Наталья Шнейдер Клиника на Змеиной Горе

38

Берт возмущенно вытаращил глаза, Грейс с Лансом переглянулись, улыбаясь. Нашелся. Живой, а ворчание можно пережить.

И все же заметили Грина они, лишь когда едва не наступили на него. Словно специально желая затруднить поиски, старик надел полевую форму разведки боевых магов.

На самом деле, конечно, он не собирался усложнять другим жизнь – по крайней мере не больше обычного. Просто такая одежда действительно была самой удобной для похода в лес: обработанная специальной пропиткой ткань не пропускала воду, а сетка нитей-артефактов держала температуру. В полевой форме можно было с равным удобством провести день в пустыне или проспать ночь в сугробе. А что мимо одетого в такую форму разумного можно пройти в десятке шагов, не заметив его, – лишь дополнительная приятная мелочь.

Правда, сейчас даже уникальная одежда не спасла Грина от грязи: обычно щеголеватый маг был покрыт ею от лба до носков, причем больше всего почему-то досталось животу, а не спине. Но не это заставило Грейс тихо ахнуть, а нога, распухшая так, что натянулась штанина, голень, изогнутая под неестественным углом. Бурый от запекшейся крови и грязи носовой платок, служивший повязкой, топорщился, словно что-то подпирало его изнутри.

– Не смотрите на меня так, юноша, – проворчал Грин, когда Ланс присел над ним. – Свалиться в овраг и сломать ногу – не преступление.

Ланс едва удержал рвущееся с языка: «Ползти по лесу с открытым переломом, толком его не перевязав, – преступление!»

Видимо, когда старик, споткнувшись, полетел в овраг, ступня застряла в коряге, и источенные возрастом кости не выдержали – впрочем, в подобных ситуациях они и у молодых бы не выдержали.

Что мешало Грину запустить тот же огнешар в вечерних или утренних сумерках?! Учитывая, что большинство горожан вставало затемно, вспышку бы непременно увидели. Не потеряли бы столько времени.

Видимо, Ланс не справился с лицом, потому что Грин передернул плечами:

– Думал, сам выберусь. Ошибся.

– Где ж вы овраг-то нашли? – проворчал Берт. – Далеконько отсюда до оврага.

– Не думаешь ли ты, деточка, что я сел и стал ждать, пока меня отыщут? – фыркнул маг.

Вот, значит, почему живот, грудь и даже лицо в грязи, а спина относительно чистая. Полз все это время, преодолевая боль и слабость. Да уж, при всех его недостатках силе духа бывшего боевика можно было позавидовать.

Если бы не открытый перелом.

– Сам ты деточка! – огрызнулся Берт.

– Хватит! – остановил Ланс назревающую перепалку.

Размотал повязку, разрезал штанину и мысленно выругался.

– Я пытался промыть и обеззаразить, но, кажется, толку вышло мало, – проворчал Грин.

Да уж, мало – это мягко сказано. Рана словно вывернулась наружу, ткани посерели, как будто их проварили в кипятке, красноты, характерной для воспаления, вовсе не было, наоборот, кожа казалась бледной, с отчетливым синеватым отливом. Ланс осторожно надавил рядом с раной – под пальцами словно снег захрустел. Боевой маг вскрикнул, а Рик отшатнулся, зажимая нос, – запах от раны был невыносим даже для человека.

– Ну и чего вы смотрите, точно баран на новые ворота, юноша? – проворчал Грин. – Давайте заживляйте это безобразие, и пойдем домой. Надоело ползать на брюхе, будто гаду какому.

Ланс оглянулся на парней:

– Рик, можешь найти взрослых, кто поможет сделать носилки и донести мэтра Грина до больницы?

– Да мы сами сделаем.

Берт снял с пояса здоровенный нож и шагнул к молодой березке.

– Сделаете, но не донесете.

Парням лет четырнадцать, и заставлять их нести взрослого мужчину было бы неправильно.

– Сейчас я приведу. – Рик потрусил в лес.

– Это еще зачем? – возмутился Грин. – Срастите рану, и я сам прекрасно дойду.

Ланс покачал головой:

– Боюсь, все не так просто. В рану попала земля, а в земле обитает множество опасных…

– Что ты со мной как со слабоумным разговариваешь! Скажи прямо, что не так?

– Из земли в рану попали возбудители гангрены.

Грин выругался.

– Во дает! – восхищенно присвистнул Берт. – Мэтр, а можно еще раз, я бы запомнил.

Мэтр выдал на бис.

– Держите себя в руках, здесь дама, – одернул его Ланс.

Грин фыркнул:

– Можно подумать, та шваль, с которой вы обычно возитесь, ей стихи читает.

Ланс переглянулся с женой. В их кругу подобные выражения в присутствии женщины недопустимы. Даже для надменного мага это перебор, но яды, выделяемые бактерией, влияют на мозг. Старик сейчас просто был не в себе.

– Сейчас я постараюсь уничтожить инфекцию и уменьшить воспаление, – сказал Ланс. – Но потом нужно будет удалить омертвевшие ткани, сопоставить кость. Зашивать рану нельзя, пока мы не удостоверимся, что справились с возбудителем инфекции: без воздуха условия для гангренозной палочки станут идеальными. И только когда я в этом удостоверюсь, наложу швы и запущу регенерацию мягких тканей. Вам все понятно, мэтр Грин?

– Ясно, чего тут неясного, – проворчал маг. За время их короткого разговора, казалось, из него ушла изрядная доля жизненных сил. Лицо побелело и заострилось, на лбу появилась испарина. – Ногу хоть не оттяпаете?

– Мы сделаем все, чтобы ее сохранить, – заверил его Ланс, принимаясь за работу. – И я пошлю кого-нибудь в Высокие Соколки за противостолбнячной сывороткой. Надеюсь, у лекаря она есть.

– Час от часу не легче. – Грин снова выругался.

– Столбняк обычно развивается не так быстро, – успокоил его Ланс. – Надеюсь, успеем. В любом случае вы будете под наблюдением, и даже если сыворотки не найдется, мы сумеем принять меры до того, как станет слишком поздно.

– Все готово, господин Мон, – сказал Берт.

Вдвоем они переложили мага на импровизированные носилки, сделанные из двух жердей, веток и переплетений веревок. Подоспевшие господин Тоби и старый Ник подхватили носилки и понесли пострадавшего в город.

39

Если бы старый ворчун знал, чего Лансу стоило спасти его ногу! Операция затянулась надолго: гангрена развивается стремительно, а сердце, отравленное токсинами, то и дело сбоило. Я поддерживала его ритм и дыхание магией, а муж осторожно и медленно удалял омертвевшие ткани слой за слоем. Но маг спал под действием зелья и ничего не чувствовал. «Живой, разумный! – мысленно усмехнулась я, глядя на мэтра Грина – его лицо оставалось суровым и строгим даже во сне. – И чрезвычайно зловредный».

Наконец Ланс срастил кость магией.

– Грейс, спасибо, дальше я сам. Осталось только поставить дренаж и наложить повязку. Иди отдохни.

Я действительно устала: как вышла из дома, так и не присела ни на минуту. Покинув операционную, я рухнула на стул и стянула с головы косынку. Ничего, посижу, приду в себя и заварю нам с Лансом крепкого чая.

Дверь, ведущая на лестницу, распахнулась, и влетел Ник. Вот уж кого не ожидала увидеть! Неужели обеспокоен судьбой брюзги Грина? Жители, участвующие в поисках, с облегчением разбрелись по домам, как только мэтр оказался под нашей опекой. Не припомню, чтобы мальчишку и старого мага связывали дружеские отношения, но на всякий случай сказала:

– С ним все будет хорошо. Неделя – и уйдет из больницы на своих двоих.

Ник удивленно заморгал.

– Мэтр Грин, – объяснила я. – Нога на месте.

Ник обескураженно смотрел на меня, а у меня в груди начал расползаться холод. Вовсе не пожилого мага он пришел проведать!

Вскочила – и откуда вдруг силы взялись!

– Глория?

Мальчишка безмолвно закивал и снова вынырнул за дверь. Я поспешила следом, но у самого порога столкнулась с госпожой Нериной. Телохранительница несла на руках бледную Лори. Мою девочку, которая только утром была беззаботна и счастлива. По тому, как малышка смотрела вверх широко распахнутыми глазами, я немедленно поняла, что приступ повторился.

Всего лишь на мгновение меня захлестнула паника: так страшно видеть свою дочь, которая из жизнерадостной и веселой девочки превратилась в подобие застывшей статуэтки. Но я тут же задавила в себе страх: я нужна Лори!

– Где господин Мон? – спросила госпожа Нерина, увидев, как я вздрогнула и закусила губу. – Давайте позовем его.

Она волновалась, что я не справлюсь. Нет уж, справлюсь!

– Господин Мон занят, заканчивает операцию, – сказала я как можно спокойнее. – Пойдемте со мной.

Мы уложили малышку на постель, я поставила ширму, отгородив ее от остальной палаты, и попросила оставить нас наедине. Встала на колени рядом с кроватью и взяла холодные ладошки дочери в свои, вливая по капле магию. Увы, больше ничего сделать нельзя. Только ждать и надеяться, что приступ пройдет сам собой, как в первый раз.

Минуты бежали, а Лори не шевелилась. Почему же так долго? Или это только кажется? Скорей бы Ланс освободился! Мы ничего не сумеем сделать даже вдвоем, но мы сможем поддержать друг друга.

Губы Глории шевельнулись.

– Идет за мной… – прошептала дочь.

– Тварь! – крикнула я, поднимая голову к потолку, будто там, среди трещин на побелке, могла разглядеть отвратительное красноглазое рыло. – Тварь! Оставь ее в покое!

Нервы все-таки не выдержали: я ведь понимала, что это бессмысленно, морос меня не слышит. Он не слышит никого, кроме Глории, а та может невольно выдать наше убежище.

– Я не знаю… – проговорила меж тем Глория.

Из уголка глаза выкатилась слезинка и побежала по щеке. У меня сердце перевернулось. Моя девочка!

– Не смей ее трогать! – взывала я.

– Я не знаю! Не знаю! – закричала Лори, выгибаясь дугой. – Не надо, не надо! Мне страшно!

Оцепенение слетело с Глории, она билась и металась на кровати. Я придавила ее своим весом, стараясь удержать голову: малышка могла разбить ее о деревянное изголовье.

За спиной послышался скрежет отодвигаемой ширмы, шаги, и твердая рука легла мне на плечо.

– Грейс, я возьму ее, – сказал Ланс.

Я отодвинулась, и муж подхватил Лори на руки, сжал в крепких объятиях, баюкая. Глория еще какое-то время металась, но потом вдруг обмякла, повисла тряпочкой. Ее глаза закрылись. Неужели все? Опасность миновала и можно вздохнуть спокойно?

– Я… попью воды, – проскрипела я осипшим голосом.

Кивнула госпоже Нерине, которая с облегчением кивнула в ответ.

– Я посадила Ника в комнате дежурного. Наверное, мальчишке ни к чему видеть…

Она осеклась.

– Да, вы правы. Я скажу ему, что с Лори все будет хорошо.

Как раз и чайник поставлю: горячий чай сейчас никому не помешает.

Ник, сгорбившись, притулился на стуле, вертел в руках какой-то листок. Услышал шаги и вскинул испуганные глазенки.

– Что-то Лори совсем разболелась!

– Да, малыш, но ей уже лучше.

– Вы же целители! Почему вы ее не вылечите? – обиженно воскликнул он.

Что я могла на это ответить! Присела рядом и погладила Ника по растрепанным волосам.

– Что это у тебя? – спросила я, кивнув на листок, стараясь отвлечь от грустной темы.

– Лори подарила на память. Это рисунок. Она здорово рисует, я никогда не пробовал. Даже не думал, что можно так рисовать. Смотрите, бабочка, щеночек… Она и меня обещала научить потом…

Бабочка? Щенок? У меня сердце подскочило в груди.

– Ник, можно я посмотрю? – Я протянула руку к бумаге, но мальчишка отдернул драгоценный подарок. – Я верну тебе его потом, обещаю. Понимаешь, это очень важное письмо.

Ник недоверчиво смотрел на меня: не хотел отдавать свое сокровище. Понятно, почему и Лори соврала, маленькая лгунишка: она не потеряла письмо, а подарила другу. Ведь подарки не забирают!

– Оно поможет вылечить Глорию! – сказала я.

Ник тут же сдался, протянул мне измятый лист.

– Если так, то держите!

Я перевернула рисунок, боясь ошибиться, но сразу с облегчением выдохнула, узнав почерк Белинды. «Дорогие Ланс и Грейс, – писала она. – Мне невероятно жаль, что ваш знакомый столкнулся с этой чудовищной тварью. Я собрала все сведения, какие нашла. Увы, их не так уж много…»

40

В своем письме к Белинде Ланс умолчал о том, что морос преследует нашу дочь – мало ли в какие руки могут попасть важные сведения, – но эльфийка сама обо всем догадалась. В лаконичных строчках, содержащих факты, нет-нет да проскальзывало ее беспокойство и забота: Белинда знала, что письмо разорвет наши сердца, и как могла смягчала удар.

Я аккуратно сложила лист, встала, зажгла маленькую плитку, работающую на артефакте, поставила греть воду. Все делала механически, а в голове слышала голос Белинды, доброжелательный и уверенный, как у любого целителя, даже если он вынужден сообщить пациенту страшные вести.

Я расставила чашки, высыпала в заварочный чайник смесь трав, не замечая, что по лицу струятся слезы. Хорошо, что я стояла к Нику спиной. Но он все-таки догадался: этот мальчишка умел считывать эмоции по одному взмаху ресниц. Жаль, что магии в нем нет ни капли: из Ника вышел бы неплохой целитель.

Он тихонько подобрался ближе, подлез под руку – я от неожиданности чуть не ошпарила его кипятком. Только ожогов нам сейчас не хватало!

– Вы грустная, – сказал он.

– Есть немного…

– Это письмо вас расстроило?

Я пожала плечами, не в силах отвечать: боялась, что не выдержу и разрыдаюсь при ребенке. Ник дотронулся до моей руки кончиками пальцев, погладил едва ощутимо, словно бабочку по трепещущим крыльям.

– Не плачьте, все обязательно будет хорошо!

Я выдавила из себя улыбку и поставила перед Ником голубую фарфоровую чашечку с васильком – любимую чашку Глории. Она торжественно вручила мне ее в день открытия больницы: «Пей из нее кофе или водичку и думай обо мне, если не получится прийти домой на обед!»

Ник отхлебнул ароматного напитка, посетовал, что не хватает меда для сладости, потом сделался серьезен и сказал:

– Я никому не дам Лори в обиду!

Маленький защитник! Если бы ты только знал, какая беда идет за нашей девочкой!

Я не стала ничего рассказывать Лансу сейчас, в больнице: не хотела, чтобы что-то нас отвлекло, да и лишние уши ни к чему. Мэтр Грин пришел в себя после операции и уже пререкался с Улой, которая пришла присмотреть за выздоравливающим.

– И почему всякие высокородные иногда такие непроходимые тупицы? – вопрошала гоблинша, вперив взгляд в занавеску на окне и обращаясь, по-видимому, к ней. – Уйти в лес и никого не предупредить! У нас даже малые дети так не поступают!

В ее голосе не слышалось и капли почтения. Ула была не из тех, кто лебезит, – рубила сплеча.

– Да что вы себе позволяете? – пропыхтел мэтр Грин, с трудом отрывая голову от подушки и пронзая гоблинку мрачным взглядом.

– А? Что? – Ула сделала вид, будто только сейчас разглядела пациента. – Да я вообще-то не с вами разговариваю. Так, мысли вслух!

Старый маг заскрипел зубами, однако не нашелся что ответить, но сверлил сиделку таким горячим взглядом, что я побоялась, как бы Ула не вспыхнула на месте.

Ланс, выйдя в палату с Лори на руках – он так и не отпустил ее ни на минуту, – тут же навел порядок:

– Ула, больному нужен полный покой. Если у вас появилось свободное время, буду очень признателен, если вы приберетесь в шкафу с перевязочным материалом.

– Конечно, мэтр Мон! – С Лансом Ула обращалась со всем почтением.

– Мэтр! Глядите-ка! – не преминул фыркнуть старый боевой маг.

– Господин, – устало поправил Ланс. – Ула, мы отнесем Глорию домой. Если буду нужен – активируйте артефакт.

С недавних пор мы установили в больнице сигнальный артефакт: хоть дом и находится в двух шагах, а все-таки ноги у Улы немолодые, да и мало ли что случится.

Лори сонно моргала, обнимая Ланса за шею. Все случилось, как в прошлый раз: после приступа дочь уснула, а проснувшись – ничего не помнила.

– Что с вашей малявкой? – внезапно спросил мэтр Грин. – Простыла? А вот нечего бегать по лужам. Как ни выйду прогуляться – так спокойно по улице не пройти, а ваша с Ником впереди всех, брызги во все стороны.

Он сокрушенно покачал головой:

– Сразу видно, что ее воспитанием вы не занимаетесь. Ну куда вам. Я не виню. Тут нужна благородная кровь.

Я почувствовала, что закипаю. Ну что за невозможный брюзга! Едва пришел в себя – тут же за старое. Благодарности мы и не ждали – от людей такого рода ее не дождешься, – но сейчас я точно была не в том состоянии, чтобы терпеть оскорбления.

Ланс предупредительно положил руку мне на предплечье и качнул головой: «Он пациент. Он болен. Я знаю, Грейс, я все знаю…»

– Лори, иди ко мне на руки, – сказала я, отвернувшись от старого ворчуна.

И тут произошло неожиданное. Мэтр Грин раскрыл ладонь, и с нее вспорхнула крошечная огненная птичка, язычки пламени служили ей оперением. Такую красоту из обычного огнешара умели сотворить только боевые маги. Вот только за кажущейся простотой скрывался огромный опыт.

Лори ахнула от восторга.

– Это тебе, – проворчал мэтр Грин. – Если хочешь. Будет сегодня ночью освещать твою комнату и согревать. А то на твоих родителей надежды особо нет, заморозят совсем ребенка.

– Хочу! – воскликнула Глория, и на ее бледном личике впервые за вечер расцвела улыбка. – Мам, пап, можно?

– Можно, – слегка ошарашенно разрешил Ланс.

Дома Лори почти сразу уснула. Огненная птичка без устали порхала под потолком, излучая мягкое сияние и тепло. Мы с Лансом сидели рядом, пока дочь не задышала ровно и спокойно.

Настало время рассказать мужу все. Я вытащила из кармана вчетверо сложенный лист бумаги.

– Что это? – спросил Ланс.

– Письмо Белинды. Оказывается, наша Лори, маленькая врунишка, подарила его Нику, а обманула, чтобы не забирать подарок.

Ланс улыбнулся, но улыбка тут же увяла: он понял по моим глазам, что письмо я прочитала и что ждать хороших вестей не стоит. Протянул руку:

– Можно?

Мы вышли на кухню, где при неярком свете магического светильника Ланс вчитался в ровные строки: Белинда, в отличие от множества целителей, всегда писала аккуратно. Я следила за тем, как на его лице сменяются эмоции: следом за надеждой приходит оторопь, потом отчаяние.

«Дорогие Ланс и Грейс, мне невероятно жаль, что ваш знакомый столкнулся с этой чудовищной тварью. Я собрала все сведения, какие нашла. Увы, их не так уж много. Морос – редкое, опасное, практически неуничтожимое создание. В древности их часто использовали в качестве наемных убийц, если нужно было действовать наверняка. Говорят, что и теперь те немногие, что скрываются среди людей, промышляют подобным способом. Я расспросила всех, кто мог о них что-то помнить. Убить их очень сложно. Нет какого-то определенного способа. Обычно имели значение превосходящие силы противника и, вероятно, везение.

Ты был прав, когда писал, что морос всегда находит свою жертву. Приступы вашего знакомого как раз говорят о том, что тварь пытается выйти с ним на связь и узнать, где он прячется. Приступы будут повторяться все чаще, и в конце концов…

Мои дорогие друзья, мне тяжело приносить вам эти известия. Увы, даже если морос не отыщет жертву, приступы рано или поздно убьют ее. Его. Вашего знакомого.

У вас еще есть время. Несколько недель. Пара месяцев. Понимаю, как это мало. Но это и много! Обнимаю вас крепко. Если бы только я могла помочь чем-то большим!

Да, есть крошечная возможность спасти человека, пострадавшего от мороса. Его полностью излечит экстракт, изготовленный из мозга твари. Я пыталась отыскать этот редкий ингредиент через свои связи, но не преуспела. Не хочу вас обнадеживать, однако поиски не прекращу. Ланс, попробуй и ты через свои связи. Молюсь светлым богам о здоровье вашего знакомого. Любящая вас Белинда».

– Вот и все, Ланс… – выдохнула я и заплакала, уронив голову на скрещенные руки.

– Я не сдамся!

Ланс подался навстречу, чтобы обнять меня, но я скинула его ладони. Мне было тяжко, душно, и ныло сердце.

– Ланс, зачем ты себя обманываешь?

– Я. Не. Сдамся. И тебе не позволю!

Я медленно встала, глотая ртом воздух.

– Пойду на улицу, подышу.

– Я с тобой.

– Нет. Не нужно. Я хочу побыть одна.

Я на негнущихся ногах вышла на крыльцо, не надев накидки. В грудь ударил студеный ветер. Надо бы одеться, но холод бодрил, прояснял мысли.

«Моя девочка, моя бедная девочка…» Лишь об этом я и могла думать.

Внутри, в животе, что-то вдруг больно сжалось, в глазах потемнело, и я соскользнула в темноту.

41

Ланс проводил жену взглядом. Беременность – не болезнь, но из-за гормональных и физиологических перестроек в это время справляться с сильными эмоциями куда труднее. Тем более с потрясением вроде сегодняшнего. Он предпочел бы обнять ее и не отпускать, пока не продышится и не придет в себя. Пока не поймет, что ничего еще не кончено.

У них есть три вещи, которые в этом мире не купишь ни за какие деньги: любовь, время и надежда. Любовь, которая не позволит ему сдаться: даже если бы Белинда написала, что лекарства нет, он продолжал бы искать.

Но средство было. Мозг твари. В книгах, имевших больше историческое, чем практическое значение, мозг мороса упоминался наряду с рогом единорога и желчью девственницы. Последнюю – если допустить, что в этом имелся хоть какой-то практический смысл, – достать было проще. В конце концов, дуоденальное зондирование хоть и неприятно, но безвредно, а девственницы встречаются куда чаще, чем моросы.

Надо написать отцу. Ланс редко обращался к нему за помощью, считая, что взрослый человек должен уметь самостоятельно разбираться со своими проблемами. Но сейчас было не до гордыни: возможности лорда-канцлера куда больше, чем у провинциального целителя. Ланс очень сомневался, что в какой-то лаборатории сохранился всеми забытый стазисный ящик с нужным ингредиентом, и, в отличие от Белинды, надеялся вовсе не на это. В конце концов, мозг мороса есть в самом моросе – том самом, что едва не убил Лори и будет пытаться убить ее снова и снова. Ланс не собирался с ним церемониться.

Как бы хорошо тварь ни пряталась, люди отца ее найдут. Они уже ищут, потому обязательно нужно предупредить, чтобы, убив тварь, сохранили мозг.

Ищут и найдут, но для этого нужно время. Между двумя приступами прошло несколько недель. Ланс отчаянно жалел, что не записал дату первого – в тот день встревоженный отец в нем все же возобладал над целителем. Но если приступы не следуют один за другим, значит, что-то мешает моросу непрерывно тянуться к жертве. Белинда писала, что приступы будут учащаться. Возможно, дело в магической и эмоциональной связи. Если предположить, что с каждым приступом она становится крепче – тогда с каждым разом моросу становится легче найти жертву.

Ланс в который раз посетовал, что в этой глуши нет нормальной библиотеки. Он чувствовал бы себя куда уверенней, если бы не приходилось нащупывать решение вслепую, почти без знаний. И все же он надеялся, что следующий приступ не окажется смертельным. Подобно тому как бактерии и вирусы не собираются убивать носителя – им лишь нужно место для питания и размножения, – так и моросу не нужна смерть Лори. Ему нужна пища: боль и страх. Та эмоциональная связь, что устанавливается между хищником и жертвой, наверняка делала «недоеденную» добычу куда более лакомой, чем та, что в избытке имелась вокруг: иначе моросы не преследовали бы чудом спасшихся так настойчиво, что это вошло в легенды. Он попытается добраться до жертвы как минимум еще раз.

Знай Ланс, как обезвредить эту тварь, вернулся бы с дочерью в столицу и растрезвонил об этом на каждом углу. Но морос легко одолел шестерых боевых магов – да что там, и Грейс, и он сам били по чудовищу, не жалея сил, но не убили, а лишь заставили сбежать.

Сбежать. Почему морос сбежал, а не добил Лори? Ведь с отцом тогда приехало совсем немного разумных, и магов не больше, чем тех, кого тварь уже одолела. Так что заставило ее сбежать?