Симона Вилар
Майсгрейв

Но Дэвид не мог иначе. Для прикованной к месту Грейс весь мир состоял из челяди и ее власти над ними. Отправляйтесь туда, принесите это. И если ей не угождали, она урезала жалованье, а то и велела Клему наказать неугодного. Клема спасало от общей неприязни лишь то, что он с явной неохотой выполнял подобные поручения. Хозяин же в этих случаях никогда не вмешивался и не отменял распоряжения супруги. А если в чем-то выступал против, то это приводило к ссорам между ними, истерикам Грейс, ее крикам и плачу. И Дэвид не уступал, как и ранее. В этом было некое равнодушие. Ибо, когда из сердца мужчины исчезает любовь, она уже не может вернуться.

Но пока Дэвид оставался в Нейуорте, он каждый день посещал Грейс. По утрам беседовал с женой о делах, даже порой завтракал с ней, терпеливо выслушивая ее жалобы и требования. Одним из таких было ее желание, чтобы Дэвид уделял ей больше внимания, а не проводил столько времени со слугами.

– Ты же бывал на юге, Дэвид, и знаешь, что там знать и слуги держатся отдельно друг от друга. Это не позволяет челяди чувствовать себя наравне с господами, а еще…

Дэвид поднимал руку, требуя, чтобы она замолчала, и с непреклонным спокойствием пояснял:

– На юге нет постоянной опасности, там властвуют совсем иные законы. И довольно об этом, Грейс! Не требуй, чтобы из-за твоих капризов я отдалился от своих людей!

Нелепые ссоры. Причем возникающие по любому поводу. То Грейс, вдруг ставшая на редкость внимательной к Матильде, заставляла дочь все время проводить за вышиванием, хотя девочка ничего так не могла терпеть, как часами сидеть с ниткой и иголкой. К тому же ей приходилось слышать постоянные упреки матери, что, дескать, и шьет она неважно, и стежки ее никуда не годятся. А когда Дэвид пожалел дочь и взял ее с собой на смотр стрелков во дворе, жена заявила, что он сам отделяет от него Матильду, а потом укоряет ее, что она не любит их дитя.

Ее упреки выводили Дэвида из себя. Он мог сколько угодно отмалчиваться, но в душе накапливалось раздражение. И теперь он все чаще думал о задании Перси. Уехать в горный Хайленд, жить среди кланом, а заодно выяснить насколько реально выкрасть эту фею Мойру… Пусть задание и казалось ему нелепым и опасным, но это все равно лучше, чем постоянно ощущать, что тебе не мило в собственном доме.

Когда через неделю началась оттепель и снег стал понемногу сходить, Дэвид решил проехать со своими людьми по перевалам и проверить границы владений. Выводя лошадей из конюшни, Дэвид заметил, что и верный его жене Клем Молчун тоже седлает своего мерина.

– Ты уже полностью выздоровел, чтобы отправляться в путь, Клем? – осведомился рыцарь. И добавил: – Вроде я не приглашал тебя с нами в поездку.

Тот лишь сумрачно поглядел на него из-под надвинутого на глаза капюшона и молча повел коня к выходу. Это означало, что господин без лишних слов должен понимать, что распоряжения Клему отдает только миледи.

Однако на этот раз Майсгрейв окликнул его и спросил, куда это он намерен ехать. Клем вынужден был задержаться. Он порылся в суме и достал кожаный футляр, в каких обычно возили свернутые в рулон письма.

– К брату миледи еду, – все же удосужился ответить он.

Вернулся он на другой день. А вскоре Дэвид понял, куда и зачем отправляла Клема Молчуна Грейс. Ибо уже к полудню в Нейуорт от графа Нортумберленда прискакал довольно большой вооруженный отряд.

Возглавлял его дальний родственник Перси по имени Найджел, носивший прозвище Гусь, – его так прозвали из-за слишком длинной и худой шеи, казавшейся какой-то несуразной при достаточно мощном развороте плеч. Найджел тоже носил фамилию Перси, но держался просто, без их фамильной гордости. Более того, он чувствовал себя несколько смущенным при встрече с Майсгрейвом.

– Сэр Дэвид, прошу прощения, но у меня приказ обыскать ваш замок. Нам стало известно, что вы укрываете у себя злостного преступника Джона Герона, называемого Бастардом.

Дэвид лишь пожал плечами и отошел в сторону. При этом он поглядел на окна покоев Грейс. Так вот оно что… Слежка в собственном замке, и его жене известно, что он принимал объявленного вне закона Бастарда.

Странное это ощущение – узнать, что жена готова отдать мужа под суд, только бы чувствовать свою власть над ним. Понял Дэвид и то, что если он просто разлюбил супругу, то она, оказывается, люто ненавидит его. Ведь Грейс прекрасно понимала, что ждет Дэвида за укрывательство объявленного вне закона человека. И хотя Бастарда уже давно не было в Нейуорте, Дэвид не сомневался, что ему самому эта история так просто не сойдет с рук. Как и хотелось того Грейс.

Так и вышло. Люди Перси не нашли означенного преступника, но Найджел Гусь все же приказал Дэвиду собираться и ехать с ними.

– Пусть Гусь лучше меня заберет, – шагнул к рыцарю Оливер Симмел. – Я старик, что с меня возьмешь? К тому же именно я впустил в крепость Бастарда. А ты нужен здесь, ты лорд Нейуорта.

Но Дэвид уже набросил плащ.

– Успокойся, старина, все в порядке. И хотя Перси точно знает, что Джонни Герон был моим гостем, он ничего мне не сделает. Я ему нужен, – добавил он с улыбкой.

Ибо у него было что сказать графу, дабы умерить его гнев. К тому времени Дэвид уже решил для себя, что Перси вряд ли сообщит властям о связи Майсгрейва с разыскиваемым разбойником, если он согласиться выполнить его поручение в Хайленде.

Итак, он попытается развязать войну между кланами. А Грейс пусть остается одна в Нейуорте. По крайней мере, его люди не позволят ей сильно своевольничать. Тот же Оливер не позволит. Тот же Эрик или Тони Пустое Брюхо. И все другие. На своих людей он всегда мог положиться. А вот веры Грейс у него больше не было. Женщина, готовая подставить под топор голову собственного мужа, больше ничего не значила в его глазах.

Глава 3. Манро и Маккензи

– Я припомню такого холодного мая!

Это произнес вождь клана Манро, Эхин по прозвищу Баллох, и при этом тряхнул своими длинными кудрями так, что с них, как с шерсти отряхивающегося пса, полетели брызги дождя. А Эхин повторил:

– Клянусь Пречистой Девой, что за все прожитые годы, я не припомню такого ненастья в мае!

Оба спутника вождя, один – лысый, рослый священник в черной сутане, а второй – важного вида бородатый горец в берете с соколиным пером, одновременно отвернулись, чтобы скрыть невольные улыбки. Ибо юному предводителю клана Манро лишь недавно исполнилось семнадцать лет.

Через минуту священник первым обратился к вождю:

– Эхин, могу вас заверить, что каково бы ни было ненастье этих дней, но в праздник Воскресения Христова непременно распогодится и выглянет солнце. Так всегда бывало – так случится и в этот раз.

Юный Эхин поднял голову, посмотрел на небо, затянутое низкими тучами, откуда вот уже который час лил непрекращающийся дождь, и, сильнее натянул на лоб край клетчатого шерстяного пледа, служившего ему накидкой.

Они находились в пути третий день – и все время никакого просветления, только дождь, дождь, дождь. И все же Эхин не жалел, что согласился на предложение вождя соседнего клана МакКензи, пригласившего его совместно отметить светлое пасхальное Воскресение в замке Эйлен-Донан. Нынче, когда враждующие кланы горной Шотландии должны наладить добрые отношения ради совместного похода на англичан, такое предложение Гектора Роя становилось явным поводом для того, чтобы забылась старая вражда. К тому же так Эхин Баллох сможет снова увидеть Мойру…

Этой белокурой красавицей юный вождь Манро бредил уже больше года. Его строгие наставники и старейшины клана Манро уверяли своего юного главу, что тут не обошлось без колдовства. Кто она, эта загадочная женщина неизвестно откуда возникшая и подчиняющая своим чарам всякого, кто на нее глянет? Но юному Эхину от этой таинственности Мойра казалась еще желаннее. И он даже заявлял на совете клана, что негоже, что столь редкая красавица живет в блуде со стариком МакКензи и что было бы куда предпочтительнее, если бы она стала подругой, а то и законной женой молодого и горячего парня. Такого, как он сам, например.

Эхин носил прозвище Баллох, что на гэльском означает «исток реки» или «тот, кто начнет род», так как после гибели прежнего вождя и его родичей в сражении при Экнашелохе Эхин оставался последним, кто мог продлить род вождей Манро в клане. И когда ему стали подыскивать достойную жену, юный Манро и слышать ни о ком не желал, кроме любовницы Гектора Р, которую все считали то ли фейри, то ли чародейкой…

– Я выкраду Мойру у старика МакКензи и обвенчаюсь с ней перед алтарем, – заявил Эхин. – С Гектором она живет невенчанной, так что нет препятствий, чтобы она стала моей законной супругой.

Бесспорно, горцы похищали женщин так же часто, как и угоняли скот. Но украсть возвеличенную и оберегаемую самим Гектором Роем женщину… Эхину объяснили, что это может привести к возобновлению вражды между кланами. Но он лишь отмахнулся. Разве не гласит известный закон горцев: «Мир или война – все едино!»

Эти дерзкие высказывания молодого Манро дошли до Гектора Роя, но он только посмеялся над самонадеянностью мальчишки Эхина. И уже то, что он пригласил юного вождя гостем на Пасху, указывало, как мало значат для МакКензи слова Эхина. А может, это приглашение было просто учтивостью и желанием заключить союз? Особенно теперь, когда все вокруг только и говорили о большой войне. Советники Эхина и впрямь надеялись, что речь пойдет как раз о союзе. Именно об этом заговорил с юношей его родственник Ремси Манро по прозвищу Хром (Хромой), какого старейшины отправили с парнем, чтобы тот присматривал за самонадеянным юнцом.

Вот и сейчас Ремси Хром, смахнув с усов капли влаги и поправив на голове берет с пером, важно произнес:

– Если вы обладаете хоть крупицей ума, Эхин Баллох, то во время нашего пребывания у МакКензи обратите внимание на малышку Кэт МакКензи, племянницу Гектора Роя и сестру его соправителя Джона Киллина. Она уже расцвела и могла бы стать для вас неплохой женой.

– Хватит, дядя Ремси! – опять замотал головой Эхин, еще больше растрепав свои намокшие под дождем волосы. – Вы что же, думаете, что я раньше не видел эту крольчиху Кэт?

И он, обнажив передние зубы, шумно задышал, изображая сопение животного.

– Нет, клянусь знаком беркута на гербе Манро, я не желаю, чтобы мои дети имели торчащие изо рта зубы, как у Кэт МакКензи.

Строгий Ремси Хром только покачал головой. Зато ехавший с ними священник опять отвернулся, скрывая улыбку. Вернее, усмешку. Лицо у святого отца было грубое, жесткое, голова абсолютно лысой, отчего казалось, что плоская черная шапочка держится на ней, лишь прилепленная струями дождя. Его все называли отец Тутило, он много лет странствовал по горным приходам, совершая христианские богослужения, но внешность имел скорее воина, нежели священника – был высоким, жилистым, с широкими плечами, его движениях угадывались резкость и сила. Впрочем, лишь совсем не многие знали, что сей священник прежде всего был человеком графа Нортумберленда, его верным шпионом. Среди таких немногих был и Дэвид Майсгрейв, недавно прибывший в горный Хайленд под видом торговца и теперь сопровождавший Эхина Манро в его свите. Именно на него указал Тутило, когда дядя и наставник юного Эхина съехал с тропы по малой нужде.

– Если вы подумываете о похищении фейри Мойры, молодой господин, то попробуйте переговорить с торговцем Дэвидом. Он ведь из клана МакЛейнов и, насколько я слышал о нем, он уже похищал женщин, причем успешно. И если вы с ним сговоритесь и он вам поможет… Думаю ваши мечты о дивной Мойре станут реальностью.

Тутило даже перекрестился, словно бы желая продемонстрировать юному горцу, какая это хорошая затея.

Эхин сразу посмотрел в конец двигавшейся за ним вереницы спутников. Как и положено вождю клана, его сопровождала свита из двадцати сильных клансменов Манро, но верховых было лишь несколько человек: возглавлявшие кавалькаду сам Эхин, его дядя и священник Тутило, а также завершающие кавалькаду трое торговцев из Инвернесса. Они выделялись среди горцев своей городской одеждой, штанами и куртками, в то время как остальные клансмены были одеты, как и полагалось жителям Хайленда, в туники до колен и обернутые вокруг бедер или переброшенные через плечо пледы. Обутые в грубые броги^[22], эти крепкие молодцы, проделавшие весь путь пешком, пробегали немалые расстояния быстрой размеренной рысцой, иногда переходя на размашистый шаг. Причем так скоро, что ехавшие за ними в конце кавалькады торговцы порой даже пришпоривали своих лохматых пони, чтобы не отстать.

Одним из торговцев и был закутанный в плед Дэвид Майсгрейв. Ну а его двумя спутниками были рыжий Орсон из Нейуорта, неплохо знавший гэльский выговор, и примкнувший к ним еще один лазутчик Перси, скромный и неприметный жестянщик из города Инвернесса, некто Роб. Все трое были представлены Эхину Балдоху еще перед выездом. Обычно такие торговцы-коробейники старались пристать для поездок по дикой горной местности к какому-нибудь вооруженному отряду. И сейчас Манро, слушая, что Дэвид уже имеет опыт похищения женщин, подумал, что если такой человек оказался в его свите, то это была просто воля Небес. Эхин уже неоднократно общался с этим рослым Дэвидом, он показался ему человеком ловким и если даже сам Тутило советует… Крест честной! Может непреходящая тоска Эхина по дивной фейри Мойре и впрямь однажды окончится, и он сможет узнать какого это возлечь с ней!

«А почему бы и нет? – размышлял юноша. – Этот Дэвид МакЛейн не из моего клана, но я пообещаю ему награду, и он постарается для меня. Причем ни на меня, ни на моих людей никто ничего и не подумает».

К вечеру отряд Манро разбил лагерь между холмов, на берегу узкого безымянного озера. Дождь, слава Богу, уже перешел на мелкую морось, и хотя было сыро и прохладно, клансмены не стали разжигать огонь, а вытащили куль с мукой и принялись готовить в железной плошке драммак – обычную еду в горах при таких переходах, а попросту хлебалово из овсяной муки, разведенной холодной водой. Без особых изысков, но достаточно, чтобы насытить желудок. Ремси Хром еще и выдал каждому по чарке горячительного асквибо^[23], что было кстати, учитывая сырую погоду. После этого горцы и их спутники улеглись среди кустов вереска, закутались в пледы и приготовились почивать.

Дэвид устроился под кустом, подстелив под себя кусок пледа, а другим накрывшись почти до подбородка. Для него такая ночевка была привычной, а вот Орсон начал бурчать, дескать, эти дикари живут, как их скот, прямо под открытым небом, и ни харчевен у них нет, ни даже какого-либо жилища, где можно было бы обсохнуть у огня. Дэвид посмеивался над рыжим: это в Пограничье Орсону частенько напоминали, что он шотландец, а тут все кличут его англичанином. Раз в штанах, значит, он всего лишь сассенах – сакс, как называли горцы жителей низин. То есть чужак. Орсона это сердило, и он продолжал ворчать, пока на него не шикнул жестянщик Роб. Этот уже устроился, подложив под голову свой короб с поделками, и теперь болтовня Орсона мешала ему спать.

Но едва они стали подремывать, как к ним подполз отец Тутило. Молодой Эхин Баллох ждет торговца Дэвида у дальнего края озера, сообщил он, и добавил со значением: мальчишка уже готов выложить задаток, если зеленоглазый МакЛейн возьмется выкрасть красотку старика Роя.

Это же повторил и сам Эхин, когда они стояли у воды среди разлапистых листьев папоротника. Юноша порой озирался, даже заставил торговца Дэвида опуститься на землю, чтобы их не заметили вместе, но при этом с самым гордым и заносчивым видом обещал, что озолотит его, если МакЛейн поможет ему с похищением.

Дэвиду даже захотелось смеяться. Ох уж эти горцы! Так щедры на обещания, хотя любой городской купец куда богаче, чем самые надменные предводители горских кланов. Но он не стал говорить об этом Эхину, а просто сказал:

– Конечно, я справлюсь. Но для этого надо, чтобы вы слушались меня во всем.

Эхин недовольно засопел. От него все требовали послушания: граф Хантли, старейшины его клана, отец Тутило, а теперь еще и бродячий коробейник из МакЛейнов. Но он слушал, что говорит Дэвид, и находил, что в его словах есть резон:

– Вы столько раз, Эхин Баллох, заявляли, что похитите возлюбленную Гектора Роя, что когда мы прибудем к МакКензи будут следить все от мала до велика. Так что разумнее будет показать, что вы изменили свое мнение и ваша пылкая страсть в прошлом. Держитесь от красотки подальше, а вот я, пришлый торговец, постараюсь сблизиться с ней и что-нибудь придумать.

Дэвид говорил это уверенно и дерзко и Эхин даже счастливо засмеялся. Потом совил его руку, стал говорить:

– Ах, ты даже не представляешь, Дэвид, какая она! Она идет, словно танцует, и кажется, что там, где она прошла, расцветают цветы. На ее личико можно смотреть неотрывно, забыв обо всем на свете. Она действительно фейри, ибо никто из смертных не может быть столь прекрасен. А когда она смеется… О, добиться ее смеха непросто, но если это случается, то никакая музыка не может сравниться с ее мягким грудным смехом.

Эхин Баллох говорил о Мойре с придыханием, голос его становился сладким, как мед. Горцы вообще очень поэтичны, и сейчас юный Манро был готов сочинить балладу о своей возлюбленной. Однако Дэвид его прервал:

– Если вы не перестанете воспевать возлюбленную Гектора Роя, то из нашего похищения ничего не выйдет. И ваш дядя прав, уверяя, что вам стоит проявить больше внимания к зубастенькой Кет, племяннице Роя. Это будет выглядеть, словно вы и впрямь взялись за ум и готовы подтвердить союз с МакКензи через брак с родственницей вождя. Ну а я пока присмотрюсь к вашей Мойре, узнаю как ее сторожат и продумаю план похищения. И обещаю, что скорее воды этого озера высохнут до самого дна, если уже к следующему полнолунию вы не узнаете какова эта Мойра в любви.

Опять его уверенный и дерзкий тон убедил юного вождя, и тот даже что-то напевал когда удалялся к месту их стоянки среди мокрых папоротников. Этот коренастый крепыш, не больно рослый, но ладный, румяный, с вьющимися волосами, был уже силен, как мужчина, но еще наивен как дитя. Не мудрено, что его и поныне наставляли старейшины Манро. Но теперь наставлять его будет Дэвид.

Сам Майсгрейв еще долго ворочался в своем пледе и размышлял о предстоящем. Он раздумывал о том, что может представлять собой эта Мойра. Неизвестно откуда возникла, очаровала грозного МакКензи, и как говорят, вертит им так, словно он и впрямь околдован. Но ведь есть же и такие, кому не может нравится такое ее положение в клане. Вон Тутило уверяет, что знает на кого они могут положиться в этом деле. Во-первых соперник Гектора Роя, Джон Киллин, который хоть и занимал почетное место, но все же был вынужден смиряться перед волей дядюшки. Тутило, этот почитаемый в Нагорье священник, даже сумел переговорить с ним и вызнал, что мало что доставит Джону столько удовольствия, как лишить старшего МакКензи его отрады в лице этой женщины.

Еще был некто Малкольм Мак Рэ, много лет служивший Гектору Рою констеблем и даже отстоявший его замок Эйлен-Донан, когда шла война между дядей и племянником за главенство в клане. Причем именно в Эйлен-Донане старый Гектор укрывал тогда свое сокровище Мойру. Верный Мак Ре тогда поклялся, что не допустит, чтобы возлюбленная вождя досталась мятежнику Джону из Киллина. И он выполнил свое обещание, причем несмотря на то, что осаждавшие замок отряды Джона вырезали и съели весь скот Малкольма. А для горца, все богатство которых заключается в поголовье их скота, это была огромная потеря.

Но потом Джон Киллинг и Гектор Рой помирились, пришли к соглашению, однако ни молодой, ни старый вождь не стали возмещать убытки констеблю Мак Рэ. А когда он выставил требования, его просто сместили, отдав этот пост другому человеку. Даже красавица Мойра не вступилась за своего защитника. И если обычная верность клансмена вождям и удержала Малкольма от мести, то неблагодарную Мойру он просто возненавидел. И Тутило уверял, что этот Мак Рэ будет их верным сторонником в этом деле.

Была еще жена Гектора Роя, славная женщина из клана МакРанольд, которая по идее тоже должна была быть заинтересована избавиться от влиятельной любовницы мужа. Но тут получалось что-то неясное. Анна из клана МакРональд, или госпожа Нэн, как ее все называли, оказывается была в большой дружбе с Мойрой. Сама она, прожив с Гектором более тридцати лет и родив ему восемнадцать детей, из которых выжили только шестеро, теперь казалось была даже довольна, что муж больше не обременяет ее обязанностями на ложе. Для этого у него есть эта фейри… Которая, к слову, за семь лет сожительства с вождем так ни разу и не понесла. К тому же госпожа Нэн, сама будучи по природе ленивой и бесхозяйственной, очень довольна, что любовница вождя берет на себе все хозяйские обязанности. Вот и говорят, что жена и любовница Гектора Роя дружны и порой любят распить пару бутылочек доброго вина в компании друг друга.

То что Мойра пристрастна к спиртному Дэвиду сообщили, когда он еще собирался в шотландское Нагорье. Его это развеселило тогда. Другое дело, что образ предполагаемой жертвы получался какой-то неясный: ну да, красотка, при этом очень властная и хитрая, а еще неблагодарная и пренебрежительная к людям, учитывая, что не заступилась за Малкольма Мак Рэ. При этом пьяница – что совсем уж забавно. Надо учесть еще, что она бесплодна, если за все это время так и не забеременела от столь плодовитого кнура. Это только мальчишка Манро мог стремиться к такой женщине, не думая о своем долге продолжателя рода.

Так что если пока Дэвид находил в предполагаемой жертве что-то привлекательное, так только то, что она дружна с женой вождя. Хотя это скорее заслуга госпожи Нэн. Славная должно быть жена у Гектора Роя, подумал Дэвид. И невольно вспомнил ревнивую ненависть своей супруги Грейс. Но о Грейс думать не хотелось. Из-за он уехал за много миль от родного дома, и самое последнее, что ему теперь надо, это вспоминать жену.

Утро после холодной мглистой ночи выдалось на редкость ясное и пригожее: легкий ветерок колыхал веточки желтых соцветий дрока по берегам озера, по небу плыли облака, а под ними по земле и водам озера тянулись длинные тени. Настал день светлого Воскресения, и отец Тутило провел богослужение, едва все поднялись. Горцы стояли коленопреклоненными и истово молились, а потом стали обниматься и поздравлять друг друга с праздником. Довольно мнительные, верившие в гномов и всяких водяных духов, не придерживающиеся постов и редко посещавшие церковь, они тем не менее искренне почитали Иисуса Христа и Его Пречистую Матерь. Ну а после службы и причастия все стали собираться, причем постарались привести себя в порядок: расчесывались, заплетали длинные волосы в косы, доставали яркие пледы – хотели показать, что они не какие-то дикари из горных ущелий, а достойные клансмены Манро.

Эхин Балох оделся особенно нарядно. На нем была туника из замши песочного цвета, клетчатый плед яркой красно-зеленой расцветки, который был обернут вокруг его талии, образуя килт, а другой конец закинут наискосок через грудь и закреплен на плече застежкой со знаком клана Манро – раскрывшим крылья беркутом. Ради праздника (а может, и перед встречей с возлюбленной) он расчесал свои кудрявые длинные волосы и водрузил на голову берет с пером: перо на шляпе горца указывало, что он знатного рода.

Наблюдая все эти сборы, Орсон даже осведомился у Дэвида, а не принарядиться ли и им тоже? Майсгрейв лишь отмахнулся. Они простые торговцы, чужаки тут, и им не стоит привлекать к себе особого внимания. Пусть лучше Орсон проверит, насколько хорошо связаны тюки с товарами, которыми были навьючены пони.

Орсон лениво принялся выполнять поручение, но был так неуклюж, что в итоге Майсгрейв сам взялся за дело, тщательно проверяя все ремешки и узлы, стягивающие поклажу. По меркам шотландского Нагорья тут было целое богатство – и перчатки из мягкой кожи, и ремни с пряжками, а главное – подарки для Мойры: мешок с ароматным кастильским мылом, узел с лимонами, а также несколько кожаных фляг с вином. На вине Эхин настаивал особо, уверяя, что его красавица очень любит хорошие дорогие напитки из виноградной лозы. Ну да, Дэвида уже знал об этом, и это усиливало его неприязнь к женщине, которую предстояло похитить: пьющая женщина не являлась чем-то достойным в его глазах.

Отдельно Дэвид упаковал особый подарок для Джона Киллинга. Это был редкой красоты стилет и одновременно знак, по которому племянник Гектора Роя поймет, что пора выполнять обещание за которое ему платил Перси, и помочь похитить властную любовницу дядюшки.

Когда со сборами было покончено, Манро тронулись в дорогу, но проехали совсем немного, когда услышали отдаленный звук волынок. В тихом безветренном воздухе все четче стали слышны звуки древнего горского пиброха^[24] «Мир или война».

– Это МакКензи выслали нас встречать! – довольно просиял Эхин.

Его дядя Ремси подтвердил это:

– Мы ведь уже в землях МакКензи, мы их гости, и было бы странно, если бы они не проявили к нам учтивость.

Вскоре они увидели на холме играющих на волынках горцев, а также несколько всадников с гербом МакКензи на скреплявших складки клетчатых тартанов значках – головой оленя с ветвистыми рогами. Ехавший теперь подле Дэвида отец Тутило сообщил, что возглавляет встречающих некий Кристофер Мак Рэ, новый констебль клана.

– Он возвысился после того, как лишили этой должности Малкольма Мак Рэ. Сближаться с ним не нужно, а вот когда увидим Малкольма…

Дэвид лишь кивнул. Он уже понял, через кого будет действовать.

Пока же новый констебль Кристофер приветствовал вождя клана Манро. Простота гэльского языка и обычаев отбрасывает все почетные титулы, и к вождю можно обращаться по имени. Орсон, наблюдавший со стороны, как запросто общаются Эхин и человек от МакКензи, даже охнул от неожиданности:

– Клянусь бородой, милорд, они так просты… Ох!

В следующий момент Орсон вскрикнул, ибо Дэвид локтем дал ему под дых.

– Еще раз обратишься ко мне как к господину… лишишься своей прославленной бороды.

Тут он заметил, что Кристофер Мак Рэ смотрит в их сторону, и поспешил помахать рукой, выражая приветствие, как и полагалось заезжим торговцам, желающим расположить к себе членов клана. Опешивший Орсон только моргал, наблюдая, как его рыцарь и господин добивается милости какого-то голоногого горца, обернутого в плед.

Но Кристофер Мак Рэ довольно милостиво кивнул в ответ торговцам. К таким заезжим в горы Хайленда купцам тут относились с уважением. И не только потому, что они привозили редкие в горной стране товары, но и потому, что считалось, что в эти неспокойные места могли отправиться только смелые люди, умевшие за себя постоять.

К месту встречи путники прибыли, когда солнце уже перевалило за полдень. Дэвид даже застыл в первый миг, восхищенный открывшейся перед ним картиной. Они находились на склоне поросшего лесом холма, откуда открывался вид на слияние трех лохов, – так местные жители называли длинные заливы между холмами. И там, где их воды соединялись, на небольшом островке высился, словно суровый, но прекрасный мираж, замок вождей МакКензи Эйлен-Донан.

Место для возведения замка было выбрано на редкость удачно. Тот, кто владел замком, мог контролировать и все длинные заливы – Лох Дьюк, Лох Лонг и Лох Элш. К замку на острове вел арочный мост, одна секция которого в случае опасности поднималась, а само строение представляло собой большой солидный дом со всеми признаками крепости – зубчатыми парапетами, узкими окнами в толще стен, высокой башней, победно возвышавшейся над окрестностями. Эйлен-Донан словно царствовал над зеркальными водами, а берега вокруг были покрыты множеством белых нарциссов, напоминавших россыпи звезд. Холодный май не помешал им взрасти, и теперь они удивительно гармонично смотрелись на фоне окрестных гор, поросших темными хвойными лесами, красиво отражавшихся в спокойной глади озер.

Но очарование местности несколько умаляло людское столпотворение на берегу перед мостом к замку. Судя по дыму от костров, запаху жареного мяса и веселому гомону, близ замка МакКензи собрались все люди клана и там полным ходом шла подготовка к веселому пиру.

Когда отряд Манро приблизились, клансмены МакКензи и их женщины приветствовали гостей радостными возгласами. Те в свою очередь весело откликались, так что, если не знать, как долго между Манро и МакКензи существовала вражда, можно было подмать, что это едва ли не встреча родственников. Но горцы обычно легко сближались, когда не было причин для схваток, словно подтверждая старинную поговорку: «Мир или война – все едино». К тому же все они были верующими людьми, отмечали Пасхальное воскресение, и чем это не повод, чтобы отложить оружие и повеселиться?

Когда Эхину Баллоху и его спутникам сообщили, что сам Гектор Рой с супругой и детьми еще не вернулся с праздничной службы из соседнего аббатства, никто не расстроился – они непременно скоро прибудут, и тогда начнется веселый пир. Пока же клансмены Манро беспечно влились в толпу и стали помогать с приготовлениями, а самого молодого вождя и прибывших с ним торговцев по арочному мосту препроводили в Эйлен-Донан.

Едва они спешились во дворе, к ним сразу поспешили гили – как называли мужскую прислугу в кланах. У гостей приняли их пони, стали поднимать туки с товарами. Двор замка был невелик, и озираясь по сторонам Дэвид обратил внимание на наблюдавшую за ними с каменной галереи над входом женщину, закутанную в плед МакКензи. Она вскоре отступила внутрь замка, но Дэвид успел разглядеть ее привлекательное личико, на котором выделялись большие глаза, темные брови и яркий рот. И почему-то сразу понял, что это и есть прославленная красавица Гектора Роя. По крайней мере, то, как смотрел ей вслед Эхин Баллох, подтверждало его догадку.

Но еще один человек не сводил глаз с галереи. Это был рослый пожилой горец с пышной седой шевелюрой и широкой бородой. Причем взгляд его был исполнен такой ненависти, что, обладай он смертоносной силой, от промелькнувшей на галерее красавицы не осталось бы и тени.

Подле Дэвида оказался священник Тутило.

– Смотри, парень, это и есть опальный Малкольм Мак Рэ, от которого в немалой мере зависит успех нашего предприятия.

Дэвид, оглянувшись, встретился взглядом с Малкольмом. Горец смотрел на торговца безо всякого выражения, а отец Тутило, проходя мимо, даже осенил его крестным знамением, однако тот никак не отреагировал на благословение.

Гостей ввели в холл, оказавшийся по-своему роскошным и внушительным. Дневной свет проникал сюда через открытые узкие окна, и можно было рассмотреть развешанные по стенам охотничьи трофеи – клыкастые головы кабанов, шкуры рысей, рогатые головки серн, а по центру висела мастерски выполненная голова крупного оленя с огромными ветвистыми рогами. Под ней в резном кресле сидел молодой темноволосый парень, которого окружала группа рослых крепких охранников лейхтахов – телохранителей вождя.