Сергей Юрьевич Личис
Донские рассказы
«Обида в радость»
Думаю, каждому из нас в нашей жизни приходилось ругаться! Тем более, когда действительно, перед тобой человек не прав, и ты к нему по доброму, обратился и попросил его о том, что по справедливости он действительно должен сделать для тебя. Но в ответ ты слышишь, как он кричит громким голосом, что устал, и пошел ты на …, со своими всякими просьбами. А ты знаешь, что он должник перед тобою, и вместо того, что бы просить извинения, за причинённые им неудобства тебе, он посылает тебя открытым матерным текстом. Затем кладется трубка. А ты осознаешь, что этот человек, твой давний друг. Что он друг детства и что за всю прожитую жизнь с ним приходилось и делиться хлебом и быть вместе и в радости и в горе. И ты спрашиваешь Бога. – Что мне делать? И получаешь ответ! – Нужно делать все с Любовью и терпением. И ты, перебарывая всю злость в себе, идя вопреки скандалу, перезваниваешь ему и говоришь; друг, я понимаю, что ты сейчас очень устал, а я не во время позвонил тебе, поэтому прошу тебя, ты прости и извини меня за это, но давай поговорим об этой проблеме, когда ты отдохнешь! Хорошо?
– Хорошо! – слышишь ты в ответ. После чего ты говоришь, – ну ладно, давай пока! Хорошего тебе вечера!
Вы, наверное, себе представить не можете, как же становится вам легко! Вы просто взлетаете и парите! Вы наслаждаетесь всем происходящим и благодарите в воем сердце, в своей душе и устами Бога!
Но на следующий день, тебе раздается звонок от этого самого друга детства, и ты поднимаешь трубку и тебе он, что то говорит тихо и не внятно, что ты понимаешь, только последние его слова, – …тот человек, он, это сделает для тебя! После этого, кладется трубка. Ты, еще не понимаешь, что тебя опять послали на те же три буквы, но в боле мягкой форме. Начинаешь набирать ему, но он не отвечает. Ты делаешь это еще раз, но подобное действие повторяется. Тогда, ты сначала, опять злишься на него и осуждаешь, потом злишься на себя, а через какое то время, ты понимаешь и разочаровываешься, так как ты потерял друга! И цена то этому пустяк! И тогда, ты опять оборачиваешься к Богу и говоришь; – да Господь с ним, значит, он и не был мне никогда другом. А то, что он мне должен, пускай останется с ним. И Бог, в свое время напомнит ему о его поступки, а ты, не отходи от Любви Божьей! И если, этот «друг» детства, когда-нибудь встретиться, ты не отворачивайся от него, но по здоровайся с ним, и иди дальше с Богом! И не осуждай этого человека, а постарайся оправдать его, – мол, что он был злым, что сильно устал. И даже еще раз попроси у него прошение за все плохое, что ты сделал ему. А Бог, будет нам всем в помощь!
«Печка»
Как хорошо, когда есть печка, особенно зимой! Лежишь рядом с ней, на улице пурга, метель, а ты лежишь и слушаешь, как в трубе гуляет ветер. Завывает в трубе, а огонь от этого начинает колебаться внутри печи. Выключишь свет, и по побеленным, деревенским стенам дома, ты видишь, как мерцает он. Во всем доме тишина, только слышно как горит огонь, гуляет ветер, да щелкают дрова. Ты как бы сливаешься с этим происходящим и думаешь, – а много ли нужно человеку для счастья? Люди в суетном мире спешат куда-то, гонятся за чем-то, думая приобрести чего-то полезного, что успокоит душу. А ты тут лежишь, ничего не делаешь и внутри тебя и вокруг, – гармония, тишина и неописуемый кайф, казалось бы, от самых простых вещей. Тебе хорошо, и такое ощущение, что тебе больше ничего и не нужно, что все есть у тебя! Как же хорошо, что есть печка!
«Пурга»
Начиналось все с небольшого снегопада. Не большой морозец, падающие крупные снежинки. Все это напоминало мультфильм «Жил был пес». Это было днем и так продолжалось где-то около часа. Затем хлопья снега стали падать на землю больше и сильнее. Стал потихоньку заигрывать ветер. Буквально на глазах стали вырастать сугробы. И так продолжалось еще часа два, пока ветер не усилился. Дороги стало заносить снегом, людей уже в нескольких шагах можно было не увидеть, а окна в доме залепило снегом так, что оставалось только небольшое пространство, откуда можно было наблюдать за этим прекрасным и в то же время для кого-то опасным и восхитительным зрелищем. День зимой короток и стало сначала смеркаться, затем вовсе стемнело. За темнотой, уже почти не стало видно никого и ничего, только слышно было, как в ветвях деревьев гуляет ветер и как глядя на горящий фонарь, сильно мела зимняя, холодная и великолепная метель.
«Девушка»
Как-то довелось мне увидеть девушку, которая с виду была недурна собой. Немного пообщавшись с ней, не помню о чем, я предложил ей познакомиться. Было уже время позднее, и я попросил у нее mail для того, чтобы написать ей стихи. Будет, наверное, очень громко сказано, но она мне понравилась до такой степени, что я ей решил написать стихи и таким образом как-то завязать нашу дружбу. Я просто был ошеломлен ее видом и, придя домой, я начал писать.
Я начал писать, как только увидел ее, как подошел к ней. Прекрасные, огромные, выразительные, как бы горящие, бездонные глаза. И всмотревшись в них, я как бы погрузился в глубину всего прекрасного, как бы вошел внутрь ее, как бы слился с нею и прибывал в ней! О это чувство, оно прекрасно, лишь только полностью войти бы мне в нее. Минуя эту оболочку и провалившись как бы в пропасть, я очутился бы внутри нее. Я стал парить над этой бездною глубинной, я как бы падал и взвивался ввысь, летал, краев ее не чувствовал. Я не касаясь, парил и падал, и опять взлетал! И дух захватывал внутри меня, насквозь пронзая, я чувствовал, дыханьем замирая, какое-то блаженство как бы рвется у меня из глубины. Такой восторг, как будто бы на русских горках ты, катаясь, взлетаешь, падаешь, летишь! Внутри тебя, как будто что-то плещется приятными волнами, туда-сюда, то вверх то вниз. Потом ты, как бы кувыркаясь в бездну быстрым паденьем, летишь. О, как прекрасны твои же глубины, как, в общем-то, и все твои прикрасы, но это только ощущенья, и как прекрасны все мои мечты. И что к тебе меня так тянет, я не знаю? Какой-то внутренний огонь, иль страсть? Опять я падаю и вновь взлетаю, когда лишь только начинаю о тебе мечтать! Приятно быть единым с тобой, с природой, с вселенной, с гармонией и красотой, но Кто дает нам эти чувства, ощущенья, не могут же они быть сами по себе откуда-то взяты? Ведь, если ты посмотришь на предметы, ты не увидишь в них «глаза». И внутренне ты в них не побываешь, а значит, нет в них то, что есть за гранью твоей мечты?! Ведь ты не влюбишься же в камень? Хотя и камень можно полюбить. Но камень, он всего лишь камень, и глубины прекрасного внутри его не может быть!
О, это чувство, кажется, оно лишь только Свыше! Нельзя ведь камню написать стихи, стихи ты пишешь тому, кто ближе, а камню какие могут быть стихи?
И вот хочу понять я, разобравшись, ведь есть, наверно, Тот, кто написать стихи дает? Ведь Кто-то нам дает все эти чувства! Тому же камню, они ведь не даны!
Друзья, давайте с вами разберемся, подумаем над этим же все мы. Ведь в жизни многое на нашу голову чего еще придется. Кому же верить и обращаться будем мы?
А девушка, ну что ж, она свободна, красивая она, и ей одной из всех нас выбирать. Я только лишь раскрыл свои ей чувства, ощущенья. Талант, наверное, дан мне, его б не потерять.
И все же, может быть, начнем мы верить в Бога? До этого всего стихов своих не мог я написать! Девицам скажите своим, гораздо лучше, уверен я, единственная ваша будет только лишь о вас мечтать!
«Гладиатор»
Заполнены трибуны до отказа. Я слышу, как они ликуют, как им охота зрелищ. Но сами они не ведают, что они хотят! Они никогда не были на месте хотя бы одного из нас. А вы сами читатели, задумывались, когда-нибудь, что чувствует человек перед выходом на арену? Вы когда ни будь задумывались, что творится за ареной, за ее кулисами? Как бьется сердце у того, кто предстанет сейчас пред вами, зрители? Как проходят тренировки? Как проходит последняя ночь перед боем? Как ты стоишь перед завесою, которую сейчас откроют, и ты выйдешь? Вот она, последняя минута! Она тянется, как будто перед тобой проходит целая эпоха, вся жизнь. Она тянется долго-долго. И ты знаешь, ведь тебе сейчас придется или убить, или быть убитым! Секунда, другая, третья, перед глазами проходит вся твоя жизнь, и какие были неурядицы в твоей жизни, они кажутся тебе просто мелочью. Все ссоры ты готов их просто простить и забыть, ведь сейчас тебе придется совершить бой, где кто-то из нас останется жив, а кто-то умрет!
Ах, люди, насколько же жестоки вы! Никто из вас на нашем месте не был, а вам охота крови. О, если бы кто-нибудь из вас, сейчас бы побыл на одном из наших мест. Здесь. Тогда вряд ли он сейчас сидел бы на трибунах, желая видеть чью-то смерть!
Дук – дук – дук, так громко бьется сердце! Громко и медленно! Минута тянется! Дыхание все глубже и дольше, как словно дыхание быка – медленное, глубокое и тяжелое. В эту минуту замирает жизнь, словно перед тобой целая вечность, но и здесь же ты осознаешь, что возможно это и есть последняя твоя минута в этой жизни. Ты никого не слышишь и не видишь. Мыслей как будто бы их нет. В конечностях что-то похожее на усталость и слабую, ноющую, но чем-то приятную боль. И все так медленно, медленно движется……….
БАМммм…..!
Распахнулась завеса, пред тобой тысяча людей, орущих как звери. Шаг, еще один, ты должен показать зрителям, насколько ты силен, и тем самым как бы запугиваешь своего противника. Глупость, какая же эта глупость! А эти звериные, обезумевшие лица, в них совсем нет ничего человеческого. Они, как сбесившиеся звери, брызгают слюной, как бы готовые наброситься на кусок хлеба, как будто бы голодные. В их глазах безумие!
У моего противника кинжал и булава, у меня меч и щит. Мы как заколдованные друг другом, смотрим друг другу в глаза, двигаясь медленно по кругу. Вот я вижу, что он отводит руку с булавой назад и жду, когда он будит наносить удар ею. Вот его рука пошла медленно назад. Он хочет обхитрить меня, не показывая, что он руку отвел для замахивания. Мы продолжаем еще двигаться, смотря друг другу в глаза. И вот рука его пошла вперед, я пригнулся, закрывая голову щитом, булава со свистом прошла над моею головой. Его развернуло, и он чуть было не подставил мне свою спину, но его булава упала вниз и он, полностью развернувшись, подставил мне свое правое плечо. Не торопись, говорю я сам себе, дай ему запыхаться и устать. Он выпрямился, и мы опять встали в стойку, повторяя тактику движения по кругу. Рука его опять завелась за спину, и он хотел было повторить свой удар, но видно, хотя перехитрить меня, он направил свой удар снизу, и я, не успев подставить свой щит для защиты, почувствовал мощный удар. Меня чуть отнесло назад. Затем его удар сверху. Я увернулся. Опять его удар сбоку. Затем с другого бока. Я закрылся щитом, но его булава была настолько тяжела, что, когда я уворачивался, подставлял щит, моя рука чуть соскользнула со щита, и он выбил его. Я остался только с мечом. И так, еще один его взмах с одной стороны, еще один взмах с другой стороны. Я уворачивался. Так еще последовало два раза. Я оступился и упал. И вот я увидел, как огромный шар булавы летит на меня сверху. Я подкатился под его ноги, и противник упал, оставляя свою булаву, и выставив, перекатившись на спину, свой кинжал. Я резко встал, перепрыгнув через него, взял в руку его булаву и ударил ею ему по руке. Его кинжал вылетел. Он остался без оружия, успев лишь только приподняться на колени. Я смотрю ему в глаза. Он умоляет, прося меня, «не надо, не делай этого!». Я весь наготове для того, чтобы нанести свой смертельный удар и убить его. Трибуна же кричит и показывает свой большой палец вниз. Встает император и гордо поднимает свою руку ладонью вверх, затем складывает ладонь в кулак, ведет руку параллельно арене и обращает большой палец вниз!
Но что это? Я чувствую в себе огонь, «говорящий» мне – не делай этого!
Перед тем, как мне попасть сюда, меня пригласили в катакомбы на собрание людей, о которых много говорили, для всех они были загадкой, они именовали себя церковью. О, сколько же мне дано было познать там! О, сколько же я вынес оттуда хорошего! Меня крестили там, в месте именуемом на греческом языке бабтистерий. Римляне долго искали нас, но не находили. У нас был свой пароль в виде рыбки. Когда мы встречались друг с другом и начинали общаться, один из нас чертил дугу на земле, а второй дополнял ее, чертя другую – так получалось что-то похожее на рыбу. В это время в Риме случился пожар, и христиан обвинили в поджоге, который мы не делали. Воины решили сделать набег на катакомбы, истребляя всех, кто был в то время хотя бы рядом с нами. Меня не хотели сразу убивать, увидев, что я упорно сопротивлялся, они пленили меня. И вот я здесь!
Лица сидящих в цирке громко ликовали, было видно их озверелые, бешеные лица, которые кричали; – убей, убей!
