София Браун
Еврейская сюита
Глава 2. Как важно быть серьезным
– Что за имя такое «Эрнест»?
– Эрнест – это немецкое имя, которое означает serious, по-русски – серьезный. Есть даже такой спектакль по пьесе Оскара Уайльда, “The Importance of Being Earnest” («Как важно быть серьезным»).
Браун. Откуда Браун? Это фамилия немецких евреев. Что значит немецких? Германия и Австрия – места, где говорили по-немецки. И немцы хотели собрать статистику, сколько у них живет евреев. А у этих евреев не было фамилий. Это было не принято – иметь фамилию. Тогда фамилией было отчество, или, может быть, фамилия происходила от названия топонима, например Варшавский, Краковский, Иерусалимский, или, может быть, от того, что они занимались определенной профессией. Например, Сандлер – это тот, кто чинит туфли, Кравец – тот, кто делает одежду. Такие были фамилии. А теперь пришли немцы и сказали: «Этого нам не надо». Они пренебрежительно относились к евреям, и они как будто бы обзывали их, говорили: «А, это такой высокий – Лангер. А, это такой толстый – Грубер. А этот, у него белая борода – Вайсборд. А у этого черная борода – Шварцборд». Понимаете? Потом были цвета. Что значит цвета? Шварц – черный, Вайс – белый, Блой – голубой, Ройт – красный, Браун – коричневый. Когда вы знаете, как это происходило, вы понимаете, откуда все эти еврейские фамилии. Грин, Блой – вот такие. Ни у какого еврея, допустим, из России не будет такой фамилии. Это же немецкие слова. Так возникли фамилии немецких евреев, потому что они очень хотели быть немцами – Германия была центром культуры до Первой мировой войны. И они принимали немецкие имена, например Эрнест. И у каждого было еще еврейское имя из Библии. Всегда два имени. Поэтому у Эрнеста тоже, Эрнест – на «э» начинается, а еврейское имя – Элеизер. Всегда два имени. Но первая буква одинаковая.
– Что Эрнест еще рассказывал про себя?
Про даты. Я так верю, что у каждого человека есть хронология жизни – четыре даты. Когда он родился – это хронологическая, потом биологическая – как он себя чувствует, на какой возраст; потом еще чувства, и психология, и духовность.
Эрнест родился в 1914 году в маленьком городе Мияве, который находится в Словакии. Но когда ему было несколько месяцев, семья переехала в Вену, поскольку родители жили в Вене, у них была большая квартира – восемь комнат в центре Вены (2-й район, Шиффгассе). Они жили в доме № 4, а № 6 – синагога, которая была сожжена в Kristallnacht[5].
Эрнест происходил из очень религиозной еврейской семьи – большая аристократия, люди богатые. Его отец торговал драгоценными камнями на всю Европу – не бриллиантами, но изумрудами, сапфирами. Больше всего ценился изумруд. В Европе, не только в Вене. Это, знаете, неплохой бизнес. Очень хороший…
– И он был раввином.
– Нет, он не был раввином, он был талмудистом – изучал Талмуд и два раза в неделю читал лекции в синагоге Шифф Шулле, рядом с которой они жили.
– Эрнест рассказывал о родителях? Как он их описывал, их жизнь, характер?
– Он говорил о них все время. Он обожал своих родителей, и вообще, я от него тоже научилась – обожать. Это больше, чем любовь. Когда проходит любовь, потом есть обожание. Или его нет. Понимаете?
– А в чем отличие?
– Я вам скажу. Любовь – это притяжение. Допустим, мне нравится с вами общаться, с вами интересно, я вас уважаю, я вас люблю. А если я обожаю Эрнеста или я обожаю моих родителей, а их уже нет в живых? Они не могут ко мне вернуться. Но все равно эти чувства, воспоминания, мое тогдашнее обожание постоянно ощущается и никуда не испаряется. Вот этому меня Эрнест научил, обожанию. И он обожал своих родителей, очень. В каком смысле? Они всегда были для него живыми, как будто вот тут, возле меня. Он не говорил: «Ой, мои родители, они погибли в Аушвиц». Ничего такого.
В еврейских семьях женщины тогда не работали, они занимались домом, детьми, культурой. Вот такой была его мама фрау Гизела (Гитл – Gisella) – она никогда не работала, никакой профессии у нее не было. Профессия – быть женой. Это профессия, а как вы думаете?
А его отец Герр Рабинер Йозеф Браун (Herr Rabbiner Josef Braun) был очень серьезный человек: бизнес, Талмуд, и все разговоры были про понимание жизни. Философские разговоры. Поэтому Эрнест прекрасно говорил, он был замечательный рассказчик. Этому тоже я от него научилась: как рассказывать. У меня очень много фантазии, это правда. Я умею так. Я рассказывала моим детям разные сказки, я никогда ничего не читала – все придумывала. И они всегда думали, что это все по-настоящему. До позднего возраста. Этому я научилась от Эрнеста. Когда он что-нибудь рассказывал про свою ешиву, про своих раввинов, – вау, я замирала, все. Это же надо так описать, это надо иметь запас слов такой прекрасный, как у Эдуарда Радзинского – он обо всем умеет рассказывать. Вот так и Эрнест про все умел рассказывать. Это талант, очень большой талант.
– Он был один в семье? Или у него были братья, сестры?
– Их было четверо детей: две старшие сестры, потом Эрнест – один-единственный сын, поэтому у него такая «корона» на голове. Единственный сын – он продолжал род, он был Браун. Все сестры вышли замуж, поменяли фамилию. И младшая сестра. Единственный сын, но четыре ребенка. Хорошо.
– Какое у Эрнеста было образование?
– С двенадцати лет он учился в еврейской семинарии, которая тогда была известна на всю Европу, она называлась ешива Найтра. Ешива – духовная семинария по-русски. Он имел удивительную возможность учиться у двух очень больших раввинов. Первый раввин – это рав Шмуэль Давид Унгар, второй раввин – великий ученый – это рав Михаэль Беер Вайсмандель.
Он заложил фундамент обучения во время своей учебы в ешиве в Найтре и Терно. Это не было похоже на австрийскую школу, в которой он учился в начальных классах. И не австрийская школа сформировала его как личность. Его технические таланты – именно от австрийских евреев, но его характер, его обычаи, его традиции, его знания – из ешивы, они очень системные. Он сделал свою матуру (matura), получил аттестат зрелости после ешивы за один год. Проработал все учебники и сделал это всего за год. Для человека, который учится несколько лет, допустим, пять лет по 10–15 часов системно осваивает науки, пройти все эти учебники – запросто. У них мозг уже научен учиться. Вот что дает ешива. Вот откуда его еврейская мудрость. Это сразу наука, разум, понимание, философия, логика мышления, подход к жизни на высшем уровне. Можно сказать, что это способ существования, это не вера, это знание.
Когда Эрнест вернулся в Вену (перед войной, перед 1939 годом), он хотел изучать медицину, но его отец не согласился. Эрнест всю жизнь мечтал быть врачом. И он фактически работал в этой сфере, создавал очень важные и уникальные препараты – фармакологические, косметические.
В 1939–1944 годах – это время войны – он уехал из Вены. Но не просто уехал, он сбежал из Вены. Через пять стран – не как турист, а как беженец, спасая себя и многих других евреев. Ну и, конечно, ему это удалосьго семья обрела другую судьбу.
Из Вены через Словакию, через Югославию попал в Италию: сначала в северную Италию, а потом переехал в Рим. И в Риме он проработал почти два года в Ватиканской библиотеке – это, конечно, самое невозможное, что можно было вообще придумать: еврейский мальчик из маленькой Миявы в библиотеке Ватикана! Там он прочитал первое описание минералов Ям ха-Мелах в Талмуде. Он прочитал про Ям ха-Мелах на странице древней книги. Сообщение было зашифровано, нужно было догадаться и поднести изображение к зеркалу, чтобы понять его.
Первый препарат, который создал Эрнест, назывался «ПелПреп» (Pelprep). Потом этот крем продавался под разными торговыми марками в разных странах. Наиболее известное – депиляционный крем «Сурджекс» (Surgex). Нужно было удалять волосы перед операциями, чтобы не было послеоперационных инфекций, которые могут привести к трагическим последствиям. Эрнест создал такой препарат. Об этом писали в газетах.
«Недавно «Сиракуз Хералд Американ» (Syracuse Herald American) опубликовала статью о разработке новой медицинской процедуры, которая может произвести революцию в предоперационной подготовке раненых солдат. Эта разработка появилась на основе открытия, сделанного нашим товарищем Эрнестом Брауном. Он создал медицинский компонент для использования при подготовке раневой области к операции. Новая разработка помогает в лечении определенных болезней кожи и раздражений, а также не дает негативных последствий.
Эрнест Браун бежал из Югославии в 1941 году и был интернирован фашистами в Тревизо около Венеции. Там он продолжил свои исследования. В мае 1943 года руководители различных медицинских подразделений – дерматологии, хирургии и умственных расстройств – в Италии подтвердили документально, что результаты его исследования востребованы в работе госпиталей.
После освобождения Рима американцами в июне 1944 года Браун был представлен полковнику Орфеусу Дж. Бизозерро (Orpheus J. Bizozerro), руководителю медицинской службы расположения американских войск в Италии. Полковник призвал Брауна присоединиться к группе беженцев, приглашенных президентом Рузвельтом, предлагая привлечь к его открытию внимание американских медицинских органов власти. Браун надеется, что его открытие будет использовано в госпиталях армии США. Он подает документы на регистрацию патента и высоко ценит заслуги представителя округа Освего Хервина С. Фуллера (Hadwen С. Fuller) и его заместителя Джорджа М. Пенни (George M. Penney). Браун благодарит их за неоценимую помощь в получении признания его исследований.
Дальнейшее развитие
Мы получили от Эрнеста Брауна письмо, в котором он раскрывает дальнейшие планы по работе. Мистер Браун пишет: «После продолжительной переписки, в которую были вовлечены офис главного хирурга армии США и Комитет медицинских исследований офиса научных исследований и разработок в Вашингтоне Ди-Си, я наконец получил возможность предоставить мои препараты профессорам Сиракузского университета для подробного изучения их свойств. Доктор Дж. Г. Фред Хайз (J. G. Fred Hise), профессор клинической медицины Сиракузского университета, был выбран для выполнения этой миссии по рекомендации доктора Х. Г. Вайскоттена (H. G. Weiskotten), декана Медицинской школы Сиракузского университета. Эксперименты были удачными, и мне посоветовали начать производство этого препарата в Вашингтоне, чтобы армия и флот США могли его использовать».
Суть препарата:
Он излечивает определенные заболевания кожи, являющиеся следствием инфекций и воспаления сальных желез. Препарат произвел революцию в подготовке раненых солдат к операциям и в хирургии в целом.
Том 1, выпуск 35, Форт Онтарио, Освего (Нью-Йорк)
«Медицинское открытие». Из газеты «Онтарио Кроникл» (Ontario Chronicle)
от 26 июля 1946 года
– Эксперименты по его применению были проведены в госпитале военно-морских сил американской армии в Риме, и поэтому Эрнесту поступило приглашение от самого президента Рузвельта приехать в Америку и продолжать свои научные исследования уже в нормальных условиях.
– Его пригласил в Америку сам Рузвельт?
– Да. Именно так. А точнее, его жена Элеонора Рузвельт. В центре для беженцев Эрнест был очень активен: выступал с лекциями о еврейской религии и ее традициях перед Ассоциацией служителей церкви. На его выступления приходили священники различных конфессий: методистской, баптистской, других. Человек тридцать. Однажды Эрнест выступил с речью перед членами международного Ротари-клуба. После выступления он написал благодарственное письмо судье Пенни, пригласившему его. Эрнест был благодарен за возможность разделить свое понимание ценности служения Ротари[6]. Это было в 1945 году.
Форт Онтарио, июль 11, 1945
«Мой дорогой судья Пенни!
Я бы хотел еще раз поблагодарить вас за предоставленную мне привилегию выступать перед члена Ротари-клуба в Освего.
Мое плохое знание английского языка и ограниченное время разговорной практики не позволили мне развить прекрасную мысль, которая, как я чувствую, является основным принципом международного Ротари-клуба.
Мне посчастливилось провести некоторое время в библиотеке Ватикана (Институто Понтифико – Instituto Pontificio), где я внимательно изучал философские трактаты бессмертного Моше Маймонидеса 7 , чей труд Responsa был пророческим. Его «Путеводитель растерянных» (Guideto the Perplexe) является одним из величайших памятников средневековой эрудиции. Маймонид, цитируя Аристотеля, говорит: «Я питаюсь из полноводного колодца греческого Аристотеля, и мой учитель Аристотель объясняет непрерывный и неразрывный цикл служения жизни, манифестированный самой ПРИРОДОЙ. Случайный наблюдатель всех природных явлений всегда видит четыре фундаментальных стадии в ПРИРОДЕ: ЗЕМЛЯ, которая представляет собой мертвую субстанцию, ЖИЗНЬ РАСТЕНИЙ, ЖИЗНЬ ЖИВОТНЫХ и ЧЕЛОВЕК. Эти четыре элемента – гигантские слуги Вселенной. Земля служит растению, оно, в свою очередь, служит животному, а оно служит человеку, чья конечная цель – служить себе подобным, и все они вместе служат Создателю. Но так видит случайный наблюдатель. Мыслитель, однако, созерцает повторяющийся феномен в служении атрибутов природы, и это повторение состоит в том, что даже после смерти, когда поникший цветок склоняет свою головку, чтобы слиться с землей в вечном поцелуе, когда умирающий лев беспокойно блуждает по джунглям в поисках укромного места для своего последнего вздоха, когда человек прерывает свой жизненный путь, чтобы вернуться в пыль, из которой он был создан, – тогда все они вновь воссоединяются с матерью-землей, чтобы начать высший этап служения в цикле существования. И в этом процессе Человек, вершина созидания, снова перемешанный с пылью, помогает природе в ее непрекращающемся труде».
Я верю, что этот философский тезис Аристотеля прекрасно иллюстрирует служение Ротари. И мое первое убеждение состоит в том, что каждый человек должен аплодировать другому. Если все человеческие существа будут помогать друг другу выживать, человечество получит МОГУЧЕЕ КОЛЕСО СЛУЖЕНИЯ И ПОНИМАНИЯ, которое лежит в основе всех религий – фундамент для любой этики.
– Эрнест хотел вернуться на родину?
– Да. В июне 1946 года широко обсуждался вопрос о том, следует ли принуждать беженцев возвращаться на их историческую родину. Для тех, кто хотел вернуться, даже был организован специальный транспорт и привлечено большое внимание к тезису «Беженцам есть куда возвращаться».
Но тем, кто хотел бы остаться в США, давали соответствующее разрешение. Среди беженцев были замечательные люди и умы, представляющие ценность для американской нации, вносящие неоценимый вклад в процветание нации. Эрнест остался. Американская ассоциация по продвижению науки пригласила Эрнеста вступить в ее ряды.
Потом, в 1952 году, он приехал из Америки в Израиль, чтобы посмотреть, где находится Ям ха-Мелах, потому что мечтал его увидеть. Это была действительно фантастика.
– В каком году Эрнест окончательно переехал в Израиль?
– Он бывал раньше в Израиле несколько раз. А эмигрировал в 1970 году. Много евреев из Америки приезжали в Израиль в 1970-е годы – поколение, которое прошло Холокост. Поэтому Эрнест приехал сюда со своей первой женой и с двумя детьми. Он приехал с семьей, купил квартиру.
Вы должны понять, почему так случилось… Очень много евреев приехало в Израиль, потому что в 1967 году была Шестидневная война. Тогда все думали, что это будет конец Израиля. Потому что пять стран на один Израиль – понятно, что это конец. И тут случилось такое чудо: шесть дней, и Израиль выиграл. И я тогда приехала, и было много американских студентов, много денег сюда посылали. Мы были такая героическая страна, но нам… по-польски говорится: woda sodowa в голову ударила. И мы думали, что нас уже никто никогда не может победить. Была большая эйфория, никто не мог поверить, что будет война. И это привело к тому, что произошло в 1973 году – была война Йом Кипур, битва Судного дня[8]. В два часа дня, в субботу, в Йом Кипур, началась война, очень ужасная война.
Судный день – это наш праздник. И тогда погибло три тысячи солдат, потому что мы думали, что нас никто никогда не может победить. Нас победили. Конечно, слава Богу, нас не разрушили, но все равно это была война. Мой сын родился во время этой войны, в 1973 году.
– София, я знаю, что Эрнест сам себе для памяти написал список тех моментов в жизни, когда он был на краю гибели, и спасся только благодаря непостижимому случаю и собственной находчивости. Можете описать случаи из этого списка?
– Первое спасение Эрнеста было в 1938 году. Что это было? Арест гестапо в Вене, в гостинице «Метрополь». Его отец просил, чтобы сын купил ему папиросы. Был уже установлен комендантский час: после шести вечера евреям нельзя было находиться на улице. Ну, конечно, Эрнест не воспринял это серьезно: его отец просил папиросы, он пошел купить. Но его задержало гестапо. И таких людей, которые не соблюдали комендантский час, сажали в тюрьму и там убивали.
И я должна отвлечься от истории Эрнеста, чтобы сказать. Обязательно сказать. Как случилось так, что евреям нельзя выходить на улицу? Откуда это появилось вообще, как нарастало? Сначала никто не считал, что Гитлер – нормальный, все считали, что он сумасшедший. Но он дошел до власти, этот сумасшедший. А как он дошел до власти? Его выдвинули, его призвали, он же не из королевской семьи. Эта толпа, которая за ним шла, которая была ему предана, – они вознесли его над собой, и они шли за ним, он был их лидер. Для них это было дико, знаете, ну, какой-то сумасшедший дошел до власти, надо это прекратить, – все понятно.
Конечно, еврейские семьи ничего не понимали. Как это страшно! В то время все академии были только в Германии и в Австрии. В Лондоне ничего не было, Америка вообще не считалась культурной страной. Это все – наука, Нобелевские премии, высокий уровень знаний, первые ученые – они же оттуда, они все были с немецкими фамилиями и учеными степенями. И я не могу понять, как эта культурная Германия так невообразимо трансформировалась! Какой язык, какие писатели, какие композиторы, какие ученые, все на самом высоком уровне – и вдруг они превращаются в чудовищ. Систематически убивают, создают фабрики смерти, хотят захватить весь мир и властвовать. Эрнест мог умереть в гестапо!
– Как Эрнест вышел из гестапо?
– Его выкупили за деньги, тогда еще это было возможно. С точки зрения еврейской философии, спасти одну жизнь – это спасти мир. То есть человеческая жизнь имеет очень высокую значимость для евреев. Поэтому они делали все возможное, чтобы спасти человека. У Эрнеста была богатая семья, которая смогла собрать большую сумму денег для того, чтобы его выкупить. У евреев так принято: если они знают, что какой-то еврей сидит в тюрьме просто потому, что он еврей, – они предпримут максимум усилий, чтобы его освободить. Это мицва, Pidion Shvuim[9].
И на все случаи у него имелись такие… как сказать… необыкновенные, абсолютно необыкновенные способы спасения. Например, когда Эрнест очутился в Milanо.
Когда вы выходите из здания вокзала, там есть Плаза ди Дуомо (Plaza di Duomo), очень большая площадь, очень прекрасная. В 1942 году Эрнест сходит с поезда – и вдруг налет германских самолетов, и парашютисты падают на эту площадь. Вся площадь – да, это был ужас. Ужас, потому что парашютисты падают прямо на эту площадь, все итальянцы убегают, убегают. А он не был спортсменом, и он никуда не бегал. Но он – еврей, без документов, без всего… Ну, что вы сделаете? Как вы спасетесь?
Эрнест сел на лавочку, там такие скамейки были. Ну, он сидит, эти сумасшедшие офицеры бегают, тут же такой экшн, вау. Он зовет – он прекрасно говорил по-немецки, прекрасно – германского офицера и самым прекрасным языком поэта Гете спрашивает его, где центральный офис гестапо. “Wo ist die Gestapo Zentralstation?” Этот германский офицер так ему делает: “Heil Hitler!” Ну, пускай будет “Heil Hitler”, но где эта Station? Офицер ему говорит: «Вот пойдете туда, потом направо, потом налево». Эрнест ему сказал: “Danke schön” и пошел. Прекрасно, да? Он мне потом объяснял: не надо бояться, надо преодолеть страх. Ну, что ты будешь убегать, – это же bezsensowno – без смысла! Бежать – это паника, это уже конец. Надо собрать свои мысли, надо понять ситуацию – это все секунды, секунды надо иметь на это. Эрнест – это человек, который никогда не был в армии. Но вот вам еврейская смекалка: я найду выход из этой ситуации. Ну, что это, говорить с офицером, отвечать ему “Heil Hitler”? Я бы сразу с ума сошла. Даже просто сказать такое – “Heil Hitler”, я бы уже заикалась. А он ничего. Всегда так умел. Я тоже научилась этому, теперь умею.
– Как Эрнесту удалось уехать из Вены в начале войны? А как его семья?
– Сейчас я вспоминаю. Дома были его родители, одна – старшая – сестра была в Югославии, вторая сестра уже была замужем, третью сестру ему удалось переправить в Лондон. Это называлось «Киндертранспорт» (Kindertransport)[10], и они взяли триста детей. Но не маленьких детей, постарше, преимущественно девочек. Организовали так, чтобы их отправили специальным поездом в Лондон, и они работали прислугой в еврейских домах. То есть дома из четырех детей был только Эрнест, и еще вместе с ними жила сестра его отца.
Он купил пять фальшивых паспортов. И очень гордился… знаете, купить паспорта в 1938–1939 годах было очень сложно – уже фашистская Германия была везде. Он пришел к своему отцу и сказал: «Слушай, папа, мне удалось… я купил эти паспорта, чтобы уехать в Палестину… Мы должны собираться». Они должны были ехать на пароходе из Италии. Его отец попросил: «Да, покажи мне, пожалуйста, эти паспорта». Эрнест ему дает эти паспорта, и что тот делает? Смотрите, вот так. Рвет все паспорта. Говорит: «В Палестину, в эту Святую землю ты не поедешь нелегально, по фальшивому паспорту».
Это ужас, нет? Он не поехал. Но что случилось с этим пароходом? Все утонули. Утонули. Потому что немцы разбомбили этот пароход, никто не остался в живых.
Я скажу сейчас очень важное. Эрнест был творческий человек, талантливый человек, но самое поразительное его качество – он был как «ванька-встанька»: он все время начинал жизнь заново в разных странах – разные языки и ментальности, каждый раз новая часть жизни. Но он должен был взять с собой свое прошлое, понимаете. Он брал эту еврейскую традицию с собой – и вот это его спасало, оставалась связь.
Потому что эмигранты… Вы не были никогда эмигрантом, а я была два раза. В эмиграции человек обязан начать свою жизнь заново. Никого не осталось: ни тети, ни дяди, никакой семьи, ни родителей, ничего – новая страна, новый язык, новое все. И он смог это сделать. Вот за это я его больше всего ценю. Новое начало. Это очень трудно. Я часто смотрю на все эти переживания эмигрантов, они более-менее одинаковые. Это как пересадить дерево с одной почвы на другую, не каждый это умеет. Дерево не может.