ШаМаШ БраМиН
Выход вниз

Факел

«Боже, почему со мной?! Почему это происходит именно со мной!» Сергей вознес глаза к потолку. Подходящее определение последних событий еще не сформулировалось в его сознании.

– Нет, – неожиданно произнес он вслух. Опасливо оглянулся по сторонам.

Никто из гостей в холле отеля не обратил на него внимания. Кому в современном мире интересен человек, ведущий диалоги сам с собой? Каждый имеет право на безумство.

«Это происходит не со мной, – про себя произнес мужчина. Пересохшие губы беззвучно зашевелились. – Это с ней …» Мысль о пятилетней дочке, о его маленькой принцессе, уже который раз насосом поднимала горький комок с самого дна желудка. Поднявшись до горла, этот ком расщепился на молекулы и вырвался наружу в виде слез, брызнувших из глаз. Мужчина сжал тонкие губы и полез в карман за носовым платком.

«Перестань, слабак! – ругал он себя. – Эта дура точно что-то напутала. Или преувеличила». Ночь без сна далась Сергею дорого, и, однозначно, добавила добрую прядь седины в его редеющую шевелюру. Он увидел это утром, в зеркале лифта. Вечером ее не было.

Командировка не задалась с первого дня. Подрядчики опоздали с твердотопливными узлами когенерационной установки. Сроки сдачи теплиц однозначно придется перенести. Он, как ответственный за энергетическую часть, сделал все, что было в его силах. В конце концов, нарушения графика не его вина. И юристы компании без труда это докажут.

Накануне, войдя в уютный номер, Сергей налил себе глоток коньяка. Расположился в кресле у письменного столика, закинув ноги на полуторную кровать. Комната, хоть и не большая, но достаточно комфортная. Военная служба приучила Сергея к скромности в быту. Усталость давала о себе знать. Тяжелая голова никак не могла отдать телу приказ расстегнуть, наконец, верхнюю пуговицу сорочки, и развязать узел галстука. Предстояло еще сделать несколько звонков: в головной офис, поставщикам гребанных котловых топок и, наконец, домой, жене и дочке. Но сначала он просто обязан снять гнетущее раздражение. Иначе ругани, криков, ссор не избежать.

Коньяк приятно свел полость рта и уютным теплом разлился по телу. «В конце концов, не так все и безнадежно …» успокаивал он себя, смакуя первые симптомы легкого алкогольного опьянения. На столе задребезжал мобильник.

– Алло, Сережа! – голос жены звучал обеспокоенно.

Илона, супруга, моложе Сергея на двенадцать лет. Это его второй брак. Первый распался в, казалось, уже далекой молодости. Женился курсант Волынец на последнем курсе училища. По дурости. И друзья, и коллеги, и командиры оказались сотню раз правы, отговаривая его от столь легкомысленного поступка. Но, любовь не знает препятствий. И разума. В этом молодой лейтенант убедился сразу же после распределения. Предстояла служба на севере. Ксюша отказалась ехать в далекий гарнизон. А еще через полгода они развелись. По почте. Больше Сергей ее не видел.

Вторую, «крайнюю» жену, Сережа встретил по выходу на пенсию. Еще не старый отставной военный летчик не думал о семье. Оказавшись в отставке, они с сослуживцем выкупили небольшой цех по производству котлов. Предстояло многое перестроить, модернизировать, организовать. Да и теоретическую часть не мешало бы подтянуть. Илона заведовала канцелярией муниципалитета. Связь с ней, по началу, была для Сергея мимолетной и во многом «по расчету». До тех пор, пока не выяснилось, что женщина беременна.

Разбитое в юности сердце молчало. Разум, наученный горьким опытом, не рисовал в семейной жизни никаких перспектив счастья. Все изменила дочка. Сергей вспоминал ту секунду, когда впервые взял Алису на руки с замиранием сердца. Младенец, плотно укутанный в пеленку, истерично вопил, пытаясь высвободить из плена хотя бы одну ручку. Просторный коридор городского роддома эхом разносил этот писк. «Молодой» папаша неловко перехватил кричащий кокон из рук пышной акушерки.

– Поздравляю! – обыденно сказала женщина звонким голосом.

Почувствовав крепкие мужские руки, младенец замолчал. Алиса широко открыла голубые глаза, украшенные длинными подкрученными ресничками и пристально, глазами Бога, посмотрела на отца. Ее алые губки разошлись в широкой беззубой улыбке. Именно в тот момент Сергей и понял, эта маленькая женщина, и есть любовь всей его жизни. Ради нее он был, есть и будет. Ради этих голубых глазищ он морозился на северном аэродроме. Ради них превозмогая перегрузки в тесной кабине боевой машины, ежесекундно рисковал жизнью и здоровьем. Ради этой голубоглазой, беззубой крохи, не смотря ни на что, он будет уважать ее мать, будет заботиться о них обеих. Будет работать по двадцать часов в сутки, лишь бы главная женщина его жизни ни в чем не нуждалась. Это, наверно, и есть любовь.

– Да, Илона! – произнес он устало, поддев носком правого ботинка, пятку левого. Ноги ныли от боли. – Если не срочно, я перезвоню тебе через час.

Посмотрев на часы, Сергей поправился:

– Через полчаса. Алиску не укладывай, хочу с ней поболтать.

– Алиса в больнице, – всхлипнув, сообщила супруга.

Усталость мигом слетела. Сергей в мгновение опустил ноги и приподнялся.

– Как в больнице? Что случилось?

Вместо слов в трубке слышались лишь всхлипы и унылые завывания.

– Да не реви ты, … – чуть не вырвалось «дура», но Сергей удержался, помня об обещании если не любить, то хотя бы уважать мать Алисы. – Доложи, что случилось. Спокойно, без истерик.

Женщина непослушно продолжала рыдать. Терпение покинуло мужчину. Грубым армейским тоном он закричал:

– Перестань реветь! Баба! Вытри слезы и докладывай.

Крик привел супругу в чувство и вернул ей ощущение реальности.

– Я не знаю! – почти спокойно ответила она, но голос подвел на последнем слоге.

– Так. По порядку! – приказал Сергей. – Перестань реветь, я сказал!

– Да, да, – женщина задержала дыхание, пытаясь вернуть самообладание. – Она вяленькая была. Думала простуда. Решила в садик сегодня не вести. Остались дома.

Три недели назад, когда Сергей улетал в командировку, Алиса действительно казалась бледной и усталой. «Мало ли» – подумал он, не придав этому значение. Горлышко не красное, соплей нет, температуры тоже. А дергать каждый раз врача, по пустякам, не стоит.

– Надежде Петровне звонила? – спросил он, вспомнив про педиатра.

– Ну, конечно, – обиделась супруга. – Часа три как ушла. Послушала, пощупала. Сказала, легкие чистые. А бледненькая из-за авитаминоза. А то, что небольшая температура ничего страшного. Беспокоила ее родинка. Сказала показать дерматологу.

В памяти Сергея всплыл образ «цветочка» его принцессы. На шее девочки, ниже затылка, ангел нарисовал крохотный бутон тюльпана. Светло коричневое овальное пятнышко не больше сантиметра, сверху обрамлял неровный зигзаг. Под волосами родинка была почти незаметна. Вечерами, когда Сергей укладывал малютку спать, она любила ложиться на животик, а отец гладил спинку, исполняя сказку-массаж «Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы. Ехал поезд запоздалый». Девочка хихикала, елозила и обиженно хныкала, когда сказка заканчивалась точкой в неизменном письме «Дорогой жене и дочке». Окончательным штрихом был нежный поцелуй. Отец чмокал цветочек на шее

– Теперь, ваше величество, я поцелую твой цветочек, и ты сладко уснешь. Сладко, сладко!

И отец ласково прикасался губами к необычному родимому пятнышку.

Он прикрыл глаза, вспоминая эти поцелуи, и спросил сдавленным голосом:

– Какая родинка?

– Та самая, – ответила супруга, – на шее. Тюльпанчик.

– Что с ним не так?

– Покраснел. Я на прошлой неделе заметила. Припух. Стал почти черным. Алиса чесала его без конца. Я думала, она натерла родинку воротничком свитера. Знаешь тем ее любимым, шерстяным? С Фроузен?

Сергей знал этот свитер. Дочка готова даже спать в нем. Родители переживали за тот момент, когда девочка вырастит из него. «Будет вселенская трагедия!» – шутил отец.

– Может аллергия? – предположил он вслух.

– Может! Я и так хотела идти к врачу. А тут … – женщина снова рарыдалась.

– Илона, что произошло с нашей дочерью? – чеканя каждый слог, спросил Сергей.

– Я … я не знаю, – лепетала супруга. – Я ее искупала. Под душем. Вытирала полотенцем. Отвернулась за халатом, а …. а Алиса на полу лежит, без сознания и … – слезы брызнули снова, – судороги! Боже, я этого не вынесу! Сережа, приезжай скорее.

– Илона! Возьми себя в руки, – приказал он. – Куда ее повезли?

– В детскую, – сквозь слезы отвечала женщина. – Мне запретили с ней ехать.

– Не будем терять время. Я звоню Стёпе. Он подключит людей. А ты успокойся и, будь на связи.

Бессонная ночь, проведенная в ожидании хоть какой-нибудь информации, сказалась самочувствии. «Хоть еще и не старость, но уже и не молодость!» – думал он теперь, сидя в холле гостиницы. Ночью, когда выяснилось, что состояние девочки, его принцессы, тяжелое, он заказал билет на ближайший рейс. За пять часов до вылета, сдал номер, рассчитался и уселся в холле, ожидая такси. Степан, его друг и партнер по бизнесу, обещал связаться, как только врач закончит обследование.

– Утром будет главный спец. Но, Серый, поверь, мы всех на уши поставили. Там, анализы, томографии –мурографии, рентгены, все делают. Короче, надо подождать до утра. Утром будет ясно.

Настало утро. Сергей сидел в кресле. Нервно дергал ногой, как конь копытом, торопясь в путь. Ждать сил не оставалось. Опустив глаза, тем самым закончив очередную молитву, напоминающее самобичевание, достал из кармана телефон. Номер Степана стоял первым в списке вызовов. Почувствовав нервозность Сергея, телефон завибрировал. Мужчина нажал на экране зеленый кружок.

– Говори!

– Ты хоть час поспал? – заботливо спросил Стёпа. – В нашем возрасте …

– Слушай, брат, не томи. Говори, что там?

На том конце молчали. В динамик слышалось лишь негромкое дыхание.

В холл вошел небритый мужчина в бордовой куртке и кепке. С порога крикнул:

– Такси в аэропорт!

Не отпуская трубку, Сергей поднял руку и подозвал таксиста. Указал на чемодан и пошел к выходу.

– Короче, Серый, – без сомнений на том конце бушевал ураган сомнений. – Давай, тебе лучше врач позвонит. Я боюсь что-то набуровить. Термины там хитрые, или еще чего. Врача зовут …

– Степа, что с моей дочерью?

Он уже стоял на улице и следил за тем, как таксис укладывал в багажник чемодан.

– Он тебе позвонит. Прямо сейчас. Все давай!

Связь оборвалась. Беспокойство и усталость перемешались с нарастающим гневом, создавая взрывоопасную смесь. Обычно этот коктейль зовется «Безумная ярость». Но главным ингредиентом была и оставалась беспомощность. Находясь здесь, вдалеке от дома, мужчина не в состоянии контролировать события. И это раздражало больше всего. Там, в небе, в кабине сверхзвукового истребителя, он научился держать все, абсолютно все, под контролем. От этого зависела его жизнь. Но прежде всего, полковник Волынец научился контролировать себя. Это самая трудная и, в тоже время самая важная задача.

Мужчина несколько раз подкинул на ладони телефон. Еще мгновение и он швырнет аппарат об стену. Нет. Эту ситуацию он контролирует. Положив телефон в карман пиджака, сел в такси.

«Ничего, – думал он, пока таксист выруливал на бульвар, – через три часа я буду дома и, все встанет на круги своя. Так растут дети, – убеждал он себя. – Иногда не слушают, иногда шалят, иногда болеют. Я и так получил от Бога больше, чем просил. Спасибо, Тебе. И извини, что беспокоил по мелочам. Клянусь, беспокою тебя в последний раз. Но только пожалуйста, сделай так чтобы …»

Молитву прервала беспокойная вибрация телефона. Звонили с незнакомого номера.

– Алло, – ответил он, подсознательно надеясь, что это не врач, а кто-то из подрядчиков. Было бы кстати выплеснуть на кого-то коктейль безумной ярости.

Это был врач.

– Здравствуйте, Сергей Иванович! Я, доктор Стеклов, лечащий врач Алисы, вашей дочери.

– Да, доктор. Спасибо что позвонили. Что с ней?

Доктор вздохнул:

– Извините, – мужчина прокашлялся, – у меня плохие новости.

Мир, который полвека окружал Сергея, треснул. В одно мгновение. Как разбитое зеркало. Привычная гладь покрылась уродливыми морщинами. Разделилась на миллиард осколков. Те, в свою очередь, рассыпались со скоростью звука. Но вместо того, чтобы оказаться кучей отлетышей, прямо в воздухе превращались в дым.

– Доктор, говорите прямо, – Сергей, наконец, проглотил ком в горле.

– У вашей дочери нодулярная меланома, – произнес доктор печальным голосом.

– Это лечится? – не сдавался Сергей. – Скажите, что надо? Лекарства, деньги, операции?

Мужчина не понаслышке знал подлость надежды. Он тысячу раз спотыкался и больно ранил себя об эту обманчивую корягу. И каждый раз, вставая, обещал себе: «Никакой надежды, только уверенность!»

– Ситуация сложная, – после недолгой паузы заговорил Стеклов. – Лечение, конечно же необходимо, и мы его уже начали …

Доктор снова замолчал. Затем, собравшись духом, решительно заговорил.

– Мне тяжело об этом говорить. Нодулярная, или узловая меланома это … это рак.

– Рак? – удивился Сергей. – Доктор, вы бредите! Ей пять лет. Алисе пять лет! В таком возрасте не бывает рака!

Сознание отставного военного до конца, до последнего патрона, боролось с действительностью. Даже если единственным оружием в этой проигранной битве оставалось отрицание.

– Увы, – вздохнул врач. – Бывает. Не так часто, к счастью.

– Так, уважаемый! – голос Сергея наполнился металлом. – Скажите, вы вообще имеете представление, о чем говорите? Или … Может лучше отвести Алису в другую клинику? За границу?

– Я не буду вас тешить иллюзиями, Сергей Иванович. Отвести, конечно, можно. Но, прогноз строго отрицательный. У девочки крайняя стадия. Метастазы проникли в мозг …

– Доктор, – закричал обезумевший отец, – вы дурак? Какие нафиг метастазы? Алиса здоровый ребенок. Она чувствовала себя великолепно. Что вы с ней сделали?

– Сергей Иванович, – спокойно продолжил врач, – приезжайте ко мне в клинику. Мы обо всем поговорим.

Коктейль «Безумная ярость» перевалил через край. Вылился в форме едрёного окопного мата. Даже видавший виды таксист почувствовал себя нежной первоклашкой в школе русской ненормативной лексики.

Пройдя регистрацию на рейс, Сергей нетерпеливо пристроился на неудобное кресло в зале ожидания, открыл ноутбук и принялся изучать поставленный диагноз. Да, действительно узловая меланома оказалась одной из самых агрессивных форм рака кожи. Болезнь проникала внутрь тела незаметно и пускала свои смертельные клещи в жизненно важные органы. Ее симптомы трудно заметны. И она протекает очень быстро. Стремительно, съедает человека за полгода.

Постепенно, нелепый вопрос «Где она его могла подцепить?» сменился старым, потрепанным, и от этого более нелепым: «Почему она? Почему заболела именно моя дочь?»

– За какие грехи, Боже?! – бубнил он себе под нос, сидя пристегнутым к креслу самолета. – Да, я не святой. Накажи меня. Пощади ее.

Сосед косился на бурчание мужчины, но заговорить не решался. В конце концов, самолет самое подходящее место для молитвы. Учитывая нескромность современных попов, намного лучше церкви. И слава богу, молитва не на арабском.

– Почему она? – тихо спрашивал создателя Сергей, – Боже! Ты только сотворил ее на радость … Зачем так рано забирать? Забери меня. Прошу, оставь ее жить!

В этом отчаянии, прося Всевышнего о милости, Сергей отдал всего себя. Остальное: радости и невзгоды, чаяния и беды ушли на второй план. Там им и место. Мелочность давешних переживаний стыдили его, как подростка стыдит занятие онанизмом. Но сожалеть поздно. Жребий брошен. Ему выпала черная метка. Счет за все, абсолютно все ошибки. И за те, в которых он раскаялся, и за те которые и не понял. «Каждая секунда на этом свете, – размышлял мужчина, – урок. Выучил урок, сдал контрольную – шагаешь дальше. Нет – жизнь возвращает тебя снова и снова к одним и тем же граблям, тыкает об них, как щенка, пока не усвоишь тему. В этом, наверно, и есть смысл жизнь!»

За размышлениями Сергей и не заметил, как погрузился в беспокойный, ужасающий сон.

Ему снилась Алиса. Он ведет указательными пальцами по ее нежной спинке.

– Рельсы, рельсы. Шпалы, шпалы.

Девочка гогочет, дергается, извивается всем телом. Вдруг, проходя по затылку, палец натыкается на что-то горячее. Горячее настолько, что Сергей рефлексивно отдергивает обожженную руку. Второй, здоровой рукой, в панике убирает с шеи дочки рыженькие волосы и видит на бледной коже, родимое пятно – его любимый цветочек, бутон тюльпана. Теперь он теперь буро алого цвета. Сергей вдруг осознает, это совсем не цветок. Это костер. Чаша факела. Огонь. Да именно это пламя и обожгло указательный палец. «Она горит! – понимает он. – Она много лет сгорает изнутри. С самого рождения. А мы не замечали. Сейчас огонь вырвался наружу. Родинка – это предупреждение. Знак огня. Огонь вокруг ее ангельской головки!»

От ужаса Сергей проснулся. Паника никуда не ушла. Он рассеянно огляделся по сторонам, не понимая, где находится. Сознание возвращалось с неохотой, как недобросовестный должник возвращает давнишний долг.

– Черт! – громко выругался он, натирая кулаками усталые глаза.

Горечь бытия вернулась. Сергей откинулся на спинку сидения. Посмотрел в иллюминатор. Белоснежная перина облаков раскинулась до самого горизонта. Но умиротворенность свойственная близости к Господу, не подействовала на измученного переживаниями отца. Тревожный сон не выходил из головы. «Огонь вокруг головы!» – эта фраза кружилась в усталом сознании как назойливая муха, пока, наконец, не извлекла из пучины прошлого жалящие воспоминания.

Его звали Антон. Странный белобрысый мальчуган. Держался особняком. В типичном небольшом городке советской окраины друг друга знали все. И, следуя догмам тогдашней идеологии, делили всё и вся на крайности: либо любили, либо ненавидели. Антона просто игнорировали, боясь, или вернее опасаясь его. Так, как опасаются лишайного кота или бородавчатой жабы. Почему? Никто не знал. Просто так было принято. Да и белобрысый отшельник, судя по всему, не сильно переживал из-за своего одиночества. Нет, пацанов он не чурался. Выходил во двор, гонял на велике. Иногда, когда не хватало игроков или на подмену, играл в футбол. Да и водились с ним тоже «на подмену», если больше не с кем было гулять. Ну, например, бывало, отправляли детишек в пионерлагерь, и так совпадало, что пол двора уезжало в одну смену. Или, иногда, шли всей толпой к кому-то смотреть телевизор: «В гостях у сказки», «Ну, погоди!», «Приключения электроника», неважно, а тебя домой загнали. На пять минут, в магазин сходить или мусор выбросить. Получается, отбился от друзей и слоняешься по двору один одинешенек. В такие вот моменты и приходилось дружить с Антоном. А еще хуже, когда что-то не поделил с пацанами, или подрались. На неделю, а то и больше выпадаешь. Остается лишь одно, на зло другим дружить с белобрысым. Да и не дружба это была. Так, бродили вместе по городку и придумывали себе занятия.

Сергей уж и не помнил, по какой причине ему пришлось в ту неделю «кентоваться» с Антоном. Да это и не так важно, учитывая ужас случившегося в ту неделю.

– Ты кем хочешь стать, когда вырастишь? – спросил Антон, бесцельно ковыряясь палкой в пыли под ногами.

– Летчиком, – ответил Сергей.

Они сидели на лавке у подъезда девятиэтажки. Антон с одного края, Сергей с другого. Неприятный запах, источаемый подростковым телом Антона, был еще одной причиной из-за которой с ним редко общались. Этот запах пота, дерьма и мочи до сих пор стоял в носу Сергея. Разница в пару лет, Антон был старше, пока еще скрывала от Сережи тяготы переходного возраста.

– А, классно, – отвлеченно поддержал разговор Антон. – А ты на чем будешь летать? На бомбардировщиках или истребителях?

Очевидность ответа возмутила Сергея:

– Конечно на истребителях! Я что дурак, что-ли? Из истребителя в любой момент пересядешь на бомбардировщик. А наоборот, переучиваться надо.

– Ну, да, – согласился белобрысый, и решил блеснуть эрудицией. – Там же скорости совершенно разные.

Сергей не стал вдаваться в подробности. Для него и так все было очевидно.

– Кстати, – воодушевился Антон. – А ты в курсе, что в истребители берут только с отличным вестибулярным аппаратом?

– А то, – Сергею не показал своего невежества.

Он согласился с приятелем, не понимая, о чем тот говорит. Упасть лицом в грязь перед каким-то «Антоном» не допустимо.

– Я читал в «Технике молодежи», у Гагарина вестибулярный аппарат был как у кошки, – вдруг заявил белобрысый.

Сергей высокомерно усмехнулся, как прожженный знаток вопроса.

– Получается, – дальше рассуждал Антон, – как бы его не подкинуть, он приземлился бы на ноги?

Сергей проигнорировал это явное утверждение. Понемногу стал догадываться что такое «вестибулярный аппарат»

– Даже если бы, например, выпрыгнул из самолета, он бы кувыркался, кувыркался в небе, – Антон вертел ладонью перед лицом, демонстрируя, как бы кувыркался Гагарин, – и у земли сгруппировался и, хоп. Приземлился на ноги.

Настала очередь Сереги продемонстрировать глубокие знания вопроса.

– Балда! Ты про парашют слышал? – он горько усмехнулся, поражаясь глупости собеседника.

– А если без парашюта? Кошки же без парашюта. И всегда приземляются на лапы.

– Если выкинуть из самолета без парашюта, любой разобьется.

Антон задумался. Через минуту он встал и заявил:

– Пошли.

– Куда? – удивился Сергей.

– Проверить надо. Проведем эксперимент.

Делать все равно нечего. От скуки Сережа готов потерпеть глупые эксперименты белобрысого. Пацаны обошли дом. Идя по палисаднику, Антон объяснял:

– Кошка падает всегда на лапы не случайно. Она амортизирует падение.

«Еще одно непонятное слово, – думал Сергей. – Этот пацан, по ходу, ботаник». Он с некой опаской посмотрел на приятеля. Тот шагал, уткнувшись лицом в землю. Казалось, еще немного и подросток пропашет своим длинным носом борозду.

– Мы это проверим.

– Как? – спросил Сергей.

– Сейчас увидишь.

Подошли к третьему балкону. Весь двор знал, под этим балконом девчонки организовали «кошкин дом». Дворовая Муся разродилась шестью котятами. И «мать» вместе с выводком поселили здесь, под балконом, в коробке из-под пылесоса.

Заметив пацанов, кошка не испугалась. Даже наоборот. Решив, что маленькие люди принесли еду, замурчала. Все шесть, еще слепых котят, прильнули к пузу матери. Пищали. Искали источник еды.

– Привет Муся! – поздоровался Антон. – Малых брать не будем. Может, вестибулярный аппарат еще не натренирован. Муся, Муся, кыс, кыс, кыс.

Он поманил пальцами кошку. Та лишь громче замурчала, но с места не сдвинулась. Кормление чада, важнее.

– Иди сюда!

Антон залез под балкон и нырнул руками в коробку. Не обращая внимания на протестующий писк котят, он обхватил Мусю ладонями. Потащил к себе. Кошка не сопротивлялась. Она была слишком усталой, и слишком доверяла людям.

– Что ты делаешь? – удивленно спросил Сергей.

– Я же говорю, эксперимент!

Белобрысый пошел обратно к подъезду. Сергей начал подозревать неладное, когда они оказались в лифте.

– Что ты собираешься делать? – повторил он вопрос.

– Ничего, – равнодушно ответил Антон. – Мы отправим Мусю в полет. Она приземлится на лапы и побежит к своим котятам. Это докажет мои предположения.

– Ты что, дурак? – запротестовал Сергей. – Она же разобьется? Отпусти кошку!

– Не бойся, не разобьется, – уверил его Антон. – Вот увидишь!

Лифт остановился на последнем, девятом этаже. Антон с кошкой на руках вышел на лестничную площадку. Сергей остался на месте. Заметив нерешительность приятеля, Антон усмехнулся:

– Идешь? Или зассал? Тоже мне летчик- истребитель!

Сергей решительно шагнул из лифта.

– Не зассал. Мусю жалко. У нее котята.

– Жалко? – впалые глаза Антона загорелись, а черты лица стали острее. – Если бы Кожедуб жалел фрицов, он бы не стал героем. Не бойся. Я сам ее брошу. Пошли.

Он шагнул к лестничному пролету. Заглянув за перила, довольно усмехнулся:

– Нормально.

Животный инстинкт Муси завопил об опасности. Она принялась извиваться в руках Антона, пытаясь освободиться. Но малолетний живодер оказался к этому готов:

– Нет, – прошипел он ей. – Второй раз не выйдет. Еще Тимкины царапины не прошли. Меня не проведешь.

– Ты что уже … выкидывал … ? – от изумления у Сергея перехватило дыхание. Он с трудом подбирал слова, – делал это?

– Да, – ответил Антон. – Два раза. Но там другое, там не эксперимент. Тимка, кот бабы Шуры. Стерва с пятого дома. Старая сволочь. И еще одна бездомная была, со стройки.

– Зачем? – спросил Сергей.

– Чтобы доказать, что не девчонка! – улыбка белобрысого стала шире. – А?

Сергей не понял вопроса. Он просто смотрел в искаженное лицо Антона, и непонимающе моргал.

– Может, еще расплачешься? – ехидно спросил подросток.

Мальчик застыл, не в силах что-либо сказать или сделать.

Антон времени не терял. Не дав кошки шанса опомниться и помешать. Животное продолжало жалобно мяукать, не переставая предпринимать попытки вырваться. Белобрысый, опытной, набитой рукой схватил животное за шиворот. Мусе оставалось лишь звать на помощь, пытаясь докричаться на своем кошачьем языке до разума людей.

Антон самонадеянно захихикал, вытягивая над пролетом руку.

– Ну, что? Полетели?

Разомкнул пальцы и пушистое тело, мелькнув у перил, устремилось вниз, на бетонный пол первого этажа. Оба пацана прильнули к краю. Сергей в испуге и надежде. Антон, хихикая, упиваясь «мужским» поступком.

– Ты, ты … – Сережа, не находил подходящих слов. Побежал по ступенькам вниз.

– Смотри не обосрись, баба! – крикнул ему вслед Антон.

Муся была еще жива. Вывернутые под неестественным углом лапы торчали из окровавленной шерсти. Голова лежала на боку. Открытые кошачьи глаза с горечью и сожалением смотрели на Сергея, моля об избавление. Растерянный и перепуганный Сергей, не знал, что делать. Переминаясь с ноги на ногу, он без остановки повторял одни и те же слова:

– Мама, мамочка! Мама, мамуля!

Из-под умирающего животного просачивалась бордовая кровь. Сергей, продолжая повторять мантру про маму, закрыл глаза. Заскрипели автоматически открывающиеся двери лифта. Антон лениво подошел к жертвам.

– Что, облом? – спросил он не понятно у кого. – Не спас вестибулярный аппарат?

Он оттолкнул Сергея. Прошел к Мусе.

– Тварь! – процедил он с ненавистью сквозь плотно сжатые узкие губы.

Подросток вцепился пальцами за шиворот сломанной кошачьей шей.

– Маму зовешь? – не меняя интонации, обратился Антон к приятелю. – Слабак! А ты знаешь, что на войне бывает? Тоже мне – летчик!

Фильмы про немцев, и рассказы ребят, старшие братья которых побывали в Афгане, в общем обрисовали в детском сознании представления об ужасе, насилии и безумстве войны. Но так, в живую, видеть угасание невинного создания, совсем другое.

Антон приподнял тело кошки. И в ту же секунду из шерстяного комка к полу потянулась красная струйка. Сережа принял это за льющуюся кровь. Через мгновение, присмотревшись, понял, из трупа вываливаются кишки. Сергея стошнило.

Он выбежал из подъезда и бежал до тех пор, пока легкие превратились в горящую тряпку. Его снова тошнило. Выдавливая из себя остатки завтрака, мальчик твердо решил, с Антоном дружба закончена раз и навсегда. Ни за что, никогда, он не протянет руки, и не сядет на одну лавку. Но в детстве любые обещания даются легко. Также легко, как и нарушаются.

– Эй, летчик-истребитель!? – окликнул Сережу через день противный ломающийся голосок.

Мальчишки только что обобрали вишню в палисаднике и, забравшись на бетонные трубы у разрытого котлована, доедали остатки. От скрипящего голосочка Сергей похолодел, а по спине пробежали мурашки.

– Чё те надо, вонючка? – спросил кто-то из друзей, запустив в Антона вишневой косточкой.

Она пролетела положенное расстояние и уткнулась в плечо подростка. Пацаны засмеялись.

– Ничего, – с безразличием пропустив унизительный выстрел, ответил Антон. – Я Серого хотел спросить. Может он знает, куда Муся подевалась?

– Чего? – ответил за Сергея другой приятель. – У девчонок спроси. Ха, тоже мне, ветеринар.

Мальчики засмеялись. Одному Сергею было не до смеха.

– Серый, – продолжал Антон, как ни в чем небывало, – тебя мамочка звала?

Белобрысый улыбнулся крысиной улыбкой, от которой Сереже стало страшно. Он спрыгнул с трубы, ловко приземлился на ноги, сжал кулаки и подошел к Антону. Остальные с любопытством наблюдала за происходящим.

Продолжая ехидно улыбаться, белобрысый спросил:

– Драться собрался? – и затем негромко запищал. – Мама, мамочка, мамуля. Ай, ай, ай.

– Заткнись, – злым шепотом процедил Сергей. Ему совсем не хотелось лишний раз привлекать внимание друзей.

– А то что? – спросил белобрысый.

Улыбка на его лице стала шире. Сергей еще крепче сжал кулаки. Ему хотелось одного, со всего маху врезать по этим выпирающим кривым, желтым зубам. Злость с каждым вдохом закипала сильнее и сильнее, как масло на сковороде.

– Ты же слабак! Дохлой кошки испугался. Заныл как девчонка, – Антон многозначительно посмотрел через плечо Сергея на остальных.

Сережа проследил за взглядом, но быстро отвернулся. Ему не хотелось думать о том, что за ними следят друзья. Если они узнают, о слабости, о нытье над искалеченной кошкой, его задразнят до смерти. Белобрысого необходимо заставить молчать.

– Я не ныл, – буркнул он, затем, собравшись, выпалил. – Тебе чего надо?

– Дело есть. Идем.

Не дожидаясь согласия, повернулся и пошел к забору. Сережа неуверенно переминался с ноги на ногу, оглянулся еще раз и с неохотой последовал за белобрысым. Нагнал его аж в соседнем дворе. Не сбавляя шаг, Антон сказал:

– На стройку канала загнали трактора. Я отвлеку сторожа, а ты сольешь из бака банку бензина.

– Ты чего? – испугался Сережа. – Там же сторож с ружьем. Еще та сволочь. Мы с пацанами на той недели лазали, так этот гад солью стрелял.

– И что? – белобрысый мельком посмотрел на пацана. – Попал?

– Нет. Но Пашка с Денисом тормознулись. Не успели через забор. Попались. Эта сволочь час их продержал на коленях. Сказал, что следующий раз собаку спустит. А ты видел ту собаку?

– Видел. И что? Ты перепрыгнешь через забор у дальней стоянки. Я там банку и шланг в кустах припрятал. Короче, ЗИЛ-ок стоит у экскаватора, за бульдозером, увидишь. Я со сторожем заговорю, насос для меча попрошу. А ты бензин из ЗИЛ-а сольешь. Умеешь?

– Да, – Сережа несколько раз видел, как папа, засунув один конец шланга в бак «Москвича» приложился губами к другому. Глубокий вдох и из шланга в канистру, под громкие папины плевки, потела желтоватая, вонючая жидкость.

Они прошли пустырь. Остановились у высокого забора из бетонный блоков. Здесь мальчикам предстояло разойтись. Антон пошел налево. Ворота на стройку метрах в пятистах, у съезда с шоссе. Сережа поплелся направо. Ему предстояло обойти забор и добраться до лесополосы на другой стороне. Пыльная тропинка тянулась бесконечно. Предчувствие чего-то нехорошего не покидало его. Без сомнений, прямо сейчас Антон впутывает их в нехорошую историю. Но сопротивляться не было, ни сил, ни смелости. Всю весну Сережа не понаслышке прочувствовал бойкот. После истории с «с досье» от него отвернулись все друзья. По примеру Штирлица, мальчик завел на каждого знакомого «Личное дело». Безобидные характеристики ложились листками в красную папку с завязками. Папку ему подарили на мамой работе. Все бы ничего, если бы папочка не попалось на глаза лучшему другу, Юлиану. Через несколько дней с ним никто не разговаривал, ни в школе, ни во дворе. И причину этого Сережа узнал не сразу. Об озвученных одноклассником фантазиях, ему поведала одна сердобольная девчонка, соседка по подъезду. Бойкот сняли только после жесткой, бескомпромиссной драки. Сережа и Юлиан дрались целый день, на каждой перемене. А после уроков случилась финальная битва. Сергей поверг противника, и Юлиан с разбитым носом, подбитым глазом и кровоточащим ухом, признался, что переврал и оговорил дружка. Сергею тоже досталось, но бойкот был снят.