София Ильинична Парипская
Полет из Ленинграда в Питер
Полет из Ленинграда в Питер
РОМАН – САГА
ПРОЛОГ
ИЛЬЯ
Ночь проходила ужасно. Болела башка. Понятно, что выспаться невозможно. Утром ждёт похмелье. И уже скоро подъём флага. Надо будет выйти на продуваемый всеми ветрами плац для построения. И раствориться в этой чёрной массе шинелей и белых фуражек, как капля в море, ничем не отличимая от других.
И командир будет орать для всех одинаково: «Вы, зелень подкильная, сгниёте на железе, и сход на берег будет вам запрещен до тех пор, пока не сдадите на допуск к самоуправлению». После таких излияний отеческой заботы командира так и хочется дать пенделя под задницу электрику моего отсека Евстратову, который не желает ничего делать и смотрит на меня такими же пустыми глазами, как я смотрю на своего старпома.
Ещё совсем недавно мир вокруг меня был похож на новую смазанную винтовку. И я блестящий патрон плотно сидящий в обойме таких же юных, готовых свернуть горы, выпускников Академии, окунулся в реальность и быт военно -морского флота. И вместо крепкой стальной обоймы я оказался на ржавой калоше плавучей казармы. Ну, почему я вечный идиот в глазах командира. Я теперь всегда бесправный организм-неумеха.
Боже мой! Как далеко Ленинград с его широкими проспектами, стоящими шпалерами домами, куполами церквей и шпилями крепостей и дворцов. Где этот мир, который был так близок и понятен, в котором мне было судьбой отведено достойное место.
Вот он мир, в котором живу я: ржавые борта катеров, серая шаровая краска кораблей, черные утюги подводных лодок и вокруг бухты не тающий снег на вершинах красивых сопок Камчатки.
Боже мой, где эти чистые красивые барышни, которые воспринимали мое философствование, как откровения и распахивали свои глаза с восторгом и ожиданием необычной любви с блестящим офицером. Рутина. После завтрака раздастся команда:
«Лейтенантам и офицерам прибыть в кают кампании!». И меня будут долбать, не спрашивая моего мнения. В этом реальном мире, в котором я живу сейчас, оно никому не нужно.
ИНГА
Тревожный сон. Он часто мне снится. Он снова и снова возвращается ко мне. Я помню о нём всегда. Сон живёт у меня в мозгу. Так поселился и уютно устроился, наверное, радуется, такой маленький злобный тиран, от того что мучает меня. Иногда картинки из сна даже днём внезапно начинают скакать перед глазами, как кадры в испорченной киноплёнке. И мне никак от этого не отвязаться.
Почему мои беременности обрываются? Почему я ношу дитя всего лишь два месяца, а потом всё: finita. И начинается: жалость к себе, осознание тупости своего существования.
Кстати, беременею легко. Радость сразу заполняет все клетки, а потом приходит он, этот жуткий сон. Вижу экран телевизора, а на нём серая рябь, и шипение, сквозь которое слышится смех, противный такой с повизгиванием. Лязг-лязг по нервам. Просыпаюсь и уже знаю, что утром уеду на Скорой помощи с кровотечением. И настаёт конец радости.
Мне двадцать пять. Но как всё хмуро вокруг и никто не собирается для тебя расцветить серость красками.
Меня тошнит от муторного брака, который мне не нужен. А кому тогда нужен? Ему, постылому? Ох, какое меткое слово, в старину умели точно обозначить того, кого не любят.
Муж видит моё брезгливое выражение лица, когда я наблюдаю, как он снуёт туда-сюда по комнате, раскладывает на полках непонятные пакетики, зачем-то долго шуршит бумагами в своём портфеле, потом одевает огромные наушники и его взгляд стекленеет, он погружается в мир той музыки, которую я терпеть не могу, “Nazareth”, “Aerosmith”, ”Led Zeppelin”, ”Uria Heep”. И так изо дня в день.
Я совсем не против рока, наш ленинградский рок мне очень даже по душе. Майк Науменко со своим «Зоопарком», а Гребенщиков, а Цой. Я же бегала студенткой на улицу Рубинштейна.
Может быть, мой брак нужен моим родителям? Нет, они ничего не получают для души, видно, что радость не наполняет их сердца, глядя на замороженную дочь. Они понимают, что мне не по кайфу. Но об этом они молчат. Они лгут о моём благополучии себе и всем своим друзьям. Умеют ли мои мама и папа любить меня?
Мы с мужем бежим на пристань. Едем на речном трамвайчике на развод мостов. Загадочность Белых ночей сулит тайну. А тайна может подтолкнуть к внезапным решения
Мы идём по Фонтанке, выходим в Неву. Рядом бороздят невскую гладь ещё множество таких прогулочных посудин. Это же невероятно, в час ночи у стрелки Васильевского острова на реке пробка из прогулочных трамвайчиков. Переглядываемся, перемигиваемся с теми кто на соседних посудинах. Ведь все рядом, на расстоянии вытянутой руки. Да, капитанам наших судёнышек трудновато. Везде звучит музыка. Танцы одновременно начинаются на всех палубах. Врезаешься в толпу танцующих и сливаешься с ней. В этот самый момент Нева, холодная повелительница человеческих душ, набрасывает на тебя мистические одеяния. Сейчас всё можно: орать, сходить с ума, слушать желания своего тела. Сейчас работает только подсознание, и оно влечёт туда, где ощутишь счастье.
Трудно справится с бешеной энергетикой Белых ночей.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ( 1980г.)
В ЯЛТУ!
«ИНГА, ЭТО ЖЕ СЛУЧАЙ! НЕЧАЯННАЯ УДАЧА!»
Лето казалось бесконечным. Странно, что обычно короткое ленинградское лето растянулось, как резинка через которую в детстве прыгают девочки. И я совершаю неуклюжие ленивые прыжки из одного дня в другой.
Дни как будто бы заняты. Но на работе слишком тихо. Некуда применить мои функциональные обязанности освобождённого секретаря комсомольской организации. Звучит настороженно, вроде бы запорхали в воздухе словечки типа: ярость, нетерпимость, оголтелость. Нет, на самом деле я друг и защитник моих подопечных, учащихся ПТУ, и ещё организатор их незатейливого досуга.
Никаких собраний, где пробирают за ничтожные проступки. Моим учащимся хорошо со мной, а мне с ними. Они моя гордость. Едешь по городу, и видишь плоды их ученического труда. Вот там клумбы с узором из тюльпанов и нарциссов, а там яркие пышные кустарники. Это они создали такую красоту на своих многочисленных практиках, а сами всего этого не видят, они разъехались по своим далёким уголкам. В летние месяцы коридоры училища пусты, шаги отдаются гулко, в кабинете неуютно, холодом тянет от непрогретых стен.
А домой, ведь, не хочется. Там пасмурно и некому развеять эту хмурь. Не получилось у нас с мужем быть солнцем друг для друга.
Развлекаюсь телевизором. С утра до вечера идут передачи про нашу Олимпиаду. К сожалению, мало выдающихся спортсменов прибыло в Москву. Политика. Не всем в мире нравится наше вторжение в Афганистан. И поэтому бойкот московской Олимпиады.
А на экране упоение. Радость достижений, победы. Этим спортивным праздником мы все наслаждаемся и обсуждаем необыкновенное для нас, советских зрителей, грандиозное представление открытия Олимпиады.
И вот уже улетает наш «ласковый Мишка», символ этой Олимпиады, на связке воздушных шаров ввысь, и там в голубой бездне пропадает. У тех, кто на стадионе захватывает дух от реальной неизбежности конца любой сказки. Слёзы льются рекой по обе стороны экрана.
Душе требуется продолжения праздника, и моя подруга Марина утаскивает меня в Ялту.
– Представь, мой дядя говорит мне, что мол, дорогая племяшка, могу послать тебя в лучшую гостиницу города Ялты, в гостиницу «Ялта». Короче сплошная «Ялта». А это интурист. До тебя доходит?
–А с чего вдруг? В этот самый интурист разве можно нам простым смертным?
– Мой дядя так и говорит, что можно. Потому что, там в интуристовских гостиницах всё было подготовлено для приёма иностранных делегаций, а их-то и нет. Выступили на олимпиаде и сбежали. Ты ведь знаешь о бойкоте. Кто -то вовсе не приехал, а кто-то после окончания сразу отчалил восвояси. Никаких поездок по нашей стране.
– Ой, хочу поехать в Ялту – Ялту вместо делегации. Насладится всем крымским изобилием. И лучшей гостиницей.
– Летим на самолёте, чтобы скорее, чтобы сразу туда, в самую середину интуристовского комфорта. А твой муженёк, не будет против?
– Не посмеет. Что он не понимает, что значит летом гостиница интурист в Крыму, в Ялте. Это же случай, нечаянная удача.
– И билеты на самолёт будут, для дяди это не проблема.
– Спасибо твоему дяде!
«И ПУСТЬ ЭТО БУДЕТ ЯЛТА!»
«Два года без отпуска, только хирургия в стенах больницы Скорой помощи, и бесконечная учёба на факультете подготовки руководящего состава медицинской службы в Военно-Медицинской Академии. Два года как я распрощался с Камчаткой.
И всего месяц отпуска, совсем недолгая свобода. И снова позовёт служба».
Вокруг всё жужжит олимпиадой. Из каждого открытого окошка слышны спортивные репортажи. Забавно, интригующе. Многие страны из-за войны в Афгане отказались участвовать в ней. Но тем не менее Московская Олимпиада удалась.
Мне захотелось ласкового тёплого моря, Черного, конечно. Ещё подумал о крымском вине, и воспоминание об отпуске с друзьями после второго курса теплом разлилось по сердцу. Тогда был Гурзуф с небольшими разноцветными домиками, садами, полными абрикос, слив, черешни. Ресторанчики и бочки с вином на набережной, комната с балконом арендованная на пятерых.
У всех ангина и лечение тёплым Агдамом. Агдам закапывали в песок, он нагревался и этим пойлом полоскали горло, но мы больные ничего не выплевывали, а глотали эту невообразимую жидкость. Такие полоскания не меньше восьми раз в сутки ангину излечивали за два дня.
А сушёная рыбка от гурзуфских моряков была слаще любого южного фрукта. Как всегда в 1968 году все было в дефиците, пиво можно было купить только в баре для комсомольских работников в международном лагере Спутник.
Вспоминаю, как однажды, накупив связки вяленой рыбки и повесив их себе на шею, мы отправились днём в Спутник. Мы были молоды, можно сказать юны, и с юмором у нас было всё в порядке, поэтому пользовались успехом у девушек- официанточек, а особенно у барменши того бара, шикарной брюнетки с ярко красными губами и большой высокой грудью, на которой взгляд всегда задерживается. Мы старались как могли, делали ей комплементы, развлекали и даже намекали о будущих отношениях.
Попросили мы её оставить столик на вечер, и она пообещала. Это была огромная привилегия. Узнав, что в баре остался один ящик Жигулевского, а это двадцать бутылок, каждая из которых стоила двадцать восемь копеек, мы сразу заплатили за него и сказали, что возьмем его вечером. Из напитков в баре были только розовый ликер и коньяк, три звездочки, понятно безумно дорогие, и для нашего кармана и то и другое было недоступно.
И вот вечером вся местная элита, а именно работники торговли, артисты, цеховики, из которых потом выросли кооператоры, каталы и доступные девушки за соседними столиками потягивали коньячок, а своих спутниц угощали ликёром.
Вечер был жаркий. Мы сидим, попиваем холодное пиво с сушеной рыбкой. Глядя на нас, остальным посетителям тоже захотелось холодненького пивка. Однако в баре им отвечали, что все пиво уже выкуплено ребятами.
Какой мужчина не захочет иметь то, чего ему недоступно. На просьбу продать бутылку пива, мы предложили не покупку, а обмен. Сначала мы обменяли три бутылки пива на бутылку коньяка. Следующая бутылка коньяка была обменена на две бутылки пива, следующая уже пошла один к одному. Через час за бутылку пива нам давали уже три бутылки коньяка.
Потом уже мы всех стали угощать коньяком. Это пиво- коньячное пиршество сопровождалось хоровым пением и общими танцами. К концу вечера все так набрались, что чувствовали себя братьями навеки.
Воспоминание отчётливо выявило моё желание немедленно рвануть в Крым. И пусть это будет Ялта!
«ЭТО ЖЕ ТОТ САМЫЙ БАР ИЗ «ЗОЛОТОЙ МИНЫ»
Приятель Серёга Хвостов из медслужбы камчатской флотилии получил назначение в Ялту начальником Дома отдыха Черноморского флота. Когда Серёга устраивал нам отвальную, он сидел переполненный гордости, переходящей в напыщенность. Он время от времени закидывал голову назад, замирал, думая о своём высоком, потом как бы невзначай возвращался к нам и начинал размахивать руками от переизбытка эмоций. Он старался нам не показывать как далеки мы теперь от него, удачливого. Он то на бережку, а мы по прежнему «рожа в масле, хрен в тавоте, но зато в подводном флоте».
Мы понимали, что без волосатой руки здесь не обошлось, и несмотря ни на что радовались за него. Ведь кому-то должно по жизни везти. Ещё он, изрядно поднабравшись, проговорился, что Валентина, его жена уже там, и работает она в ялтинском управлении гостиничного хозяйства. Это совсем было запредельно. Да, родственные связи нашего Сергея были всемогущи.
Улетая с Камчатки, он не оставил свои телефоны. Как бы, не надо, не ищите.
Тем не менее, я здорово рассчитывал на Серегу, когда летел в жаркую Ялту, где маячили не менее жаркие встречи.
Первое, что случилось, я не нашёл ни Серёги, ни Вали. Они улетели к родителям на юбилей. Второе, уже приятное, я смог уболтать Ирину, Ирочку, Валину коллегу, чтобы она меня поселила в любую гостиницу на её усмотрение. Так как я долго и красочно рассказывал про нашу камчатскую жизнь, хлебосольную семью Хвостовых и про Валин салат с крабом, с морской капустой, с красным перчиком и с лучком, то Ирочка, наверное, так живо представила это роскошное блюдо, что у неё пошла слюна, и она растаяла.
Ирочка устроила меня в недоступную простым курортникам гостиницу «Массандра», чудесное двухэтажное деревянное строение с колоссальными террасами, в парке Массандра. Главное преимущество этой гостиницы было то, что по её карточке пускали на пляж гостиницы «Ялта», которая по счастливой случайности соседствовала неподалёку.
Но я не поспешил этим воспользоваться, меня влекло туда, где мы героями – любовниками шлялись по узким кривым улочкам, наслаждались юностью и беззаветно верили в свою счастливую судьбу.
Я сел на троллейбус и отправился в Гурзуф. Никакого такси или попутки, именно вот так медленно двигаясь по шоссе, покачиваясь влево-вправо вместе с остальными пассажирами, я плавно въезжал в свои воспоминания.
Но, увы, не сложилось, не удалось мне насладиться памятными моментами из жизни желторотого слушателя Академии. Ко мне подсела девушка, ну совершенно в моём размере, выше меня на пол головы и с большой грудью. Её груди было тесно в облегающей футболке, она требовала освобождения из плена и мне сразу захотелось стать её освободителем. И я немедленно стал знакомиться с хозяйкой этой привлекательной груди.
Ну, конечно, девушка привезла такую грудь из Киева. Я бойко заболтал по украински, вспомнив свои детские годы в Николаеве. Девушка оказалась аж вторым секретарём районного комитета комсомола и сейчас она в командировке в Артеке.
Гурзуф мною мгновенно был забыт, вернее не так, мы с девушкой решили прогуляться от Артека до Гурзуфа по берегу моря.
Пока мы ехали, начало смеркаться, но на планы прогуляться по морю это никак не сказывалось. Мы болтали и девушка мне всё больше нравилась, сидела в ней загадка, и я стремился её разгадать.
Мы шли по берегу, проходили пляжи, небольшие бухты, окаймлённые невысокими скалами. Наконец в одной из бухт мы уединись. Я нашел лежак и притащил его по воде в нашу бухту. Лёгкие волны набегают и шуршат галькой, луна уже вылезла и создала лунную дорожку. Солёный бриз доносит до нашего обоняния запахи моря. Мои двадцать девять лет располагают к определенным действиям. Наше сближение шло по моей выверенной годами программе.
В процессе наших обоюдных откровенных ласк я услышал лёгкое покашливание. Поднял голову я увидел овчарку с высунутым языком нависшую надо мной. Её слюна скатилась с языка и капнула мне на лоб. Около пса стоял мужик в военной форме, и зелёной фуражке. Пограничник! Тут подошли ещё двое. Это был наряд пограничников. Мы не бросились судорожно хватать одежды, мы просто застыли. Они долго и с интересом смотрели на наши голые задницы отливающие белизной в лунном свете, потом старший наряда как-то буднично сказал, что они будут возвращаться через 10 минут, и чтобы за это время мы убрались отсюда.
Я понял, что мы не первые кого они застают в уединённых бухтах. Собаке понравилась моя киевская комсомолка, она уходить не хотела и её силой утянули за поводок.
Киевлянка убежала к себе в пионерский лагерь, а я вышел на шоссе и, поймав запоздалое такси, быстро оказался в своей Массандре.
Утром я отправился на пляж гостиницы «Ялта» и сразу увидел бар. Оттуда доносился запах кофе. Я зашёл и сразу понял, что это тот самый бар из фильма «Золотая мина». Там по сюжету арестовали преступника, а его играл Олег Даль.
«ИНГА, МЫ В ЯЛТЕ СВОЕГО НЕ УПУСТИМ!»
Из аэропорта Симферополя мы с Мариной поехали на такси. Выйдя из самолёта и вдохнув вкусный сухой воздух степного Крыма, нам сразу захотелось праздника с размахом, поэтому озвученные таксистом двадцать пять рублей за проезд в Ялту мы восприняли как один из пунктов программы «небожитель». То, что это четверть моей зарплаты, я постаралась сразу забыть. Мы даже не подождали, когда водитель найдёт ещё одну пару, чтобы разделить на четверых то, что натикает по счётчику. Так было принято, но мы сказали: «нет, счётчик наш», и уселись в машину.
Мы мчались на раздолбленной Волге, ГАЗ -24, в салоне сильно пахло бензином, а нам было плевать. Окна были открыты, чудесный ветерок охлаждал наше нетерпение попасть туда, где мы будем изображать из себя персон, которым доступны все блага шикарной интуристовской жизни.
Небольшой серпантин, перевал и наконец, перед нами открылось оно – море. Мимо замелькали пансионаты, санатории. Когда проезжали санаторий «Актёр», слегка заныло сердце. Там все наши любимые артисты ходят, едят, валяются на пляже просто как обычные люди. Но мы их не видим, а так хочется. Я бы даже поменяла свою возможность жить в интуристе на то, чтобы быть рядышком со своими кумирами. Вполне возможно, что там сейчас отдыхает сам Алексей Баталов. Ох, обожаю его!
Таксист говорит, что вот уже совсем близко наша гостиница. Мы радуемся, хихикаем, и предвкушаем комфорт. Мы вылетаем из такси, и на скорости со своими чемоданами бежим ко входу. И, бах такая неожиданная остановка. Трое молодых людей в чёрных костюмах с галстуками придерживают нас и требуют предъявить документы. С нашими документами один уходит, а мы стоим на жаре под палящим солнцем. Но мы-то в сарафанах, а вот молодые люди в пиджаках, каково им? У них непроницаемые лица, и непонятно измучены они или нет. Примерно через полчаса нам возвращают документы и разрешают войти внутрь.
В огромном холле сразу выдыхаешь. Воздух струится из кондиционеров, красавицы-администраторши без задержек и с улыбками выдают ключи от номера.
Лифт, весь как зеркальная гостиная, начал поднимать нас на восьмой этаж, и на втором этаже замер, двери распахнулись и вошёл высокий статный брюнет. Посмотрел на нас так, как только может сам неотразимый Евгений Матвеев, и мы тут же потонули в море его обаяния. Марина меня пихнула и состроила рожу, повисла на мне и жарко зашептала в ухо: «Ты сколько раз смотрела «Родную кровь?». Я её осторожненько отпихиваю, шепчу в ответ: «Раз десять», и боюсь поднять глаза. Лифт медленный, наконец прибыли на наш восьмой этаж, мы выходим а он вслед нам таким бархатным, глубоким голосом : «Девочки, до свидания.». Я споткнулась. Марина меня подхватила, и мы добрались до своего номера.
Номерок современный, но маленький, две кровати, тумбочки и два кресла. Двигаемся по нему и всё время задеваем друг друга. Я раскладываю вещи и громко рассуждаю, что оказывается, не все киноактеры отдыхают в санатории «Актер», и у нас в гостинице попадаются кинознаменитости. «Мариш, ты слышишь меня? Это ж надо сам Матвеев, совсем рядом, здесь. Какой у него взгляд?! Мурашки ползут по коже. С каким надрывом его герой смотрел на свою любимую женщину в фильме «Дом в котором я живу», а в последних кадрах фильма «Родной крови». Ты помнишь?» – бубню я, но Марина кажется меня не слушает. Она расположилась на кровати, и выдаёт: «Как только мы вошли в гостиницу, всё время думаю о сексе. И что мне с этим делать?».
Я чувствую себя измотанной после дороги, но так бодренько поддерживаю разговор: «Найди парня, пахнущим кремом от загара, загрузись с ним коктейлями, и ночь твоя».
– Подруга, это Ялта и мы своего не упустим! – Марина вскакивает с кровати и выходит на балкон и оттуда кричит , – Ой, море очень близко. Так, летим вниз на пляж, ищем бар, где будем пить коктейли, наверняка встретим там обожаемого тобой Матвеева, хотя для нас он уже старый. Но учти он будет там с женой. Везде пишут, что он ей верен.
На пляж мы прибежали. Вокруг народу уйма. Мамаши с детьми. Дети визжат, мамы пытаются их успокоить. Их крики громче криков их чад. Понятно, что мамаши играют на публику, делают вид, что воспитывают своих деток.
Спрашиваем, где бар. А когда к нему подошли , то одновременно вскрикнули: «Так в нём же Олега Даля арестовывали!».
«ИНГА, ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ КОФЕ?!»
Раздвижные двери разъехались, и нас встретил молодой человек в костюме. В тёмном на такой-то жаре. Он проверил наши гостиничные визитки и приглашающим жестом молча позволил нам войти внутрь. Даже здесь требовались особые пропуска.
Мы постарались грациозно залезть на высокие стулья у стойки и элегантно откинуться на спинки. Кажется получилось. Во всяком случае сосед справа оглядел нас с интересом.
– Смотри, всё в красных панелях, под цвет рубашки у Даля. Наверное, специально ему подобрали, чтобы в тон стен, – Марина крутила головой.
Подошёл бармен, спросил, что мы желаем. Ну, конечно, мы желали коктейли, лёгкие, пряные с нотками южной экзотики.
Коктейлей здесь не подавали, и нам предложили шампанское.
– Шампанское совсем не холодное, – пробурчала Марина, расстраиваясь, что осталась без коктейля. Тут же подлетел бармен и предложил положить в бокал лёд.
– Интересно на каком стуле сидел Олег Даль?– обратилась подруга к нему, – Надо бы вам табличку прибить.
– Честно, нас все русские гости расспрашивают, как здесь снимался это фильм «Золотая мина», – откликнулся бармен, – Жаль, что тогда я ещё не работал.
– Инга, что ты такая сосредоточенная? Готовишься встретить очередную знаменитость? – Марина смотрела на меня через бокал, пузырьки в шампанском хаотично перемешивались, и Маринины глаза смешно расползались в разные стороны.
– Нет, думаю, что свою жизнь надо развернуть так, чтобы дух захватывал, чтобы она была наполнена страстью даже в мелочах. Чтобы нестись вперёд и ни о чём не жалеть , – густой аромат кофе да ещё и выпитое шампанское произвели взрыв в моих извилинах.
– Послушай, а что у тебя с мужем? – Марина коснулась запретной темы, по – моему у неё в мозгу пузырьки связали между собой не те нейроны.
– Ты знаешь, шампанское это напиток наслаждения, праздника, интимности. Так вот с мужем я никогда не хотела пить шампанское. Я ответила на твой вопрос?
– А кофе будешь? Аромат просто сшибает.
– Не, кофе не люблю.
Я продолжила пить шампанское.
Что-то моя подруга всё время поворачивается в другую сторону от меня и закидывает ножку на ножку. Так, там сидит «тот самый загорелый», кажется о нём Марина мечтала в номере.
– Мариша, я схожу к морю, подышу воздухом. Встретимся в номере. Не забудь, мы идём сегодня в кабаре.
Я прошла по волнорезу. После двух бокалов лицо у меня горело, и ветерок приятно охлаждал. Солёные брызги от разбивающихся волн попадали в глаза, в рот. Вокруг было полно народу, люди плавали, ныряли, качались на матрацах. И удивительно, что весь этот человеческий гомон не мешал мне наслаждаться морем, которого было много, и у каждого человека море своё.
Море живое, понимающее. Вот так отдать ему слова, чтобы оно их поглотило. Волны превратят слова в брызги, и они разлетятся в бесконечном просторе.
Сейчас море безмятежно, оно дарит наслаждение. Вот если бы оно ревело, бесновалось, то оно бы забрало твою боль.
Выплеснуть в море печаль, сожаление о несбывшемся. Кинуть в открытые пасти волн свой крик, тот который вырывается из горла, когда начинаются схватки. Но не родовые, а те которые выносят из твоего тела бордовые сгустки крови. И больше нет зародыша. И уже в который раз чудо не свершилось. И снова я свободна. И от этой свободы ещё долго колотит дрожь.
«ОТКУДА ТЫ, КРУТОЙ ПОДВОДНИК?»
То был другой мир. Кофе из шипящей кофемашины, окутанной облаком горячего пара, из которого выныривает бармен. Он без кислого выражения на лице: «Вас много, а я один», он приветливо улыбается.
Музыка из магнитофона, слышится знакомое – Исаак Шварц. Да, под эту музыку вот именно здесь задержали вальяжного Олега Даля, ах как он был элегантен в красной рубахе и небрежно накинутой джинсовой куртке.
Головокружительный аромат свежего эспрессо. Маленькие кофейные чашечки, и шампанское в удлиненных бокалах. Такого вкусного кофе я нигде и никогда не пил.
По пляжу ходят девушки в хрустальных босоножках и в купальниках в достаточно крупную сеточку. Забавные волосики выглядывают из самой сетки трусиков.
Я понял, что я хочу жить в этой гостинице, ходить среди её обитателей и пользоваться благами цивилизации, которая ещё не доехала до нас советских граждан.
Я отправился разведать обстановку. Подойдя к стойке регистрации, я увидел, что вместо очаровательных администраторш, которым можно подмигнуть, улыбнуться, использовать обаяние морского офицера, за ней на меня смотрели непроницаемые лица молодых людей с явным отпечатком работников спецслужб. Один из них показался мне более доброжелательным, скорее родным и я обратился к нему с простым вопросом: не может ли он разместить в своей гостинице офицера подводника.
– Откуда ты такой крутой подводник?
– Начальник медслужбы Б-50 подводной лодки 641 проекта.
– И кто у тебя там командует? В.И. Бец?
– Да нет. Бец В.И. Адмирал любит когда инициалы ставят после фамилии.
– Да ты в теме! Вижу, что ты из 182 бригады подводных лодок. Ладно, я сам бывший начальник БЧ -4 РТС с такой же лодки. Могу разместить тебя на три дня.
– Для подводника три дня могут быть одним мигом или всей жизнью.
– Но за эти три дня к следующей моей смене ты должен принести разрешение из комендатуры Ялты на поселение в гостинице интурист. Таков порядок на время олимпиады.
– Есть! Разрешите исполнять?
Так я получил номер и право пользоваться всей инфраструктурой гостиницы. Из Массандры вещи забирать не стал, я подумал, что вряд ли мне дадут разрешение в комендатуре, поэтому туда надо будет возвращаться.
В холле я увидел афишу гостиничного варьете: «Цыганские романсы. Рада и Николай Волшаниновы». Помню, их часто показывают по телевизору. Я особенно не был любителем цыганских песен, но зная, что в далёкие дни цыгане были любимым развлечением аристократической знати, а я тоже вроде как теперь нобилитет на целых три дня, я решил послушать и романсы и гитару. Да и поужинаю заодно.
В зале варьете амфитеатром располагались столики на двоих. Почти все они были заняты, но пресловутый барашек в бумажке в виде трёшки проходящему официанту обеспечил мне козырное место. Справа слышу немецкую речь, а слева вижу симпатичную деваху, явную столичную штучку. Впрочем вид её говорил «не подходи близко, я ленинградский экземпляр».
Ждём начала представления. В предвкушении романсов, которые мне нафиг были не нужны, организм требовал закусить и выпить. Официант скользил между столиками, являя собой полное превосходство над посетителями.
–Товарищ официант, хотелось бы поужинать, – привлёк я его внимание.
–У нас не ужинают, – с достоинством ответил «товарищ официант». – У меня по расписанию вечерний чай, организм требует еды, – мой тон возражений не терпел.
– У нас только закусывают, – официант явно отдавал предпочтение иностранным гостям справа.
– Что на закусь, предложишь? – я настаивал, включив свой командный голос.
Подействовало. Он задержался около моего столика.
– Из холодных закусок – канапе с икрой, из горячих – жюльены с курицей и грибами.
– Условие задачи понятно! Приступаем к исполнению: бутылочку водочки, восемь жульенов и восемь канапе.
– Вы это серьёзно? Вы по количеству не ошиблись?
– Да, вы правы, неправильно посчитал, надо пару канапе на рюмку, поэтому неси шестнадцать.
Я заметил, что явно произвёл впечатление своим диким заказом на соседнюю фифочку. Она наблюдала за мной с интересом, делилась впечатлениями с подругой, то есть отворачивалась и припадала к её уху. Та ей поддакивала, и они вместе посмеивались с этакой иронией.
Моим соседям слева уже начали подавать: у немцев на четверых на столе стояла бутылочка шампанского. Соседкам справа принесли два коктейля и пару канапе с воткнутыми в них пластмассовыми шпажками. Слышу: «Ой какая прелесть, к сожалению их нигде не купишь, а я хочу такие домой, я заберу с собой хотя бы вот эти две». Официант принес и мой заказ.
Я решил произвести впечатление на соседок и попросил у официанта ещё десять канапе, и когда он их принес повытаскивал из всех шпажки, облизнул и прополоскал их в водке, и протянул соседке справа как самый дорогой букет, добавив, что я хирург и стерильность этих палочек после обработки 40% раствором спирта гарантирую. Ленинградка, а это точно, сомневалась, стоит ли брать такой подарок. Но, по видимому, она очень хотела отвезти их домой.
– Ну что ж, довольно необычный букет, не хуже чем букет настоящих цветов, – сказала она, и забрала шпажки.
Контакт был установлен.
Немцы слева охреневшими глазами смотрели на мою бутылку водки, которая довольно быстро уменьшалась и на количество жюльенов, которыми я бодренько закусывал. Глядя на их скудный стол я от души предложил: присоединяйтесь. Я не знал немецкий, а они русский, но вторая бутылка убрала языковый барьер полностью.
Но немцы интересовали меня значительно меньше, чем эта красивая девочка. Обалденная чувственность таилась в её глазах и девичья сдержанность.
–Мне кажется, что вы из Ленинграда, – после шпажек она должна ко мне быть милостивее.
– А как вы угадали? – она смутилась.
– Мало того что я сразу почувствовал в вас землячку, но еще и глубоко уверен , что мы вместе жевали пирожки в «Колобке» на углу Чернышевского и Чайковского. Неужели вы там не обращали внимание на морских офицеров, – так невзначай, я кинул ей, что я тоже оттуда.
– Опять угадали. Это моя любимая пирожковая. Но с морскими офицерами я там никогда не знакомилась, – фыркнула ленинградка.
– А зря! Мы могли бы быть здесь уже вместе, но я чувствую, что всё поправимо. Предлагаю завтра позавтракать на пляже, – чувствую, что речь моя поплыла, язык переставал слушаться.
– О, я сомневаюсь, что после такого количества выпитого вы утром что-либо вспомните, – как-то до обидного брезгливо сказала она.
После обильной еды и выпивки, и под цыганскую скрипку глаза мои в темноте непроизвольно закрылись, а когда я их открыл, соседок справа не было, а немцы с удовольствием поглощали остатки жульена, утверждая что всё das ist gut.
