Шелли Паркер-Чан
Та, что стала Солнцем
Когда он закончил, Эсэнь сказал:
– Благодарю. И как бы я справлялся без тебя?
– Если бы вы спросили мнение Алтана, он бы ответил: замечательно.
Эсэнь застонал:
– Я не могу от него избавиться, его отец слишком важная фигура.
– Он не глуп. Вы сможете, вероятно, подготовить его к должности запасного генерала за следующие десять лет. Или пятнадцать.
– Я бы этого не вынес, – театрально произнес Эсэнь. Его улыбка намечалась в морщинках вокруг глаз, свет играл на его чуть приоткрытых губах. – Не покидай меня.
– Кто бы еще меня принял?
– Это обещание? Я его запомню.
– Я когда-нибудь шутил?
– Ха! В этом тебя никто не может обвинить.
Когда Оюан поднялся, собравшись уходить, Эсэнь спросил:
– Не хочешь задержаться еще немного и поговорить? Не могу понять, почему ты поставил свою ужасную голую юрту так далеко. Как тебе может нравиться все время проводить в одиночестве?
Эсэнь никогда не мог понять, почему Оюан предпочитает держаться особняком и почему он живет так аскетично, почти как монах. Большинство мужчин, статус которых так резко возрастал, наслаждались роскошью, и Оюан знал, что Эсэнь с радостью дал бы ему все, что он пожелает. Но что еще нужно солдату-евнуху, кроме оружия и доспехов? Оюан вспомнил слова Настоятеля, проклятия Алтана. «Существо». «Не мужчина». Орудие, которое ни в чем не нуждается, не имеет никаких собственных желаний.
Эсэнь с надеждой смотрел на него. Красивый, очаровательный Эсэнь, которому никто никогда не отказывал. Внутри у Оюана все сжалось. Но это только из-за напитка – он никогда не выносил крепкого алкоголя.
– Уже поздно, мой господин.
Он подавил в себе чувство вины при виде разочарования Эсэня. Но завтра им предстояло отправиться в путь, и Эсэнь прав: его доспехи, а следовательно, и он сам дурно пахнут. После нынешней ночи больше не будет возможности искупаться до самого Аньфэна и победы.
Загремели барабаны. Оюан стоял во главе выстроившейся армии, когда Эсэнь вышел из своей юрты в церемониальных доспехах и в шапке из серебристого меха, которая красиво оттеняла его загорелую кожу. Бороду он подстриг, и теперь стала ясно видна гладкая шея. Он шагал вперед подобно жениху в день свадьбы, восходящее солнце окрасило его в красные тона. Теплый, приятный ветерок, необычный для этого времени года, принес с собой запахи металла и коней.
Оюан ждал, за его спиной стояло шестьдесят тысяч солдат. Его зеркальные доспехи были отполированы так, что сверкали даже под низким серым небом. Словно он был маяком на поле боя, на который смотрели солдаты или который обращал их в бегство.
Когда Эсэнь подошел ближе, Оюан опустился на колени. Сапоги Эсэня остановились у его головы. Оюан выкрикнул, склонив голову над этой благородной ступней:
– Мой господин! Да здравствует мой господин, сын Великого князя Хэнань!
– Да здравствует сын Великого князя Хэнань! – закричали солдаты.
– Мой господин! Ваша армия готова.
Он почувствовал, что Эсэнь выпрямился во весь рост, окидывая взглядом выстроившуюся армию. Стоящий на коленях Оюан слышал вокруг себя слабый звон и потрескивание. Даже армия, стоящая совершенно неподвижно, производит шум. Он мысленным взором видел колонны воинов, покрывающие равнину, десятки тысяч одинаковых солдат вдали сливались в сплошную массу темного металла. Лес пик, а над ними бесконечные ряды знамен, чистая синева пламени или безоблачное степное небо, провозглашающее мощь монгольской империи Великой Юань.
– Встаньте, мой генерал. – Поднявшегося Оюана озарила улыбка Эсэня. – Меня радует ваша армия. И я рад наградить вас за нее. – Эсэнь сделал знак помощнику. Когда к нему подвели подарок, его улыбка превратилась в ухмылку. Интимную и довольную, насмешливую.
– Как только я ее увидел, сразу же понял, кому она подойдет.
Подарком оказалась черная кобыла, шея которой была почти такой же мощной, как у жеребца. Она насторожила уши в сторону Оюана и заржала, вернее, издала тот странный звук, какой издавали все животные при первой встрече с ним. Она была уродливой, могучей и великолепной – предназначенной для тех людей, для которых кони были самым драгоценным товаром, царским подарком. Оюан смотрел на нее с чувством грусти. Всегда один только Эсэнь считал, что Оюан заслуживает награды. Только он отказывался видеть то, что видели все остальные.
Их руки без перчаток соприкоснулись, когда Эсэнь вручал ему повод.
– Держитесь рядом со мной, мой генерал. – Эсэнь вскочил на своего коня и посмотрел вдаль. Потом произнес звенящим голосом: – Великая армия империи Юань! Воины Великого князя Хэнань! Вперед!
Оюан громко выкрикнул приказ; его подхватили и повторили все командиры десяти тысяч солдат, все младшие командиры тысяч и сотен. Их голоса слились в единый могучий хор, в песню, подобную эху, громом отражающемуся от стен ущелья. Могучая армия одновременно начала движение. Поглощающие свет колонны текли по равнине, металл уничтожал траву и создавал волну запаха сырой земли. А над ними реяли знамена: господин Эсэнь и генерал Оюан бок о бок выступили в поход во главе армии Великой Юань и двинулись к Красным повязкам и к Аньфэну.
6
Аньфэн, Южная Хэнань, одиннадцатый месяц
Аньфэн, столица Красных повязок, в дождь была местом неприятным. Девушка Ма Сюин с трудом шагала по грязи без зонта по направлению к дворцу Первого министра Лю. Этого вызова давно все ждали: Первый министр наконец-то собрался выбрать нового генерала Красных повязок. От этой мысли Ма затошнило. Ее отец, генерал Ма, водил мятежников в победоносные бои за южные города Великой Юань столько раз, что все стали считать его непогрешимым. А затем, неожиданно, он не только потерпел поражение, но и был убит. Почему-то, с горечью думала Ма, никого из его доверенных людей не оказалось рядом, когда он в них нуждался. Она представила себе, как ее отец встретился лицом к лицу с генералом-евнухом Великого князя Хэнань и оказался один. Его предали. Она была совершенно уверена, что это подстроил Первый министр. С тех пор как они обнаружили Сияющего Принца, Первый министр Лю изменился. Обещанная Сияющим Принцем победа над империей Великая Юань превратила его в параноика. Чем большую власть он представлял себе в будущем, тем больше подозревал всех остальных в том, что они хотят присвоить ее себе. Генерал Ма не согласился с Первым министром за два дня до того, как уехал сражаться с войском Великого князя Хэнань. А теперь он мертв.
Когда Ма свернула за угол, она увидела знакомую высокую фигуру, шагающую под моросящим дождем. Вряд ли этот человек способен поднять ей настроение, но достаточно и того, что она его хорошо знает.
– Го Тяньсюй! – окликнула она, подобрала юбки и побежала. – Позволь мне идти вместе с тобой.
– Иди одна, – возразил ее жених и прибавил шагу. Командиру Го было всего двадцать два года, но из-за постоянно сердито сдвинутых над переносицей бровей между ними уже залегли три вертикальные морщинки, похожие на иероглиф «река». В Аньфэне его называли «Малыш Го», что ему очень не нравилось. Его отец, Правый министр правительства Красных повязок, обладал привилегией быть старшим Го. – Ты слишком медленно шагаешь.
– Если ты так боишься опоздать к Первому министру, может, тебе стоило выйти пораньше, – ответила раздраженная Ма.
– Кто боится? – Малыш Го нехотя остановился. – Я просто терпеть не могу идти рядом с низкорослыми людьми. И даже если я опоздаю, ты думаешь, Первый министр может начать совещание без меня? Пускай подождет.
Ма поспешно оглянулась, не слышал ли кто-нибудь.
– Ты сошел с ума? Ты не должен говорить о Первом министре так неуважительно.
– Буду говорить что хочу. А ты меня не учи, чего не надо говорить. – Возможно потому, что Ма отправили в дом Го слишком много лет назад, ее отношения с Малышом Го напоминали скорее не отношения жениха и невесты, а враждебные отношения между братом и сестрой от разных жен. Малыш Го снова быстро зашагал дальше со словами: – Жаль генерала Ма, но это все в прошлом, у нас теперь новые идеи насчет того, как развивать восстание. И мне выпал шанс воплотить их в жизнь.
Ма неуверенно спросила:
– Ты… ты будешь следующим генералом? – Это казалось разумным и в то же время не было таковым. Малыш Го не был ни самым опытным, ни самым талантливым из командиров Красных повязок, и это понимали все, кроме него.
– А кто же еще? Первый министр уже обещал это моему отцу. – Он оглянулся на Ма: – Что, разве ты не считаешь меня достаточно способным?
– Не в этом дело. Просто у Первого министра свои представления о стратегии. Если ты захочешь выдвигать собственные идеи… – Вспомнив об отце, Ма снова почувствовала тошноту. – Не будь слишком честолюбивым, Го Тяньсюй.
– Первый министр, вероятно, был не согласен с идеей твоего отца, потому что понимал, что ничего не получится. И не получилось! Он воспринимает хорошие идеи, когда слышит их. И в любом случае теперь у нас есть Сияющий Принц. Если мы покажем Небесам, что достойны их Мандата, как мы можем проиграть?
– У нас уже был Сияющий Принц, когда мой отец потерпел поражение, – хмуро возразила Ма. Она знала, что присутствие на земле Сияющего Принца обещает начало новой, возможно, даже лучшей эры. Но если убийство ее отца было указанием на то, какие именно перемены потребуются, чтобы они в нее вступили, то им следует ужаснуться.
Внезапно они услышали страшный шум. На середине улицы образовалась толпа. Возбужденные люди сгрудились вокруг какой-то фигуры, возвышающейся над ними на уровне плеч. Затем толпа расступилась, и эта фигура ринулась вперед, не на людских плечах, а верхом на коне. Как ни странно, у него была бритая голова, и он носил серые одежды монаха. Конь поскакал вперед по улице, врезался в прилавки, чем вызвал взрыв проклятий; толпа возбудилась до крайности; а затем конь резко уперся в землю передними копытами и сбросил всадника в грязную лужу. Толпа захохотала.
Недовольный конь затрусил к Ма. Она ухватила его за повод.
– Эй! – крикнул Малыш Го, подходя ближе. – Вы, никчемные черепашьи яйца! – Увидев своего командира, люди виновато умолкли. – Эй, вы! Да, вы. Тащите этого… человека сюда.
Монаха выудили из лужи и поставили, не грубо, перед Малышом Го. Монах был молодой и жилистый, с запоминающимся лицом. Слишком широкое в верхней части и слишком заостренное в нижней, оно напоминало голову сверчка или богомола.
– Да благословит Будда командира Го, – произнес он тонким голосом и поклонился.
– Ты, – грубо произнес Малыш Го. – Что тебе надо в Аньфэне?
– Этот монах – всего лишь монах облаков и воды. Бродячий монах, не приписанный ни к одному монастырю или храму. Я в вашем городе проездом. Приятно снова видеть людей после пустынной сельской местности. – Глаза монаха улыбались. – Вы заметили, что в наше время люди в сельской местности не те, каких хотелось бы встретить?
– Ты меня за идиота принимаешь? Хочешь, чтобы я поверил, будто ты настоящий монах? – Малыш Го взглянул на коня. – Тебя поймали с собственностью Красных повязок в руках. Это доказывает, что ты вор.
– Если бы этот монах пустил в ход руки, он бы, наверное, дольше продержался бы в седле.
– Значит, ты плохой вор.
– Мы играли, – сказал монах, улыбка в его глазах стала еще заметнее. Он говорил застенчивым тоном, его выговор был как у образованного монаха, но это лишь усиливало подозрение, что он тот, за кого себя выдает. – Этот монах случайно выиграл.
– Скорее всего, ты смухлевал. И поэтому ты – вор.
– Этот монах считает, что ему просто повезло, – печально возразил монах.
– Позволь мне напомнить тебе, что здесь случается с ворами. – Малыш Го кивнул на земляную стену Аньфэна: – Вот что.
Монах посмотрел на ряд голов на пиках. Глаза его широко раскрылись.
– О! Но этот монах действительно монах. – Затем он упал на колени. Ма подумала, что он собирается просить сохранить ему жизнь или заплачет, но она услышала слова. Он пел молитву.
– О, ради… – произнес Малыш Го, лицо его сморщилось от раздражения. Он потянулся к мечу, но не успел вынуть его из ножен, как Ма бросилась к нему и схватила его за локоть:
– Он и правда монах! Слушай!
Малыш Го бросил на нее убийственный взгляд и выдернул руку:
– Он просто пердит ртом.
– Нет, это сутра Сердца![15] – прошипела Ма. – Как ты мог не узнать? Думай, Го Тяньсюй. Если Сияющий Принц – это знак, что Небо к нам благоволит, как долго, по-твоему, это продлится, если ты будешь казнить монахов на каждом шагу?
– Ты знаешь сутры, а ты не монахиня, – угрюмо ответил Малыш Го.
– Посмотри на его одежду! И ты думаешь, он ради развлечения выжигал эти узоры на голове? – Они уставились на поющего монаха. На его склоненной голове виднелась сетка круглых шрамов, будто кто-то приложил к ней раскаленный докрасна коврик под горячие тарелки, расшитый бусинами. Его юное лицо светилось от напряжения и сосредоточенности. На мгновение Ма приняла это напряжение за страх, пока не встретилась взглядом с его темными глазами. Его взгляд, совершенно бесстрашный, потряс ее. Именно в тот момент она поняла, что это было за напряжение. Это была уверенность: полная поглощенность, почти религиозная сосредоточенность человека, который отказывается верить в то, что исход будет не таким, какого он желает.
В душе Малыша Го при виде доверчивого выражения на лицах толпы, наблюдающей за монахом, явно шла внутренняя борьба: стремление не потерять лицо боролось в нем с заботой о следующих жизнях.
– Прекрасно, – произнес он. От его тона Ма поморщилась; Малыш Го славился упрямством: он не заплачет, пока не увидит гроб, а когда его загоняют в угол, обижается. Монаху он сказал:
– Ты думаешь, что здесь нужны бесполезные люди? Это армия, здесь все сражаются. Надеюсь, твои монастырские клятвы этого не запрещают.
Монах прекратил петь:
– А если запрещают?
Малыш Го несколько мгновений смотрел на него, потом подошел к ближайшему командиру подразделения, схватил его меч и бросил монаху. Монах тут же уронил его в лужу. Малыш Го с едким удовлетворением произнес:
– Если он настаивает на том, чтобы остаться, поставьте его в головной отряд! – и зашагал прочь.
Это была его месть, разумеется. Головной отряд, составленный из самых никчемных рекрутов, существовал исключительно для того, чтобы принять на себя град стрел монголов, с которого начиналось любое столкновение. Дня монаха это была верная смерть, и даже Небо не сможет обвинить в ней Малыша Го.
Толпа рассеялась, а монах остался счищать грязь с одежды. Ма увидела, что ростом он не выше, чем она, и худой, как стебель бамбука. Она с удивлением поняла, что он еще почти мальчик, и это не вязалось с тем, что она в нем увидела.
– Уважаемый монах, – сказала она, вручая ему поводья, – может быть, в следующий раз вам следует научиться ездить верхом до того, как выиграть коня.
Монах поднял глаза. Ма во второй раз испытала потрясение: его лицо было таким светлым и солнечным, что она поняла, что раньше ошибалась. В нем совсем не было напряжения, казалось даже, что он не понял, что избежал одной смерти только для того, чтобы встретить другую.
– Это предложение помощи? – спросил он, явно обрадованный. – Или… вы умеете ездить верхом? – Он оценивающим взглядом посмотрел на круглое, как блин, лицо Ма, потом на ее большие ступни. – О! Вы не из наньжэней! Вы из племени кочевников-сэму[16], конечно, умеете.
Ма удивилась. Конечно, она была сэму: ее отец был генералом династии Великая Юань, а генералами были или монголы, или люди из касты сэму, степных кочевников и людей с запада. Во всей империи Великая Юань был только один генерал из наньжэней, и все знали, кто это. Поэтому монах оказался прав, но он увидел это с первого взгляда.
Он широко улыбался ей.
– Имя этого скромного ученика – Чжу, уважаемая госпожа наставница. Пожалуйста, научите его!
Сама наглость этой просьбы заставила ее расхохотаться:
– Слишком смело! Это было бы чересчур обременительно. Позвольте мне кое-что вам сказать, господин Чжу. Просто берите вашего коня и уезжайте. Вам не кажется, что так вы дольше проживете? – Качая головой, она погладила коня (он попытался ее укусить) и пошла прочь.
За ее спиной раздался вопль: конь потащил монаха за собой. Она ощутила укол жалости. И в головном отряде Красных повязок, и в странствии по сельской местности, полной бандитов, какие шансы у бродячего монаха выжить? Но, с другой стороны, во времена столкновения мятежников с империей, которые только и знала Ма в своей жизни, выживание никому не гарантировано.
Ма стояла в дальней части тронного зала Первого министра, прижимая к себе чайник. Поскольку Аньфэн никогда не был столицей до того, как его заняли Красные повязки, это был не настоящий тронный зал – и, разумеется, не настоящий дворец. Когда мятежники, которые потом стали Красными повязками, много лет назад отвоевали Аньфэн у Великой Юань, большая его часть сгорела, в том числе и резиденция губернатора. В результате Первый министр Лю Футон руководил движением из большого, но ветхого двухэтажного деревянного здания с несколькими внутренними дворами. Тронный зал первоначально был храмом предков, и в нем до сих пор стоял запах ладана и сухих мандариновых корок. На темных стенах цвела белая плесень. На возвышении в передней части комнаты сидел Первый министр на меньшем из двух тронов. Белая борода и бегающие глазки над потертым воротом одежды делали его похожим на злобного зимнего горностая, страдающего паранойей. Рядом с ним сидел Сияющий Принц.
По сравнению с Первым министром это материальное воплощение света и огня сияло так ярко, как только что отчеканенная монета в руке нищего. Маленький мальчик лет семи или восьми, облаченный в жесткую одежду рубинового цвета, которая, казалось, сияла изнутри, его личность не имела возраста. Его взгляд, доходящий до них сквозь многочисленные нити нефритовых бусин, свисающих с его тиары, излучал свет; улыбка была благожелательной и неизменной, как у статуи. Ма знала, что это настоящий ребенок; он дышал; но за все месяцы, которые он провел у Красных повязок, она ни разу не слышала, чтобы эти бусины щелкнули друг о друга. Вид этого безмятежного личика, не меняющегося, но обещающего перемены, вызывал у нее ощущение, будто по коже головы ползают муравьи. О чем он думал, пока сидел там? Или он совсем не думал, а был просто пустым – проводником воли Небес? Она содрогнулась, и крышка чайника задребезжала.
Старшие предводители Красных повязок стояли на коленях перед троном. В первом ряду в одинаковых почтительных позах, прижав обнаженные головы к полу, стояли на коленях Правый министр Го Цзысин и Левый министр Чэнь Юлян. Во втором ряду стояли два из трех молодых командиров Красных повязок: Малыш Го и его закадычный друг Сунь Мэн. Третий, командир By, отсутствовал: на него взвалили незавидную задачу сдерживать постепенно отодвигающуюся под напором генерала-евнуха линию фронта.
И еще отсутствовал генерал Ма. Несмотря на траур, Ма ощущала его отсутствие абстрактно. Она жила в семье Го с тринадцати лет, и до своей гибели ее отец только здоровался с ней, проходя мимо, словно они были чужими людьми. Но она уже выполнила свой долг, принесла ему пользу: скрепила его союз с Правым министром Го.
– Встаньте, – произнес Первый министр, спустившись с трона к песчаному столу, который они использовали для планирования. Он подал знак Ма, что пора разливать чай. Когда другие лидеры Красных повязок присоединились к нему, он оглядел их со сдерживаемой яростью. – Нам давно пора назначить нового генерала. Не такого, который умеет выигрывать только мелкие стычки, а истинного лидера, который поведет нас к окончательной победе над ху. И не надо заблуждаться: это будет человек, который ставит миссию Красных повязок выше собственных амбиций. Генерал Ма… – Он поджал губы, и Ма вздрогнула, увидев на его лице жесткую нетерпимость. Если у нее и были какие-то сомнения, этот взгляд с ними покончил: Первый министр расценил несогласие ее отца как предательство. И чтобы наказать его, он был готов рискнуть всем, чего уже добились Красные повязки.
Два министра обменялись враждебными взглядами. Чэнь и Го друг друга терпеть не могли. В губительной атмосфере паранойи и секретов, которую культивировал Первый министр, эти два честолюбивых человека старались скрывать свои амбиции, маневрируя в борьбе за власть. Го был более давним сторонником Первого министра, но теперь, когда его союзник, генерал Ма, умер, его положение стало более шатким, чем раньше.
Чэнь сказал:
– Ваше превосходительство, позвольте этому слуге внести свое скромное предложение: я думаю, командир By обладает всеми необходимыми качествами.
Чэню было чуть больше сорока лет, на десять меньше, чем его сопернику. Его маленькое, аккуратное лицо с глубокой вертикальной морщинкой на каждой щеке при ближайшем рассмотрении напоминало полосатую морду тигра. Ни его черная шайка[17]ученого, ни его одежда не создавали иллюзию, будто он когда-либо имел столь безобидную профессию. До того как он присоединился к Первому министру, он был боевым командиром, который прославился своей жестокостью. Именно он брал Аньфэн, и поэтому в нем осталось так мало старых построек и совсем не осталось жителей.
– Командир By отважно сражается и доказал свою преданность, но ему нет еще и двадцати лет, – заметил Го. – Как такой молодой человек может командовать войском всего нашего движения? Это было бы неправильно. – Как и все находящиеся в комнате, Го знал, что командир By – преданный сторонник Чэня. – Ваше превосходительство, командир Го будет естественным выбором. У него на несколько лет больше опыта, чем у By, он вызывает у солдат энтузиазм и чувство преданности. Вы можете полностью доверять его способностям в боях против ху.
Первый министр обратил свой тяжелый взгляд на Малыша Го. Очевидно, Малыш Го был прав насчет того, что все решено заранее, так как через секунду Первый министр резко произнес:
– Го Тяньсюй. Вы ли тот, кто обеспечит нам победу над ху, что не удалось сделать предателю, генералу Ма?
У Малыша Го был такой довольный вид, как будто он сам все это устроил. Он стукнул себя кулаком в грудь в знак согласия:
– Да, это я!
Когда Ма наклонилась между Чэнем и Малышом Го, чтобы налить им чаю, она увидела, как на лице Чэня промелькнуло выражение, не похожее на разочарование. Он и не рассчитывал победить. А это означает, что ему нужно нечто другое.
– Очень хорошо, генерал Го, – сказал Первый министр. – Тогда докажите, что вы достойны этого звания. Возьмите оставшуюся часть наших войск и поддержите усилия командира By, который старается удержать линию фронта против армии Великой Юань. Наша стратегия будет стратегией отсрочки. Окажите сопротивление, но без лишних жертв, затем отступайте. Наша цель – добиться того, чтобы сезон их кампании закончился раньше, чем они доберутся до Аньфэна. Затем, летом, мы сможем снова отвоевать потерянные земли.
Это был осторожный план. Даже Первый министр признавал, что, принеся в жертву генерала Ма, он ослабил их положение, особенно сейчас, когда силы Юань снова решительно начали атаку.
– Согласен, ваше превосходительство, – пробормотал Правый министр.
Чэнь повернулся к Малышу Го и непринужденно произнес:
– Генерал, прошу вас, поделитесь с нами вашими мыслями по поводу данной ситуации.
Ма увидела, как Го открыл рот. Она с ужасом поняла план Чэня. Зачем сражаться с опытным и хитрым Правым министром Го, если можно атаковать самое слабое звено фракции Го? Глупого, самонадеянного, честолюбивого Малыша Го.
Охваченная ужасом в ожидании того, что сейчас вылетит изо рта Малыша Го, Ма махнула носиком чайника в сторону его руки. Это даже могло бы сработать, если бы в тот же момент железная рука не схватила ее за запястье. Чай выплеснулся на стол, а Ма сдержала крик боли. Чэнь крепче стиснул пальцами ее руку и сжимал до тех пор, пока слезы не выступили у нее на глазах. Приятным тихим голосом он сказал:
– Дорогая Инцзы, если вы собираетесь ошпарить кипятком вашего будущего супруга всякий раз, когда он открывает рот, как мы сможем услышать его ценное мнение?
Правый министр Го воспользовался паузой и быстро произнес:
– Ваше превосходительство, я предлагаю дать генералу Го возможность прочитать доклады командира By о положении дел. Затем мы можем снова собраться.
– Я уверен, что генерал Го уже отлично разобрался в положении дел, – возразил Чэнь. – Прошу у Правого министра милостиво позволить нам выслушать его мысли. – Он отпустил руку Ма, не взглянув на нее. – Генерал, прошу вас, продолжайте.
Малыш Го раздулся от гордости: он любил слышать звук собственного голоса. Ма готова была расплакаться. У него нет никакого здравого смысла. Она же ему говорила. Как он может не понимать, что случилось с ее отцом, насколько тонка граница в мозгу у Первого министра между допустимыми усилиями ради успеха и наказуемыми амбициями? Ее рука пульсировала от боли, и она видела самодовольное лицо Чэня.
Малыш Го заговорил:
– Зачем отдавать людей и территорию этим ху, ничего не получив взамен? А когда они продвинутся достаточно далеко, чтобы видеть Аньфэн, неужели они повернут обратно и уйдут домой, даже если погода будет слишком жаркой для них? Конечно же, они переправятся через реку Хуай в надежде быстро взять город. Почему мы должны позволять им диктовать нам условия битвы? Их следующей крупной преградой будет река Яо, у нас будет более выгодное положение, если мы сразимся с ними там. Давайте проявим смелость и навяжем им бой, и они уползут обратно к своему Великому князю, потерпев поражение!
– Действительно, почему не проявить смелость? – промурлыкал Чэнь. – Если мы верим в нашу окончательную победу над ху, не следует ли нам также верить, что Небеса приведут нашего истинного лидера к победе в бою?
– Го Тяньсюй, – произнес Правый министр Го с таким видом, будто у него запор. – Может быть, более осторожный…
– Осторожный! – воскликнул Малыш Го, который не признавал мудрость изречения: истина редко бывает в самом громком голосе. – Неужели мы будем соблюдать осторожность до тех пор, пока не умрем от тысячи ран? Конечно, армия у них больше, но разве Чжугэ Лян[18] не победил войско в сто тысяч всего с тремя тысячами воинов?
И в этом был весь Малыш Го: он не постыдился сравнить себя с лучшим стратегом в истории.
Капли воды, падающие в ведро, подставленное под протекающую крышу, выбивали неритмичную дробь. Через секунду Первый министр мрачно произнес:
– Если таково ваше мнение, генерал Го, тогда идите и ведите нас в бой у реки Яо. Пусть Сияющий Принц благословит наши достойные усилия и обеспечит нам победу.
Сияющий Принц смотрел на них сверху с благожелательной улыбкой. Если он и знал волю Небес насчет исхода грядущей битвы, он не подал никакого знака. От беспокойства Ма покрылась липким потом. Если Малыш Го не сможет одержать победу, его мнение, не совпадающее с мнением Первого министра, поставит под сомнение его преданность. А по мнению Первого министра, для которого преданность означала все, не могло быть ничего более опасного, и Ма это понимала.
Она бросила взгляд на Чэня. Уголки его маленького рта были приподняты: это выражение указывало на удовольствие, но в его улыбке не было и капли теплоты.
Окруженные городскими стенами, холмы Аньфэна плавно поднимались и опускались под палатками лагерей и хижинами, в которых жили сторонники Красных повязок. Все, что осталось от прежнего города, – это призраки и горстка двухэтажных особняков, их освещенные верхние окна сияли в синем сумраке, как корабли на ночной реке. Чжу стояла вместе со своим конем и глубоко вдыхала холодный воздух и дым кизяка от костров. Она добралась до Аньфэна, туда, куда она так стремилась. Но теперь, когда она здесь, она с потрясающей ясностью сознавала опасности, подстерегающие ее на том пути, который она выбрала. Тяжесть меча напоминала о самой близкой из них. Она не имела понятия, как его использовать, и даже не умела ездить верхом, как Сюй Да. Она многому научилась в монастыре, но все эти знания были бесполезны на поле боя. От этой мысли ее пронзило дурное предчувствие, острое, как копье, настолько острое и сильное, что даже напоминало удовольствие. Она подумала: «Всегда есть какой-то выход».
– Ты тот везучий монах, – произнес чей-то голос.
Чжу обернулась и увидела лицо мальчика, парящее в сумраке рядом с ней. Несмотря на то что его тянул вниз нос, огромный, как стела в храме, оно выражало заранее рассчитанную степень оживления. Лицо обрамляли распущенные волосы. Так как он явно был достаточно взрослым, чтобы собрать их в узел на макушке, как подобает мужчине, Чжу поняла, что так он пытается спрятать уши, такие же большие, как его нос.
– Это же ты? – Мальчик одарил ее очаровательной улыбкой.
Чжу стало смешно, но она ответила:
– Этот монах признает, что он монах. А ты?
– Я встречал фальшивых монахов. Они знают, что люди просто дают им еду. – И прибавил: – Чан Юйчунь.
– Мой юный друг Чан Юйчунь, позволь мне сообщить тебе некоторые секретные сведения: бесплатной еды действительно очень мало, – сказала Чжу, вспоминая о своем долгом голодном путешествии пешком в Аньфэн. Она нагнула голову, чтобы он увидел шрамы посвящения на ее голове. – Этот монах готов держать пари, что никто не продержится дольше трех дней, притворяясь монахом.
Юйчунь осмотрел шрамы со жгучим любопытством.
– Ну, везучий монах, тебе понадобится твоя удача. Я слышал, что Малыш Го так тебя полюбил, что отправил в головной отряд. – Он смерил Чжу взглядом с головы до ног, заметил меч. – Догадываюсь, что ты понятия не имеешь, как пользоваться этой штукой. Это не так уж важно, потому что ты просто поймаешь стрелу в первые же пять минут.
– Собственно говоря, воины-монахи существуют, – ответила Чжу. – Мне никогда особенно не хотелось быть одним из них, до сегодняшнего дня. Но, мне кажется, ты очень хорошо знаешь Аньфэн, маленький брат! Пожалуйста, дай этому монаху свой драгоценный совет.
Ни на секунду не задумываясь, Юйчунь ответил:
– Продай коня.
– Но это же моя лучшая собственность, – запротестовала Чжу. – Это моя единственная собственность.
– Это если ты умеешь ездить верхом. – Он с укоризной взглянул на нее. – А ты монах, который не умеет ездить верхом, не умеет сражаться, и не хочет продать своего коня. Ты вообще что-нибудь умеешь?
– Этот монах умеет молиться. Люди говорят, что это иногда полезно. – Она пошла дальше по улице, ведя за собой коня. – Это дорога к передовому отряду?
– Осторожно! – Мальчик помог ей обойти рытвину на дороге. – Эй, везучий монах, вот мой настоящий совет. Уезжай. Ты думаешь, молитва может остановить стрелу ху?
– Почему люди все время твердят «уезжай»? Этому монаху ничего не светит в другом месте. – Она произнесла это весело, но при мысли о том, что придется уехать из Аньфэна, она почувствовала холодное прикосновение пустоты, мимолетное, как прикосновение тени ястреба. Какие бы неожиданности и трудности ни ждали ее на этом пути, об отказе от величия и речи быть не могло. Любой другой путь закончится только одним.