Кровавая шутка – Шолом-Алейхем

Первый опыт знакомства с автором. Очень сожалею, что не обратилась к нему раньше! Очень красивый язык и тонкий юмор!

Пролог прост и понятен. Два гимназиста-выпускника – Попов и Рабинович – заключаются пари, что ровно год проживут под фамилией друг друга, чтобы понять – как оно быть другим человеком. Попов в одночасье стал евреем, с необходимостью правожительства, с чертой оседлости, с нормами поступления в университет. Рабинович же, кажется, попал в сказку наяву. Его ни от куда не гонят, везде привечают, а в университет на раз-два поступил. Все бы ничего, но тут произошло убийство мальчика Володи, которое было решено «квалифицировать» ка ритуальное убийство христианина для получения крови для мацы (да, такое дело было и в реальности, и даже не одно!). И что тут началось!

Конечно, это книга, поэтому в целом исход хороший, но в реальности было бы все по-другому. Только вот не могла отделаться от одной мысли – все события были накануне Первой мировой войны и назревающей революции. Если предположить, что она героя не погибли бы на фронтах, на одной ли стороне баррикады встретились ли они в Гражданскую?

Книгу отличат очень тонкий юмор, бережное отношение и к евреям, и к христианам. Хотя автор иной раз очень резко сатирически изображает своих героев.

«Почему евреи всё время жалуются на свою судьбу», – спросил Алёша Попов и сделался на год Рабиновичем. Принц и нищий по-взрослому и в декорациях «кровавого навета». Как же сложилась жизнь бывшего Попова и бывшего Гершки? Сначала автор обстоятельно описывает целый год жизни свежеиспеченного Рабиновича. Этот барчук и в ус не дует, даже представления не имеет о евреях, проживающих с ним на соседней улице. Да не конкретно о ком-то, а в целом. Например, тот факт, что евреи вообще-то не проживают в данном городе, так как им категорически это запрещено. Запрещено учиться в школе, запрещено поступать в университет… Ну допустим, у юноши другие интересы к двадцати годам, чем разыскивать еврея на улице, а потом вопрошать, почему же он ни одного не нашел (или нашел так мало). Зато иметь представление о том, что евреи вполне обычные люди, как и православные, имеющие заветы типа не убей, не обмани и так далее, приличный человек из семьи губернатора мне кажется просто обязан. Так бывший Попов то и дело удивляет своих собратьев-евреев абсолютным незнанием порядков. Выказывая крайнюю неосторожность, не свойственную евреям вообще и Украины в частности. Ситуация близка к фантастической, когда дело доходит до того, что Рабинович объявляет о своем полном незнании языка (ни иврит, ни даже идиш).Автору очень хорошо удалось изобразить насколько далеки люди от представления о своих соседях. Причем таким образом, что явно видно насколько коренное население дремучее и необразованное. В то время как даже простой еврей-башмачник умеет не только читать на русском, идиш и украинском, но и мыслить. Отсутствие же извилин может привести к ужасным последствиям, к которым и приведет нас сюжет. Ко всем своим неприятностям бывший Алёша относится играючи легкомысленно. Даже на скамье подсудимых он ни разу не испытал страха. Это опять же говорит о полной бездумности русского характера.Тем временем бывший Гершка Рабинович устроился в университет, а также и репетитором к богатому помещику в дом. В его случае тоже никто особо не удивляется почему барин Попов так странно себя ведет – собак боится, на лошадях ездить не умеет, дает платные уроки ну и так далее. Картина его новой жизни плюс ко всему содержит сцены обсуждения еврейства. Среди гипотез опять же преобладают разные варварские представления. А барышни так вообще открыто объявляют, что евреев боятся. Причем это мнение образованных людей – хозяев и гостей господского дома. Узнав о событиях, послуживших основой романа, я немного почитала о том откуда ноги растут. Чудовищно не то, что «кровавый навет» расцвел в Средневековье, а то, что по сей день есть люди, убеждённые существовании подобного обряда. И именно в тех местах, где исторически сложилось, что плотность еврейского населения высокая, именно там сейчас живут и размножаются особи, которых в разные времена называли то варварами, то нацистами, то монархистами. Сейчас же им одно название – дураки, выражаясь литературно.

«Поменялись как-то местами еврей и русский…»

– Минуточку! – возопил еврей. – Уточните, пожалуйста, о каких именно местах идет речь!

– С евреем? – удивился русский. – Это что еще?

«Это не анекдот. Это произведение Шолом-Алейхема „Кровавая шутка“.

– А там упоминается «Слово о полку Игореве»? – спросил русский.

– Шолом-Алейхем! Как же, как же,– обрадовался еврей. – Прекрасное дореволюционное издание, всегда скидки для своих!Весьма может быть, вполне вероятно, и не исключено, что я пишу именно о них. Да-да. О них самых. Как вы и думали. Не смею, казалось бы, не правда ли? О ком? О евреях? Ну, что вы! С чего вы, собственно, взяли? Это был вообще не я. Я молчал уже целую вечность. Со времен второго пришествия. Не верите? А вам и не нужно верить. Это придется доказать. Естественно, не могу я этого так оставить. Так, чисто по-человечески, не включая бездушную машину закона, сами подумайте – зачем мне это нужно? Я сам еврей? Ну, еврей я, еврей! Естественно еврей! Разумеется не еврей! Я что – похож на еврея? Похож? А с этой стороны? Тоже похож? Ну, знаете, вам не угодишь! Прекратите свой имперский антисемитизм! Почему меня это волнует, если я не еврей? Мало ли почему. Из принципа! Город Принцип, где жили все евреи России еще до революции, славился своею фиктивностью. Там не было номеров домов, не было особенного производства, не было лиц иной национальности. Каждый житель в любой момент был готов взять в руки чемодан, стоящий посреди прихожей, и выехать в неизвестном направлении. Не припоминаю классического автора, чьи тексты были бы настолько ласковыми. Чтение проскальзывает незаметно, за кажущейся легкостью, легкодоступностью, даже легкомыслием скрывается многовековая мудрость, многовековое понимание процессов и, нужно признать, многовековые обиды. Последнее, впрочем, для литературы подобного вида, не так часто и прорывается наружу. История интересная, хотя и надоедливая. Простая, но имеющая необъятные перспективы для размышлений. Грустная, но с интеллектуальным юмором. Кроме всего прочего это понятная и очень доступная экскурсия в еврейский мир. Как справедливо замечает один из героев, «евреи – это не нация. Это идея.» В произведении множество уровней понимания, кто-то найдет в нем развлекательный роман, кто-то национальную трагедию, кто-то интересную игру ума. Если Шолом-Алейхема рано еще записывать в любимые авторы, то продолжить с ним знакомство, определенно, стоит.Чудесный в своей нелепости сюжет. Если бы на месте русского был американец или, скажем, англичанин, то подмены вообще бы никто не заметил. Шолом-Алейхем, правда, делает упор совсем не на личность, а на среду, ибо считает ее первопричиной, так как именно среда несет собой четкий и чугунный отпечаток менталитета. Жаль, конечно, предвкушал я терзания русского дворянина, которому бы действительно пришлось зарабатывать копеечку репетиторством. Кусок черствой корки хлеба, натертой чесноком, вскрыл бы дополнительно множество глубинных смыслов, придал бы произведению еще одну реальность, хотя и в отстраненности его не упрекнешь, об огромные подводные камни герой бы постучал трудовыми мозолями. Так же, как и еврею, можно бы было поставить в обязанность заводить друзей. Автор поместил героев сразу в нужную среду, но сохранил им личные финансовые возможности, что вполне логично, но менее интересно. Если уж меняться местами, то абсолютно во всем. Представляю скромного еврея, который вдруг начинает утопать в роскоши – какой потенциально богатый этюд. Ну, да ладно, чего это я скулю, с этой задачей все равно одному автору не справиться. А Шолом-Алейхем, нужно сказать, человек совсем не унылый, занудный, заумный – напротив, живой, веселый, с гибкой фантазией.Тем не менее, хотел бы сравнить еврея с русским применительно к «Кровавой шутке», хотя и оставив в стороне тот факт, что у Шолом-Алейхема они предсказуемо друг на друга похожи. Сопоставлять придется менталитет, обличенный в среду. Общая черта у героев есть, как это ни странно, и это терпение. Не зря народам присвоены такие характеристики как «многострадальный» или «живучий». Второе предполагает много иного, но включает в себя первое. Эмоциональная задушевность русского совсем не соответствует холодному рассудку еврея. Эти вещи скорее взаимоисключающие, поэтому, заменив одну на другую в своем произведении, автор по сути попытался препарировать менталитет. Вывод, к которому пришел в итоге Шолом-Алейхем, более чем сто лет назад – если еврей может быть русским, то русский не может быть евреем. И дело здесь даже не в создавшихся условиях, а в психологии нации. Если вернуться к вышеозначенным характеристикам, то деловой подход еврея вытесняет все душевные наработки русского. Не потому, что сильнее, а потому что более значимо для народа. В данном случае основным качествам еврея следовало бы противопоставить что-то другое. Но главный вопрос – нужно ли это вообще?