Со Миэ
Черные секреты
– У тебя все нормально? Что с тобой произошло?
– Знаете что? Все дети в мире несчастны.
– А?..
– Нет, конечно, вам ли не знать. Вы каждый день встречаете здесь таких детей…
– Ты чувствуешь себя несчастной?
– Да. Это ужасно и грустно. – Слова обладают страшной силой. Эмоции, которые, казалось, еще недавно утихли, стали вновь нарастать. Может быть, дело в погоде, но настроение Хаён прыгало туда-обратно, как на американских горках, по несколько раз на дню.
– Что заставило тебя чувствовать себя ужасно и грустно?
Интонация, с которой говорила госпожа Чхве, раздражала. Было даже интересно, неужели она до сих пор воспринимает ее двенадцатилетней малолеткой, попавшей в первый раз на прием четыре года назад? Даже тогда Хаён ненавидела, что с ней обращаются как с малышкой.
То, что она была ребенком, не снижало ее умственные способности, но доктор Чхве вела с ней диалог, как с детсадовкой. И это касается не только госпожи Чхве. Взрослые полагают, что раз они дети, то незрелы и ничего ни в чем не смыслят. «Некоторые дети гораздо умнее и проницательнее, чем вы думаете. Я замечаю и храню внутри себя больше, чем показываю вам. Хватит смотреть на меня свысока…» Бывают моменты, когда ей хочется так сказать.
– Что заставляет меня чувствовать себя ужасно и грустно? Такие взрослые, как вы. В ваших глазах я все еще ребенок, а мне уже шестнадцать… – Хаён не заметила, как рассердилась и вывалила все это в глаза доктору Чхве.
– Ты так это восприняла? Прости, тебе, должно быть, был неприятен мой тон…
От такого неискреннего извинения кипел мозг. Хаён хотела было что-то добавить, но подумала, что разозлится еще больше, и отвернулась.
– Шестнадцать… да, ты действительно выросла. Теперь тебя нельзя назвать ребенком.
– …
– Ты поэтому сейчас рассердилась? Потому что родители относятся к тебе как к ребенку? Что они сказали?
Услышав вопрос госпожи Чхве, Хаён начала растягивать в разные стороны игрушку, которую вертела в руках. Даже сейчас ее все еще злило произошедшее за ужином. Голова вновь раскалывалась, как только она возвращалась мыслями к тому, что случилось несколько часов назад. Руки начали растягивать куклу еще сильнее.
– Почему они поступают, как хотят?! Они ничего мне не говорят и поступают, как им вздумается.
– Верно, вы семья, но, если взрослые принимают решения, не беря во внимание твое мнение, это неизбежно вызывает гнев. Что сделали твои родители?
«Упс», – подумала Хаён. В такие моменты, если потерять самоконтроль, можно незаметно для себя самого раскрыть свои истинные чувства.
У нее вдруг родились опасения, что доктору Чхве известно все, начиная со дня их встречи четыре года назад. «Могла ли она видеть то, что я пыталась скрыть, но при этом просто наблюдала и анализировала?» По правде говоря, опытный специалист с острым чутьем мог бы распознать ложь двенадцатилетнего ребенка.
Ей стало заметно то, что она не сумела разглядеть тогда. От одной мысли об этом становилось страшно. «Что ж, неужели получается, что двенадцатилетний ребенок верил и гордился тем, что может обмануть взрослых?» Хаён почувствовала, как из души у нее поднимается черная мгла. Ей стало тошно. «Зачем я сюда вернулась? – Ее захлестнуло сожаление. – Да, точно, теперь я вспомнила причину, по которой мне пришлось ходить на консультации в течение нескольких лет…» Ей хотелось быть в курсе того, что о ней думает тетя Сонгён и что собирается делать дальше. В процессе консультаций Хаён планировала выведать через доктора Чхве, о чем думает Сонгён. Она помнит, как продолжала задавать одни и те же вопросы на протяжении нескольких месяцев после начала консультаций: «А что говорит тетя? Что она говорит обо мне? Она меня ненавидит? Я ей омерзительна?» На что следовал один и тот же ответ доктора Чхве: «А как ты сама считаешь? Почему ты думаешь, что она тебя ненавидит? Может, стоит задать ей этот вопрос напрямую?»
И сегодня причина, по которой Хаён позвонила доктору, была той же. Ей хотелось получить более подробную информацию от госпожи Чхве. Требовалась хоть одна небольшая подсказка относительно бомбы, внезапно взорвавшейся за ужином.
– Ты злишься от того, что родители приняли некое решение, не спросив тебя? Может, тебе станет немного легче, если поделишься этим со мной?
Хаён колебалась, но в конце концов решила рассказать все как есть. Так она быстрее получит желаемое.
– Они говорят, что через месяц мы переезжаем.
– Внезапный переезд?
Скоро летние каникулы. По словам отца, следующий семестр будет лучше начать в новой школе, поэтому стоит поторопиться с переездом. Послушать его со стороны, так можно подумать, что они переезжают ради Хаён, но фактически девочка ничего не знала о готовящемся переезде. Ее желания не учитывались от слова совсем.
Хаён высказала доктору Чхве то, что хотела сказать своему отцу:
– Вот только я была не в курсе. Как они могут принимать такое решение, даже не обсудив его со мной? Мое мнение, моя жизнь, школа, друзья – им на все плевать? Могут ли так вообще поступать те, кто зовется взрослыми, те, кто зовется родителями?
– Да, ты, должно быть, сильно огорчена… Ты спрашивала их, почему они так неожиданно решили переехать? – Выражение лица доктора Чхве, казалось, говорило о том, что она действительно не в курсе.
«Вы же друзья, как ты можешь не знать? Вы даже не созванивались?» Хаён полагала, что госпоже Чхве уже известно о переезде. Она думала, что они с Сонгён весьма близкие подруги, но похоже, это не так…
– Тетя разве не рассказывала?
– В последнее время мне не удавалось с ней связаться. Если б не ты, я могла и не узнать о переезде.
Хаён сдулась. В таком случае какой был толк приезжать сюда? «Не могу поверить, что у нее не больше информации, чем у меня, которую отец поставил перед фактом за ужином…» Желание разговаривать отпало. Дальнейшее пребывание здесь будет пустой тратой времени.
– Действительно, тебя это расстроило. Если подумать, у меня был схожий опыт в детстве… Я рассталась со своими близкими друзьями и проплакала несколько дней. Ты поэтому злишься?
Сам переезд был безразличен Хаён. В любом случае в следующем семестре она окончит среднюю школу, и ее будет ждать совершенно иной мир под названием «старшая школа». Друзья? У нее нет настолько близких друзей, чтобы рыдать после расставания с ними несколько дней. Их учеба в одном классе не выводит общение за рамки ничего не значащих разговоров. Тем не менее, когда жизнь кардинально меняется не по собственному выбору, а по чужой воле, это вызывает отторжение. Даже если речь идет о родителях.
Хаён была шокирована, что в мире, который, как она верила, принадлежал ей, она в действительности не обладает возможностью поступать по своему усмотрению, а может действовать лишь в рамках, установленных родителями. Степень свободы и выбора, предоставленная ей, ограничивалась возможностью сменить отвратительные розовые тона комнаты, которые нравились тете, на желто-зеленые, которые нравились лично ей. «Я что, марионетка, за которую дергают взрослые?» Хаён приходила в бешенство от одной мысли об этом. Но еще больше ее злил тот факт, что она по-прежнему ничего не может сделать. Поэтому ее абсолютно не устраивало быть шестнадцатилетней.
Девочка погрузилась в размышления. Нельзя продолжать это терпеть. Ей хотелось заставить родителей пожалеть о том, что они пренебрегали ею. Хаён взяла такая досада, что выносить это больше она не могла…
Внезапно из ее рук что-то выпало и шлепнулось на пол. Посмотрев вниз, она увидела, что у игрушки отвалилась рука. Похоже, она переборщила с силой, пока пребывала в своих мыслях…
Хаён чувствовала в этой кукле с оторванной рукой своего двойника. Нутро у нее скрутило. Казалось, она сейчас заорет. Девочка отшвырнула игрушку на диван и поднялась.
– Я пойду.
– Уже? Разве ты не хотела что-то со мной обсудить? – Доктор Чхве встала и с недоумением воззрилась на Хаён.
– Я рассказала, что переезжаю, поэтому и пришла увидеться. Это наше прощание.
Доктор Чхве, пристально смотревшая на девочку, раскрыла объятия. Хаён, предполагавшая, что они ограничатся легкими обнимашками, чувствовала себя все дискомфортнее по мере того, как время шло, а объятия эти не прекращались. Когда рука госпожи Чхве мягко погладила ее по голове, по телу Хаён побежали мурашки, мелкая дрожь.
Тучи сгущаются… Тревожный сигнал в голове Хаён звенел все громче и громче. Побледневшая девочка, быстро изогнувшись, выкрутилась из объятий госпожи Чхве.
– Очень жаль. Если захочешь поговорить, звони в любое время. Буду ждать. – Доктор Чхве посмотрела на Хаён глазами, полными искреннего сожаления. «Неужели у нас были такие отношения?» Хаён почувствовала себя неловко и спешно отошла ближе к двери.
– Тогда всего доброго. – Она ощущала взгляд доктора Чхве, но не оглянулась на нее. Больше всего девочка ненавидела, когда на нее смотрели так. Люди, которые смотрят на человека так, будто всерьез за него переживают, на самом деле хранят определенную дистанцию – и лишь наблюдают и анализируют.
Хаён закрыла дверь и сбежала вниз по лестнице, пытаясь стряхнуть с себя неприятное тепло, оставшееся после госпожи Чхве. Выйдя на улицу, остановилась и глубоко вздохнула. Растревоженное нутро успокаивалось с трудом. Она прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и представила, как постепенно стихает бушующий ветер. После нескольких глубоких вдохов черная мгла, заполонившая ее, постепенно растворилась. Хаён подождала еще немного, и тревожный сигнал в голове прекратился. Только тогда до ее ушей донесся шум улицы.
Хаён медленно открыла глаза и огляделась. Все торопятся по делам. Те, у кого есть цель, передвигаются быстро; те же, кто не решил, куда пойти, с трудом переставляют ноги и замирают в нерешительности.
«Придется в итоге возвращаться домой?» Это унизительно, но другого выхода нет.
Хаён четко понимала, что в шестнадцать лет, не имея при себе ничего, не так уж просто провести ночь на улице. Не то чтобы она покидала дом, не подготовившись заранее. И поступила она так не из-за слов отца. Как бы она ни злилась, необходимо просчитывать шаги наперед. Но она действовала непредусмотрительно…
Когда Хаён с тяжелым сердцем сдвинулась с места, начал накрапывать дождь. Чтобы укрыться от внезапно разразившегося ливня, прохожие вытаскивали из сумок зонты или забегали в здания. Хаён вышла под проливной дождь, как была, и продолжила путь.
В ее голове прокручивались варианты того, что случится, когда она вернется домой. Ей было страшно представить, с каким выражением посмотрит на нее отец. Как наяву, она услышала слова, которые он произнес однажды. «Что я тебе говорил? Что я сделаю, если ты не будешь слушаться папу? Мне показать это сейчас, а?» В тот день, четыре года назад, отец схватил Хаён за плечо своей огромной рукой и еле слышно зашипел. Голос выдавал его злость. Глаза, с прищуром смотревшие на Хаён, источали холод.
У нее болело плечо, но, не в силах что-либо произнести, она не отводила взгляд от отца. Теперь в ее мире остался только отец, и он пугал до одури. Когда Хаён заплакала от испуга, отец нахмурился и с раздражением бросил:
– Перестань, я не попадусь на эту удочку.
Он сердито посмотрел на Хаён, убрал руку с плеча и ушел. Слезы испарились из глаз, голова остыла. Лицо отца пугало, но еще сильнее страшили произнесенные им слова: «Перестань мозолить мне глаза, поняла?»
Хаён энергично закивала.
«Я просто хотела жить вместе с тобой. Но почему ты так и не смог понять мои чувства?»
Но, чтобы находиться подле отца, необходимо соблюдать установленные им правила. Нельзя доставлять ему неприятности.
Только тогда Хаён осознала, сколько неудобств причинила отцу. В дальнейшем она старалась по возможности избегать его, боясь посмотреть ему в глаза. Ей не хотелось сталкиваться с ним, поэтому она безвылазно сидела в комнате.
Отец, вечно загруженный работой в больнице, редко заходил в комнату к Хаён. Всякий раз, когда она слышала, как кто-то поднимается после работы по лестнице на второй этаж, быстро залезала в кровать и притворялась спящей, или садилась за стол, делая вид, что занята учебой.
Когда тетю Сонгён выписали из больницы, Хаён даже не вышла из своей комнаты. Вниз она спускалась на цыпочках, задержав дыхание.
Да и сама тетя нечасто покидала комнату под предлогом болезни. После того как заботу о доме взяла на себя домработница, их встречи с тетей почти сошли на нет. Даже когда та сталкивалась с Хаён на выходе из гостиной, девочка не произносила ни слова. Совместные приемы пищи также стали редки. А когда, бывало, обедали втроем с отцом, они почти не разговаривали друг с другом.
Так прошло несколько месяцев. Хаён думала, что со временем все вернется на круги своя. Но тетя изменилась. Каждый раз когда девочка попадала в поле ее зрения, та тихонько прикрывала дверь или, столкнувшись взглядами, отводила глаза в сторону; при виде ее такой сердце Хаён, казалось, сковывало льдом. Хотя она и ненавидела тетю, но все же скучала по ней. Она думала, что придет тот день, когда ее вновь накроют розовым одеялом и пожелают спокойной ночи…
Постепенно безжизненные глаза тети Сонгён начали угнетать. Чем дольше длилось это удушающее время, тем сильнее становился страх Хаён. «Тетя меня ненавидит, она меня терпеть не может…» Девочка не могла спать. Едва уснув, она с криком просыпалась от очередного ужасного кошмара. Все раздражало и злило. Она ненавидела тетю, которая так долго ее наказывала. Хаён кричала каждый раз, когда видела ее лицо. Она злилась, если с ней заговаривали, не выполняла то, о чем ее просили. И, несмотря на это, надеялась, что ее чувства наконец-то поймут…
Когда Хаён внезапно услышала, что ей предстоит посещать психологические консультации, у нее закралось подозрение, что это не было идеей отца. Перед ним она вела себя как послушная дочь. Значит, это тетин замысел…
«С чего вдруг эти внезапные консультации? Видимо, так тетя хочет меня наказать», – пришла мысль в голову Хаён. Она не хотела идти. Но отказаться возможности не было, так как это озвучил отец. Он был готов простить ее – при условии, что та будет ходить на приемы к психологу.
Причина, по которой девочка не собиралась ничего рассказывать в кабинете специалиста, заключалась в желании отомстить тете. Но в процессе она изменила свое мнение. Доктор Чхве была подругой тети Сонгён, и Хаён предполагала, что, возможно, благодаря этому удастся найти способ помириться с тетей. Мелькнул проблеск надежды, когда во время очередной встречи госпожа Чхве произнесла: «Тетя беспокоится о тебе, поэтому ты здесь».
К сожалению, три года этих консультаций лишь утвердили Хаён в мысли, что отношения с тетей не станут прежними. Та не давала ни шанса возвратиться к тому, что было раньше. Хоть они и жили под одной крышей, тетя никогда не переступала черту и больше не поднималась в комнату на втором этаже.
Хаён чувствовала себя невидимкой. Отец, тетя, она – три человека живут в одном доме, но каждый при этом существует словно на собственном острове. Тело так близко, что можно дотянуться рукой, но душа так далеко – будто затерянный на просторах моря клочок земли…
Нет, это лишь иллюзия. Хаён единственная оставалась в изоляции.
За обеденным столом отец бросил вовсе не одну бомбу. Нечто иное поразило Хаён – даже больше внезапных новостей о переезде. Причина, по которой было решено так скоропалительно сменить место жительства, звучала так:
– У тебя родится младший брат или сестра. Твоя мачеха беременна.
Глава 4
Сонгён еще раз протерла стол и оглядела кухню. Час уборки не прошел даром: пространство вокруг стола, напоминавшее поле боя, приобрело прежний вид. На стене еще оставались пятна, но она решила отложить это на завтра. Сонгён в настоящий момент была такой уставшей, что не было сил пошевелить и пальцем. Ей не терпелось залезть в ванну и понежиться в теплой воде.
Муж, выходивший вынести мусор, открыл входную дверь, прижимая к себе руку. Он прямиком подошел к раковине, повернул кран и опустил руку под проточную воду, издав тихий стон. Сонгён приблизилась к мужу выяснить, что случилось. Сквозь его пальцы текла кровь.
– Откуда это? Что произошло?
– Все нормально. Всего лишь порезался об осколки.
В качестве меры предосторожности муж завернул все в газету, но видимо, когда перетаскивал пакет с мусором, поранился о торчащие осколки стекла.
Он молча наблюдал за тем, как вода стекает по руке. Как только кровь остановилась, промокнул руку салфетками и, прижав рану, прошел в гостиную.
Сонгён безучастно смотрела на спину мужа, который, порывшись в ящике, выудил аптечку и стал накладывать повязку. Коротко застонал – вероятно, оттого что рука саднила. Но, как ни странно, Сонгён не почувствовала ровным счетом ничего. Это как если человека оглушают слишком громкие звуки – на некоторое время он теряет способность полноценно воспринимать окружающую действительность.
Сонгён выбили из колеи события, произошедшие за ужином, поэтому она не заметила ни как прошло время, ни что она делала. Женщина чувствовала себя главным героем фильма-катастрофы, беспомощно наблюдающим за тем, как все рушится. Окружающее казалось нереальным и откликалось внутри исключительно безразличием. Ей хотелось ущипнуть себя за руку.
«Обязательно было поднимать этот разговор за ужином?» Впервые за долгое время Сонгён чувствовала себя комфортно, настроение у нее было хорошим. Томатное рагу, которое она приготовила, так как хотелось чего-то кислого, пахло восхитительно. Если б только муж не затронул тему перемен, на стене не появилось бы и пятнышка от помидоров.
Когда внезапно заговорили о переезде, Хаён помрачнела и отложила ложку, которую держала до этого в руке. Она отказалась продолжать трапезу, сверля гневным взглядом отца, и тогда тот поведал причину, по которой было принято решение спешно переехать:
– У нас появилась семья. И у тебя… родится младший брат или сестра, твоя мачеха беременна.
Как только муж произнес эти слова, взгляд Хаён перетек в сторону Сонгён. Подобно лезвию, он был холоден и остер. Хотя она ничего не произнесла, глаза выдавали все ее эмоции.
Сонгён неосознанно прикрыла живот двумя руками, словно пытаясь уберечь свое дитя от взгляда Хаён. Она инстинктивно улавливала настрой падчерицы: «Я ненавижу этого ребенка».
А муж, не чувствуя накала атмосферы, продолжал говорить:
– Поэтому мы переезжаем. Ради малыша, который появится на свет, и ради здоровья матери. Поэтому сама понимаешь…
– Предлагаете мне отказаться от всего ради ребенка, который еще даже не родился?
– Да от чего ты отказываешься?! Мы предлагаем переехать в место получше…
Прежде чем муж закончил свою речь, Хаён схватила со стола посуду и расшвыряла ее во все стороны. Посуда разбилась, врезавшись в стену, и еда свалилась на пол. Подобно цветам, на стене расцвели пятна. Разбросанные по полу чашки и тарелки представляли ужасающее зрелище. Мгновение – и на кухне воцарился хаос.
– Что ты творишь?! – заорал он, но Хаён, казалось, его не слышала. Она поджала губы; глаза, с яростью смотревшие на отца, полыхали огнем. Тот встал и протянул к ней руку, но она вырвалась и пронзительно закричала. Это был какой-то звериный вой…
Сонгён прикрыла уши; она чувствовала, будто сходит с ума от воплей Хаён. При виде того, как та воет, содрогаясь всем телом, ее накрыл страх. Она и вообразить не могла, что реакция будет столь ужасной.
Муж было дернулся, но Хаён уже успела выбежать из дома. Сонгён удержала мужа от погони за ней. Сейчас никакого прока от ссоры не будет. Хаён также требуется время для принятия ситуации.
Муж, дыша с надрывом от клокочущего внутри бешенства, обессиленно рухнул на стул. Сонгён и сама пребывала в растрепанных чувствах, но ей не хотелось, чтобы ситуация обострилась еще сильнее.
Все трещало и расползалось по швам. Было ощущение, будто то, что до сих пор держалось на честном слове, в конце концов развалилось.
На некоторое время они в оцепенении застыли посреди разгромленной кухни. И лишь спустя долгие мгновения Сонгён обратила внимание на мертвенное выражение лица, с которым сидел ее муж.
Она злилась на его опрометчивое поведение: «Надо было выдавать Хаён новости дозированно, мало-помалу, а не вываливать все зараз, чтобы у нее не осталось иного выхода, кроме как взорваться».
Сонгён отвернулась от мужа, обвела взглядом стол и поднялась со своего места. Только тогда он пришел в себя, быстро вскочил и подошел к Сонгён:
– Посиди, это небезопасно. Я уберу.
– Но… давай уберем вместе.
– Только сперва соберу осколки. Посиди немного.
Муж усадил Сонгён на стул и, аккуратно переступая с места на место, начал собирать все, начиная с крупных осколков, разбросанных по полу. К счастью, на ногах у него были тапки и он мог передвигаться спокойно, но не было уверенности в том, что острые куски стекла не прорежут подошву. Муж наметил свободный от осколков путь, взял веник и принялся все собирать.
Сонгён заторможенно сидела на стуле и наблюдала, как он убирает пол. А в голове у нее снова и снова всплывал взгляд, которым ее недавно наградила Хаён. По шее пробежал холодок.
Она представила, что творилось внутри Хаён. Должно быть, та была удивлена и растеряна от внезапно свалившихся на нее новостей. Хотя сама ее реакция была резче, чем ожидалось, но благодаря ей Сонгён удалось прочувствовать всю мощь эмоциональной волны Хаён. Сонгён не стремилась сообщать о своей беременности подобным образом. Она предпочла бы по возможности повременить с этим объявлением. Ей казалось, что можно было рассказать об этом и после переезда. Как раз потихоньку начал бы расти живот, и Хаён догадалась бы обо всем в обычном порядке.
Еще полмесяца назад Сонгён сама не подозревала о том, что беременна. Конечно, с годами ее физическая форма утратила былой тонус, но в последнее время она стала слишком быстро терять силы и утомляться. По утрам, после работы по дому, Сонгён обычно читала книги либо упорядочивала материалы для рукописи, но в последнее время, как ни странно, стоило ей сесть за стол, буквально через десять минут ее веки опускались, а она проваливалась в сон. Не в силах терпеть, переползала в кровать, чтобы ненадолго прикрыть глаза, но вставала в итоге лишь через несколько часов. А усталость все копилась.
У Сонгён не было ни сил, ни аппетита, и она направилась в больницу. Перемолвившись несколькими фразами с врачом, вдруг подумала: «Неужели?» И тут же записалась на обследование. Предчувствие ее не обмануло: она оказалась беременна.
Сонгён поделилась с мужем этой новостью, как только он вернулся с работы домой. Муж несколько раз растерянно моргнул, после чего заметался по комнате, не в силах побороть волнение. Как только она передала ему слова врача о том, что в первое время из-за слабости необходимо поберечь себя, он схватил ее за руки и заверил:
– Не переживай. Я все подготовлю. Думай только о ребенке.
Не прошло и недели, как муж сообщил, что подготовил все для переезда. Сонгён и помыслить не могла, когда сообщала о беременности, что все обернется вот так. Вариант с переездом был за гранью ее воображения.
– О чем ты, какой переезд в одночасье?
– Ты должна была спросить не «о чем ты», а «куда мы едем»? – Вероятно, там было замечательно, раз муж не мог сдержать улыбку и озвучил название местности, в которую они переезжают, еще до того, как Сонгён задала этот вопрос. – Это Каннын. Как тебе? От одной мысли мурашки по телу, да?
Как гром среди ясного неба…
– Почему вдруг Каннын? Что у тебя, что у меня вся жизнь здесь, зачем нам переезжать? – Столь внезапное предложение о переезде вызвало у Сонгён лишь неприятие.
Муж присел, обнял ее за плечи и, будто журя, произнес:
– Поэтому мы и спешим. Если останемся здесь, ты можешь ввязаться во что угодно и работу свою тоже не бросишь. А как ты продолжишь работать, нося под сердцем ребенка? Сейчас тебе надо сосредоточиться на подготовке к родам. Следует отказаться от того, чем ты сейчас занимаешься, ради ребенка внутри тебя и ради себя самой. Понимаешь?
Сонгён не допускала и мысли, что беременность и работа могут быть как-то связаны. Ей не надо было ходить на службу каждый день, и сейчас она лишь время от времени читала спецкурсы или занималась рукописью, которую ее просили подготовить. Даже с учетом беременности работы не так уж много, чтобы перенапрягаться.
– Но я работаю в меру. Мне наконец удалось найти свое место…
– Мне это не нравится. Твоя, с позволения сказать, работа состоит в том, чтобы лазить по чудовищным местам преступлений или копаться в мозгах у жестоких преступников. Ты уже забыла, к чему это привело? И ребенок должен расти, наблюдая подобное еще в утробе матери?
Слова мужа ввергли Сонгён в такой шок, что она не нашлась с ответом, лишь оторопело смотрела на него. Заметив состояние Сонгён, тот подумал, что перегнул палку, и, с нежностью погладив жену по плечу, принялся увещевать ее:
– Я говорю о том, что делаю все это ради тебя. Понимаешь? Подумай, почему ты забеременела именно сейчас. Это знак того, что ты идешь на поправку. Можешь вернуться к работе, когда родишь здорового ребенка и когда у тебя появится достаточно времени…
Сонгён избегала его взгляда. Ей не хотелось на него смотреть. Она и не предполагала, что он видит ее деятельность вот в таком ракурсе.
– Ни о чем не думай, я все беру на себя… Знаешь, как хорошо в Канныне? Когда ты увидишь это место своими глазами, возможно, влюбишься в него еще сильнее, чем я…
Сонгён вдруг пришла в голову странная мысль. Конечно, одно то, что решение о переезде принято всего за пару дней, было дико, но еще больше подозрений вызывал тот факт, что муж обозначил конкретное место – Каннын.
– Почему именно он?
– Я жил в Канныне вплоть до старшей школы. Отец оставил мне там дом. Разве я не рассказывал?
Она впервые слышала об этом. Ей было известно, что муж переехал в Сеул, поступив в университет, но о том, что его родиной был Каннын, не имела ни малейшего понятия. А уж тем более о том, что там стоит дом. Сонгён замужем более пяти лет, но до сих пор есть вещи, которые она не знает о муже…
– Фотографии покажешь?
Он с детским волнением вытащил телефон и, найдя фотографии, показал их Сонгён. На них виднелся двухэтажный дом с большим двором на холме в окружении гор. Белые деревянные стены и коричневая крыша создавали впечатление пляжной виллы.
– Да, это была наша вилла. Отец привел здесь все в порядок и, переезжая в Канаду, оставил дом мне. Работы все это время было так много, что мне еще ни разу не удавалось улучить время для поездки. Посмотри сюда: дом обращен к морю и стоит в стороне от деревни, поэтому там тишина, а воздух какой чистый! Это благодаря окружающим горам…
Муж пролистал еще пару фотографий. Вокруг дома тянулась терраса, рядом виднелся деревянный уличный стол. Двор, покрытый зеленым газоном, был обнесен белым забором, а за ним виднелось море.
Тут Сонгён насторожилась:
– Когда были сделаны эти фотографии?
Фотографии, которые показывал муж, демонстрировали дом с разных ракурсов – так снимают для сайтов агентств по недвижимости. Очевидно, что снимки были сделаны намеренно, чтобы показать их кому-то.
– Я был там недавно. Хотел посмотреть, сможем ли мы там жить. Вот и сделал несколько фото, чтобы показать тебе…
Он и словом не обмолвился о том, что ездил в Каннын. Как будто в его голове этот план зрел уже давно…
– Подожди, а что ты будешь делать со своей больницей после переезда в Каннын?
– Конечно, уйду оттуда. Не волнуйся. В Канныне тоже есть больницы. В провинции хирурги на вес золота. Там, в отличие от Сеула, меня оторвут с руками.
– Но тебе нельзя бросать работу. Если все так запутанно, то нет смысла переезжать.
– Наш ребенок. Этой причины более чем достаточно.
– И все же, мне кажется, не стоит принимать столь поспешное решение. Подумай еще немного.
Внезапно выражение его лица изменилось. Успокаивающий тон голоса приобрел жесткие нотки.
– Хочешь сказать, что я поспешил? Я думал только о том, что будет лучше для вас с ребенком, а ты даже не замечаешь этого? Ты отвергаешь искреннюю человеческую заботу?
Судя по всему, муж всерьез рассердился. Глядя на то, как он холодно отворачивается, Сонгён понимала, что не существует способа его отговорить. Осознание того, что он подумывает об уходе из больницы, бременем ложилось на Сонгён. Но, раз он начал вести себя подобным образом, спорить уже бесполезно.
Коль скоро они заговорили о переезде, то требовалось многое продумать: что делать с домом, в котором они сейчас обитают, как быть со школой Хаён… Мозг кипел при мыслях о всем том, что следует решить.
– Просто все так внезапно… Если мы собираемся переезжать, то необходимо многое подготовить.
– Не беспокойся, я же сказал, что все сделаю сам.
– Но на это уйдет несколько месяцев.
– Да говорю же, я все организую. От силы один-два месяца. Знаешь, почему я так спешу с переездом? С одной стороны, лучше переехать до того, как твое тело увеличится в объемах. Вдобавок у Хаён в школе скоро летние каникулы, поэтому будет идеально завершить все за это время. Нам есть где жить, понадобится только прибраться в доме.
Сонгён было что сказать, но она держала рот на замке. Раз уж все разворачивается таким образом, остается лишь согласиться с решением мужа. По его словам, он принимал это решение, беспокоясь о благе ее и их ребенка.
Собственно говоря, когда Сонгён внутренне смирилась с переездом, ей стало казаться, что муж прав. Лучше уж сначала переехать и адаптироваться к тамошней жизни, и только потом рожать. Дом с видом на море сыграл не последнюю роль в ее выборе.
* * *
– Что будем делать с Хаён?
– В смысле, а что с ней? – Муж, убиравший аптечку обратно в ящик, обернулся.
– Ей это настолько не нравится…
– Хаён тоже скоро смирится. Потому что я так сказал. – Муж был столь категоричен, будто уже готовился поссориться с дочерью.
Хоть Сонгён и стала свидетелем реакции Хаён, она понятия не имела, как ее убедить. Однако сейчас абсолютно не желала об этом думать. В животе заурчало, но аппетит совершенно улетучился. Ей хотелось быстрее пойти отдохнуть, поэтому она поднялась, размышляя, не набрать ли ванну.
Уже направляясь в ванную комнату, Сонгён услышала звонок. Кажется, звук шел из кабинета. Войдя туда, она обнаружила телефон. На экране высвечивалось имя Хичжу.
– О, Хичжу! Сколько лет, сколько зим!
– Говорят, вы переезжаете?
Чуть замешкавшись, Сонгён аккуратно прикрыла дверь в кабинет и села за стол.
– Как ты узнала?
– Хаён приходила. Она сильно разозлилась… Что за нежданный переезд?
– А… так получилось.
В ходе разговора в голове всплыли воспоминания о том, с какой тяжестью на душе им пришлось завершать консультации. После этого они не связывались почти год. Сонгён не брала трубку и обманывалась, полагая, что перезвонит позже. Прежде чем она заметила это, время ушло.
