Сергей Зверев
Черное золото
– Как? – прокурор жадно вслушивался в слова собеседника.
– Как, как, не знаю как! Выкрутимся! Кто-то уйдет на пенсию раньше положенного срока по состоянию здоровья! Раздолбая следователя понизим в звании, и все дела. И остальные получат по заслугам.
– А дочка?
– Какая дочка? – генерал непонимающе сморщил лоб.
– Дочка этого Бунчука. Что делать с ней? Вряд ли она чистая.
– Она что, по-прежнему задницей крутит? – хмыкнул в трубку генерал, что-то соображая.
– Не задницей, животом. Известная штучка!
– Ну, пусть себе крутит. – Генерал вздохнул. – Папаша ее с собой не взял – выходит, чиста. А папашка-то – утонул, по всем формальным признакам. Выходит, так и наверх доложим. – Он улыбнулся. – Остальные нюансы вряд ли выплывут. Пусть наверху попробуют доказать обратное – что он не утонул!..
И в самом деле докладывать наверх о проколе не стали, тем более что по всем формальным признакам смерть «на рыбалке» была налицо. Кого-то понизили в должности, у кого-то сняли с погон одну звезду, кого-то отправили на пенсию. И вскоре об этой истории начали забывать.
Глава 2
Прошло два года.
В Санкт-Петербурге заканчивалось время белых ночей. Тьма уже окутывала в ночные часы город, но светало рано, и Питер в эти минуты хранил какие-то особенные, чистые контуры.
На рассвете одного из таких дней на верфях кораблестроительного завода «Адмиралтеец» царила суматоха. С шести утра вокруг административного корпуса разъезжала поливочная машина, сбивая шипящими струями с асфальта пыль. Немного погодя во внутризаводские скверики вышли рабочие в комбинезонах и административный персонал в халатах – всем было приказано убирать территорию. Субботник длился до девяти часов утра.
– Что ж за марафет-то такой, Петровна? – обратилась пожилая женщина к своей соседке, подметавшей асфальт.
– Так ведь гостей должно приехать много, – словоохотливо отозвалась та, поправляя косынку. – И наши, слышно, и не наши.
– А я, Мария, за свою жизнь, пока работала здесь, повидала, почитай, всех. Я ведь еще девчонкой корабли-то строить пришла. Вот аккурат после блокады и взялась. У меня ведь тогда и мать, и двое братьев померло. Одна я тогда осталась. Вот и…
– Меньше разговоров, тетки! – налетел на них низкого роста мужчина, с виду начальник. – Потом наговоритесь.
В десять через проходную на территорию завода проехал кортеж, состоящий из двух черных «Мерседесов», белой «Волги» и черного «БМВ». Кортеж остановился у административного корпуса.
Из первых двух машин вышла охрана, охранники бегло осмотрели прилегавшую территорию, собрались в одном месте, перебросились парой фраз и стали спинами к машинам.
Из третьего «Мерседеса» вальяжно вышли несколько высших офицеров в форме российского Военно-морского флота. Это были вице-адмирал Петр Ефремович Головнин – заместитель командующего Балтфлотом, контр-адмирал Николай Иванович Коноплев, член Генштаба, два офицера рангом пониже.
Из белой «Волги» выбрался упитанный мужчина в полосатом костюме, видимо, иностранец. Черные курчавые волосы его были подстрижены так, что образовывали сверху ровную поверхность. Казалось, на нее можно было поставить кружку с пивом.
На пальце мужчины красовался золотой перстень, каплеобразные затемненные очки скрывали пол-лица. Над верхней губой шла тонкая ниточка усов.
Мужчина щелкнул пальцами, и персональная охрана – такие же упитанные уроженцы Востока в дорогих европейских костюмах – окружила его. Он отдал несколько команд, после чего с ним остались советники – два человека. Охрана двинулась вперед. Осмотрела близлежащие кусты, вызвав недоумение рабочих, которые любовались на прибывших.
В толпе наблюдавших рабочих раздались смешки.
– Слышь, Николай, это чего ж они там в кустах найти желают? – ехидно поинтересовался один из рабочих, заперхав мелким смехом. – Я думаю, не иначе как бомбу, а?
– Не, я думаю, что танк, – ответил ему второй, в заводском берете, из-под которого выбивались ярко-рыжие кудри. – Ведь ты подумай, а вдруг вылезет, да и прямой наводкой. Ни тебе иранца, ни охраны. Дай закурить.
Восточный мужчина, поглядывая в стороны, довольно улыбался. Пока все, что он видел, приводило его в восторг, все ему здесь нравилось.
Гостем с Востока был специальный представитель иранского правительства Али аль Хусейн Хошейни, который прибыл в Санкт-Петербург, чтобы присутствовать при спуске на воду корабля, изготовленного по заказу Исламской Республики Иран.
Кораблем этим был тральщик. Для завода заказ, полученный от южных соседей, оказался весьма неплохим. В условиях, когда нужны деньги, российская сторона охотно заключала договоры на изготовление военных кораблей для самых разных стран мира. Особенно, если речь шла о типовых российских проектах.
Начальство завода, как и руководство Министерства обороны, не особенно вдавалось в подробности, почему был заказан именно тральщик. Есть заказ – выполняем работы! К тому же сегодня – тральщик, а завтра мог поступить заказ и на иной корабль. Главное – деньги, работа, занятость рабочего персонала.
На порог административного корпуса вышли представители заводской администрации: директор завода Павел Аркадьевич Барышников, заместитель директора, главный инженер и начальник отдела кадров. На лицах заводского начальства, как по команде, одновременно засияли улыбки, одна шире другой. Такой же улыбкой ответил им и Али Хусейн.
– Здравствуйте, очень рады таким гостям, – прогромыхал директор завода, колыхаясь тучным телом. – Все готово, как говорится, в лучшем виде. Так что просим, просим…
Рядом с иранцем стоял переводчик, который, наклоняясь с высоты своего роста к самому уху Хошейни, передавал ему все сказанное. Специальный представитель, сохраняя на губах улыбку, кивал, поблескивая глазами.
Переводчик, выслушав сказанное ему иранцем, произнес:
– Господин Хошейни говорит, что за время его деятельности ему приходилось бывать на самых разных мероприятиях, в том числе и такого профиля, но ваш завод действительно впечатляет… – Он поправил синий в желтых крапинах галстук и продолжил: – И своим размахом, и порядком, и, конечно, самое главное – людьми.
– Приятно слышать, – не остался в долгу директор.
Обменявшись рукопожатиями с представителями администрации завода, гости вошли в административный корпус. По ходу директор объяснял расположение помещений, рассказывал историю предприятия. Иранец слушал, кивал.
Работы по уборке цехов и территории давали себя знать – судоверфь сияла чистотой. Посреди открытого пространства верфи, на стапеле – бетонной площадке, которая имела уклон к воде, – стоял на кильблоках новенький тральщик. Корабль был изящен, красив. Он напоминал молодого, устремленного вперед бойца, готовящегося к решительным действиям. Иранец долго цокал языком и щелкал пальцами. Гостя специально подвели так, чтобы корабль предстал в выгодном ракурсе, – и иранец, похоже, купился. Иранец гортанным голосом делился впечатлениями со своими советниками. Затем обернулся к вице-адмиралу Головнину и показал большой палец.
Головнин развел руками:
– Да, что умеем, то умеем, грех жаловаться. Я вам так скажу: еще со времен Петра Великого Россия стала мощной морской державой. – Адмирал говорил важно, голова была гордо поднята. – Мы ведь как – окно в Европу-то прорубили, но ведь всегда находились и желавшие это окно законопатить. Поэтому что триста лет назад, что сегодня – корабли мы делаем на славу. Уж будьте спокойны!
Переводчик озвучил слова своего начальника:
– Я в восхищении, это действительно красиво.
– Ишь ты, нравится, – процедил сквозь зубы контр-адмирал Коноплев. – Будем надеяться, он подпишет все бумаги…
Возле тральщика стояла толпа рабочих. Разматывали провода телевизионщики, появилась камера на треноге, рядом фырчал легковой автомобиль с эмблемой телеканала на борту.
Миниатюрная брюнетка по-хозяйски отдавала распоряжения направо и налево:
– Я же говорила, нужно было заранее все подготовить! Сколько можно повторять! Почему все делается в последний момент?!
Увалень с камерой вяло отбивался от кавалерийских наскоков:
– Все нормально, Оля, чего ты кипятишься? Успеем мы все снять, и интервью записать…
– Успеем, успеем, вечно с вами так, – не унималась тележурналистка. – А кто мне репортаж с открытия роддома в прошлую пятницу завалил, а? Не ты с Шанцем? Понапивались как свиньи… скажи спасибо, что ты еще работаешь здесь, охламон.
– Да я-то что, – похоже, струсил парень. – Я готов.
Тем временем хозяева и дорогой гость, вдоволь налюбовавшись кораблем, решили, что переговоры готовы войти в новую фазу.
– Ну что ж, если нет возражений, то прошу подняться ко мне в кабинет, – заявил директор завода.
Иранец послушно наклонил голову – и вся компания, оставив корабль и тех, кто стоял рядом, направилась за директором. Хошейни шел торжественно, с достоинством неся свою полную фигуру, в окружении охранников. Группа поднялась по лестнице и вошла в директорский кабинет. Двое иранских охранников остались в низу лестницы, двое, развернувшись, стали по обе стороны двери.
Директор, как радушный хозяин, повел в кабинете рукой:
– Прошу садиться, господа.
Сам он сел за свой стол, иранца пригласил сесть рядом. Заняли принесенные стулья и остальные.
Иранец, наклонившись вполоборота к переводчику, что-то мелодично проговорил, после чего тот торжественно изрек:
– Господин Хошейни говорит, что он ничего не имеет против, если все документы будут подписаны как можно скорее. – Затем, выслушав новую порцию высказываний хозяина, продолжил: – Он вполне удовлетворен выполненной работой, которая принимается без каких-либо замечаний.
Эти слова вызвали энтузиазм заводчан. Директор расплылся в улыбке, смахивая невидимую пыль с поверхности стола.
– И мы, так сказать, ничего не имеем против, – он коротко хохотнул. – Поработали мы хорошо, качественно, поэтому за качество отвечаем. Да что говорить, – он повел рукой вокруг, – сами видите.
На стенах его кабинета во множестве висели какие-то грамоты, дипломы, сертификаты, свидетельствующие о том, что завод не первый день выдает на-гора корабли самых разных типов, размеров и предназначений. Модели этих самых кораблей также буквально наполняли весь кабинет, некоторые из них за недостатком места стояли на полках вертикально.
– Тут ведь вся наша история больше чем за триста лет, – с гордостью сказал Барышников. – Еще с тех самых времен, когда император Петр Великий собственноручно изволил начать это грандиозное дело – корабли в России строить.
Иранец восхищенно поднял брови, выслушав перевод.
– Ну, это, так сказать, далекая история, а историю сегодняшнюю делаем мы с вами. В том числе и этим договором, не правда ли? – вопросительно посмотрел директор на Хошейни.
Тот развел руками: дескать, о чем разговор, безусловно.
Директор оглянулся. Откуда-то из-за дверей сзади появился главный бухгалтер. Семенящей походкой он прошел к столу, за которым сидели Барышников и Хошейни, положил перед каждым папку с бумагами. Директор распахнул папку, привычным жестом достал из кармана авторучку и посмотрел вокруг победным взглядом:
– Ну?
Иранец замешкался. Главный бухгалтер выхватил из кармана своего пиджака дешевую шариковую ручку, щелкнул кнопкой и протянул иранцу.
Представитель Ирана помотал головой и отвел руку бухгалтера в сторону. Затем важно вынул из своего пиджака «Паркер», открыл его, демонстрируя всем золотое перо, и улыбнулся лучезарно.
Иранец, любуясь собой, поставил сложную, весьма витиеватую подпись. Директор вывел ниже свою.
Все заохали, зааплодировали. Иранец улыбнулся, словно только что совершил подвиг, и подписал еще несколько документов, которые ему торопливо подсунул бухгалтер.
Директор завода, увидев, что документы подписаны, сорвался с места.
– Минуточку, господа, – с загадочным видом произнес он.
Тут же Барышников оказался у сейфа, стоявшего в углу кабинета. Сохраняя заговорщицкий вид, он открыл железную дверку и, повозившись еще с минуту, повернулся ко всем с подносом, на котором в центре стояла красивая бутылка водки. Ее окружали, как в хороводе, шесть маленьких рюмок. Поднос был поставлен на стол.
Директор важно взял бутылку и стал сворачивать пробку. Пробка, как оказалось, была сделана на совесть и сразу не поддалась. Барышников, комично сморщив лицо, поднатужился – на этот раз попытка оказалась успешнее. Затем принялся разливать водку по рюмкам. Лицо его было невозмутимо.
Во взгляде иранца появилось недоумение. Представители же российской стороны прятали улыбки. Кто-то сглотнул слюну.
Когда полупустая бутылка была возвращена на поднос, рюмки взяли: директор завода, контр-адмирал, вице-адмирал, заместитель директора завода. Главбух отказался.
– Я не буду, – заявил он, подняв ладонь.
– Что значит не буду? – зашипел директор, сохраняя доброжелательную мину на лице. – Все пьют, даже я. Ты мне тут трезвенника не строй, понял?
Главбух посмотрел на его багровую физиономию, думая о том, когда же этот боров отказывался от выпивки. Иногда вообще было непонятно, как он мог руководить заводом, находясь почти постоянно навеселе либо с похмелья. Все на заводе прекрасно помнили эпизод в богатой событиями жизни Барышникова, когда на приемке корабля, в присутствии черт знает каких высоких гостей «отечественного и заграничного производства» он упал вместе с кораблем в воду. Правда, на пару минут позже. И что? Да ничего! Другой бы в два счета с работы вылетел, а этот живет и процветает. Каждому свое…
– У меня печень, мне нельзя, – отрицательно покрутил головой бухгалтер.
– Печень у него… – пробормотал Барышников. – Можно подумать, у меня нет печени…
Наполненную рюмку пришлось взять начальнику отдела кадров. Вот он уже не спорил.
На подносе осталась одна рюмка. Все посмотрели на иранца. Тот, осознав ситуацию, замахал руками – мол, я не пью.
– Как можно! – принялся показывать знаками директор завода. – Не нарушай традицию, щучий сын. Давай сейчас же…
Иранец прикладывал руки к груди и улыбался виновато, что-то пробовал говорить. Никто не понял ни слова.
Наконец один из двух его советников сказал что-то иранцу на ухо. Тот понятливо кивнул и сжал-таки рюмку в толстых красных пальцах.
Барышников выступил вперед. Его багровое лицо делалось еще торжественнее.
– А теперь, друзья, я хотел бы поднять этот тост за взаимное сотрудничество в военной сфере, – он с шумом перевел дыхание. – За то, чтобы наши страны всегда оставались добрыми партнерами и просто хорошими друзьями!
Все чокнулись, зазвенели рюмки. Иранец лишь поднял рюмку, но сразу поставил ее на поднос, так и не притронувшись к водке.
У директора завода наконец мелькнуло соображение, что ведь перед ним – представитель мусульманской религии.
«Ну да, – с сожалением глядя на Хошейни, думал он. – У них же это дело запрещено. Дикие люди!»
Некоторое время после первого тоста присутствовавшие переговаривались сдержанно, затем голоса стали звучать громче.
Директор завода вновь вооружился бутылкой и до конца разлил содержимое по рюмкам.
Головнин откашлялся, прочищая горло.
– Второй тост я предлагаю от имени нашего Военно-морского флота. Я долго и красиво говорить не умею… Хоть мы люди и военные, но я скажу просто и коротко: за мир во всем мире!
Лица присутствовавших раскраснелись.
– Не пьет, и шут с ним, – послышались голоса. – Нам больше достанется…
– Мурза… Басурманин… Двадцать лет назад мы таких в Афгане сотнями щелкали…
Иранец хранил невозмутимость. Он просто не слышал этих недипломатичных замечаний.
– Так, я смотрю, сосуд опустел, – поставил бутылку под стол Барышников. – На, Петрович, ключи. Достань-ка у меня из сейфа еще одну такую же.
Через минуту присутствующие принялись опустошать вторую бутылку.
Иранец, не принимая участия в общем веселье, вполголоса переговаривался со своими подчиненными, которые жадно внимали каждому его слову.
Новый тральщик был виден через плексигласовое окно кабинета директора. Сверкали под лампами дневного освещения надпалубные надстройки, грозно задирали спаренные стволы носовые и кормовые орудия.
– Красив, а? – директор завода остановился у окна и указал вниз рюмкой. – Так бы и взял себе, на дачу, вдоль берега ходить…
– Этот корабль уже не наш, за него заплачено звонкой монетой, – веско заметил Головнин.
Директор, почесав нос, поджал губы.
Наконец кто-то произнес:
– Хватит, пойдем, корабль будем показывать.
Директор повернулся к иранцу.
– Идемте, господин… э-э-э…
– Хошейни, – шепотом подсказал заместитель.
– Сам знаю. Пошли вниз! – махнул рукой Барышников.
Все спустились по металлической лестнице в цех. Там уже все было готово к встрече дорогих гостей. Сотня угрюмых рабочих стояла в кружок возле носа корабля. Тральщик, против российского обыкновения, не имел номера. Все чего-то ждали. Сбоку застыл духовой оркестр. На палубе суетился начальник отдела кадров, непонятно как и когда успевший забраться туда.
Когда иранец и сопровождавшие его лица приблизились к кораблю, начальник отдела кадров бросил что-то сверху.
Это «что-то» оказалось разматывающейся новенькой бельевой веревкой, и упасть она должна была в руки директора. Барышников сразу веревку не поймал и несколько раз промахивался, пока наконец не взял ее крепко в руки.
Начальник отдела кадров надежно привязал верхний конец веревки к борту. Барышников оглянулся.
– Бутылку!
Подскочивший сбоку бухгалтер подал бутылку шампанского. Директор завязал веревку на горлышке.
Затем он не менее торжественно вручил бутылку иранцу.
– Прошу вас! – он отступил на пару шагов, показав рукой на корабль.
Тот покрутил бутылку в руках и вопросительно глянул на директора. Советник снова наклонился к уху иранца, тот выслушал и кивнул понимающе.
– Мир, дружба, – тонким голосом заявил он и, размахнувшись, послал бутылку в полет.
Шампанское описало в воздухе широкую дугу и разбилось о борт, оставив на обшивке пенистое пятно. В стороны и вниз брызнули осколки.
– Нельзя было без этого? – вдруг произнес иранец по-русски.
– Нельзя, это старинная русская традиция, – зашептал в ответ директор завода. Но, осознав, что говорит с иранцем, округлил глаза. – А вы, оказывается, наш, – заметил он.
– Нет, не ваш, я гражданин своей страны, – сказал иранец и улыбнулся.
– Если уж говорите по-русски, – протиснулся к иранцу контр-адмирал, – не скажете, как собираетесь назвать корабль?
– О, насчет этого принимал решение наш высший военный совет! – Иранец сложил губки бантиком. – …Но я не знаю, как это будет по-русски…
Вездесущий советник склонился к его уху, и Али аль Хусейн произнес:
– «Память мучеников джихада», – и густо покраснел.
Раздался крик, впрочем, восторженный. Тральщик пришел в движение, это выглядело впечатляюще – даже несмотря на то что корабль имел, в общем-то, скромные размеры.
Оператор телебригады нацелил на иранца камеру. Появилась брюнетка-тележурналистка. Сунув иранцу под нос микрофон, она быстро сказала окружающим:
– Господа, прошу прощения, вы меня тоже интересуете, но прежде я хочу побеседовать с господином… – Девушка вопросительно посмотрела на иранца.
Тот обернулся к ней.
– Ольга Шерстнева, агентство городских новостей, – обратилась она к иранскому гостю.
– Что вы хотите? – На его лице вновь сверкнула улыбка.
– Я бы хотела, чтобы вы произнесли приветственную речь. Это должно выйти в вечернем эфире, как пример нашего добрососедства и сотрудничества.
– Ну что ж, – провел рукой по выхоленным усам иранец. – Почему бы нет? Это можно.
– Андрей, быстренько сюда! – замахала рукой репортер.
Протиснувшийся оператор нацелил свою камеру на представителя дружественной восточной страны.
– Пожалуйста, можно начинать, – кивнула головой девушка.
Иранец достал из кармана расческу, отливавшую перламутром, пригладил волосы и откашлялся.
– Хорошо. Сегодня у нас такой знаменательный день, и хотелось бы сказать несколько слов о наших странах, о странах-соседях. Веками мы жили рядом, бок о бок. Все было – и плохое, и хорошее, как оно всегда и случается между соседями. Но больше было хорошего. Народ нашей страны, как и ваш, больше любит работать, а не воевать. Как и Россия – мы мирная страна. Но если враг нападал на нас, то без возмездия, – поднял иранец указательный палец, – он не оставался. Поэтому мы помним о том, что всегда должны быть наготове. Особенно сейчас, когда в мире есть страны, диктующие всем свои правила – как жить, с кем дружить и так далее. А России и Ирану делить нечего. Мы – добрые соседи. У наших государств есть духовные связи, они напоминают о единых корнях христианства и ислама. Наш Иса – это ваш Иисус, наш Муса – ваш Моисей.
Рабочие, которые стояли близко, заинтересовались прочувствованной речью гостя. Пожилые женщины особенно внимательно слушали, как иранец цитировал суру Корана, где христиане были названы «братьями» мусульман. Все были тронуты.
Дирижер взмахнул жезлом, и военный оркестр заиграл марш «Прощание славянки». Директор завода испуганно округлил глаза.
– Идиот! – прошипел он.
Его заместитель обежал музыкантов и, став сбоку, начал подавать знаки дирижеру. Дирижер понял, и оркестр, отыграв куплет, замолк.
Мероприятие было закончено. Теперь предстояла нелегкая задача – перегнать тральщик к месту постоянной дислокации – в территориальные воды Исламской Республики Иран.
