Сергей Зверев
Гавайская петля
Он очнулся в пять часов по местному времени, вывалился из кровати, начал с ужасом представлять, мимо чего со стуком и лязгом пронеслась жизнь. Вроде все в порядке, два часа проспал. Тихо гудел кондиционер, в окно царапалось ветвистое тропическое дерево с иглообразными листьями. Лужайку под отелем нарядно обрамляли геликоновые заросли – листва кустарника была похожа на разросшийся цветник. На корточках перед кустарником возился с ножницами какой-то парень с пышными черными волосами. Туманов недоверчиво осмотрелся. Номер далеко не президентский, но уютно. Три часа назад он загнал арендованный джип на парковку перед «Черепахой» и, к вящей радости, узнал, что со свободными номерами все в порядке. Словосочетания «все включено» в этой части света не знали. Номер стоил сто семьдесят в сутки, и проходящий мимо постоялец, сделав заговорщицкое лицо, прошептал с прибалтийским акцентом, что это невероятно дешево. С этим парнем он позже встретился в суши-баре через дорогу. Заведение принадлежало престарелому японцу, и, видно, в знак протеста против поражения во Второй мировой войне меню не было переведено на английский.
– Там картинки есть, – подсказал уроженец Балтии. Он сидел с блондинкой за соседним столиком и отдавал должное разноцветным роллам. – Нарисованы весьма специфично, с претензией на абстракционизм, но это лучше, чем решать иероглифы. Только не советую мано. Это стейк из акулы. Блюдо, в принципе, съедобно, но обладает аммиачным привкусом, который нравится не всем. Вы же не хотите провести свой отпуск в туалете? А вот филе рыбы-меч вполне даже пикантно и вкусно. Мы вчера ели.
Они разговорились. Туманов представился гендиректором небольшой киевской фирмы, вырвавшимся в законный отпуск и отчаянно ищущим спасения от суеты популярных курортов.
– О, это то, что вам надо, – обрадовался новый знакомый, представившийся Айваром (а когда представлялся, со смехом сообщил, что он тоже гендиректор небольшой фирмы, только не киевской, а рижской). – В Барабоа вы найдете все удовольствия и не озвереете от толкотни, что творится на Оаху и Большом острове.
– Не все удовольствия, – фыркнула блондинка, – казино тут нет.
– А их нигде на Гавайях нет, – парировал Айвар. – Азартные заведения – это в Вегасе, дорогая. Или в Атланте. Если хочешь, в августе съездим. А на Кеараколау ловят жемчуг, добывают кораллы, здесь отличные места для дайвинга и снорклинга. Вы знаете, Виталий, что такое снорклинг? Это когда берете напрокат маску, ложитесь на воду задницей вверх, плаваете и смотрите в море, как в телевизор. А там такое показывают… Главное не переусердствовать, а то спина сгорит. И не забудьте купить рифовые тапочки и специальные перчатки. Время пролетит незаметно, уверяю вас. А вечером приятно пройтись по Каваки Бич. Там множество сувенирных магазинов, ресторанчиков, аборигены исполняют свою знаменитую хулу – забавный полинезийский танец. Местные дарования распевают под укулеле – это такая крохотная гитарка, которую почти не видно… Мы с Вией тут уже неделю, и то всего не видели.
– Неделю? – удивился Туманов, украдкой посматривая на мучнистое лицо блондинки.
– Не обращайте внимания, – отмахнулась дама. – Кожа такая. Пигмента не хватает – вот ультрафиолет и не впитывается. Но долго лежать на солнце не могу – тошнит, голова кружится, в общем, похоже на непорочное зачатие.
Простились, как старые приятели. Айвар не преминул похвастаться – постучал ногтем по кроссовке и сообщил, что купил обувку в Гонолулу, в ее подошву вмонтированы шагомер и кардиодатчик. Всего шестьсот долларов. Сыто срыгивая, латыши побрели в сторону набережной, а Туманов вернулся в гостиницу. Внимание привлекла занятная сценка. Странная парочка поднималась по лестнице. Статный юноша лет восемнадцати, с большими глазами, шелковистыми черными прядями – явно из местных – держал под локоток белую даму глубоко за сорок – с помятым лицом и впалыми щеками. Остатки сексапильности дама еще не растеряла. Она смотрела на юношу влюбленными глазами и костлявыми пальчиками поглаживала его утянутое джинсами мягкое место. А тот что-то говорил в превосходной степени (очевидно, пел оду ее немеркнущей красоте) – его английский был неплох, но несколько небрежен. Туманов пропустил «влюбленных», стал медленно взбираться следом. Парочка остановилась под дверью в глубине коридора. Юноша забрался партнерше в «зону бикини», дама разомлела, парочка слилась в страстном поцелуе. Юноша толкнул дверь. Женщина скользнула затуманенным взором по Туманову, и вдруг в ее глазах мелькнуло что-то осмысленное. Она втолкнула юношу в номер, внимательно всмотрелась в незнакомца и вдруг подмигнула. «О нет», – подумал Туманов. Женщина скрылась в номере.
– Сеньора Лучана, «пума» хренова, – прозвучало за спиной на безупречном русском. Туманов вздрогнул. Мимо прошла, виляя бедрами, худая девица в короткой юбке, в очках и с какими-то «взбитыми сливками» на голове.
– Не знаете, кто такие «пумы»? – она скользнула по нему глазами. – Это тетки за сорок, которые жаждут секса с мальчиками. Платят им большие деньги, а те их жучат во все доступные места и восхищаются, что ничего красивее в жизни не жучили. Тьфу. Эта старая табуретка и на вас, кстати, глаз положила, заметили? – Девица хихикнула и отправилась дальше, виляя бедрами так, что едва не касалась ими противоположных стен.
Туманов с недоверчивым видом помотал головой – чего, мол, не услышишь. Пихнул дверь коленом и вошел в номер. Очнулся через два часа…
Позвонить любимой женщине он так и не удосужился. Был разморен, ленив, когда без стука в номер вторглась та самая девица в «профессорских» очках и сказала:
– Кстати.
– Ничего и не кстати, – проворчал Павел. Он слышал про такое понятие: русские Гавайи. Но чтобы так прямолинейно…
– Моя территория, красавчик, – без обиняков заявила девица и угрожающей походкой направилась к кровати, где Туманов отдыхал после праведных трудов, – отель «Черепаха», ночное заведение «Мокаку» в конце Килауа, клуб «Розетт» – но там полиция зверствует… Ты откуда такой красивый взялся?
– Слушай, давай позднее? – взмолился Туманов. – Безумно счастлив встретить на Гавайях русскоязычную труженицу эротического фронта, но дай, пожалуйста, отдохнуть.
– Ты считаешь меня проституткой? – нахмурилась девица.
И сделала такое лицо, словно собралась выхватить «кольт» из подвязки и изрешетить хама.
– Считаю, – проворчал Туманов. – Посмотри на себя в зеркало. Напомнить, что такое проституция? Секс за деньги с неинтересными мужчинами…
– А если с интересными? – Девица села на краешек кровати, забросила ногу на ногу и беззлобно щелкнула его по носу. – Могу сделать скидку. У твоей покорной служанки, между прочим, гибкая система скидок для тех, кому за… – девица задумалась, – за тридцать. Не волнуйся, я тебя не ограблю. Не могу же я гадить в собственном… скажем так, офисе. Презерватив имеется?
– Нет, – обрадовался Туманов.
– Ничего, все свое ношу с собой, – девица взгромоздила на колени увесистую дамскую сумочку и стала в ней рыться. Потом сняла очки, ловко вынула невидимую шпильку из волос, и они рассыпались по плечам. Сердце екнуло. Ее глаза колыхались в непосредственной близости – огромные, влажные, насмешливые. Умелые пальчики заскользили по местам, прикосновение к которым не оставляет большинство мужчин равнодушными. Пришлось признать, что путана относится с душой к своему не столь оригинальному ремеслу. А впоследствии признать, что и с фантазией. Ласки стали смелее, экономный топик, прикрывающий второй размер, куда-то испарился… и покатилась буйная головушка. Поначалу он помнил, что они вытворяли – вернее, что девица с ним вытворяла. Попутно она рассказывала о себе, что зовут ее звучно и эротично – Виктория, что много-много лет назад (а точнее, четыре года) скромная выпускница минского факультета журналистики приехала отдыхать на Гавайи. Встретила парня умопомрачительной красоты, от которого залетела, но брак и беременность не задались, жених послал ее на панель, и покатилась Вика по наклонной. Сколько слов в рассказе было истиной, а сколько ложью, Туманов предпочел не уточнять. Бизнес у Виктории вполне стабильный, «зона ответственности» не такая уж обширная, рабочий день не в тягость, остается время для себя любимой, поскольку сутенер у нее не фанат работы и, как все полинезийцы, страшно ленив. Когда Павел прошептал, что больше не может, девица заявила, что это поправимо, порылась в своей волшебной сумочке и извлекла небольшую плоскую емкость. Отхлебнула (или сделала вид, что отхлебнула), поднесла горлышко к губам партнера. На резонный вопрос, что за гадость, девица объяснила, что это эликсир любви и хуже не будет. Туманов поплыл по сложным галлюцинациям. Отношение к жизни и собственной безопасности становилось пофигистическим. Он смутно помнил, что они опять занимались любовью, «разыграли угловой» на вместительном кресле в углу под окном. Хватило сил слабым голосом поинтересоваться, что это было.
– О, это гвоздь программы. Здесь все такое пьют, – непринужденно отозвалась Вика. – Полинезийский национальный напиток кава. Дурманящее зелье из корня дикого перца.
– Как мило, – прошептал Туманов твердеющими губами. – В России проститутки практикуют клофелин, на Гавайях – каву…
Он очнулся на закате – как на том свете. Голова не просто болела – она рвалась и теряла кусочки. В горле царила конюшня. Остатки видений, как обрывки красного знамени, летали перед глазами. Суставы скрипели. Проститутка пропала – это они умеют. Первым делом он проверил наличность в карманах брюк. Исчезли ровно сто долларов – какая потрясающая честность. Павел с ужасом уставился на пять использованных презервативов, которые проститутка, не лишенная чувства юмора, сложила под кроватью в виде озорного «смайлика». Застонал, полез под душ. Настала ремиссия – но не такая, чтобы возрадоваться жизни. Он намыливал пеной заросшие щеки, когда задергался мобильник. Пришлось бежать в номер, путаться в полотенцах, танцевать в натекшей луже.
– «Ах, маменька!» – вскричала графиня и упала без чувств, – с выражением продекламировала Дина. – Туманов, ты безобразно пьян!
– Зато жив, моя сладкоголосая сирена, – с безупречной логикой прохрипел Павел. – Прости, родная, до последнего момента собирался тебе позвонить…
– Не могу поверить! – стенала Дина. – Сколько баянов на эту тему порвали! Ты каким грехам там предаешься, горе мое луковое?
– В данный момент я предаюсь греху бритья, – не покривил душой Туманов. – А вообще я залегаю на глубине – как платина. Осматриваюсь помаленьку, занимаюсь организацией быта…
– И наконец-то у тебя это стало получаться, – отрубила Красилина. – Твой голос – лакмусовая бумажка, родной. Мне кажется, твои грехи гораздо тяжелее, чем пытаешься представить. Знаешь, Туманов, когда-нибудь я тебя прибью, и будет очень неловко. Ладно, выкладывай свою версию событий. И не забывай, что нас подслушивает половина земного шара.
Павел выдавил, что над Гавайями безоблачное небо, операция продолжается и он всегда рад слышать ее голос. Беседа с родным человеком полностью выбила из колеи. Он куда-то пошел, но вместо ванной оказался в коридоре и потрясенно уставился на «дикую пуму» сеньору Лучану, которая в обтягивающих лосинах проходила мимо его двери. «О нет!» – Павел схватился за сползающее с талии полотенце. Глаза бальзаковской дамы вдохновенно заблестели. Она вздохнула – глубоко. И с шумом выпустила воздух.
– Виноват, исправлюсь, сеньора, – просипел Туманов и захлопнул дверь. Приложил к ней ухо. Дама за дверью постояла немного, как бы раздумывая, имеет ли смысл постучать, затем продолжила движение.
– Ну полный пипец, – прошептал Туманов.
Забился телефон, Павел все же поскользнулся в собственной луже и сломал стул.
– Отдыхаете? – деловито осведомился Кошкин.
– По крайней мере пытаюсь, – честно признался Туманов.
– Голосок у вас какой-то… – засомневался Ордынкин. – Докладываем, Павел Игоревич. Вердис заказал по телефону в номер шампанское и бабу. Несколько минут назад заказ доставлен. На двери висит табличка «Не беспокоить». Так что можете отдыхать – думаю, до утра.
– Да, с голосом у вас непорядок, – согласился Кошкин. – Простудились на морозе?
– Спал я…
– Счастливый вы. А у нас Шандырин с телефона не слезает, не дает поспать на работе. Требует форсировать слежку, доложить о связях Вердиса и не тянуть с его задержанием. Группа сотрудников МИ-6, которой доверена высокая миссия зачитать подозреваемому его права, уже сидит на чемоданах в Хитроу и ждет отмашки. А тут, блин, шампанское, романтическое свидание…
– Какая она из себя? – спросил Туманов. – Худая, высокая, в очках?
– Ни слова не угадали, – хихикнул Ордынкин, – полная и никаких диоптрий. И такая, проше пана, маленькая – что проще перепрыгнуть, чем обойти. У Вердиса сильные представления о женской красоте. А почему вы спрашиваете?
– Понятия не имею…
– А вы неплохо проводите время, – обнаружил Кошкин. – Эх, нам бы так. А то с нашими командировочными, которые хорошо видны в ультрафиолете… Сейчас бы на боковую, девушку под мышку, а утром на пляж – да чтобы никакой работы.
– Ага, и рояль в гостиную, – хмыкнул Ордынкин. – Кстати, будьте осторожны, Павел Игоревич. Если будут предлагать попробовать некую каву, ни за что не соглашайтесь – какие бы яркие впечатления ни обещали. Дерзкое зелье. Об этом подробно было написано в памятке для туристов, отъезжающих на Гавайи…
Побочные последствия применения «традиционного полинезийского напитка» были непонятными – проснулся зверский голод. С наступлением темноты Туманов забрался в уютный ресторанчик национальной кухни в тридцати шагах от гостиницы и начал заказывать все подряд. Салат из авокадо с повышенным содержанием майонеза и кетчупа, суп-лапшу с кальмарами, свинину, запеченную на пару с душевным названием лау-лау. В качестве десерта выбрал гавайский фруктовый пудинг и ананасы в пивном кляре. На заверения официанта, что посетителю надо непременно попробовать «фирменные» жареные бананы и ананасовые оладьи с мороженым, ответил вежливым отказом. Остаток вечера прошел в чинном спокойствии. Он ел и не мог остановиться.
Никто не обращал на него внимания. Люди мирно ужинали, общались между собой. Плечистый белый мужчина с обветренным лицом повествовал своей спутнице о нелегкой профессии краболова на Аляске – одна отрада: раз в году вырваться в заслуженный отпуск. Две дамы – некрасивые, но не старые – проводили сравнительный анализ мужских достоинств. Сошлись во мнении, что самые горячие любовники на планете – испанцы и, конечно же, бразильцы. А самые отвратительные – шведы, немцы и англичане. Русские, украинцы и братья меньшие белорусы в списках почему-то не значились. Мнительная старушка в ситцевом платье досаждала болтовней официанту, который, на свою беду, понимал по-английски. Старушку волновал прогноз погоды на ближайшие дни. Она от кого-то услышала, что приближаются тайфуны, ураганы, смерчи, и очень хотела знать, обойдет ли это несчастье Гавайи. Ведь явно повышается температура, а стало быть, возрастает риск урагана. Она подробно объясняла терпеливому официанту, как тропические штормы зарождаются у берегов Мексики – большей частью у полуострова Калифорния – и неудержимо рвутся на запад. С ураганами шутки плохи, уверяла старушка. Уж она-то знает – у нее муж погиб от торнадо, сестра захлебнулась в цунами, и двух детей чувствительно, но не смертельно потрепало тайфуном с ласковым женским именем…
Большинство посетителей ресторана проживали в «Черепахе». Кормиться в суши-баре пожилого японца желающих, видимо, не было – ввиду отсутствия меню на английском.
Ночью Павел очнулся. Кто-то прошел мимо его комнаты. Потом вернулся и встал под дверью. Взыграли подзабытые страхи. Нервы натянулись. Он надел что-то из одежды, кинулся к двери. Человек в коридоре размеренно дышал. Отправился дальше, шоркая босыми ногами. Туманов высунулся в темный коридор, разглядел удаляющуюся женскую фигуру. Дама шла каким-то странным образом – неуверенно, будто бы вслепую. Неприятные воспоминания шевельнулись в душе. Он выбрался в коридор, на цыпочках отправился за дамой. Туманов настиг ее в холле второго этажа, когда она плутала между бадьями с тропическими цветами и была отлично освещена лунным светом из большого окна. Сеньора Лучана. Совершенно нагая и не смущающаяся своей наготы. Она бродила, спотыкаясь о горшки и вазы, подошла к окну и замерла. Туманов подкрался поближе. В лунном свете вырисовывались очертания бедер, обвисшая грудь, напряженный профиль. Она смотрела за окно пустыми глазами, смотрела в точку. Сомнамбула, догадался Павел. И нечего тут фантазировать насчет зомбированных голых убийц, подосланных Орденом или «Бастионом».
Она могла так простоять до утра. Поведение лунатиков не подчиняется закономерностям. Но женщина вдруг плавно шевельнулась – мягкая волна прошла по телу. Подалась вперед и начала довольно ловко карабкаться на подоконник. Туманов затаил дыхание – успеет броситься. Но сомнамбулы не склонны к самоубийствам – сеньора Лучана встала на подоконник, не свалив при этом ни цветочка, застыла в позе кошки, увидевшей птичку. Это выглядело глупо и нереально. Потом спина ее распрямилась, женщина спустилась на пол, попятилась и зацепила бедром стоящую на высокой подставке бадью с цветами. Избежать катастрофы было невозможно. Бадья рухнула, покатилась подставка. Пространство огласилось страшным грохотом.
Туманов заметался и застыл, замороженный ядовитым лунным светом…
Захлопали двери, вспыхнул свет. Раздались шаги, и за спиной Туманова возник давешний краболов. Распахнулась дверь, высунулись двое – Айвар и Вия. Отворилась соседняя дверь, объявился испуганный потный толстяк в трусах и майке шиворот-навыворот. Оттеснив его бедром, в проеме возникла путана Виктория. Потерла заспанные глазенки, удивленно посмотрела на сеньору Лучану, уставилась на Туманова, стоящего в позе захваченного врасплох багдадского вора. Павел сделал сложное выражение лица и развел руками – такой вот, дескать, пассаж.
Было страшно неудобно. Но самое поразительное заключалось в том, что сеньора Лучана не проснулась! Она стояла лицом к окну, размеренно покачивалась, спала с открытыми глазами. Охая и причитая, прибежал мускулистый паренек в плавках, обернул женщину простыней, увел в номер. Она шла с высоко поднятой головой, и только у двери ноги внезапно подкосились, переплелись.
– Ты уж следи за своей красоткой, – посоветовал аборигену Айвар. Тот сделал виноватое лицо, втащил «нудистку» в номер.
– Ночной стриптиз, – фыркнула Вия. – Полный пакет удовольствий.
– Ага, она еще и лунатичка, – добавил Айвар и посмотрел на Туманова. – А вы здесь что делали? Подсматривали за несчастной женщиной?
– Какой вы у нас озабоченный, – покачала симпатичной головкой Виктория и, склонив ее набок, с интересом стала разглядывать Павла. Ирония в глазах просто бурлила.
– Не страдаю озабоченностью, – проворчал Туманов. – Пани Лучана настойчиво терлась в мою дверь. Я должен был посмотреть, кто это.
Краболов зевнул и пошел досыпать.
– Что такое? Что случилось? – высунулась из своей двери старушка, страдающая ураганобоязнью. Пиратская повязка вместо традиционного чепчика для сна смотрелась весьма пикантно. Все засмеялись.
– Спокойной ночи, господа, – сказал Айвар, обнимая свою партнершу. – И да исполнится она тишиной и покоем.
Поспать спокойно в эту ночь не дали. Посреди ночи появилась Виктория и воцарилась над душой в легкомысленном наряде – трусиках, экономном бюстгальтере. Остальную одежду, включая сумку и туфельки со шпильками, способными пронзить насквозь, держала под мышкой. Зачем одеваться, чтобы пройти десять метров?
– Ты ненастоящая, Виктория… – простонал Туманов. – Зачем я тебе, ведь ты обзавелась таким симпатичным толстячком?
– Этим бисексуалом, что ли? – фыркнула девушка, забираясь к нему под одеяло.
– Почему бисексуалом? – не понял Павел.
– А потому что секс у него два раза в жизни был. Эту медузу зовут мистер Пикокк. Он впервые в жизни вырвался из Далласа, где трудится бухгалтером на фабрике фосфатных удобрений. Пикокк – представляешь? «Кокк» – это вообще-то бактерия круглой формы. Очень похоже. Нет, не хочу я с ним – он бы трахался, как храпит. Да не волнуйся ты, засоня. Рабочий день уже закончился, считай, мы с тобой просто отдыхаем.
От такого отдыха потом неделю в санатории лечиться! Какое-то время Павел честно пытался заснуть. Но у этой неподражаемой дивы имелось свойство заставить прыгать даже лежачий камень. Он не помнил, как провел остаток ночи. Единственное, что осталось в голове, – это лунные огоньки, пляшущие на гребнях волн. Это было чертовски красиво – колышущийся океан, залитый лунным светом… Какого черта? Состояние, как после недельного запоя. Часы показывали одиннадцать утра. Он лежал «о-натюрель» на просоленной от пота кровати, а под мышкой посапывала женщина. Павел боязливо перегнулся через край – какую картинку сложила? Облажался, Туманов, – только мятый коврик?
– Дорогой, кончай возиться, дай поспать… – пробормотала Виктория.
– Что, опять кава? – вымолвил он убитым голосом, разглядывая свежую вмятину на потолке.
– О боже, он совсем ничего не помнит… Мы провели прекрасную ночь, дорогой. Мы гуляли по Каваки Бич, пока не упали… Ты пил ликер и говорил, что это хороший питательный крем. Потом нас выставили из кафе, мы вернулись в номер, и ты застрелил потолок пробкой от шампанского…
Потрясенный Туманов молчал. Вот они – неисчерпаемые запасы организма.
– Я рассказывал что-нибудь о себе?
– Ты был очаровательно пьян, но о себе не сказал ни слова. Единственное, что ты сказал – что живешь в Киеве и работаешь гендиректором фирмы, разводящей молочных поросят… Нет, телят. Впрочем, потом ты позабыл про своих телят и что-то говорил про сувенирную фабрику… Вот черт, с тобой не поспишь. – Виктория проснулась и принялась его ощупывать.
– Виктория, исчезни, а? – взмолился Туманов.
Она исчезла. Когда он проснулся через час, в номере было пусто, а в открытое Викой окно поступал приятный свежий воздух. Трудности в работе подкрадывались, откуда не ждали. Он дал себе зарок гнать чертовку метлой и начал приводить себя в порядок.
Аппетит был волчий. Работники ресторана «национального питания» с умилением смотрели, как безымянный турист сметает все подряд: цыпленка по-гавайски в кокосовом молоке, аппетитные кусочки запеченной в земляной яме свинины. Недоверчиво уставился на преподнесенный официантом (в подарок от заведения) коктейль с феерическим названием «Гавайский фейерверк», поинтересовался составом этого «компота».
– О, не извольте беспокоиться, все натуральное, – затараторил официант. – Немного рома, ликера, ананасовый сок.
– Давайте лучше пиво.
Официант пожал плечами и принес запотевшую бутылку итальянского Birra Maretti.
В ресторане Павел и принял входящий звонок от Кошкина.
– Вот вы и с нами, – обрадовался сотрудник Интерпола. – Между прочим, вам звонили несколько раз. Нам бы так спать.
– Я пропустил что-то важное? – заволновался Туманов.
– Вердис пока на острове. Продолжаем играть в охоту на оленя. Два часа назад он выпроводил из номера даму, в данный момент нежится на пляже в двух шагах от синего моря и увлеченно говорит по телефону. Подойти и подслушать не представляется возможным – он косится по сторонам и волком смотрит на всех проходящих. Все, закончил разговор. Готовится к принятию морской ванны.
– Где вы?
– Каваки Бич, западная сторона. Эта часть побережья называется Маутау. Очень живописный пляж. Эдакая смесь черного и белого песка. В окрестностях Барабоа, кстати, три разновидности пляжей: такой, как в Маутау, черные пески и традиционные – с золотистым отливом. Пойдете направо от Маутау – будет золотистый, еще дальше – за городской чертой – уже черный…
– Ты сегодня один стараешься? – заметил Туманов. – А где твой брат-акробат?
– Да здесь он, – хмыкнул Кошкин, – эсэ-мэску стучит. Даже не слышит, что о нем говорят. У Сереги с дамой роман в письмах, видите ли. В общем, решайте, Павел Игоревич, вы с нами или нет. Мы, конечно, не можем надавить на вашу революционную сознательность…
Туманов появился на желтом пляже полчаса спустя – чувствуя себя полным кретином. Черные очки в пол-лица, желтая рубашка (любимый цвет сумасшедших), шлепал полосатыми вьетнамками, помахивал семицветной пляжной сумкой, да еще и пузо выставил – что, должно быть, помогало загадочно выглядеть в глазах девочек. Перед спуском на набережную произошел инцидент, оставивший неприятный осадок. Он шел по пальмовой аллее, когда мимо проехал открытый джип, остановился, и через вырезы, заменяющие двери, выгрузились двое упитанных европеоидов в полицейской форме. Сердце рухнуло в пятки, но Павел продолжал идти. Полицейские скрестили руки на груди и уставились не куда-нибудь, а точно на него. Он шел, а они смотрели. Туманов гадал – отвернуться, поздороваться? Не сильно ли он вчера набедокурил с Викторией? Что было? Он не должен буйствовать в пьяном виде. Но до этого он никогда не пил шампанское после ликера, а ликер – после кавы… Проходя мимо, Павел состроил подобие улыбки. Полицейские не менялись в лице, провожали его глазами. И стояли, как болванчики, пока он не скатился по лестнице.
Вскоре Туманов позабыл этот странный эпизод. Занял участок поверхности земли – песка здесь было вдоволь, развалился в плавках на полотенце. Принимал горячую песочную ванну. Волны несли через отмель пенящиеся гребни. Бегали детишки в полосе прибоя. Людей на пляже было с избытком. И китайцев хватало, и корейцев, и белого брата, и даже чернокожих, которые и так загорелые, зачем им посещать пляж? Над головой шумела набережная, гремела музыка, гомонил народ, работали мелкие закусочные, сувенирные лавочки, мастерские, фруктовые ряды. Продавались одноразовые фотоаппараты для подводной съемки. В отдалении возвышалась глыба кондоминиума – основного поставщика пляжной публики. На волнах покачивались серфингисты, сновали катера и яхты. Павел лениво удивлялся – если на дальнем архипелаге такая толчея, то что творится на Оаху в окрестностях Гонолулу? Не зря тамошний международный аэропорт – самый загруженный в мире. Он нырнул в чистую, как стекло, воду, сплавал вразмашку до буйка, вернулся. Побрел по пляжу к веренице черных скал. Количество отдыхающих уменьшалось, местность была изрезана во всех плоскостях. Бухточки, утесы, нагромождения камней, сползающие в воду. В этих краях промышляли любители снорклинга. Несколько минут Туманов наблюдал за занятной сценкой. Толстый мальчишка лет семнадцати бросал в воду горсти собачьего корма из большой «экономной» упаковки. Прикармливал рыбу. Потом натягивал маску, заходил в море и лежал спиной вверх, всасывая воздух из трубки. Затем, весьма довольный, плыл обратно, снова разбрасывал корм, натягивал маску…
Туманов удалился в какую-то глушь. Мощные утесы, похожие на идолов с острова Пасхи, нависали над головой. В бухточке, защищенной от моря коралловым рифом, было тихо. Громадные камни загромождали пляж. Он бросил сумку на один из камней… и схватил ее, стал отряхивать. Весь камень был усеян мелкими быстроногими существами, похожими на привидения. Они носились, сталкивались, разбегались. Павел всмотрелся. По форме обыкновенные крабы, но такие крохотные и бегают с сумасшедшей скоростью. Он расположился на черном песке, натянул маску, купленную в пляжной лавочке, вошел в воду. Дно уплыло из-под ног.
Это было круче любого телевизора. Он нигде не видел подобной красоты. Вода была такой прозрачной, словно ее и не было. Юркие рыбки необычных расцветок шныряли стаями и поодиночке. Щетинились кораллы, покачивали метелками водоросли. Он медленно отплывал от берега и вдруг увидел под собой крутой обрыв. Он всматривался в черноту, но отмечал лишь смазанные тени, подрагивала рябь. Разобрало любопытство. Ну что ж, решил Туманов, заодно и потренируюсь, как долго смогу без воздуха. Он швырнул маску на берег, набрал воздуха и нырнул на дно…
Это было зрелище неописуемой красоты. Коралловый обрыв крутыми уступами опускался на дно. Кораллы покрывали актинии ярких расцветок, морские ежи. В физиономию уперлась крупная рыба, таращила гляделки, шевелила жабрами – не рыба, а козел какой-то с глазами. Извивалось что-то любопытное и непонятное. Проплыла зеленая черепаха, лениво перебирая лапками. Павел коснулся ее рукой. Черепахе не понравилось. Она как будто передернула плечами, сменила направление, отправилась в другую сторону. Проплыло что-то полосатое – похожее на жезл гаишника. Вдалеке зашевелился скат – огромный, плоский, как камбала, с плавниками, похожими на крылья…
Туманов вынырнул, хлебнул воздуха и опять ушел на дно. Сменил точку наблюдения. И снова онемел от изумления. Подводный пейзаж сменился полностью. Все вокруг было желтым, рябило, мельтешило. Подошла огромная стая мелких желтых рыбешек. Они плавали вниз головой, и это выглядело как-то сюрреалистично. Туманов продирался через них, как через плотный туман. Проплыло белое брюхо – он дернулся, видно, страх перед акулами генетическим образом сидит в человеке, но усмирил панику. Акулам в этих водах еды хватает, за много лет никого еще не съели, и вряд ли Туманов станет исключением. Зашевелилось что-то на дне – большое, белое, в черную крапинку. Мурена – один из редких тутошних хищников?
Он вынырнул, рассчитывая погрузиться еще раз. Но услышал телефонную трель и вразмашку поплыл к берегу.
– Вы становитесь каким-то недоступным, – упрекнул Кошкин. – Забыли, зачем сюда приехали? Ну что ж, мы не возражаем, можем и сами справиться. Вы где?
– На черном пляже.
– В вашу сторону идет Вердис. Он в синих шортах и канареечной рубахе, через плечо полосатая сумка. Сейчас он проходит желтые пески. Если вы уверены, что он вас знает, советуем напрячься. А если нет…
Ветер засвистел в голове. Павел швырнул телефон в сумку, натянул рубаху, очки. Размашистым шагом зашагал обратно – в людные места. Закончились черные пески, выросла баррикада из гладких окатышей, вылизанных зимними штормами. Он протиснулся между камнями и спустя минуту уже лавировал прогулочным шагом между голыми телами. Все, довольно испытывать судьбу. Забрался под обрыв, стащил рубаху, обмотал ею голову и принял расслабленную позу.
Новая составляющая пляжного пейзажа образовалась минуты через две. Субъект неторопливо шел по пляжу. Поначалу Туманов запаниковал – этот человек не был похож на Вердиса! Зачем он тащился сюда через весь земной шар?! Он видел Вердиса лишь однажды. Силуэт на фоне окна в замке Хельм. А потом сидел над его распростертым телом. Тот Вердис был смертельно бледен, с закрытыми глазами… Но быстро успокоился – определенное сходство все же просматривалось. За четыре месяца человек раздобрел, отпустил волосы, усы, щеки уплотнились, военная выправка пропала, а из расстегнутой рубахи выглядывало формирующееся брюшко. В «отчетный период» господина Вердиса хорошо кормили и избавляли от излишних волнений. «Зря вы так, Отто Карлович, – подумал Туманов, – толстый живот ведет к слабоумию».
