотреть на ту усталую настороженность, что сейчас живет в твоих глазах. Ты же боишься ко мне лишний раз притронуться. А я живая, не хрустальная. И благодаря тебе – спасибо, что вытащил, – надеюсь, еще пожить.

– Ценный мех, говоришь… – вот сейчас его оскал стал прежним – острым, скользящим, и теперь уже я задрожала не от слабости, а от страха, самой настоящей паники. – Слышал он требует тщательной выделки. А я привык со всем вниманием следить за тем, что попало мне в руки, – тут Эрам ТАК посмотрел на меня, – и кто попал…

– Вот это я попала, – прошептала, едва дыша, продолжая добровольно тонуть в антрацитовой ночи его глаз.

– Дыши, Бельчонок, дыши основательно, я только начал входить во вкус.

И он улыбнулся.

Так знакомо, что его улыбку подхватила и я.

Напряжение отпускало постепенно. Над дорогой уже горели фонари, когда мы засобирались в обратный путь. Выпили напоследок крепкого кофе. Эрам, правда, пытался влить в меня черный чай, но я сопротивлялась. Активно. И, наверное, больше из жалости, он-таки пошел мне навстречу.

…На мотоцикл грузились с чувствами. От меня были раздражение, возмущение и стыд, Эрам же излучал предвкушение, веселье и довольство. Этот несносный мужчина посадил меня перед собой, лицом к нему, заставив прижаться и обнять свою талию ногами. Компрометирующее, весьма далекое от приличий положение… Если бы я не была столь вымотана, пошла бы пешком. Но в данном случае ситуацией руководил Эрам. По итогу я провела всю дорогу, уткнувшись ему в грудь. По большей части дремала: слабость после эмпатической и телепатической связей была неимоверная, плюс еще кровопотеря, потеря сознания и значительно отбитое лицо. Скрутило-то меня знатно!..

В какой-то момент я вспомнила, что забыла распросить Эрама о том, что удалось ему узнать у волчицы. Сделаю это завтра. А также важно будет поделиться новой информацией с альфой Игуро. Вот на этой мысли я отпустила себя в сон.