Сергей Зверев
Мятежный остров
– Как это понимать? – изобразил недоумение российский резидент.
– Ах да. Забыл представиться. Генри Грин, капитан-командер, флотская разведка США. А вас как зовут?
– Очень приятно, несмотря на обстановку. Карл Свенссон, ландшафтный дизайнер, – спокойно ответил Рождественский и кивнул на свой паспорт. – Чем моя скромная персона заслужила такое внимание американской флотской разведки? Попытаюсь угадать. А, понимаю, мне в этом году пришлось выполнять один заказ на обустройство участка, принадлежавшего родному брату одного из филиппинских адмиралов. И вы хотите привлечь меня к сотрудничеству? Но это же незаконно: если я буду сотрудничать с вами, то у меня могут возникнуть проблемы с местными властями.
У Генри нервно дернулась щека, он понял, что так просто нелегала не расколешь.
– О том, что у вас документы на имя Карла Свенссона, я знаю. Меня интересует ваше настоящее имя. Давайте говорить открыто. Ваш информатор – уборщик Хосе Рисаль уже во всем сознался, когда мы его взяли вместе с документами, изъятыми из корзин для бумаг. Он и сообщил нам, где и когда произойдет ваша встреча.
– Какой уборщик, какие документы? – пожал плечами Свенссон.
– Эти самые. Не желаете взглянуть? – кивнул на конверт американец.
– Не имею ни малейшего желания. Вы ошибаетесь. Возможно, какой-то Хосе, вы сказали, что он работает уборщиком, и хотел кому-то передать документы в кафе. Но не мне, а другому человеку. Беседуя со мной, вы зря теряете время. Я не знаю, как работают спецслужбы, но из книг, фильмов и газет почерпнул, что информатора обычно не арестовывают сразу, а ведут, пока он не выведет на заказчика.
– У нас свои методы. Хосе Рисаль назвал именно вас. Не запирайтесь. У меня для вас есть хорошее предложение.
– Не понимаю, о чем вы говорите, но готов выслушать, – сделал вид, что согласился, подданный шведского короля.
– Это уже хорошо. Вы человек, как я понимаю, здравомыслящий, – начал мистер Грин, – другие в разведке не работают, их отсеивают. С одной стороны, есть пакетик с наркотиками, который, честно вам признаюсь, был вам подброшен в микроавтобусе. У моей страны сильное влияние в здешних краях. А потому, не сомневайтесь, одного моего слова достаточно для того, чтобы местные следствие и суд засадили вас в филиппинскую тюрьму. Тут не Швеция и не Америка. Тюрьмы ужасные, контингент и того хуже, – очень выразительно скривился американский капитан-командер. – С другой стороны, вы уже сегодня можете выйти на свободу, и вашей карьере ничего не будет угрожать. Пакетик с порошком просто исчезнет. Для этого тоже достаточно одного моего слова. Мне нужно лишь устное согласие на наше с вами сотрудничество. Для своих хозяев вы остаетесь таким же хорошо законспирированным нелегалом, надежным поставщиком достоверной информации. Цена свободы – вы сдаете мне… Нет, нет, не сдаете… Это не то слово. Вы передаете мне информацию по вашей агентурной сети на Филиппинах. Никто из них не пострадает. Мы просто возьмем всю сеть под свой контроль, изредка будем сбрасывать в нее нужную нам информацию. Вот и все. Я доходчиво все объяснил?
– Вполне, но только не по адресу. Вы ошиблись. Я просто ландшафтный дизайнер. Моя фирма преуспевает. Зачем мне еще заниматься шпионажем?
– Не скажите. Есть еще такое понятие, как убеждения, желание рисковать. В моей практике попадались и такие нелегалы, кто на доходы от своей фирмы содержали всю агентурную сеть.
– Это не мой случай. Чтобы убедиться в ошибке, достаточно устроить мне очную ставку с этим вашим уборщиком. Хосе, кажется, так вы его назвали? Он сразу же скажет, что я не имею к нему никакого отношения.
Мистер Грин глубоко вздохнул.
– Вы начинаете меня утомлять и злить. В вашем положении это чревато серьезными последствиями. Взгляните на документы, которые вам собирался передать Хосе. – Мистер Грин взял конверт и высыпал из него на стол бумаги.
– Какие-то чертежи, технические наброски и записки. Честно говоря, я в этом ничего не понимаю, – бесстрастно вздохнул Карл Свенссон.
– А вы повнимательней взгляните. Освежите память, – подсказал мистер Грин.
Рождественский деловито поправил очки, прошелся взглядом по бумагам, не прикасаясь к ним.
– Результат прежний. Вы теряете со мной свое драгоценное время.
Генри подошел к окну, раздвинул металлические планки жалюзи. Он ни секунды не сомневался, что швед – разведчик-нелегал. Знал, что это его шанс сделать карьеру, но у мистера Грина на ландшафтного дизайнера не было ровным счетом ничего. Если не считать подброшенного пакетика с наркотиками. Но такой финт был достоин опустившегося ленивого филиппинского копа, а не представителя флотской разведки США. Начальство таких вещей не любит. Оно может закрыть глаза на подобные вещи, но только в случае успеха. Скажем, Грин положил бы на стол список агентов, информаторов, которыми тайно управляет этот чертов Карл Свенссон.
– Наш разговор неофициальный, – напомнил Генри. – Подумайте о своем будущем. – Хосе Рисаль уже сдал вас. Вам не отвертеться. Будет и очная ставка, и все остальное, включая тюрьму, если вы не согласитесь сотрудничать с нами. Даже пакетик с наркотиками для этого не понадобится.
Рождественский задумчиво смотрел перед собой. Перспективы вырисовывались неутешительные. Он знал, какой следующий ход сделает мистер Грин. Тот скажет, что сумеет сбросить дезинформацию, будто бы он – Рождественский – сдал-таки всю агентурную сеть. Мол, и Хосе Рисаля он лично сдал.
– Можно закурить? – попросил «швед».
Глаза Генри зажглись: если человек просит о чем-то, значит, сломался. Теперь главное, аккуратно его дожать, и дело будет в шляпе.
– Без проблем. – Мистер Грин сунул руку в карман и положил перед Рождественским пачку сигарет, а наверх ее – зажигалку, оформленную в цвета американского флага..
Нелегал неторопливо открыл пачку, вынул сигарету, крутанул колесико зажигалки, посмотрел на огонек, выскочивший из микрогорелки, словно в это время принимал нелегкое решение.
– Наше сотрудничество будет хорошо оплачиваться. В будущем, когда надобность в нем отпадет, вам предоставят возможность перебраться жить в США, – решил дать еще один бонус нелегалу для положительного ответа Генри.
Рождественский прикурил и, глядя на Генри, опустил руку с зажигалкой. Язычок пламени лишь коснулся края одной из бумаг. Но от этого касания мгновенно вспыхнула ярким огнем вся пачка. Это сработал специальный состав, которым по наставлениям Рождественского Хосе Рисаль обрызгивал все передаваемые документы, чтобы в случае опасности их можно было уничтожить за считаные секунды.
Мистер Грин среагировал не сразу. Несколько мгновений он стоял каменным столбом и таращился на пылающие бумаги. Затем смел их со стола на пол и принялся топтать ногами. Но документы не гасли, продолжали гореть, чернели, скукоживались.
На шум прибежали полицейские. Штанины у Генри уже дымились.
– Да не топчите! – кричал он. – Несите воду! Заливайте!
Сержант метнулся за дверь. Офицер бросился к холодильнику. Когда сержант вернулся с кружкой воды, гасить уже было нечего. По кабинету кружилась, рассыпалась пеплом черная метель. Мистер Грин вырвал у сержанта кружку с водой и плеснул себе на дымящуюся штанину.
– Черт, какой я неловкий… – извиняющимся тоном проговорил Карл Свенссон. – Я честно не хотел… Так получилось, – пробормотал он.
По его лицу невозможно было сказать – издевается он или говорит серьезно.
– Я сам не понимаю, как это произошло… – мямлил поданный шведского короля, – странная бумага, никогда не видел, чтобы так горела.
– Ты пожалеешь об этом, – мстительно прошипел американский капитан-командер, в упор глядя на Рождественского. – Очень сильно пожалеешь. Есть много способов вытянуть из человека правду.
Теперь у Генри не осталось даже бумаг из мусорных корзин в качестве косвенного доказательства. Лишь догадки, а на них далеко не уедешь. Начальство такого не любит. Оставался один выход – сломать несговорчивого нелегала, вытащить из него информацию любым путем, не стесняясь в средствах.
5
Это уже стало традицией. Хорошей или плохой? Даже сам Лавров не мог дать ответа на такой вопрос. Ни одного отпуска ему не удалось отбыть до конца. Непременно случалось так, что его «выдергивали» самым срочным образом. Вот и полноценно погостить у двоюродного брата на Оке майору не пришлось.
Когда они обедали на террасе, на проселочной дороге появилась черная легковая машина с военными номерами. Пашка сильно обрадовался, завидев, как из автомобиля, остановившегося перед родительским домом, выбрались самый настоящий генерал и в штатском моложавый мужчина с непроницаемым лицом.
Мальчишка сразу понял, что всякие портянки и сапоги, которыми занимается дядя-интендант, это чистой воды россказни. Не станет генерал лично приезжать за таким офицером, тем более не станет с ним уважительно беседовать. Значит, дядя Андрей в самом деле выполняет секретные задания, вот только рассказывать об этом не хочет. Что ж, правильно, – конспирация.
Сборы прошли быстро. Уже через полчаса Батяня попрощался с родственниками и укатил на генеральской машине. Моложавый мужчина в штатском, бывший полковником СВР, уже по дороге к военно-воздушной базе под Серпуховым, вводил майора Лаврова в курс событий и ставил ему задачи. Ситуация, в которой понадобилось задействовать спецназ ГРУ, выглядела непростой.
– … Нашего резидента арестовала филиппинская полиция по подозрению в наркоторговле. Естественно, это было классической «подставой» американской флотской разведки. – Мужчина в штатском вывел на экран фотографию Рождественского. – По предварительной, еще не проверенной информации, Рождественского удерживают в одной из тюрем, расположенной на небольшом острове. Каком именно? Еще неизвестно. Но возможны и другие варианты. Их нельзя исключать. Я не сомневаюсь в нашем резиденте, но на сегодняшний день существует множество изощренных способов выбить из человека секретную информацию, даже против его воли. Поэтому вам, майор, и ставится задача: отыскать Рождественского и освободить его. Вас эвакуируют с Филиппин. Подберите группу.
– На Филиппинах есть надежный человек из ваших, кто сможет помочь нам? – поинтересовался Батяня.
– Естественно, – кивнул «штатский». – Правда, я сам не знаю, кто он такой. На него раньше указал сам Рождественский.
– Как же мне на него выйти? – озадаченно посмотрел на собеседника Лавров.
– Резидент предусмотрел вариант связи на случай своего провала. Им и воспользуетесь, я вас проинструктирую.
– Когда вылетать?
– Вчера. У вас есть предварительные прикидки по людям, с которыми будете выполнять задание?
– Считайте, группа уже сформирована…
… Майор Лавров имел своих «любимцев» – тех, в ком был абсолютно уверен. Операция предстояла сложная, могли потребоваться специалисты любого профиля. Но не наберешь же группу из семи-десяти десантников! Такую компанию хорошо не легендируешь. Она сразу бросится в глаза спецслужбам. Поэтому Батяня решил сделать ставку на «универсалов». Заместитель комбата, командир роты капитан Илья Прошкин славился и как подрывник, и как снайпер, а прапорщик Ростислав Сазонов имел и неоконченное медицинское образование и прекрасно разбирался в электронике. Вот и вся группа. В случае необходимости на сам момент освобождения Рождественского из плена Лаврову обещали «подослать бойцов». Добираться до Филиппин было решено врозь на разных авиарейсах, чтобы особо не привлекать внимание американских и филиппинских спецслужб. Встретиться предстояло уже на месте. Каждый из членов группы имел свое легендирование, которое позволяло потом «завести знакомство» с товарищами.
Так Батяня в качестве туриста с эстонским паспортом и оказался на борту самолета, совершающего рейс Киев – Манила. Прапорщик и капитан летели другими рейсами. Эстонский паспорт давал свои преимущества. Документы Евросоюза обычно не вызывают подозрений у азиатских пограничников, особенно если летит по ним «белый» человек. Ну, в самом деле, не заподозришь же европейца в том, что он собирается по поддельным документам въехать в азиатскую страну. К тому же в случае чего, при случайной встрече с «соотечественниками», эстонское гражданство вполне могло быть у русского, чем можно объяснить незнание им эстонского языка.
К дальним перелетам Андрей был привычен. К тому же теперь приходилось лететь не транспортником, а комфортабельным «Боингом». Лишь только самолет набрал высоту и зажглись панели, разрешающие расстегнуть ремни, майор тут же крепко уснул. Ведь никто не мог дать гарантию, что на месте удастся выспаться…
* * *
… Пока самолеты с майором Лавровым, капитаном Прошкиным и прапорщиком Сазоновым находились в воздухе, капитан-командер американской флотской разведки бойкий и хитрый мистер Генри Грин не сидел сложа руки.
В бетонной комнате без окон, куда его привели конвоиры из общей тюремной камеры, нервно прохаживался Виталий Рождественский, пытаясь понять, что ему уготовил американец на этот раз. Было уже и избиение, и пытка бессонницей, но солидная, пройденная еще в России спецподготовка не дала резиденту сломаться. Он неизменно повторял, что является шведским подданным Карлом Свенссоном, работает на Филиппинах ландшафтным дизайнером.
Мебели в помещении, освещавшемся двумя лампочками, забранными в проволочные плафоны, было немного. Лишь два намертво привинченные к полу металлических стула с истертыми фанерными сиденьями да металлический же стол. Еще на полу лежал старый ковер.
Резидент понимал, что долго ожидает не потому, что о нем забыли. О нем хорошо помнят, мистер Грин наверняка где-то рядом и наблюдет за ним через камеру, укрепленную под потолком. Ожидание должно выматывать пленника, заставлять думать и сомневаться.
Рождественский не ошибался. Мистер Грин находился в соседнем помещении и смотрел в монитор. Дверь открылась, и в комнату вошел Бальтасар Алонсо в сопровождении колоритного типчика. Типчик был помесью африканца с китайцем – кучерявые волосы густой шапкой покрывали голову, на них держался небольшой головной убор, напоминающий тюбетейку. Раскосые азиатские глаза разительно контрастировали с пухлыми, выпученными, как у верблюда, губами. Одет мужчина был в живописный халат, в руках держал большую, шитую бисером потертую временем сумку.
Генри скептически осмотрел мужчину. Место ему было не среди современных людей, а скорее в музее туземного быта.
– Знакомтесь, – представил Алонсо. – Педро Сервантес.
У мистера Грина нервно дернулась щека.
– Сеньор Педро, вас не затруднит подождать минутку за дверью?
Этнографический тип сдержанно кивнул, повращал глазами и вышел за дверь, оставив ее приоткрытой.
– Закрой дверь, – обратился к Алонсо Генри.
– Сейчас. А в чем дело? – исполнил просьбу Бальтасар.
– Я тебя просил найти мне лучшего гипнотизера, – тихо проговорил мистер Грин. – А ты мне кого привел? Что это за чучело?
– С гипнотизером не так просто, – развел руками Бальтасар. – А Педро Сервантес даже лучше гипнотизера, он колдун вуду. Про него рассказывают, что он способен оживлять мертвецов и делать из них зомби.
– Рассказывают или умеет на самом деле? – задал справедливый вопрос капитан-командер, но не стал дожидаться на него ответа. – Мне не надо делать из Свенссона зомби. Мне нужно, чтобы он заговорил. Сказал правду!
– Сеньор Сервантес заверил, что сумеет это сделать.
Генри с сомнением покачал головой.
– Сервантес – его настоящая фамилия или псевдоним колдуна?
– Настоящая, – с готовностью ответил Бальтасар.
Мистер Грин глубоко вздохнул. Не нравилась ему эта чертовщина. Он привык работать традиционными методами, не предусматривающими при допросах ни колдунов, ни ясновидящих. Но выбора не оставалось. Карл Свенссон вот уже битый час маялся в каменном мешке и, как казалось Генри, созрел для допроса.
– Твой колдун сумеет ввести его в транс? – спросил он.
– Запросто, – пообещал капитан Алонсо.
– Тогда пошли…
Рождественский вздрогнул, когда загрохотал дверной засов. Он ожидал увидеть очередных тюремщиков-палачей с резиновыми дубинками или же медика с саквояжем, в котором покоятся ампулы с «сывороткой правды». К этому он был готов. Спецподготовка позволяла ему практически полностью отключать ощущение боли. К «сыворотке правды» у резидента был выработан иммунитет. Но реальность практически всегда противоречит предположениям. Резидент удивленно посмотрел на колоритного сеньора Педро.
– Вы по-прежнему не передумали? – спросил мистер Грин без особой надежды на отрицательный ответ.
– Не пойму, чего вы от меня хотите? – проговорил Рождественский, глядя поверх головы Генри. – Да, под пытками я могу оговорить себя. Сознаться в том, чего никогда не делал. Если вы хотите это услышать, я даже могу признаться в том, что некий Хосе лазил по мусорным корзинам по моему заданию. Но вам, как я понимаю, это не надо. Вы хотите знать правду. А правда такова, что я Карл Свенссон от рождения и до сегодняшнего дня. Вашего Хосе отродясь не видел, не знал. По профессии я ландшафтный дизайнер. Никогда не имел отношения к разведке и шпионажу. Из-за вас от меня уходят клиенты, срываются заказы. Кто мне это компенсирует? Самый большой мой грех в жизни – это интимные отношения с замужней женщиной. Боже, за что мне такое наказание? – Рождественский картинно воздел перед собой руки.
– Перестаньте ломать комедию, – строго сказал мистер Грин. – Это вам не поможет. Рано или поздно я услышу от вас правду. В ваших интересах, чтобы это произошло добровольно. Вы еще не готовы признаться в том, что очевидно?
– Очевидно кому? – спросил Рождественский.
– И мне, и вам, – улыбнулся Генри.
– Вам, может быть, но не мне.
– Значит, не готовы признаться?
– Не сегодня и не завтра. Мне не в чем признаваться.
– Тогда проведем небольшой эксперимент, – предложил Генри, усаживаясь на стул и забрасывая ногу за ногу.
Бальтазар Алонсо тоже сел рядом со своим американским коллегой. Педро Сервантес вопросительно глянул на мистера Грина, понимая, что главный здесь именно он.
– Приступайте, сеньор, – предложил американец.
Колдун вуду насупил брови, глянул на Рождественского.
– Садись, – требовательно произнес он, указывая на истертый ковер. – К стене садись.
– Кто он такой? – спросил Рождественский.
– Наш ассистент, – расплывчато ответил Грин. – Советую его слушаться.
– Что он собирается делать?
– То, что ему положено, – проговорил Генри.
На самом деле и ему самому хотелось бы знать, что станет делать колдун Вуду. Рождественский пожал плечами, одернул свою ярко-оранжевую тюремную робу и, сев на ковер спиною к стене, сложил по-турецки ноги. Перед ним устроился Сервантес и принялся раскладывать свой инструментарий. Первым делом он достал из сумки человеческий череп. Кости поблескивали желтым светом, словно были натерты воском. Затем он водрузил на череп венок из сухих цветов, при этом стал невнятно бормотать какие-то заклинания. Слова были непонятны всем присутствующим, возможно, включая и самого колдуна, но звучали грозно, пугающе, как страшные проклятия.
Мистер Грин почувствовал, как у него пошли мурашки по спине. Алонсо глянул на него, как бы давая понять взглядом: мол, я же говорил, это почище любого гипнотизера будет.
Сервантес принялся трясти мохнатой головой, словно на него напал приступ трясучки. Выпяченные губы противно зашлепали. Педро вынул из сумки распятие и положил его перед Рождественским.
– Что это за средневековье? – спросил он.
– В глаза мне смотри! – крикнул колдун на жутком английском.
– Хорошо. Буду смотреть в глаза, – согласился резидент.
До того как вошел колдун, Рождественский не был готов к подобному испытанию. Да и теперь не представлял себе толком, в чем оно будет заключаться. В курс спецподготовки противодействие магии вуду не входило. Но любая магия по большому счету строится на гипнозе, внушении. Резидент «включил» в своей голове защиту, поставил так называемый тройной защитный блок.
Сервантес пялился на Рождественского, высовывал длинный язык, вращал им. Что-то шептал, шипел, словно змея. Виталий ощутил приступ тошноты, так это было противно, закружилась голова. Слюна сама собой стала наполнять рот. Рождественский опустил веки.
– В глаза смотри! – крикнул колдун.
От этого крика не по себе стало и Генри с Бальтасаром.
Сервантес принялся зажигать свечи и ставить их полукругом возле Рождественского. Это были не простые восковые свечи, от них шел еще какой-то приторный запах, от которого сильнее кружилась голова. Педро скороговоркой принялся читать христианские молитвы. Это было странным сочетанием. Древние туземные заговоры и католические тексты. При этом колдун стал сыпать на свечи порошки из коробочек. Те тут же вспыхивали разноцветными огнями, расползались благовонным дымом.
Генри закашлялся. Бальтасар прикрыл лицо носовым платком.
– Святая Дева Мария, смилуйся над нами… Аминь… – прошлепали губы колдуна.
При этом его лицо было злым, как у сказочного Кощея Бессмертного, руки рассыпали цветные порошки. Отряхнув с ладоней пыль, колдун простер их над головой Рождественского и вновь скороговоркой стал произносить древние проклятия. Внезапно глаза резидента закатились и уже не вернулись в нормальное положение. Веки оставались открытыми, виднелись лишь красноватые после бессонницы белки. Пленник филиппинской тюрьмы дернулся, выпрямил спину и замер, как статуя.
– Ты меня слышишь? – спросил колдун.
Рождественский в знак согласия кивнул.
– Он меня слышит, – торжествующе произнес Сервантес.
– И что нам теперь с этим делать? – осторожно поинтересовался мистер Грин. – Он так и будет только кивать?
– Этого я не могу сказать. Я ввел его в транс. Это прелюдия к тому, чтобы сделать из живого человека зомби.
– Зомби не надо, – тут же предупредил американец. – А меня он услышит?
– Спрашивайте, – сказал в ответ колдун.
– Вы меня слышите? – спросил мистер Грин.
Рождественский сидел как вкопанный и молчал.
– Вы слышите меня? – повторил вопрос Генри.
– Надо назвать его по имени, – посоветовал колдун Вуду.
– Хороший совет, – скривил губы Генри. – Но мне как раз надо узнать его настоящее имя.
Сервантес пожал плечами. Мол, а чем я могу вам помочь? Меня просили ввести человека в транс, я его ввел. А все остальное – ваши заботы. И все же Генри был профессионалом своего дела, умел вести допросы, даже если допрашиваемый сопротивлялся ему изо всех сил.
– Вы ландшафтный дизайнер? У вас своя фирма на Филиппинах?
Рождественский, соглашаясь, кивнул, сделал это, как «китайский болванчик», как кукла.
– Негусто, – проговорил Генри. – Как звучит ваше настоящее имя?
Рождественский остался неподвижным.
– Вас зовут Бальтасар? – провокационно спросил мистер Грин.
Резидент отрицательно повел головой.
– Теперь я хоть уверен, что он понимает суть вопроса. Вас зовут Карл Свенссон?
Рождественский закивал.
– И что мне теперь с ним делать? Он способен давать ответы только на уровне «да» и «нет». Да и то врет, отвечая мне.
Еще несколько раз мистер Грин пытался зайти с разных сторон, но «тройной блок» в голове у резидента был выставлен надежно, он был непробиваемым. Рождественский в знак согласия кивками и отрицательным покачиванием головы, даже находясь в трансе, отметал всяческие попытки изобличить его в шпионской деятельности и охотно соглашался, если у него спрашивали о шведском подданстве. Вопросы же типа, мужчина он или женщина, попросту игнорировал. Генри терял терпение. Ему хотелось встать и ударить шпиона.
– Если ему сейчас врезать по морде, что произойдет? – спросил он у Сервантеса.
Тот подумал немного и ответил:
– Или ничего, или очнется.
– Значит, и это бесполезно, – вздохнул Генри, но тут вдруг встрепенулся: – Бальтасар, спроси его то же, что и я. Может, у него будет иная реакция на другой голос?
Бальтасар повторил вопрос:
– Вас зовут Бальтасар? – но на автомате сделал это по-испански.
Рождественский, как и ожидалось, отрицательно покачал головой. Генри напрягся.
– Сеньор Педро, вы знаете китайский язык? – в его глазах зажглись огоньки надежды.
– Знаю.
– Тогда спросите у него что-нибудь по-китайски. Скажем: вы мужчина?
Педро исполнил просьбу. Рождественский остался безучастным.
– Это и требовалось доказать, – радостно воскликнул мистер Грин.
– Что доказать? – не понял Алонсо.
– Он не знает китайского!
– Зачем шведу знать китайский? – спросил удивленный Бальтасар.
– Из любой информации можно сделать правильный вывод. Если он не знает китайского, то вряд ли работает на китайскую разведку, – с видом победителя произнес Генри.
– Логично, – согласился Бальтасар Алонсо.
– Так. В этой тюрьме есть кто-нибудь, кто умеет говорить по-русски, по-вьетнамски и по-арабски? – спросил мистер Грин.
– Вьетнамец есть точно, и не один. Арабы тоже имеются. А вот русский? В этом я не уверен, – ответил Бальтасар. – Надо узнать у начальника.
– Ну, так вот. Быстро узнай. Найдешь – веди всех троих сюда.
Алонсо стремительно исчез за дверью. Рождественский продолжал пребывать в трансе.
– Вы сами верите в свое колдовство? – спросил Генри у Педро.
– Конечно, верю, – ответил колдун, плохо скрывая презрительный взгляд. Он сперва даже не понял вопроса американца.
– Это хорошо. При надобности сможете превратить его в зомби? – кивнул Генри на неподвижно сидящего Рождественского.
– Это можно. Но зомби теряет свою прежнюю память, воспоминания. И это уже необратимо. Из зомби человека назад не сделаешь, – ответил колдун. – Он еще минут пятнадцать в трансе пробудет. Обряд можно повторить только завтра.
– Надеюсь, этого хватит. К вопросу о зомби мы еще вернемся.
Цветной порошок вновь полетел на пылающие свечи.
Бальтасар вернулся довольно скоро. В бетонную без окон комнату конвоиры ввели троих заключенных со скованными наручниками запястьями. Один из филиппинских зэков был низкорослым вьетнамцем с испуганным взглядом. Второй – худощавым арабом с глазами разочарованного в жизни наркомана. Третий – татуированным громилой. На его руках из-под закатанных рукавов апельсинового цвета комбинезона виднелись синие надписи, сделанные кириллицей, и рисунки. На запястье улыбался зубастой пастью дьявол, что по зэковским понятием означало «оскал» – злой на власть. Если бы Генри разбирался в советско-российских татуировках, то непременно обратил бы внимание и на татуировку в виде ромбовидного перстня на указательном пальце – «отрицала».
– Спроси у него по-вьетнамски: «Вы мужчина?», – обратился к низкорослому Генри.
Прозвучал вопрос. Рождественский на него не отреагировал.
– А теперь ты спроси то же самое, но уже по-арабски.
Худощавый спросил. И вновь никакой реакции.
– Значит, не китайская разведка, не брунейская, не гонконговская, не вьетнамская, – пробормотал мистер Грин, после чего уже произнес отчетливо: – Спроси у него теперь ты, – и посмотрел на бывалого русского зэка, волей судьбы оказавшегося в филиппинской тюрьме.
– Зачем спрашивать? Это же и так ясно, – удивился бывалый зэк.
– Меня не интересует твое мнение, – надменно произнес Генри. – Спрашивай.
– А зачем?
Но вместо ответа на спину зэка опустилась резиновая дубинка. Пришлось подчиниться.
– Вы мужчина? – спросил зэк по-русски.
Рождественский сдержанно кивнул.
– Увидите их, – тут же выкрикнул Генри, махнув рукой конвоирам.
Заключенных вывели. Колдун посмотрел на мистера Грина.
– Скоро выйдет из транса, – напомнил он.
– Сам или ему надо помочь?
– Сам выйдет.
– Тогда иди и ты.
Сервантес попытался было собрать свой колдовской инвентарь, но Грин поторопил его:
– Успеешь, потом.
Рождественский уже не сидел как изваяние, он слегка начинал раскачиваться. Глаза по-прежнему оставались заведенными под лоб.
– Выходит, он русский. Большего мы из него не вытащим при помощи колдуна. Во всяком случае, сегодня, – задумчиво проговорил мистер Грин.
– Это уже немало, – восхитился Бальтасар, он понял, что сама судьба свела его с американцем.
Теперь можно было помечтать и о скором повышении. Вот только предстояло каким-то образом дожать резидента российской разведки.
– Русские, – вновь задумчиво произнес Генри, пытаясь представить себя на месте противника. – Они не поленятся забросить на Филиппины группу диверсантов для того, чтобы вытащить своего человека. У них для этого есть все возможности. Как думаешь, Бальтасар?
– Думаю, что так, – согласился филиппинец.
– В таком случае мы должны их встретить, – прищурился американец.
Генри прикинул, что для полного счастья ему не хватает самой малости. Он не только разоблачит резидента российской разведки, но и захватит командос, отправленных для его освобождения. Ради этого стоило постараться. Мистер Грин уже открыл было рот, чтобы поделиться соображениями с представителем местных спецслужб, как тут же замолчал. Рождественский пришел в себя. Он удивленно озирался по сторонам, пытаясь припомнить, что с ним произошло. Несмотря на состояние транса, в котором он до этого пребывал, кое-что удалось припомнить. Ему задавали какие-то вопросы, и он отвечал на них, либо в знак согласия кивая, либо, не соглашаясь, отрицательно качал головой. Вроде бы нигде не «спалился». Тройная блокировка работала надежно. Только «да» и «нет», и все согласно легендированию. Но тройная блокировка не учитывала языка, на котором задавали вопросы.
– Вы нормально себя чувствуете? – ехидно поинтересовался Генри.
– Сносно, – ответил Рождественский. – Голова кружится.
– Помните, что с вами было?
– Абсолютно не помню, – соврал Рождественский.
– Я спрашивал, а вы отвечали и рассказали много интересного. Но что именно, я вам пока не скажу. Пусть любопытство распирает вас изнутри. Конвойные! Уведите его.
Оставшись наедине с Алонсо, Генри встал, прошелся по комнате без окон.
– Теперь нам придется плотно поработать. Свяжитесь со своими специалистами. Нам предстоит отсмотреть видео с камер наблюдения в международном аэропорте Манилы в режиме онлайн.
– Кого следует искать? – спросил Бальтазар.
– Российских командос. Они рассчитывали появиться незаметно для нас, но теперь мы примерно знаем, кого следует ждать. Особое внимание на европейцев возрастом от тридцати до сорока пяти, крепкого телосложения, с короткими стрижками. В первую очередь обращать внимание на шрамы, на следы пулевых ранений.
– Мы будем задерживать подозрительных? – уточнил филиппинец.
– Ни в коем случае. Проводить осмотр под благовидным предлогом, не вызывая подозрений, а потом с извинениями отпускать, но недалеко. Мой план, Бальтасар, таков… – И Генри, словно боясь, что их подслушивают в этой комнате без окон, склонился к уху своего филиппинского коллеги и зашептал…
