bannerbannerbanner
Черная химия

Сергей Зверев
Черная химия

– Дядя Магомед, отпустите его, опустите оружие. Мы ничего вам не сделаем, даю слово. Вы же меня знаете. Вы помните меня. Я вас тоже никогда не забывал.

– Ты был одним из лучших учеников. Но у тебя не было достаточно спортивной злости. С чего вдруг появилась неспортивная, Юра?

– Это мой выбор, мой путь, дядя Магомед. Я мог бы вам объяснить. Да, я стал другим. Я знаю теперь, зачем жить. У меня есть цель… А почему вы здесь? Почему не в Махачкале? Вы же были лучшим тренером…

– Был, Юра, пока в аварию не попал. Думал, ходить не смогу, не то что тренировать. Но вот, расходился. Лес спасает. Работа спасает.

– Дядя Магомед, что же мы разговариваем, наведя оружие друг на друга?… Опустите автомат. Мы так давно не виделись! Давайте присядем, спокойно поговорим.

– Нет, Юра. Или как тебя теперь зовут, Юсуф? Быть может, ты меня и отпустил бы, но только не твои новые друзья. Странно, что я, дагестанец, мусульманин, тебе, русскому, это говорю. Мир сошел с ума. Все перевернулось… Значит, так, – голос Бегоева стал тверже. – Мы сейчас уходим с вашим другом. Он проводит меня до дороги, потом я его отпущу. А пока… – Магомед не смог договорить. Он не видел, как один из боевиков – молодой совсем, мальчишка почти, уполз змеей в кусты, чтобы обойти его стороной, когда он начал говорить со своим бывшим учеником. И теперь эта детская-недетская рука вонзила нож ему в спину. Лесник замер, руки мгновенно ослабели. Тот, кого он держал под прицелом на земле, перевернувшись на спину, толкнул его обеими ногами, выкрикнув какое-то ругательство.

Боевики стали выходить из-за деревьев.

– Зачем?! – Юра-Юсуф подскочил к юноше, убившему его учителя, схватил того за ворот камуфлированной куртки. – Зачем?!!

– Остынь, Юсуф! – велел тот, кто был у них старшим. – Амир сделал все правильно. Лесник сообщил бы про нас раньше времени, и по следу рванули бы неверные псы.

– Я ему объяснил бы все.

– Он уже не внемлет объяснениям, слишком почтенный возраст. Вырос в другое время. Это ты понимаешь, я. Он – нет. Пошли! Сворачиваемся! Устроим привал дальше. Аппетит пропал из-за этого ретивого лесничего!

Боевики собрались уходить, но Бегоев в беспамятстве стал шевелиться и стонать.

– Он жив еще, – заметил старший. – Юсуф, добей его.

– Нет!

– Добей его!

– Джамаил! Почему я?

– Потому что это твой знакомый выследил нас! Если выследит мой, то добивать буду я. Или у тебя руки дрожат?

– У меня руки не дрожат! – с вызовом ответил Юрий. Теперь это снова был не ученик Бегоева, а Юсуф Дагестанский, завоевавший немалый авторитет в Сирии. – Да и раньше не дрожали. Иначе бы я не оказался по своей воле там, где мы с тобой познакомились, Джамаил. Помнишь, где это было?

– Конечно. Это было в аду, – главарь усмехнулся. – Добей его, – бросил через плечо, уходя вперед. Остальные последовали за главарем, тихо переговариваясь. Обменивались мнением по поводу встречи Юсуфа со своим бывшим тренером.

Юра Мезинцев, а ныне – Юсуф Дагестанский, подошел к лежащему бывшему учителю своему. Тот совсем пришел в себя и теперь спокойно смотрел на него, готовясь принять смерть достойно, как подобает горцу. Юсуф достал пистолет, навел в лицо и, чуть отведя в сторону, выстрелил. Магомед сглотнул слюну и закрыл глаза.

– Ты что, обезумел?!! Ножа у тебя нет?! Зачем было стрелять?! – зарычал на Юрия Джамаил.

Юрий подошел к нему вплотную, посмотрел в глаза:

– Я не мог зарезать своего учителя, точно барана.

Главарь смотрел некоторое время молча, затем отвел взгляд.

– Ладно, все, уходим, – распорядился. – Живо!

Через некоторое время тот, что вел бандитов, получил сообщение на телефон. Обернулся к Юсуфу с разъяренным лицом:

– Ну что, стрелок? Знаешь, чего нам может стоить твоя глупость? Менты выстрел твой услышали! Скоро нам на хвост гоблины сядут!.. – Он замолчал.

– Я их подожду! – Юсуф презрительно скривил губы. – Встречались уже!

– Никто не говорит, что ты трус, – примирительно сказал главарь. – Просто надо думать… Значит, сделаем так…

Командир группы спецназа ГРУ майор Александр Дундуладзе вел людей на посадку в самолет. На летном поле, кроме них – никого. В небе – ни облачка. Ветерок едва ощущается, ласкает. Прекрасная погода и видимость, как говорят летчики, миллион на миллион. Ах, хорошо! И задание выполнили…

 
Боже мой, как люблю, как люблю я домой возвращаться!
Как молитву читать номера ленинградских машин… —
 

звучит где-то вдалеке из приемника Розенбаум. „Надо же! Прямо в жилу песня!“ – думает Дундуладзе. Еще несколько шагов, и двадцать пар зашнурованных берцев застучат по опущенной аппарели, чтобы подняться в не слишком комфортное, но привычное, как фургон грузовика для профессионального грузчика, нутро военно-транспортного самолета. Так уж получается, что не возвращаются из командировок они обычно через современные аэровокзалы с гостеприимными залами ожидания и не встречают их у трапа красивые стюардессы в форме с иголочки, а уходят, так сказать, задворками. Да и побыть у принимающей стороны всегда стараются как можно меньше. В максимально сжатые сроки, качественно выполнив свою работу.

Однако, кажется, придется притормозить… – вдруг понимает майор Дундуладзе. Летчик с очень уж серьезным лицом спешит навстречу, и у Дундуладзе одновременно начинает жужжать в кармане телефон…

– Полет отменяется, ребята, – через минуту командир группы, выслушав новую вводную по телефону, извиняется перед товарищами по оружию. – Возвращаемся в Махачкалу. – Он вздыхает. Однако ни у кого нет сомнений, что это – приказ, а не жалоба на жизнь.

– В горах объявилась банда Джамаила Енгурова – Черного Джамаила. Лесник случайно столкнулся с ними, ну и… Лесник жив. Повезло, патруль ППС остановился у обочины. Кому-то из полицейских отлить приспичило. Услышали выстрел, пошли по тропе. Нашли раненого лесника. В „Скорой“ в сознание пришел. Он в прошлом тренер по борьбе. Говорит, среди боевиков его бывший ученик – Юрий, ныне известный как Юсуф Дагестанский. Помните этого героя?

– Интернет-звезда, сука, – зло усмехнулся матерый прапорщик Тимчук.

– Он вроде как в Сирии? – выразил сомнение майор Николай Трофимов, проведя рукой по своим коротким курчавым волосам. Друзья дразнили его „Бандерасом“.

– Стало быть – вернулся, – заключил Дундуладзе. – Сейчас все крысы обратно бегут. Жарко там стало! Дышать нечем… Задача ясна, думаю? Надо брать живым Юсуфа. Он пожалел тренера, не стал убивать, но дело не в этом. Хочется его интересных рассказов о Сирии. Есть информация, что в Сирии гаденыш басмачил под началом Абу-Арбаша, у которого были особые отношения с „Белыми касками“. После контактов с Арбашем те начинали вопить о применении химоружия правительственными войсками. Арбаш, по нашим сведениям, в Африку подался, к тамошним джихадистам. „Че Гевара“, мать его!..

– Не оскорбляй Че Гевару, – попросил Тимчук.

– Если вытрясти из Юсуфа все, что тот знает про Арбаша, – продолжил Дундуладзе, – я уверен, нашей Марии с трибуны пресс-центра будет что отвечать западным „партнерам“… С остальными, помимо Юсуфа, поступаем по обстоятельствам. Численность банды неизвестна, лесник сказать не успел. Сейчас он в коме, врачи делают что могут.

В автобусе с затемненными окнами группу ожидал глава махачкалинской полиции и руководитель ОВД района, где обнаружили банду. Последний представил своих парней, нашедших лесника. Ребята в полицейской форме слегка припухли от того, что стали героями дня. Не ожидали такого резонанса.

– Ваш лесник, очевидно, помешал боевикам сделать какое-то черное дело, – заключил майор Дундуладзе, выслушав полицейских. – Судя по тому, как они пикниковали там без опаски, в селении натворить ничего еще не успели. Теперь, стало быть, уходят несолоно хлебавши.

– И боекомплект не потратив, – вставил прапорщик Коловратов.

– Ну да. Есть чем пострелять… – согласился майор Трофимов-Бандерас.

Сидящие ближе других из четырнадцати человек контрактников, покачивающихся в такт движению автобуса, молча слушали, какая, по разговорам офицеров, вырисовывается картина.

– Местность знаете? – Дундуладзе перевел взгляд с одного полицейского на другого.

– Ну-у… – неуверенно пожал плечами один. – В общих чертах…

– Я знаю, – отозвался второй. – На охоту далеко ходил, за перевалом бывал. Могу провести.

– Начинай рассказывать, пока едем. – Дундуладзе развернул карту. – Где вы нашли лесника?

– Здесь, – сержант указал точку на карте. – Тропа через перевал идет так…

Прибыв на место, изучив следы, спецназовцы удостоверились в том, что банда ушла по тропе в горы. Знающий местность сержант-полицейский утверждал, что с этой стороны боевикам деваться некуда, а за перевалом тропа вскоре веером расходится. Гуляй не хочу!..

– На тропу за перевалом как-то иначе можно выйти? Обойти поскорее?

– Вот так можно, – сержант провел пальцем по карте. – Надо вернуться на шоссе, проехать с километр, и там – в горы. Но насчет „поскорее“… По расстоянию это больше получается. Раза в полтора дальше!

– Значит, придется выложиться! Бегаешь хорошо? На здоровье не жалуешься? Бандерас, забираешь половину бойцов и совершаешь марш-бросок через перевал. Сержант готов вас провести, да? А мы за духами следом отсюда двинемся. Как ближе к вам будем, станем им пятки поджаривать, на вас погонять…

Александр Дундуладзе, для друзей – Дуня, оказался в спецназе благодаря матушке-природе и… своему школьному учителю физкультуры! „Саня, – говорил Алексей Анатольевич Кольцов, бывший гимнаст, чемпион России, в силу жизненных обстоятельств рано оставивший большой спорт. – У тебя талантливое тело! Знаешь, есть прирожденные бегуны, прыгуны – худые, шустрые, как кузнечики. Есть от рождения грузчики. Этакие слоники. Такой будет пыхтеть, сопеть, вагон в одиночку выгрузит. Штангу толкать ему самое то. Спину только беречь… А ты – прирожденный атлет! Все можешь. Бегать, прыгать, на турнике, на канате болтаться. Тебе хоть в гимнастику, хоть в борьбу, хоть в бокс. Любое упражнение, любая нагрузка удовольствие доставляет, так? То, что ты всю школу на уши поставил, как вы говорите – шишку держишь, это одно. Что девчонки все твои – здорово. Но ты подумай, как в жизни, по-серьезному, свой дар использовать! Может, тебе в военное училище надо?…“

 

В Рязанском училище ВДВ один однокашник пытался подколоть. Мол, что за прозвище у него бабское – „Дуня“? Александр даже не подумал сразу затевать свару, а весело так объяснил: „Фамилию мою слышал – Дундуладзе? Отец родом из Тбилиси, мать – русская, москвичка. Классическое сочетание: орел-горец и „жгучая“ блондинка. А то, как звучит… В курсе, тайфуны называют женскими именами? Теперь и ты мне скажи, – спросил „Дуня“, в свою очередь, все так же весело. – Зачем поинтересовался? Обидеть хотел?“ Парень засмеялся: „Как в мужском коллективе без дружеской под…ки?!“ Они стали друзьями потом.

Хоть в спортгородке, на полосе препятствий, в рукопашном бою Дуне и в училище, как в школе, не было равных, он не выпендривался. Доказал себе все уже. Не зря есть поговорка: „Скромность украшает мужчину“.

– Серега, – обратился Дундуладзе к Воронихину („Ворону“), худощавому капитану с невеселыми глазами. – Ты у нас зоркий сокол и мастер по верхам скакать. Бери двоих, идите над нами по правому склону, вперед посматривайте, хорошо? – Дундуладзе указал на гору. – Слева, там стенки одни. Хрен кто пройдет. Только аккуратно. Судя по карте, впереди большой участок редколесья. Постарайтесь духов узреть. Важно понять, насколько далеко они вперед ушли…

Через некоторое время Воронихин сообщил, что бандиты замечены. Идут быстро. Сколько всего, неизвестно. Успел увидеть троих, пока не скрылись.

– Вызываем вертушки, чтобы отутюжили их? – спросил командира группы.

– Нам Юсуф Дагестанский живым нужен, забыл?

– Ах, черт! Точно.

– Возможно, они ментов видели, – задумался вслух Дундуладзе. – Догадались, те шухер поднимут, так что сваливать быстрее надо… Если они окажутся на том перекрестке, за перевалом, раньше Бандераса, считай, ушли. „Пэпээсник“ сказал, там троп много, а лес густой.

– Елки-палки, лес густой, Степа ходит холостой, – в задумчивости пробормотал прапорщик Тимчук.

– Когда с тобой это было? – отреагировал походя Дундуладзе. – Отец-героин троих детей!

– Живущих по чужим углам, – пробормотал с той же интонацией Тимчук. – Хоть не в Москве, в Подмосковье свой уголок дали бы… Доживу ли?

– Покаркай еще мне! – рявкнул Дундуладзе беззлобно. – Нам надо их догнать. Ускоряемся, мужики!..

– Вперед, ребята! – отдал команду контрактникам прапорщик Тимчук. – Шагаем тихо, но быстро!

– Армейская служба полна парадоксов! – отреагировал тихонько кто-то из контрактников.

С Бандерасом связи не было. Горы экранировали. Дундуладзе размышлял, как действовать, когда настигнут бандитов. „Редколесье нужно будет пройти аккуратно. Те ведь не дураки, назад оглядываются. Надежда на Ворона с его оптикой, если что… Нам бы втянуть их в бой слабой интенсивности. Хватать за ж… как лайки – медведя, но самим не подставляться, тогда Бандерас, может, и успеет. Ворон бы сверху их ряды проредил малость, чтобы там, за перевалом, мужикам работы меньше осталось…“

Дальше Александр не сразу понял, что произошло. Пара часов монотонного движения вперед и вверх немного убаюкали чуйку. „Вот, кажется, прогал впереди?“ – увидел он. Степа Тимчук – они с сапером впереди шли, тропу разведывали, – возвращался, рукой махнул… И вдруг на тропу между ним и Тимчуком упало что-то. Граната!

– Граната прямо!!! – кричит Александр, падая вперед, закрывая голову руками.

Вспышка!!! Взрыв!!! Александр перекатывается в сторону, вскидывает автомат. Еще взрыв! Еще! Затем – шквальный огонь!!! Крики: „Аллах акбар!“ Дундуладзе увидел, как один, другой падают его солдаты.

– К бою!!! – заорал, слыша свой голос, будто через подушку.

На них напали с фланга, сверху, оттуда, где, как он полагал, находится капитан Воронихин. Засада! Где Ворон?!!

Дундуладзе видел, как скосило пару бородатых, сунувшихся вперед. Нет, наши не спасовали, никто не побежал, конечно. Тут не желторотые собрались! Контузия, снижение слуха, ватная голова – его страх притупился, будто у пьяного. Пошла потеха, мать их!.. Стрелял четко в цель. Лично свалил одного, другого… А пули, выпущенные по нему, просвистели очень близко. И камень посекли, к которому он прижался плечом. Грохот, крики, стоны, мат! Сложно найти рай на земле, а оказаться в аду – как два пальца об асфальт. Но страшно потом станет, сейчас бояться было недосуг!..

Бой закончился так же внезапно, как начался. Прозвучали два выстрела из СКС в отдалении.

– Свои идут! – услышал затем голос капитана Воронихина. У Дуни возникло большое желание вставить пальцы в уши и потрясти. Понимал – не поможет.

Сергей Воронихин, среди своих – Ворон, не мечтал с детства о карьере военного, все решил случай. Или Судьба, как угодно. Во дворе его детства имелась проблемка, знакомая многим пацанам. Имя ей – шпана. Мимо компашки хулиганов, подопечных детской школы милиции, имевших связи со взрослыми отпетыми личностями, пройти спокойно нельзя было. Те же постоянно ошивались во дворе. Курили табак, потягивали „бормотушку“ – „портвешок“. Играли в ножики, в пуговицы, в карты или в трясучку. Бренчали на гитаре, ныли песни, сочиненные зоновскими терпигорцами. Каждый нормальный пацан старался обходить их стороной, чтобы не быть униженным, да еще „ошакаленным“ на мелочь, что родители дали на мороженое. „Эй, ты, а ну сюда иди. Дай-ка пятнадцать копеек. Нет? А по хлебальничку! Если найду!..“ – такое и Серега слышал не раз. И подходил. И деньги отдавал. Стали бы обыскивать, шарить по карманам, было бы еще больше стыдно. Он понимал, что смелый парень на его месте дал бы отпор. Только где они, смелые? Что-то он не видел, чтобы кто-то давал отпор. Не связывались. Эти же, они – шпана…

Перед восьмым классом Сергей все лето провел за городом. Был в пионерском лагере, потом – в деревне. А еще и на море ездил, к родне, с матерью. Дядька подарил ему настоящий офицерский ремень. Посмеиваясь, научил, как им пользоваться, в случае чего… Вернулся домой Сергей накануне первого сентября. Его не узнавали ни соседи, ни знакомые: „Как вырос! Как возмужал! Какой загорелый!“

Он напрочь забыл о существовании опасного отребья и вдруг, идя через двор, услышал:

– Эй, Ворон! Ни хрена ты свечу дал! А ну, ходи сюда.

Трое жиганов с гитарой пристроились на знакомой скамье посреди двора. Среди них самый страшный – Толян Мохонцев по прозвищу Махно. Кличкой своей он, кажется, гордился.

Вслед за волной старого страха, ударившей в грудь, у Сергея в душе вдруг поднялось возмущение. Хватит! Больше он им не дастся.

– Тебе надо, ты и подойди, – ответил, зло улыбаясь. Постарался, чтобы голос его был спокоен. Остался стоять на месте.

– Что ты сказал?! – Махно искренне удивился. – Вы слышали, пацаны, что птенчик пропел?

– Ни хрена себе! – тут же басовито поддержала его одна из шестерок.

– Оборзел! – поддакнула вторая.

– А ну, подержи. – Махно отдал гитару и, неторопливо поднявшись со скамьи, вразвалочку пошел на Сергея. Остановился в шаге и, глядя снизу вверх так, будто смотрел сверху вниз, попросил вкрадчиво:

– А ну повтори, что ты сказал? – И, кривляясь, подставил ему ухо.

Сергей вдруг увидел все в комическом свете. Как они умеют на понт брать, эти архаровцы! Еще пальцем не тронули, а ты уже должен бояться.

– Да пошел ты! – усмехнулся Сергей и легонько, как бы в шутку, толкнул в плечо не кого-нибудь, а самого страшного, ужасного Махно! А потом повернулся и пошел себе дальше.

– Стоять! – рявкнул тот. Сергей замер. И с выражением усталости на лице повернулся к нему. Мол, ну что тебе еще?

– Вы видели, пацаны? Он меня толкнул только что? Он на меня руку поднял? – Махно снова вплотную подошел к Сергею. Опять пошла „психология“.

– Махно, ты это стерпишь? – подлил масла в огонь сучонок-приспешник.

– Ты кого толкнул? – Махно не спеша поднес руку к новой, синей в клеточку, рубашке Сергея и не спеша стал сминать ее ткань, сжимать в кулаке.

– Сколько у тебя проблем, оказывается, Махно, – удивился Сергей, сам от себя не ожидая такой смелости. – Ты, кроме того, что глухой, еще и непонятливый.

Он взял Махно за запястье своей левой рукой. Рука у Махно была сильная, ничего не скажешь. Не пропил еще здоровье до конца.

Они ударили друг друга почти одновременно – Махно чуть раньше. Пошло махалово, перемежаемое захватами! Сыпались удары, рвалась одежда, Сергей был выше ростом, но Махно тяжелее, здоровее. Сцепившись, они рухнули на песок. Бандит ударил его лбом в переносицу, Ворон ударил того еще сильнее, хотя никогда прежде так не умел. Ударил по принципу – как ты меня, так и я тебя! Казалось, расшиб себе голову об этого гада, но тому крепко досталось. Они снова вскочили на ноги. Обоих уже мотало, и тут за Махно вступились шестерки. Один ударил Сергея ногой справа по ребрам. Каратист из подворотни! Другой – кулаком в скулу слева. Сергей отступил, но устоял на ногах. Махно тоже тяжело дышал. Легкие-то прокурил, сука! Шестерки встали по бокам от главаря. Сейчас навалятся вместе. Они думали, Сергей побежит? Не-ет! Он вытащил ремень из джинсов. Захлестнул петлю на руке, как дядька учил, и кинулся на них. Первым получил тот, что в скулу его ударил. Хорошо получил! Сергей рассек ему лицо – шрам будет. Потом – Махно. Тот увернулся, но получил пряжкой в плечо. Третий прикрылся рукой и взвыл, когда латунная пряжка ударила его по кости. Сергей, войдя в раж, продолжал хлестать – только ремень свистел в воздухе. Он ни в кого больше не попал, потому что они отступили, вереща обычное в таких случаях: „Еще встретимся!“ Сергей ничего не кричал. Только дышал тяжело. Его трясло. Вдруг чья-то рука взяла сзади под руку. Он дернулся – подумал, что „махновцам“ подмога с тыла подоспела.

– Тихо, тихо! – услышал мужской голос. – Успокойся, джан!

Перед ним стоял мужчина в военной форме. Сергей узнал районного военкома, подполковника Гаспаряна.

– Ты молодец, мужчина! Я хотел вмешаться, но ты справился и сам… Стой-ка. – Подполковник достал чистый платок из кармана, хотел вытереть ему лицо.

– Спасибо, не надо. Я умоюсь сейчас. Живу тут. – Сергей указал на свой подъезд.

– А! Так эти подонки тебя еще и в своем дворе хотели унизить? Ну, ты им показал, что хозяин на своей земле, – он так и сказал про его двор: „Хозяин на своей земле“.

– Знаешь, быть может, это был самый главный бой в твоей жизни! – продолжил военный. – И ты его выиграл. Да, да…

Подполковник Гаспарян узнал Сергея, когда пришло время призыва в армию. Спросил, где служить хотел бы?

Так Сергей Воронихин оказался в десанте. Потом поступил в училище ВДВ. Выяснилось, что он, оказывается, может метко стрелять. Причем не сигареты – курить еще на срочной бросил, чтобы дыхалку не портить. Вот и думай в итоге, что это, случай или судьба?…

– Одного я снял, – отчитался капитан Воронихин, подойдя. – Остальные ускользнули.

Группа собралась вместе. Кроме тех, кто остался лежать на тропе. Требовалось прийти в себя после схватки. Помолчать.

– Контрактники – Панов, Сергушин… – подытожил потери Тимчук. – Еще один тяжелый – Иванов. И Масленикова в руку зацепило… – У тебя, командир, смотри – щека… и рука…

Александр даже не почувствовал. Осколками посекло.

– Фигня, – сказал.

– У духов пятеро в преисподнюю отправились. Юсуфа Дагестанского среди них нет.

– Которого я снял, тоже не он, – заверил Воронихин. – Юсуф – здоровяк, а тот длинный был, доходяга. Как мимо него не промахнулся – сам удивляюсь? Мастерство сказывается…

– Хвалы мене, губынька, а то до ушей раздеру! – оценил юмор капитана прапорщик Тимчук. Произнес, правда, не весело. Нечему веселиться было.

Степа Тимчук считал, армия для него – как счастливый лотерейный билет в жизни. В своей деревне он никаких перспектив не видел. Работы нет, из развлечений только самогонка да драки за клубом после танцев. Ну, драться, допустим, он умел, да что толку-то, по большому счету? Невесты свои все наперечет, каждая не по одному жениху уже поменяла.

Нет, есть люди, которые могут свое подсобное хозяйство поднять на небывалый уровень. Было – вилы, стало – вилла! Этим можно жить, он не спорил. Но – с кем жить? Голова у него не пустая была, – при этом трезвая. Не в смысле отсутствия алкоголя в крови, это само собой, не считая праздников, в смысле – суждений. Ждал призыва в армию, как иные – Нового года. Парень крепкий, попал в „войска дяди Васи“. Как и хотел, если честно. Сразу для себя решил, что будет оставаться на сверхсрочную.

В армии любят деревенских толковых парней, кто работы не боится. Городские пацаны – они хорошие, душевные, их мамы, папы лелеяли-холили, пылинки сдували, только их всему учить надо на каждом шагу в близких к природным условиях… Такие же, как он, Степа Тимчук, парни из деревни, что привыкли работать сызмальства, – отдушина для командира. Все на лету схватывают, насчет обустройства быта в любой обстановке.

 

А тут еще дочка старшего делопроизводителя, Людмилы Ивановны, ну такая лапушка! Вот девчонке подфартило – мать в армии служит! Одна по жизни, без мужа, и дочка с ней везде. А куда ей? Учится в училище на повара. Хорошо, часть от города недалеко стоит. Степа Тимчук только из-за Лапушки бы на сверхсрочную остался! Мать, видя, что и дочка на Степу запала, стала приглядываться к жениху, в гости пригласила. Пришел Степан, глянул хозяйским глазом, даром что молодой, – в квартире кран подтекает, штукатурка с потолка сыплется. Степа кран починил, потолок отштукатурил, побелил… Зачет!

Предлагали ему в училище поступать, но не стал. И в знаниях школьных не был уверен – не сказать, чтобы учился слишком хорошо. Но это ладно. Можно было бы подтянуть знания. Главное, Лапушку свою не мог бросить. С тех пор вместе. Ждет его. Троих детей настрогали. Старшего пацана и двух девчонок-двойняшек следом.

Спросили бы Степу, кого он защищает, бегая по горам с автоматом? Он бы постеснялся вслух ответить. Про себя же знал: защищает свою Лапушку, страну свою и… свою армию, которую любит. Смешно вроде – армия сама и есть для того, чтобы людей, страну, землю свою защищать. Но кто же ее, армию, защитит? Он так чувствовал свою ответственность. Потому как звездный час свой он в армии встретил! Кто хочет – может ржать… Квартиру вот только все не дадут никак. Лапушка вздыхает. Но дадут ведь, обещали. Надо только немного подождать…

– Вертушку надо вызывать… Выходит, обыграли они нас, суки? Показались, чтобы мы за ними погнались? А тут – засаду оставили. Как же ты не обнаружил их? – упрекнул Воронихина Дундуладзе.

– Как их обнаружишь? Тихо, как мыши, сидели. Мы выше по склону шли. Ниже, перед зеленкой, где они засели, – осыпь. Нога на мелких камнях едет, как на колесах. Они, получается, как раз между нами и вами затаились, чингачгуки гребаные!

– Шли бы вы ниже осыпи – прямо на них вышли бы, – заметил Тимчук. – Повезло вам нынче…

– Пацанам-контрактникам не повезло, – тихо сказал Ворон.

– Ничего, мы с них скальп снимем еще! – зло пообещал Дундуладзе. – Нужно площадку для посадки посмотреть. Отправим наших двухсотых, трехсотых и дальше пойдем. Как считаешь, – спросил Воронихина, – те трое, которых ты засек, будут своих ждать?

– Думаю, да. Целью засады, очевидно, было нас остановить. Они и остановили. Теперь на рысях своих догонять помчатся.

– Ну и мы, стало быть, свою задачу выполнили. Задержали их. Пока соберутся вместе, Трофимов должен успеть приготовиться. Мы встретим тех, кто от него побежит. Если таковые останутся.

Майор Николай Трофимов по прозвищу „Бандерас“ дал команду:

– Шагом марш! – Увидел, как ждал ее молодой „пэпээсник“.

– Что, выдохся, коп? – подколол пацана.

– Да ладно, – отозвался парень. – Мне за праздник побегать. – Хотя шел теперь язык на плечо, точно на круге гончая после полудня, которая зайца подняла еще с утра. – И не коп я, а мент, с вашего позволения, господа головорезы!

– Шутишь? Молодец. Думал, вы там, в своей ментовке, дальше чем за пивом не бегаете!

– Я пиво вообще не пью, – возразил парень.

– Извини! – сказал майор, думая, что речь идет о вере.

– Только коньяк, – уточнил собеседник Бандераса.

– Чтоб я так жил! – воскликнул майор Трофимов.

– Чтобы мы усе так жили! – поддержал прапорщик Коловратов, подражая голосу Анатолия Папанова. Паренек из патрульно-постовой службы бежал, а теперь – шагал, как раз между ними.

– И бегать никуда не надо, – продолжил приятную тему парень. – Дядя на заводе в Дербенте работает. Так что напиток сей в доме не переводится.

– Думал, ты скажешь, не пью вообще, потому как непозволительно, – решил все-таки разобраться майор Трофимов.

– У меня и отец, и дядья, все пошли по партийной линии в свое время… – правильно понял „мент“…

– А-а!

– …И я, типа, следом за ними, насчет идей. Та партийная линия давно кончилась, а я все иду…

– Веселый ты парень… Как звать тебя?

– Дима.

– А я – Николай. Восстановили дыхалку? Бегом ма-а-арш!..

– Теперь я понимаю, почему вы – в кроссовках, а не в берцах, – во время следующего „шагом-марша“ говорил Дима-„пэпээсник“.

– А то! – соглашался Бандерас. – Это наши старшие братья, а кому – отцы, еще в Афгане поняли. С тех пор – такая послабуха по части дресс-кода… В берцах – строевая подготовка… Бегом ма-а-арш!..

Мать Николая Трофимова не уехала с отцом ее будущего ребенка, студентом из Гаваны, на его родную Кубу. Он, впрочем, и не звал, поскольку не знал о ее беременности. Ей было уже тридцать четыре. Она окончила институт, имела хорошую работу, с личной жизнью вот не сложилось как-то. Наверное, слишком много хороших книжек прочитала, к людям излишне требовательна была… И вдруг такая романтическая история! Познакомились на дне рождения бывшей однокурсницы. Та была не просто умная, но еще и блатная, теперь преподавала в „Лумумбе“. Себе там, кстати, тоже кубинца отхватила – так, чтобы не зачахнуть. Замуж ее за моряка угораздило выйти, который дома по девять месяцев не бывал. За такой срок не то что адюльтер закрутить, человека нового сделать можно!..

Сыну повзрослевшему она рассказывала о своей юности с такой тональностью, что все в руках всевышнего. Главное, что в результате ее „исканий“ он на свет появился! И это стоит всех глупостей его беспутной матери в юности! Коля не знал, если его мать, доктор юридических наук, беспутная, то кто тогда путный? Мать любила повторять из „Евгения Онегина“:

 
Блажен, кто смолоду был молод,
блажен, кто вовремя созрел!
Кто постепенно жизни холод
с летами вытерпеть умел.
 

Коля занимался парашютным спортом. Окончил институт физкультуры в Краснодаре. На летном поле познакомился с Эльзой Нунбаевой. Она была чеченкой, училась в мединституте. Отца у Эльзы не было, а мать, давно уже ставшая коренной краснодаркой, не имела ничего против того, чтобы дочь вышла замуж за русского. О вере вопрос вообще не стоял. Главное, чтобы любили друг друга!

Эльза уехала как врач в Чечню на три месяца и исчезла. Перед расставанием она сказала ему, что беременна. Он был на седьмом небе от счастья! Уговаривал не ехать на историческую родину, где стало так опасно. Врачи-коллеги, что вернулись, не знали, что с ней произошло. Пропала без вести.

В милиции на него посмотрели, как на идиота. Заявление примут, конечно, сказали, поскольку обязаны. Но как он себе представляет – искать человека в Чечне? Когда там новая война назревает?

Николай любил. Он не представлял себе, как он будет жить без Эльзы? Он пошел в военкомат заключать контракт. Только на Кавказ, никак иначе. Личный мотив озвучивать не стал. Понимал, военкому это не понравится. Говорил, хочет заработать денег приличным, по его мнению, для мужчины способом. Друзья все бухают, а он так жить не может.

Мать Эльзы боялась, что дочь похитили родственники. Они и ей угрожали: дочь шлюхой вырастила! Сама – такая же! Поэтому Николай навестил их в первую очередь, несостоявшихся родственников их с Эльзой будущего ребенка. Вместо дома воронку увидел…

За время своего пребывания на Кавказе он нашел многих людей. От некоторых, правда, – лишь след… Но свою Эльзу так и не нашел. Не всегда встречал понимание. Один конфликт в военном госпитале едва не стоил ему звездочек – хотели понизить в звании… Его давно уже никто не называл „пиджаком“, как всех, кто в армию пришел не после военного училища. Тем более – в элиту, в ВДВ! В спецназе ГРУ лишнее отсекают сразу. Главное, чтобы дело умел делать. Он вроде умел. На личной жизни только крест поставил. Эльзу свою он не нашел, все остальные были ему на одно лицо. В принципе, с любой можно. Он был хорошим, веселым парнем, девушек не обижал, старался быть честным, ни одной ничего не обещал, не врал. Он готов был дружить – вот самое лучшее слово. Плюс то, что надо мужчине от женщины, а ей – от него. Времени на „дружбу“ только маловато оставалось. Работы много…

Рейтинг@Mail.ru