Сильвия Дэй
Так далеко
9
Витте
Когда я провожаю мистера Лэндона до двери, он останавливается и оборачивается. Лили стоит по другую сторону открытого пространства гостиной, отвернувшись от нас, ее спина – гладкая колонна бледной кожи с потрясающей татуировкой. Ослепительно пестрый феникс расправляет свои крылья вдоль ее лопаток, а его хвост извивается вниз, исчезая под вызывающим вырезом платья.
– Что вы о ней думаете? – тихо спрашивает он.
– Миссис Блэк – женщина чрезвычайно хрупкая и одновременно невероятно сильная, и я бы сказал, что она безумно любит своего мужа.
Он издает короткий, резкий смешок.
– Не надо меня предостерегать, Витте.
Мы выходим в вестибюль к лифту, и он бросает взгляд на двух охранников.
– Она может свободно уходить и приходить?
– Разумеется.
Когда он не нажимает кнопку вызова лифта, я понимаю, что у него на уме что-то еще.
Покачав головой, он оглядывается на закрытую входную дверь.
– Не могу понять, что именно, но что-то здесь… не так. Но как? Я имею в виду – посмотрите на нее. Она такая, как я ее помню. Волосы короче, но сама она… ее запах… этот голос.
– Возможно, глаза? – Никогда не забуду, как мистер Блэк выглядел и говорил, когда его жена пришла в сознание. «Она просто похожа на Лили. У нее похожий голос. Кожа. Запах. Но в ее глазах есть что-то такое… Ты ничего не заметил?»
Он замирает.
– Да. Да, вы правы. Это глаза. Они очень… холодные. Расчетливые.
– Мы должны принимать во внимание, что даже если она не может вспомнить последние несколько лет, ее разум ничего не забыл. Если повезет, со временем она сможет рассказать нам, и мы лучше поймем, какие факторы повлияли на формирование ее личности во время ее отсутствия.
– Да, возможно. – Задумчиво поджав губы, Лэндон поворачивается и нажимает кнопку вызова лифта. Затем засовывает руки в карманы брюк и покачивается на пятках. Когда двери лифта открываются, он делает шаг вперед и останавливается. Он бросает на меня взгляд, и я вижу его беспокойство. И внутренний конфликт.
– Еще что-нибудь? – спрашиваю я.
– Я всегда был рядом, если он нуждался во мне. Сейчас… возможно, он считает, что не может обратиться ко мне по поводу Лили, но это совершенно не так. Может быть, вы могли бы напомнить ему об этом, если возникнет такая возможность.
Я наклоняю голову в знак согласия.
– Хорошего дня, Витте.
– И вам тоже.
Когда лифтовая кабина начинает снижаться, я возвращаюсь в пентхаус. Лили все еще стоит у окна. Она бросает на меня взгляд через плечо.
– Он знает обо мне, – невозмутимо заявляет она, в ее глазах отражается холодность, о которой говорил Лэндон. – Или точнее, он понимает, что не знает меня.
Я не отвечаю и вообще никак не реагирую. Иногда молчание – лучший судья.
Двигаясь с грациозной плавностью, она поворачивается ко мне лицом. Физиотерапевт, который с ней работал, восхищался тем, как быстро она восстановила свою подвижность и силы. Быть в хорошей физической форме – естественное состояние ее организма. Я видел, как она действует с быстрой точностью, без промедления, которое возникает, когда нужно что-то обдумать, а не следовать инстинктам.
– Алия знает, что я несколько раз меняла удостоверения личности, – объясняет она, – как и Райан. Меня больше беспокоит то, что он не упомянул об этом, чем если бы он это сделал.
Я удивленно вскидываю брови. Она застает меня врасплох своим решением выбрать именно этот момент для откровенности. И тем, что она настолько проницательна.
– Откуда она могла узнать эту информацию?
– А как узнал Кейн? – усмехается она. – У нее не было причин выяснять мое прошлое, пока я считалась мертвой, а после вряд ли у нее было время наверстать упущенное. Так вот, она узнала то, что знает он, и вам придется выяснить, как она это сделала. Алия угрожала мне, когда мы встретились на днях за чашкой кофе. Она хочет, чтобы я ушла от него. Я еще не говорила об этом Кейну.
– Вы подозреваете, что он уже знает?
На ее губах мелькает тень улыбки.
– Вы спрашиваете, думаю ли я, что Кейн обсуждал это с ней? Моя мать учила меня всегда предвидеть невероятное.
– Вы же не верите, что он мог бы это сделать.
– Я сомневаюсь во всем, Витте, но не в его любви. Он хочет, чтобы я страдала, и в то же время хочет, чтобы не страдала никогда. В его душе столько ярости из-за боли, которую я причинила. Что это, если не любовь? – Она широко улыбается. – Алия не знает, что такое любовь. Если она когда-нибудь и считала его даром Божьим, то это было давно. По ее мнению, их взаимная преданность «Бахаран-фарма» приводит к разногласиям. Он стал помехой.
Я спускаюсь в гостиную.
– Помехой чему?
– Ее амбициям. Ее потребности в контроле. Использует ли она действия его отца против Кейна? Видит ли она Пола в Кейне? На самом деле она могла бы стать предметом увлекательного исследования, но это не имеет значения. Алия извлекает выгоду из горя своего сына, и мы должны убедиться, что она не причинит никакого вреда.
Я подозреваю, что Лили всегда была проницательна в оценке других. Райан Лэндон оказался прав в том, что в ее поведении есть расчет. То, что она также изучала психологию в Колумбийском университете, только отточило этот природный талант.
– Она не может запугать вас.
– У нее нет ничего, чем бы она могла меня запугать, а Кейну не обязательно знать о ее попытках, так что вы ему ничего не скажете. – Ее тон не терпит возражений. – Заострите внимание на том, как она может повлиять на него в профессиональном плане. А я разберусь с ней лично.
– Вы предпочитаете справляться с подобного рода вещами самостоятельно.
Она изящно пожимает плечами.
– Когда я работаю одна, я знаю, кому можно доверять.
– И теперь вы мне доверяете?
– В том, что вы стоите на страже интересов Кейна, да.
Я вздыхаю, разглядев за этим резким ответом другую, настороженную женщину. Слишком часто внутренняя сила появляется от необходимости, а не от заботы.
– Я здесь, чтобы помочь вам всем, чем потребуется.
– Сосредоточьтесь на Кейне. – Она закрывает глаза и расслабляется, медленно выдыхая, как будто усилием воли подавляет все эмоции, которые могли бы повлиять на нее. – Пожалуйста.
– Как вы думаете, что миссис Арманд сделает с информацией, которая может оказаться опасной? – интересуюсь я, хотя на самом деле мне нужен ответ на вопрос, насколько опасна эта информация.
Она открывает глаза, и этот ярко-зеленый взгляд приковывает к себе.
– Я храню свои секреты, как имена любовников.
Она находится под большим давлением и выпустила пар, поговорив с Райаном. Кто следующий? Рамин или Дариус? Что они будут делать с этой информацией? Что подумали бы акционеры, если бы владелец контрольного пакета акций каким-либо образом стал обузой?
Весьма прискорбно, что семья мистера Блэка представляет собой самую серьезную угрозу его благополучию.
Она вздыхает.
– Независимо от того, узнал Райан об этом первым или нет, он не будет последним.
10
Эми
Я сижу за своим рабочим столом и делаю медленные глубокие вдохи и выдохи. Я всегда терпеть не могла аромадиффузор с эфирными маслами, который стоит в кабинете Алии, но сейчас меня так и подмывает стащить его, пока она обедает. Обычно меня не беспокоят запахи еды, доносящиеся из комнаты отдыха сотрудников, но сегодня кто-то ест что-то чертовски дурно пахнущее.
– Привет. – Кларисса заслоняет дверной проем своей миниатюрной фигурой. Сегодня она полностью придерживается ретростиля: в платье ярко-красного цвета с короткими рукавами и нижней юбкой в оборках. Если бы не ее округлые формы, она выглядела бы как ребенок. – Я собираюсь на обед. Не хочешь присоединиться ко мне?
Я качаю головой и сглатываю желчь.
– Нет, спасибо.
Она подходит к моему столу.
– Ты в порядке? Что-то ты немного позеленела.
Я не могу признаться ей в своих подозрениях – о том, что у меня ломка. Не от алкоголя, а от какого-то наркотика, которым меня накачивали. Если я выскажу такое обвинение вслух, то выставлю себя сумасшедшей, чего и добивается моя свекровь.
Но в сговоре ли Дариус с Алией? Его ложь о договоре вызывает у меня сомнения во всем, что он говорит и делает. И хотя это приводит меня в безумную ярость, я также глубоко уязвлена. Когда же мой брак покатился под откос? Неужели это я все испортила? Видит бог, мои родители послужили отличным примером по части неблагополучных отношений.
В любом случае, всю прошлую неделю я старательно ковырялась вилкой в тарелке и делала вид, что ем. Если у меня и были какие-то сомнения в том, что меня пичкают наркотиками, то теперь они исчезли. Такой тошноты я не испытывала с детства.
– Возможно, я чем-то отравилась, – отвечаю и мысленно похлопываю себя по плечу за честность и расплывчатость. В какой-то момент я утратила способность хитрить, но она возвращается. Я прихожу в себя.
– Или слишком повеселилась вчера вечером? – Она поигрывает бровями и широко улыбается.
Я стискиваю зубы.
– Если бы, черт возьми, но нет. Я прохожу детоксикацию, помнишь?
Выражение ее лица тут же становится серьезным.
– Верно. Я просто пошутила. Хочешь, я принесу тебе что-нибудь? Может быть, имбирный эль? Соленый крекер?
– Да, конечно. Было бы здорово.
– Хорошо. – Она уходит, бросив на меня напоследок вопросительный взгляд.
Я оседаю в кресле, затем, почувствовав спазмы в желудке, выпрямляюсь. Мне знакомы симптомы и ощущения при ломке. Время от времени мои родители бросали пить. Иногда им удавалось продержаться трезвыми несколько месяцев, но безрадостность совместной жизни всегда возвращала их к бутылке. Хаос скандалов и яростного секса был более заманчивым, чем суровая реальность.
Вот почему я отучала себя от бутылки, сократив время, в течение которого позволяла себе пить, а затем постепенно уменьшала градус выбранного мной алкоголя. Крепкие напитки сменились вином, а затем вино перешло в пиво. Я потела, меня трясло и немного подташнивало. Но сейчас… это что-то другое. Я знаю, потому что выпила рюмку водки, чтобы притупить эти ощущения, но в итоге меня только стошнило.
По-научному ли это? Нет. И мне нужны доказательства, чтобы защитить себя. И все ради чего? Ради компании, которую Алия практически уничтожила. Ну в самом деле, насколько это безумно?
Тяжело вздохнув, я оглядываю свой крошечный кабинет. Когда «Сливки общества» были независимыми, мой рабочий кабинет был в четыре раза больше. Мой первый кабинет в «Бахаран-фарма» тоже был больше, но Алия отдала его кому-то другому. Теперь у меня почти детский рабочий стол с одним выдвижным ящиком. Диван превратился в диванчик для двоих. А книжные шкафы заменили открытыми стеллажами.
– Как дела?
Я перевожу взгляд на входную дверь и вижу Рамина, небрежно прислонившегося к косяку. Сердце в груди сжимается и пульс учащается. Он красивый мужчина, но в отличие от Кейна и Дариуса имеет более мальчишеские черты. Ниже ростом, но шире в плечах. Трех братьев можно сравнить с матрешками, и Кейн оказался бы самой большой, поглотившей остальных своих братьев.
Рамин одет в темно-серые брюки и рубашку того же цвета. Галстук у него бордовый, а пиджак, скорее всего, висит на спинке его рабочего кресла. Его волосы немного длиннее, чем у Кейна и Дариуса, что только подчеркивает цвет его голубых глаз, отличительной черты Армандов. Его кривоватая ухмылка очаровательная и в то же время дерзкая. Рамин – директор по юридическим вопросам «Бахаран-фарма», и я понимаю, что он отличный адвокат, но ему тяжело постоянно находиться в тени своих старших братьев. В результате у него развился комплекс неполноценности, который заставляет его говорить и действовать опрометчиво, когда он не уверен в себе.
Вся их семейка чокнутая.
– Ну, знаешь… – Я пожимаю плечами, и тут до меня доносится запах его одеколона. Желудок сводит спазмом, и я сглатываю, пытаясь остановить подступающую желчь, но это невозможно. Отпихнув свое кресло, я падаю на колени и хватаю мусорную корзину.
Следующие несколько мгновений мои внутренности выворачивает наизнанку. Я смутно осознаю, что Рамин собирает мои волосы назад и гладит меня по спине. Наконец приступ рвоты прекращается, и я прислоняюсь головой к длинной выгнутой ножке своего письменного стола. У меня нет сил сопротивляться Рамину, когда он сажает меня к себе на колени и прижимает к своей широкой груди. Его торс под моей щекой, теплая и комфортная стена мышц.
Почему я переспала с ним до того, как вышла замуж за Дариуса? Глупый вопрос. Я знаю почему. Я не могла поверить, что наши с Дариусом отношения были такими идеальными. Не могла удержаться и попыталась все испортить. Не могла заглушить голос, который твердил мне, что я заблуждаюсь, думая, что такой красивый и образованный мужчина, как Дариус, когда-нибудь влюбится и захочет провести со мной всю свою жизнь.
Рамин мог бы стать мне другом, союзником. Сейчас я стараюсь избегать его как можно тактичнее, потому что от одного взгляда на него меня гложет чувство вины. Вот почему я знаю, что, будь я в здравом уме, никогда бы не стала с ним снова трахаться.
– Если Дариус войдет, – слабо бормочу я, замечая закрытую дверь, – он разозлится.
В нескольких шагах от нас находится целый этаж заполненных персоналом рабочих мест, разделенных перегородками, одно из которых принадлежит Кейну. Он считает, что будет лучше, если он откажется от личного кабинета и будет работать бок о бок с рядовыми служащими. Из прежнего кабинета я могла его отлично видеть. Теперь же я вижу лишь кучку несчастных людей, которые знают, что каждое нажатие клавиши и телефонный звонок записываются в целях безопасности.
– Да мне плевать, – отмахивается он. – Теперь тебе лучше?
– Мне хочется забраться в кровать и проспать десять лет. – Может, мне повезет, как Лили, и, проснувшись, я обнаружу, что Дариус управляет «Бахаран-фарма», а мой дом превратился в пентхаус. Если бы мой муж цеплялся за меня так же, как Кейн цеплялся за память о Лили, я бы простила ему все.
– Ты опять пила? – спрашивает Рамин.
– Да пошел ты. – Я пытаюсь отстраниться, но он лишь крепче меня обнимает. – Почему все спрашивают меня об этом? Я заболела, а не пьяна.
Он вдыхает полной грудью.
– Возможно, ты беременна.
На мгновение его слова ошеломляют меня, но потом у меня вырывается резкий смешок.
– Это из разряда невозможного.
– Это не исключено. – Рамин проводит пальцами по моим волосам.
Я снова пытаюсь его оттолкнуть, и когда он сопротивляется, я говорю:
– Запах рвоты вызовет новый приступ.
Он отпускает меня, и, пошатываясь, я поднимаюсь на ноги. Опираясь на стол, обхожу его. Рамин хватает мусорную корзину, завязывает пакет и кладет его в другой. Затем вставляет новый пакет в корзину, бросив на меня кривую улыбку через плечо.
– На случай, если тебе это понадобится.
– Отвали. – Я опускаюсь на диван и прижимаю ладонь ко лбу. Жара нет, но я ведь знаю, что не больна. Мой организм избавляется от всего, что сводило меня с ума. Я терпеливо переживу это, потому что с каждым днем я обретаю все большую ясность ума.
Рамин усаживается на мое кресло и откидывается на спинку.
– Пищевое отравление? Расстройство желудка?
– А тебе-то какое дело?
– Думаю, это очевидно, что мне совсем не все равно, – парирует он, его взгляд становится напряженным от нарастающего гнева.
– Ну конечно.
– Ответь на чертов вопрос! – требует он, резко выпрямляясь.
– Да какое это имеет значение?
– Я имею право знать, если ты беременна.
– Боже. – Я закрываю глаза и откидываю голову на бледно-голубую бархатную подушку. – У тебя нет никаких прав на что-либо, связанное с моей маткой или любой другой частью меня.
– Я никогда не пользовался презервативами с тобой.
Это заявление словно удар под дых. А я-то думала, что моя жизнь не может стать хуже.
– У меня внутриматочная спираль, Рамин. И озабоченный муж.
– Почему, когда я не трахаю тебя, ты ведешь себя как стерва?
Я поднимаю голову и смотрю на него, прищурившись.
– Я понимаю, что для тебя это новость, и, нужно признать, мои действия говорят об обратном, но я ненавижу изменщиков. Я ненавижу себя за измену. Для меня важна моногамия.
– Ты никогда не хотела этого брака, Эми, и это смягчающее обстоятельство. – Рамин пристально смотрит на меня своими невероятными голубыми глазами, его квадратная челюсть напряжена.
– Серьезно? – Я качаю головой. – Я отчаянно хотела выйти замуж за Дариуса. Я ничего так сильно не хотела.
– Чушь собачья. Невесты не соблазняют своих будущих деверей, если они любят своего жениха.
– Соблазняют, если у них не все в порядке с головой. У меня настолько огромный груз прошлого, что им можно забить целый склад.
– Или, быть может, ты втайне понимала, что должна выйти замуж за меня.
У меня отвисает челюсть.
– Ну, не будь так удивлена, Эми. Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь.
– Нет, на самом деле не знаю. Нет… – Я поднимаю руку. – Ничего не говори. Рамин, мы должны держать себя в рамках. Ты ведь не хочешь быть тем парнем, который предает своего брата.
– А почему бы и нет? Что он вообще для меня сделал?
Я пристально смотрю на него.
– Откуда мне знать? Но мы совершаем добрые поступки не ради выгоды. Мы поступаем правильно, потому что мы хорошие люди.
– Ты действительно сама не своя.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Забудь. Я просто пытался пошутить. Слушай… ты тоже что-то чувствуешь ко мне. Просто боишься признаться в этом. Дариус не тот, кто тебе нужен. И никогда им не был. Как думаешь, почему я включил тот пункт в договор?
– Я не могу обсуждать это прямо сейчас, – говорю я в основном себе, потому что меня снова начинает тошнить.
– Мы обсудим это, потому что я устал от этого дерьма. – Он отодвигается от моего стола, встает и отворачивается к окну, уперев руки в бока и предоставив отличный вид на свою упругую задницу. Он мог бы заполучить любую женщину. Неудачно, что он зациклился на мне. – Если бы ты оставила меня в покое после того первого раза, – продолжает он, повторяясь, – нас бы здесь сейчас не было. Я намеревался отпустить тебя после твоей свадьбы. Но потом ты заявилась на пороге моего дома.
– Рамин… Очевидно же, что я вела себя не так, как обычно. В смысле, ну да… Уподобляться доктору Джекиллу и мистеру Хайду не совсем нормально! – Массируя пальцами виски, я пытаюсь унять нарастающую головную боль.
Он поворачивается лицом ко мне.
– О чем ты говоришь?
Я поджимаю губы, чтобы не ляпнуть правду. Арманы ссорятся между собой, но с внешними угрозами справляются единым фронтом. Я не уверена, что Рамин поверит мне или защитит меня.
– Мое употребление алкоголя вышло из-под контроля.
– Да, мы все это заметили. Ты несчастлива с Дариусом и…
– Я была счастлива! – рявкаю я. – Я не знаю, когда это изменилось и почему, но я хотела, чтобы мой брак был счастливым.
– Эми, я люблю тебя!
На какую-то долгую ужасную минуту я теряю дар речи.
– Ты что, издеваешься надо мной? Это совершенно не смешно.
Но он не сверкает своей дерзкой улыбкой и не смеется. Его лицо покрывается пятнами от ярости, и до меня доходит вся жуть и безумие реального положения дел.
– И это все, мать твою, что ты можешь сказать, когда я говорю, что люблю тебя?
– Говори тише! Ради всего святого, мне не нужна еще одна сцена на работе.
Его хмурый взгляд настолько свиреп, что напоминает мне Кейна.
– Так вот о чем ты беспокоишься? А как же я?
Боже мой. Вот так ирония. Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не разразиться истерическим смехом. Опять. Уже несколько дней я нахожусь на грани истерики. Бывает же такое, я обманывала себя, думая, что Кейн – это моя конечная цель, в то время как Рамин думал то же самое обо мне. Мы оба полные извращенцы, мечтающие о несбыточном и явно губительном для нас самих.
Я быстро меняю тему:
– Рамин, можешь пояснить мне другой пункт договора. Согласно которому Дариус получает контроль над «Сливками общества», если я не смогу управлять компанией.
Это условие утешало меня, когда я подписывала договор, и еще три дня назад. Однако теперь это повод манипулировать мной.
В его взгляде мелькает замешательство.
– В твоей компании не было четкой иерархии власти. Важно было указать кого-то, кто бы заботился о твоих интересах в случае, если бы ты потеряла дееспособность.
– Так ты хочешь сказать, что оказал мне услугу?
Он скрещивает руки на груди, его бицепсы напрягаются от этого движения.
– Должна же быть какая-то структура.
– Ладно, – фыркаю я.
– Эми, что происходит?
Я прищуриваюсь.
– Я не могу тебе сказать.
– Кто еще переживал бы за тебя так, как я? – возражает он.
– Я никому из вас не доверяю. – Я снова сглатываю подступающую к горлу желчь и смотрю на то место, где когда-то стояла тележка с напитками. Как ни странно, но при мысли об алкоголе у меня скручивает желудок, поэтому я отвожу взгляд и осматриваю предметы, выставленные на открытых полках.
Я задерживаю взгляд на нашей с Дариусом фотографии в рамке. Это профессиональный снимок, на котором я сижу в кресле в кремовом деловом костюме от Шанель, а Дариус стоит за мной в черном костюме и подходящей к нему синей рубашке и галстуке. Это образ крепкого союза, и я так долго считала его предзнаменованием грядущих событий.
– Кого ты имеешь в виду? – Рамин обходит мой стол. – Адвокатов? Мужчин?
– Армандов.
Он опасно прищуривается.
– Я не позволю, чтобы обо мне судили по поведению моих братьев. Я не такой, как они.
В его небесно-голубых глазах появляется холодный блеск. Неожиданно мое представление о нем меняется, и я чувствую, как меня пробирает дрожь откровенного страха. Да, он ниже Дариуса и Кейна, но гораздо крупнее меня. И сейчас показывает себя с той стороны, которую я никогда раньше не замечала.
Внезапно пот, покрывающий мое тело, вызывает озноб.
Я делаю медленный глубокий вдох, затем так же медленно выдыхаю. Мысли мечутся в голове.
– Если я найму тебя как своего адвоката, все будет конфиденциально, верно? Ты не сможешь никому рассказать о том, что я тебе скажу?
– Эми… – Он закрывает глаза и проводит ладонью по лицу. – Я никому не рассказал бы твои секреты. Не потому, что адвокат, а потому, что ты женщина, которую я люблю.
Он произносит слова с такой уверенностью, что мой страх усиливается. Если он убежден, что любит меня, то у меня возникает еще одна серьезная проблема.
– Даже если речь идет о твоей семье?
– Ты тоже моя семья, – отвечает он, черты его лица смягчаются. – И не потому, что ты замужем за Дариусом, а потому, что ты женщина, которая, я надеюсь, скоро станет моей женой.
– Господи, Рамин. – Мой пульс учащается от охватившей меня паники. Это чертова катастрофа. Стоит ли удивляться, что я теряю рассудок, когда меня окружают сумасшедшие люди? Как же я с самого начала не поняла, что все Арманды больные на голову?
Он опускается на край моего стола.
– Что ты хочешь мне рассказать?
Мне нужен союзник. И если это будет адвокат, обладающий инсайдерской информацией, это ведь хорошо, верно? Или это ведет к конфликту интересов?.. Голова просто раскалывается, пока я пытаюсь разобраться во всем этом.
– Меня накачивают наркотиками, представляя сумасшедшей, чтобы этот пункт вступил в силу и я потеряла контроль над своей компанией.
Он долго и пристально смотрит на меня, затем моргает.
– В какой-то момент твоя мать, должно быть, узнала о пункте договора с условиями выхода или она всегда о нем знала. Понимая, что я могла выйти из совместного бизнеса вместе со «Сливками общества», она решила использовать в качестве оружия условие о недееспособности. – Я привстала, но комната немного покачивается, поэтому остаюсь сидеть. – Дариус говорил мне, что работает над тем, чтобы вернуть мне «Сливки общества». Он ведет себя так, будто это сложно и много работы, поэтому требуется время. Либо он в сговоре с твоей матерью, либо моя экономка Гризельда работает на нее. В конце концов, именно твоя мать нашла ее для нас, ведь я, очевидно, не способна сама позаботиться о Дариусе. Алия проводит рядом со мной недостаточно времени, чтобы нести прямую ответственность.
– Эми… – Рамин делает медленный глубокий вдох, как будто собирается с духом. – Возможно, он не так хорошо знает договор. Или, может быть, подозревает, что ты собираешься его бросить, и пытается выиграть больше времени, чтобы все уладить. Ты не можешь…
– Не надо говорить мне то, что я и так знаю. Он солгал мне в лицо про пункт о выходе из бизнеса. Как и твоя мать.
– Хорошо. Расскажи мне, что ты знаешь.
– Я теряю счет времени. Дариус и твоя мать говорят мне, что я ошибаюсь в том, что помню. Из дома пропадают вещи. Предметы декора перемещаются – картины, безделушки.
Он трет шею.
– Эми, ты пьешь… Много.
Я прищуриваюсь.
– Я ведь только что это сказала. Но если я подшофе, это не значит, что у меня никудышная память.
Мне хочется сказать ему, что приличный парень вызвал бы мне такси, если бы я заявилась на пороге его дома явно нетрезвой. Но я боюсь настроить его против себя.
– То, в чем ты обвиняешь Дариуса, является преступлением, – произносит он медленным осторожным тоном. Немного снисходительным. Арманды – знатоки в том, как использовать этот тон для пущего эффекта.
– И?
– И хотя я знаю, что Дариус тебе не подходит, он никогда не стал бы намеренно причинять тебе вред.
От этого мне не должно быть легче, и я знаю, что у меня не все в порядке с головой, раз допускаю такое. Я не хочу верить, что мой муж мог бы сделать со мной что-то ужасное, но, возможно, мог, если бы полагал, что это поможет нам быть вместе. И все же…
– Если бы он любил меня, то вытащил бы нас отсюда.
– Ты его любишь? – резко спрашивает он.
В последние несколько дней я задавала себе этот вопрос миллион раз. Я так долго не могла ясно мыслить, что теперь уже не уверена в своих чувствах ко всему происходящему. Сейчас я лишь знаю, что неожиданным образом сюда теперь замешаны чувства Рамина, и в этом моя вина, пусть даже в конечном итоге я не несу за это ответственность.
– Трудно кого-то любить, когда в настоящий момент я сама себя не люблю.
Он выглядит удивленным, затем удивление сменяется на сочувствие.
– Все, что тебе нужно сделать, это уйти, – тихо советует он. – Я прослежу, чтобы все документы были оформлены быстро. Ты можешь остаться со мной, или мы можем не торопиться.
Я в ужасе смотрю на него. Его упорное нежелание понять то, что я ему говорю, граничит с безумием. Я не могу это понять, потому что он помнит обо мне такие вещи, которых не помню я, и я боюсь быть резкой, потому что он и так едва себя контролирует.
– Напомни мне, – я откашливаюсь, потому что во рту все пересохло, – что мне положено по брачному договору, если я просто уйду.
Поджатые губы Рамина являются ответом на мой вопрос еще до того, как он начинает говорить:
– Без ребенка не так уж много. Но я могу позаботиться о тебе.
– Мне надоело, что обо мне заботятся! – От досады я сжимаю руки в кулаки.
– Когда ты последний раз встречалась со своим психотерапевтом?
– Хочешь сказать, что я сумасшедшая?! Это уже чересчур! – возмущаюсь я.
– Не психуй. Ты сказала мне, что подозреваешь мою мать и, возможно, моего брата в том, что они пытаются обвинить тебя в неуравновешенности, и надеешься оспорить брачный контракт. Было бы разумно предварительно подтвердить твое нормальное психическое состояние, регулярно посещая психотерапевта.
– А. – Я оценивающе смотрю на него в поисках любого признака того, что он мной манипулирует. – Да, это хорошая мысль. Не так давно. Я просто была занята, возвращаясь в рабочий ритм.
Правда в том, что я не помню, как давно была у психотерапевта. Дни перетекали в недели. Как долго мое состояние ухудшалось? Когда в последний раз я чувствовала себя счастливой, в безопасности и в здравом уме?
Почему я не задавалась этими вопросами?
Рамин смотрит в пол и кивает, погрузившись в свои мысли. Я надеюсь, что он начинает понимать, о чем я говорю. Молчание затягивается. Я закрываю глаза и сосредотачиваюсь на дыхании, стараясь прогнать сильную тошноту, которая усугубляется из-за растущего беспокойства.
Дверь в мой кабинет резко распахивается, и, вздрогнув, я открываю глаза и вижу Дариуса, который сжимает дверную ручку с грозным выражением на красивом лице.
– Почему дверь закрыта? – рявкает он, свирепо глядя на своего брата. Затем принюхивается. – И почему тут воняет рвотой?
Испугавшись, что Рамин может сказать что-то, чего не следует, я выпаливаю первое, что приходит на ум:
– Кажется, у меня токсикоз.
Мой муж замирает, потрясенно уставившись на меня, а затем преображается. На его хмуром лице появляется едва заметная улыбка изумления.
Продолжит ли он накачивать меня наркотиками, если будет думать, что я ношу его ребенка?
Я улыбаюсь в ответ, когда он присоединяется ко мне на диванчике. Он заключает меня в объятия, как будто я драгоценная и хрупкая вещь. С растущим волнением он говорит об анализах и врачах, и на мгновение я заражаюсь его энтузиазмом.
Затем ловлю на себе суровый, решительный взгляд Рамина и чувствую страх.
